Участие «сил самообороны» Японии в военной миссии многонациональных сил в Ираке в 2003-2006 гг

Военно-политическая доктрина Японии в последнее десятилетие прошлого и первое десятилетие нынешнего века претерпела принципиальные изменения. В сравнительно недолгий срок японское государство распрощалось с принятыми для себя после Второй мировой войны принципами пацифизма, превратившись в одну из ведущих военных держав, способную и не отвергающую возможность использовать свой силовой потенциал за пределами собственных границ, причем не только в целях самообороны.

Этот процесс, начавший набирать обороты после распада СССР и, соответственно, исчезновения двуполярной системы, т. е. фактически, после окончания «холодной войны», в свою важнейшую фазу вступил после произошедших на территории США террористических атак 11 сентября 2001 года: именно эти события подтолкнули Японию к скоротечному и окончательному отходу от фактического соблюдения не только духа «мирных положений» японской конституции, но, и конкретных ее положений, указывающих в статье 9, что: «Искренне стремясь к международному миру, основанному на справедливости и порядке, японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров. Для достижения цели, указанной в предыдущем абзаце, никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другие средства войны. Право на ведение государством войны не признается"1.

Отправив военнослужащих «сил самообороны» в Ирак, Япония разместила свой крупный воинский контингент за пределами собственной территории, в стране, где велись боевые действия — впервые после окончания Второй мировой войны, что ознаменовало ее окончательный отход от положений прежней военной политики, от так называемой Доктрины Ёсиды, предполагавшей приоритетное внимание экономическим аспектам развития государства, а не военно-дипломатическим. Новая военная политика Японии, окончательно оформившаяся в итоге иракской миссии «сил самообороны», предполагает для Японии новые геополитические цели и задачи, однако, вместе с тем, ставит перед этим государством новые вызовы и подвергает его новым значительным угрозам.

В этой связи, по мнению автора, особое значение представляет анализ внутрии внешнеполитических процессов, которые произошли на протяжении последних 15−20 лет и в первые годы нового XXI века (в особенности в 20 042 006 гг., когда сухопутные «силы самообороны» непосредственно находились в Ираке) в области внешней и военной политики Японии. Вопрос формирования новой военно-политической стратегии превратился в один из ключевых в политической повестке дня Японии, один из наиболее актуальных и спорных в контексте внутриполитической борьбы в этой стране, а также в один из важнейших факторов, оказывающих влияние на формирование новой архитектуры безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР).

Актуальность исследования определяется и тем, что новая военная политика Японии, оформившись, в ближайшее время так или иначе будет эволюционировать, трансформироваться, реагируя на стремительные геополитические процессы как в АТР, так и в мире в целом. Определение вектора указанных трансформаций представляется крайне важным для правильного формирования современной политики России в АТР.

Цель исследования — изучение изменений во внешней, военной и внутренней политике Японии на фоне ее участия в операциях многонациональных сил в Ираке в 2003;2006 гг.

Цель работы предопределила постановку и решение следующих задач: • провести многоаспектный анализ сформировавшейся в начале XXI века военно-политической стратегии Японии;

• выявить ключевые изменения военной политики Японии, произошедшие в указанный хронологический период, в том числе в связи с отправкой японских военных за рубеж;

• определить степень значимости названных изменений, их воздействия на формирование внешней политики Японии и на формирование архитектуры безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе;

• выяснить восприятие указанных изменений японским обществом;

• спрогнозировать на основе сделанных выводов дальнейшие вероятные изменения в военно-политической стратегии Японии и геополитическое воздействие этих изменений на мировую политику, политику в АТР и внешнюю политику РФ.

Хронологические рамки исследования охватывают период, выходящий за рамки собственно участия «сил самообороны» Японии в операции многонациональных сил в Ираке в 2003;2006 гг. Непосредственно отправка крупного воинского контингента за рубеж, на территорию, где велись активные боевые действия, стала реальным итогом довольно длительных внутрии внешнеполитических процессов. По мнению автора, старт этим процессам был дан в начале 90-х годов, когда с распадом СССР исчезла биполярная система и началось строительство нового миропорядка. Анализ этих процессов в работе представляется обязательным. Таким образом, хронологические рамки работы включают в себя последнее десятилетие XX века и первое десятилетие XXI века.

Объект исследования — военно-политическая стратегия Японии после окончания «холодной войны». Предмет, исследования — внешняя и военная политика Японии в начале XXI века на примере участия японских военнослужащих в операции многонациональных сил в Ираке (2003;2006 гг.).

