Творчество раннего Пастернака и поэтика символизма

В данной работе рассматривается проблема потенциально возможной соотнесённости раннего творчества Б. Л. Пастернака с поэтикой символизма. Эта тема сейчас обретает особую актуальность благодаря тому, что является интереснейшим, наиболее репрезентативным примером реализации сложнейшего процесса соприкосновения двух различных, но, несомненно, взаимосвязанных литературных эпох, символизма и постсимволизма (в современном литературоведении именно этот вопрос обсуждается очень активно). И, разумеется, соотнесённость первых пастернаковских поэтических опытов с поэтикой символизма не менее важна и в контексте изучения творчества самого Б. Л. Пастернака.

Вопрос о влиянии символистской поэтики на формирование и последующее развитие пастернаковского художественного мышления привлекал как современников Б. Л. Пастернака, так и позднейших исследователей истории русской литературы «серебряного века». Эта проблематика затрагивалась советской литературной критикой начала 20-х годов, причём объектом исследования являлась третья поэтическая книга Б. Л. Пастернака «Сестра моя — жизнь"1, написанная в 1917 году. Так Я. Черняк находил в ней признаки окончательного волевого преодоления наследия символизма и футуризма, которое в значительной мере определяло поэтику предыдущих пастернаковских сборников2. Примечательно, что исследователи конца XX века именно в книге «Сестра мояжизнь» увидят пастернаковский вариант «продолжения» символистской традиции.

Необходимо отметить, что одна дна из важнейших литературоведческих работ, рассматривающих вопрос о влиянии символистской поэтики на творче.

1 О немногочисленных критических статьях, посвященных самым первым поэтическим сборникам Пастернака, будет сказано позднее, в контексте деятельности литературной группы «Центрифуга».

Черняк Я. Борис Пастернак: «Сестра моя — жизнь» // Печать и революция. 1922. № 6. С. 303 — 304. ство Пастернака, принадлежит P.O. Якобсону, его знаменитые «Заметки о прозе поэта Пастернака» были опубликованы в начале 30-х годов'.

Статья посвящена рассмотрению особенностей построения пастернаков-ской метафоры, однако автор затрагивает и ряд более общих вопросов, связанных с определением роли Б. Л. Пастернака в литературном процессе. Так, по мнению P.O. Якобсона, Борис Пастернак отличался «тончайщим чувством символизма» и видел свою литературную задачу именно в продолжении традиций символизма, в отличие от Владимира Маяковского, декларировавшего отмену старой поэзии4. Однако, как отмечает исследователь, «элементы отрицания и элементы инерции» какой-либо литературной традиции всегда сосуществуют, а потому и в творчестве Пастернака, и в творчестве Маяковского спонтанно рождались принципы нового искусства3.

P.O. Якобсон говорил о близости художественного мышления Пастернака и к основополагающим принципам поэтики символизма как такового. Тогда же, в 30-х годах, в Н. И. Харджиевым и В. В. Трениным была предпринята попытка более конкретного сопоставления двух поэтик (статья об эволюции пастерна-ковского творчества, написанная 1932 году, впервые опубликована через несколько десятилетий после смерти поэта)6.

Размышляя о сложности поэтической культуры раннего Пастернака, отмечая в ней своеобразное соединение элементов различных художественных систем, авторы выделяют «напряжённые ритмические жесты», являвшиеся отличительной чертой поэзии Андрея Белого и «ассоциативные скачки, восходящие к поэзии Ин. Анненского, а также обилие «мифологической бутафории», 7 характерной для старшего поколения символистов.

В дальнейшем в контексте этой проблематики наиболее успешно анализировалось влияние Блока на творчество позднего Пастернака, исследовалось Русский перевод см. в кн. Якобсон P.O. Работы по поэтике. М., 1987. С. 324 — 338.

4 Якобсон P.O. Заметки о прозе поэта Пастернака // Якобсон P.O. Работы по поэтике. С. 326.

5 Там же.

6 О создании этой статьи см.: Харджиев Н. И. История одной статьи (О Борисе Пастернаке) // Харджиев Н. И. Статьи об авангарде: В 2 т. Т. 1. М&bdquo- 1997. С. 330 — 331. то, как часто Пастернак обращался к образу Блока, к его важнейшим мотивам и темам.8 Внимание исследователей привлекали размышления о творчестве Блока в автобиографическом очерке «Люди и положения», создание цикла, посвященного Блоку, и варьирование важнейших блоковских мотивов в «Ветре», в тексте романа «Доктор Живаго"9, и, конечно же, тезисы статьи о Блоке10, найденные Л. А. Озеровым в пастернаковской библиотеке» .

Так же публиковалась и исследовалась переписка Б. Л. Пастернака с мэтрами символизма (В.Я. Брюсовым, А. Белым), изучались биографические факты (встречи, совместные выступления, публичные отзывы Пастернака о поэтах-символистах и символистов о Пастернаке)12, а в последнее время стали появляться работы, в которых проводится сопоставление поэтики раннего Пастернака с поэтикой символизма в целом.