Методологическую основу данной работы составляет, в частности, метод историзма, методы исторического анализа, в том числе сочетание исторического и логического анализов, мысленный эксперимент, получение первичной информации о политических фактах — использование социологических опросов, анализ документов.

Источники исследования, на которых основана диссертация, могут быть разделены на три группы: (1) официальные, (2) сообщения мировых информационных агентств и японской периодической печати, (3) альтернативные.

1)Из официальных документов наиболее важными оказались документы государственных органов Японии, японских политических партий и общественных движений, а также документы международных организаций, прежде всего, ООН.

Богатой фактологической основой служат официальные заявления премьер-министра Японии, генерального секретаря кабинета министров Японии, пресс-релизы японского МИД. Все они полностью размещены на официальных сайтах японских ведомств. Эти документы помогли в динамике проследить опорные точки и изменения официальной позиции японского государства по целому ряду затрагиваемых в диссертационной работе вопросов: начиная с непосредственно японо-иракских отношений и заканчивая вопросом отхода Японии от мирных принципов, пока еще закрепленных в конституции страны. Крайне полезными в качестве источников стали стенограммы заседаний японского парламента, где в указанный хронологический период происходили жаркие дебаты. Также важными представляются стенограммы официальных переговоров японских высших чиновников с партнерами из США, Ирака, с функционерами ООН.

2) Сообщения ведущих мировых, российских и японских информационных агентств: Reuters, Associated Press, Синьхуа, ИТАР-ТАСС, РИА «Новости», Киодо Цусин, Дзидзи-Пресспубликации ведущих японских газета: «Ёмиури», «Асахи», «Майнити», «Нихон кэйдзай», «Токио симбун», «Санкэй симбун», «Japan Times».

3) Альтернативные источники — это, главным образом, японские чиновники — сотрудники МИД, с которыми автору работы удалось общаться как в годы работы в Японии (в 2003;2005 гг. — то есть непосредственно в дни принятия ключевых решений по отправке «сил самообороны» в Ирак), так и в последующие годы — с дипломатами и японскими чиновниками, приезжающими в Россию. Такое общение, зачастую происходившее не в форме интервью, а в форме неформальной беседы, позволило вникнуть в «кухню» японской дипломатии, узнать взгляды и мотивы людей, непосредственно участвовавших в принятии политических решений, касающихся отправки японских военнослужащих в Ирак.

Теоретическую и методологическую базу исследования сформировали работы ведущих российских, американских и английских ученых-японоведов, а также труды японских ученых, исследующих военную и внешнюю политику Японии в период окончания «холодной войны», в том числе участие японских «сил самообороны» в Ираке, а также труды ученых, освещающих теорию и практику современных международных отношений в целом в мире и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, эволюцию миротворческой деятельности ООН в период окончания «холодной войны».

Существенное влияние на содержание выполненного исследования, особенно в части раскрытия сущности, особенностей и перспектив военно-политической стратегии Японии оказали работы отечественных авторов: Бунина В. Н., Кистанова В. О, Кошкина A.A., Крупянко М. И., Латышева И. А., Павлятенко В. Н., Сенаторова А. И., Стрельцова Д. В. и другихсвою роль сыграл критический анализ трудов ряда известных зарубежных специалистов по исследуемой проблеме, в частности трудов японских историков и политологов: Иногути К., Иногути Т., Исихара.С., Кубота А., Косуги Я., Масаюки Я., Масаю О., Минамияма А., Моримото С., Морита А., Накасонэ Я.,.

Тэрасима Д., Фудзивара К., а также трудов американских ученых-японоведов: Hassal G., Hughes С., Pyle К., Samuels R., Vogel S. и др., которые подверглись необходимому в таких случаях тщательному изучению.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые в российском востоковедении проведено комплексное исследование процесса вовлечения Японии в антииракскую коалицию, в том числе в хронологическом порядке рассматриваются действия японского руководства, направленные на поддержку антитеррористической кампании США (в период с сентября 2001 г. — по март 2003 г.). В работе впервые показано влияние на принятие судьбоносного для страны решения не только определенного сегмента элиты — неоконсерваторов, которые находились у власти в рассматриваемый период времени, но также показана роль личности при принятии решения премьер-министра Дзюнъитиро Коидзуми. В диссертации впервые подробно рассматриваются все детали и особенности участия японских военных в боевых действиях в Ираке в составе антииракской коалиции во главе с США, начиная с ввода японского воинского контингента в Ирак и заканчивая выводом войск и подведением итогов миссии «сил самообороны» в Ираке и ее последствий для практической политики Японии. До настоящего времени более-менее объемных работ на тему первой за полвека отправки японских военных за рубеж — с детальным изучением их деятельности в Ираке, с анализом предпосылок и значимости этого события для японской внешней, внутренней и военной политики и с прогнозом дальнейших изменений в военно-политической стратегии Японии не появлялось.

Практическая значимость данной работы заключается в выявлении ключевых изменений в современной военной политике японского государства, которые принципиальным образом влияют на формирование военно-политической ситуации в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Анализ выявленных изменений в военной политике Японии способствует не только лучшему, правильному пониманию существующей военно-политической стратегии этого государства, но и позволяет прогнозировать дальнейшее развитие этой стратегии. Таким образом, результаты исследования могут быть полезны в практическом плане для дальнейшего изучения современной военной политики Японии, а также могут быть использованы при формировании новой российской глобальной стратегии в Азиатско-Тихоокеанском регионе, при реализации поставленных в ней военных и политических задач.

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка используемой литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Более полувека со времени окончания Второй мировой войны, Япония, военная политика которой находилась и продолжает находиться под строгим патронажем США, по крайней мере, формально не нарушала мирные положения своей послевоенной конституции, не принимала участия в каких-либо вооруженных конфликтах и декларировала приверженность приоритетной роли ООН на общемировом политическом пространстве.

С окончанием «холодной войны» и рождением нового мирового устройства, основанного на господстве единственного полюса в лице США, ООН — в качестве главенствующего института в поддержании и укреплении международного мира, безопасности и развития сотрудничества между государствами — на рубеже XX и XXI веков вошла в период серьезного кризиса. Процесс эрозии институтов ООН и международного права получил очевидное ускорение при проведении по инициативе США агрессии НАТО против Югославии (март-июнь 1999 года), военной кампании возглавляемой США «антитеррористической коалиции» в Афганистане (2001 год) и, главным образом, военной акции США и союзников против Ирака, начавшейся в 2003 году, со свержением действовавшего там режима Саддама Хусейна и последующей оккупацией всего государства.

На фоне этих событий, будучи ближайшим союзником США на Тихом океане, Япония вошла в XXI век, впервые за свою послевоенную историю -*-е оставшись в стороне от инициированных Вашингтоном конфликтов, и приняла в двух из них участие. Если участие в войне против Афганистана было символическим и в действительности ограничивалось лишь тыловой поддержкой, снабжением горючим, то участие в кампании против Ирака имело принципиально иной характер.

С отправкой «сил самообороны» в Ирак отход Японии от приверженности мирным принципам, заложенным в конституции, был осуществлен фактически. Хотя формально «мирная» девятая статья основного закона Японии остается неизменной, после непосредственного участия военнослужащих сухопутных сил Японии в антииракской кампании в 20 042 006 годах, можно констатировать, что Япония с указанными в ней положениями больше не считается и приведение текста основного закона в соответствие с уже существующими реалиями — лишь вопрос времени. Расхождение между буквой закона и проводимой на деле политикой может продлиться еще довольно долго (формальное изменение конституции в Японии — процесс длительный и с процедурной точки зрения, и с точки зрения ментальности японской нации) при том, что на практике Япония продолжит осуществление в сфере военной и внешней политики курса, взятого в начале XXI века.

Поддержка Японией после терактов в сентябре 2001 года планировавшихся Вашингтоном военных акций (до этого она принимала участие лишь в миротворческих операциях) была обусловлена одновременно несколькими факторами:

• Во-первых, среди японских политических элит стали сильны позиции политиков с неоконсервативными взглядами, желающих «отказаться от послевоенного груза» и сделать Японию «нормальной страной», не связанной значительными конституционными ограничениями в сфере обороны;

• Во-вторых, во главе правительства появился яркий для японской политики лидер — Дзюнъитиро Коидзуми. Этот пассионарный политик националистических взглядов обладал уже абсолютно «послевоенным» менталитетом, имел личную убежденность в необходимости крайне тесных связей Токио и Вашингтона в качестве залога безопасности Японии и ее успешного экономического развития, был уверен *в необходимости повысить статус «сил самообороны», а также видел необходимость интенсифицировать японскую дипломатию и вывести ее на уровень, соответствующий экономическим возможностям страны;

• В-третьих, «силы самообороны», превратившиеся в действительно боеспособную армию, желали избавиться, наконец, от своего усеченного статуса и как любая армия искали возможность проявить себя в деле;

• В-четвертых, США в своей антитеррористической кампаний, проходившей в острых противоречиях с ООН, серьезно нуждались в поддержке союзников;

• В-пятых, США не желали больше принимать поддержку от Японии в виде миллиардных ассигнований (как это было в 1991 году во время операции «Буря в пустыне»), ожидали от Токио именно военного участия. На фоне, как объективных причин, так и стечения обстоятельств, настало время, когда в рамках японо-американского военного союза Япония начала превращение из так называемого «потребителя безопасности» в ее экспортера (в отношении США).

Принятый Японией в начале XXI века курс на отказ от проведения политики пацифизма и на изменение роли и задач своих вооруженных сил отвечал, прежде всего, интересам администрации Вашингтона и взглядам ряда японских политиков у власти и представителей японских военных кругов. Он не родился как выражение воли, устремлений всей японской нации, не стал продуктом общественно-политической дискуссии внутри японского общества, а был утвержден в короткие сроки именно благодаря политической воле конкретной группы японских политиков, при одновременном нажиме со стороны Вашингтона.

Премьер-министр Дзюнъитиро Коидзуми сразу после терактов в США 11 сентября 2001 года пообещал Вашингтону всестороннюю поддержку, которую впоследствии, планомерно, шаг за шагом начал действительно оказывать: сначала в Индийский океан отправились японские эсминцы, потом к ним присоединился эсминец, оснащенный системой «Иджис», а потом уже в Ирак отправились сухопутные «силы самообороны». Осуществление японским руководством курса на военную поддержку США в их «антитеррористической кампании» внешне выглядело порой нерешительным. Однако это были скорее декоративные проявления, в то время как задача по оказанию максимально возможной помощи американскому союзнику Токио поступательно выполнял, причем стараясь выдерживать именно те формы, которых требовал от него Вашингтон.

Эта поддержка оказывалась не только в плане отправки войск, но и усилиями дипломатии Японии, которая накануне вторжения в Ирак и во время ведения там боевых действий заключалась в демонстративном соглашательстве с любой позицией США: Токио, например, активно использовал ложный предлог для начала антииракской кампании — якобы, обладание Ираком ОМУ, а также утверждал, будто это вторжение юридически правомочно на основании принятых ранее резолюций Совета Безопасности ООН. Эта позиция японского МИД, однако, как признавались в беседах с автором данной работы японские дипломаты, в том числе участвовавшие в принятии решений по Ираку, вовсе не была принципиально основана на собственном понимании международного права и т. п., а «зиждилась на абсолютном доверии США» и проистекала т, з «необходимости поддержать своего союзника».

В условиях, когда отправка кораблей в Индийский океан, поддержка военных действий в Ираке, и, тем более, отправка сухопутных «сил самообороны» в Ирак были абсолютно непопулярными шагами в глазах японского населения, когда цепочка этих действий представляла собой не осознанный дипломатический выбор, а лишь исполнение курса, открыто диктуемого Вашингтоном, можно говорить о де-факто делегировании Японией Соединенным Штатам ряда ключевых задач по определению внешнеполитического курса (т.н. «политика караоке»).

Японская дипломатия в начале XXI века — в условиях быстро изменяющегося мира и новых вызовов — пожелала следовать строго в фарватере Вашингтона и на данном этапе сочла для себя положение «сателлита» при США наиболее выгодным и удачным. Продолжавшаяся на протяжении полувека зависимость Японии от США в сфере безопасности и внешней политики -&bdquo-в первом десятилетии XXI века в период развернутой США антитеррористической кампании — получила значительное усиление. Такой стратегический курс на укрепление союза с США, в котором на Японию возлагаются новые военные задачи с сопутствующим фактическим усечением военно-политического суверенитета этого государства (при возможных декоративных, тактических отклонениях) — вероятнее всего в ближайшие годы будет сохранен. Это, однако, не означает, что японское государство станет менее уязвимо для новых угроз и сможет эффективнее противостоять новым вызовам.

Курс японских политических элит на укрепление военно-политического союза Японии-США и активное участие Японии в зарубежных военных акциях американской армии был с готовностью поддержан в парламенте — в частности, путем принятия закона «Об особых мерах по оказанию помощи Ираку в о гуманитарной сфере и восстановлении». Процесс утверждения этого закона, призванного создать видимость легитимности отправки японских военных в Ирак в рамках существующей конституции, однако, не отвечал духу парламентаризма и вызвал серьезные сомнения относительно эффективности так называемой «полуторапартийной системы» — системы с явным доминированием Либерально-демократической партии.

Современная Япония до принятия этого закона не имела опыта отправки своих военных в действующие «горячие точки», где велись реальные боевые действия. И потому закон, впервые санкционирующий такую отправку, должен был быть скрупулезно проработан, в нем должны были быть точно регламентированы действия военных и руководства страны, четко обозначены цели и задачи военной миссии. Разработка законопроекта, в свою очередь, должна была основываться не только на воле группы неоконсервативно, националистически настроенных политиков у власти и американских союзников, но и на правдивых экспертных оценках, построенных на анализе истинной ситуации в Ираке, анализе целесообразности отправки с точки зрения политических и экономических последствий, а также оценке ее совместимости с уже существующими положениям конституции страны. И, тем не менее, законопроект был подготовлен и принят в крайней спешке, в течение одной парламентской сессии и по результатам вопиющих по своей невразумительности дебатов. На его появление и утверждение ушел всего лишь конец весны и половина лета 2003 года. Это не может не вызывать сомнений в уровне профессионализма людей, ответственных за подготовку такого важного документа.

Протащить" названный закон в этих условиях, однако, правящей коалиции не составило труда, учитывая ее подавляющее преимущество (на тот момент) в стенах парламента. Помешать его утверждению в условиях ярко выраженной полуторапартийной системы не смогла ни внутрипартийная оппозиция либерал-демократов, ни слабая оппозиция в лице Демократической партии, которая, в свою очередь, оказалась неспособной предложить хоть какие-либо альтернативы. Демократы открыто заявили о том, что выступают против отправки войск в Ирак и принятия соответствующего закона лишь перед голосованием в парламенте, хотя до этого продолжительное время указывали на необходимость участия Японии в «послевоенном восстановлении Ирака».

Таким образом, наличие в парламенте доминирующей партии, охотно и безынициативно выполняющей любой политический заказ своего высшего руководства, а также малочисленной и беззубой оппозиции привели к появлению непроработанного, сырого, и вступающего в коллизию с конституцией законодательства. Его утверждение, однако, не решило массу проблем: так и не стало ясно, как отправка соотносится с основным законом страны, какие именно задачи будут выполнять японские военные в Ираке, насколько это нужно самим иракцам, когда состоится отправка, как это скажется на взаимоотношениях Японии с США, с азиатскими соседями, со странами ближневосточного региона. Несмотря на это, принятие опасного закона стало «отправной точкой» в новейшей истории Японии и ознаменовало собой стратегический выбор внешнеполитического курса в условиях геополитического доминирования США. Это решение проложило дорогу к дальнейшему неподконтрольному мировому сообществу использовании) Японией военной силы. За появление этого закона японский парламент, действовавший при явном пренебрежении духом парламентаризма, несет ответственность не меньшую, чем идеологи этого законодательства в высшем руководстве Японии и его вдохновители из Вашингтона.

Возможность дальнего военного похода в Ирак, не одобренного ООН, стала опасным прецедентом отправки войск в охваченную войной зарубежную страну, где японские войска неизбежно обретали статус оккупационных. Принятие закона «Об особых мерах по оказанию помощи Ираку в гуманитарной сфере и восстановлении» и отправка «сил самообороны» в Ирак на фоне процесса наделения вооруженных сил Японии новыми задачами в рамках союза с США, повышения их статуса — большинством населения Японии не одобрялось. Японский обыватель в подавляющем своем большинстве (75−80%) был против военного вторжения американцев и рх союзников в Ирак и, соответственно, соучастие в этом Японии также у него положительных эмоций не вызывало. В целом негативная оценка действий руководства страны по «иракскому вопросу» и недовольство решением отправить японских военных в Ирак, однако, не вылилось в сколько-либо значительные протесты, массовые акции. Во многом этому способствовали целенаправленные усилия властей, умело разыгрывавших «северокорейскую карту» и «террористическую карту»: японскому общественному мнению активно — с помощью печатных и электронных СМИ — внушалась убежденность в крайней опасности для Японии, исходящей от северокорейского режима, а также от международных террористов. Единственным спасением от этих угроз, по версии правящих кругов (причем зачастую у японских политиков, дипломатов, экспертов и журналистов эта убежденность была искренней) — представляет собой военный союз с США, которые-де в случае прямой опасности непременно за Японию вступятся. Это заблуждение — как по поводу опасности для Японии, исходящей как со стороны Пхеньяна, так и от международных террористов, действительно стало очень распространено в японском обществе. Таким образом, население в целом было против войны в Ираке как таковой и резко против размещения там японских военных, но в, то же время, значительная часть общества рассматривала отправку как некое неизбежное зло, при выборе в пользу которого японское правительство, якобы, имело некоторые оправдания. Дзюнъитиро Коидзуми и возглавляемая им ЛДП, понимая характер таких пассивных настроений в обществе, сочли возможным пойти на абсолютную поддержку США в военных действиях против Ирака.

Несогласие в целом пацифистски настроенного японского общества с решением политических элит отправить военный контингент в Ирак не было представлено активно, выражалось в весьма скромных, немногочисленных акциях протеста, неспособно было существенным образом изменить политическую обстановку в результате выборов и не было сильно настолько, чтобы повлиять на действия руководства страны. Между тем, такая реакция японского общества объяснялась в первую очередь отсутствием потерь среди отправленных в Ирак японских военных (подавляющее число японских экспертов и, в частных беседах, японских дипломатов, признают, что гибель в Ираке японских военнослужащих, скорее всего, привела бы к моментальней отставке правительства Дзюнъитиро Коидзуми, которому, безусловно, в этом плане очень повезло.). Нереализованный в 2003;2006 годы протестный потенциал пацифистски настроенной части японского населения вполне может проявиться во время будущих миссий японских военнослужащих в случае людских потерь. Так или иначе, этот риск до сих пор не может не учитываться руководством страны при принятии новых решений об отправки миссий в горячие точки за рубежом и будет являться сдерживающим фактором.

Японское руководство во время нахождения «сил самообороны» в Ираке, безусловно, понимало, какими внутриполитическими рисками для него могла обернуться гибель хотя бы одного военного, и потому для обеспечения безопасности японских военнослужащих в Ираке были предприняты поистине беспрецедентные меры, и именно на них приходилась значительная часть всех затрат, которые понесла во время иракской миссии японская сторона. Такое положение, когда военнослужащие «сил самообороны», находясь в Эс-Самаве^в резервации в укрепленном лагере, который они боялись покидать, сами находились под вооруженной охраной голландцев и опекой англичан, безусловно не позволяет говорить о самодостаточности, и, следовательно, полноценности миссии Японии и в Ираке.

Эффективность осуществлявшейся в Ираке деятельности «сил самообороны» была серьезно усечена: ремонт нескольких десятков километров дорог, нескольких десятков школ и общественных объектов, а также предоставление в течение одного года питьевой воды жителям одной провинции. Эта деятельность выглядит крайне неубедительно с учетом затраченных на пребывание японской миссии в Ираке финансовых средств и на фоне развернутой японскими властями пропагандистской кампании призванной убедить японскую и зарубежную общественность в чрезвычайной пользе, которую якобы получал иракский народ от присутствия на своей земле японских военных.

Отправка «сил самообороны» в Ирак стала неэффективной в решении задекларированных задач. Большинство из них было провалено, некоторые были решены лишь частично:

• Одним из мотивов к отправке «сил самообороны» в Ирак, о котором в Японии редко говорят вслух, но который однозначно присутствовал при принятии решения об осуществлении такой миссии — было, в частности, желание неоконсервативно настроенных дипломатов, политиков и военных сделать Японию «нормальной страной» в глазах мировой общественности, что, в понимании японских идеологов отправки, обязательно подразумевает участие в зарубежных военных миссиях. Миссия Японии в Ираке — на фоне названных усилий по обеспечению безопасности и низкой практической эффективности — объективно так и не стала миссией «нормальной страны»;

• Так и невыполненной оказалась задекларированная цель «усиления влияния Японии на международной арене». Пребывание японских военных в Ираке не могло найти одобрения со стороны большинства членов Совета Безопасности ООН, не способствовало улучшению отношений с соседями, вызывало негативную реакцию в арабском мире и со стороны большинства мусульман. Одновременно не продемонстрировало это пребывание и потенциал японской армии;

• Отправка «сил самообороны» в Ирак не принесла Японии никаких экономических дивидендов, хотя официальный Токио не раз говорил перед началом миссии, что она, в частности, важна и с точки зрения защиты и обеспечения экономических интересов Японии, зависящей, в частности, от поставок углеводородов ближневосточного региона. Участие Японии в оккупации Ирака, очевидно, никак существенно йе поспособствовало обеспечению реальной стабильности в Ираке и на Ближнем Востоке в целом, по ее итогам Япония не получила доступа к каким-либо иракским концессиям и ей не были предложены какие-либо крупные контракты. В реальности отправка «сил самообороны» в Ираккак и изначальная поддержка военных действий США в этой стране — не отвечала экономическим интересам Японии;

• Деятельность «сил самообороны» в Ираке сколько-либо существенным образом не улучшила ситуацию хаоса в этой стране, сложившуюся после вторжения туда США и союзников. Эффективность гуманитарных мероприятий Японии в Ираке была крайне низкой. На участии в оккупации Ирака Япония так и не заработала себе положительный имидж среди арабского населения (как в Ираке, так и в регионе).

Несмотря на провал подавляющего числа целей и задел, задекларированных японским руководством перед отправкой «сил самообороны» в Ирак, одна из ключевых внешнеполитических задач была все же выполнена: Токио укрепил свой военно-политический союз с Вашингтоном. США остались в целом довольны действиями своего главного союзника на Тихом океане и японо-американское военное сотрудничество получило уверенное развитие. Япония заявила о себе как о верном союзнике США, готовом на активное военное взаимодействие с Вашингтоном, в том числе к вдали от своих границ и вне зависимости от позиции ООН.

Так, например, Токио и Вашингтон активно создают в регионе совместную ПРОдвумя государствами разработана развернутая программа совместных военных учений и обмена разведданнымиосуществляются планы усиления координации вооруженных сил, в частности, через размещение командных штабов США на японской территории, что на деле ведет к фактическому слиянию американской и японских армий с фактическим подчинением последней американскому командованиюв скором времени базирующийся на постоянной основе в Японии американский авианосец с неатомной двигательной установкой будет заменен атомным авианосцем типа «Нимиц».

Что касается политической составляющей японо-американских отношений, то, по мнению экспертов и дипломатов, на период с окончания У миссии «сил самообороны» в Ираке и до завершения сроков работы администрации Джорджа Буша, их следует охарактеризовать как «совершенно безоблачные», «очередной медовый месяц» и чуть ли не «лучшие за все времена». Со сменой американской администрации и кабинетов министров Японии «градус теплоты», безусловно, оказался несколько сбит, но, тем не менее, в настоящий момент говорить о каких-либо серьезных проблемах в отношениях США и Японии в военно-политической сфере не приходится.

Несмотря на низкую эффективность миссии японских военных, сам факт участия японских военных в международных операциях за рубежом — вдали от собственных границ и в зоне реальных боевых действий — следует признать крайне важным. Так или иначе, статус вооруженных сил Японии был повышен, они впервые почти за 60 лет превратились в инструмент для решения внешнеполитических задач.

Это событие, безусловно, констатировало и одновременно закрепило тенденцию усиления политической роли японских вооруженных сил и обретения ими новых задач, а также проведения более активной внешней политики Японии, направленной на повышение своей геополитической роли.

Отправка «сил самообороны» в Ирак стала для Японии событием исторической важности, констатировавшим ее практический отход от мирных положений конституции, закрепленных после Второй мировой войны. Желание неоконсервативно, националистически настроенных политиков, (оказывающих все более заметное влияние в политической жизни Японии) расстаться с военно-политическими ограничениями послевоенной эпохи и создать условия для новой активной геополитической роли японского государства в прочном союзе с США в первые годы XXI столетия начало реализовываться в практической политике.

Указанные изменения в военно-политической стратегии Японии, безусловно, требуют самого внимания отношения к ним со стороны мирового сообщества, и, в особенности, соседей Японии по Азиатско-Тихоокеанскому региону.

В условиях укрепления военно-политического союза Японии и США, повышения возможностей японских вооруженных сил и изменения их роли и задач, очевидно изменение существующего силового баланса в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Российской Федерации, непосредственно граничащей с Японией, необходимо принимать во внимание эти серьезные изменения и с их учетом, при необходимости, осуществить корректировку как своей политики в отношении Токио, так и военно-политической стратегии на Дальнем Востоке в целом.