Внимание исследователей привлекают многочисленные мотивные переклички с символистскими текстами. Анализы первого сборника Бориса Пастернака «Близнец в тучах» содержат ряд убедительных предположений по этому.

7 Там же. С. 332.

8 См., например, Адамович Г. Наследство Блока. // Новый журнал. Нью-Йорк, 1956. Кн. 44. ** С. 78- Блок и русская советская поэзия. // Литературное наследство. 1980. Т. 92: Ал. Блок:

Новые материалы и исследования. Кн. 1. С. 175, 186, 187, 190 — 194- Иванов К). Наследие Блока и современная советская поэзия // Александр Блок: Исследования и материалы. Л., 1987. С. 171, 175, 176- Любарева Н. П. Алмаз горит издалека: Блоковские традиции в советской поэзии. М., 1987. С. 65 — 78- Сарнов Б. Кому улыбается Блок: Полемические заметки. М., 1988. С. 7−38 и т. д.

9 См., например, Лихачев Д. С. Борис Леонидович Пастернак. // Пастернак Б. Л. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 1. М., 1989. С. 32. Далее все ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.

10 Пастернак Б. Л. К характеристике Блока. // Пастернак Б. Л. Т. 4. С. 703 — 711.

11 Об этом смотри подробнее Озеров Л. А. Жизнь — сестра (Борис Пастернак). // Озеров Л. А. т Дверь в мастерскую. ПарижМоскваНью-Йорк, 1996. С. 17 — 90.

12 См., например, Максимов Д. Е. Брюсов. Поэзия и позиция. Л., 1969. С. 77 — 78, 224- Паха-нянц К. В. Брюсов и Б. Пастернак. // Брюсовские чтения 1973 год. Ереван, 1976. С. 278 — 294- Пастернак Е. В. Пастернак и Брюсов. К истории отношений. // Россия — Russia: Studi е ricerche a cura di V. Strada, Torino. 1977.№ 3. С. 239 — 265- Иванов В. В. О воздействии эстетического эксперимента Андрея Белого (В. Хлебников, В. Маяковский, М. Цветаева, Б. Пастернак). // Андрей Белый: Проблемы творчества. М., 1988. С. 338 — 366- Флейшман Л. Б. Пастернак и А. Белый. // Там же. С. 538 — 546. поводу1'. Кроме того, в этих работах предпринимаются попытки сравнения основополагающих принципов художественного мышления Пастернака и поэтов-символистов.

Богатейший материал для подобного рода сопоставлений представляют собою и ранние прозаические опыты Бориса Пастернака. Уже современники отмечали потенциальную соотнесённость стилистики Пастернака-прозаика с символисткой поэтикой. Так, первый слушатель прозаических набросков Пастернака, С. Дурылин, возводил их к «симфониям» Андрея Белого: «Они казались какими-то осколками ненаписанных симфоний Андрея Белого, но с большей тревогой, но с большей мужественностью."14. В свою очередь, размышляя о пастернаковской «Повести», Г. В. Адамович предполагает, что в воссозданном в прозе пастернаковском мире «всё всему отвечает, всё всему «корреспондирует», по Бодлеру"13.

В 70-х годах ранние прозаические наброски Б. Л. Пастернака впервые попали в поле зрения исследователей, которым удалось проследить влияние поэтики Блока и Брюсова на примере ведущих образов и мотивов первой пастернаковской прозы16.

Анализ прозаических набросков Пастернака и сейчас не утратил своей актуальности. Среди последних работ, посвящённых этой тематике, необходи.

13 Гаспаров M. JL, Поливало" К. М. Из комментария к «Близнецу в тучах» Б. Пастернака // Известия РАН. Серия литературы и языка. «Г. 57. 1998. № 4. С. 22 — 32- Горелик Л. Л. Эволюция темы творчества в лирике Пастернака («Близнец в тучах» и «Начальная пора» // Там же. С. 12−21- Горелик Л. Л. «Близнец в гучах» Бориса Пастернака: тема смерти в процессе творчества и бессмертие поэта // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе: Материалы международной конференции. Гродно, 1998. Ч. 1. С. 218 — 223- Поливанов К. М. «Хор» Пастернака: Опыт комментария // Литературное обозрение. 1996. № 4. С. 12 — 16;

Вроон Р. Знак близнецов: Опыт интерпретации первого сборника стихов Пастернака // Пастернаковские чтения. Вып. 2. М., 1998. С. 334 — 354.

14 Дурылин С. Н. Из автобиографических записей «В своём углу» // Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993. С. 56. ъ Адамович Г. В. «Воображаемый собеседник» О. Савича — «Повесть» Б. Пастернака // Адамович Г. В. Собрание сочинений. Литературные заметки. Кн. 1. СПб., 2002. С. 242.

16 См. Пастернак F. Из первых прозаических опытов Бориса Пастернака // Boris Pasternak. Essays. Ed by Nils Ake Nilsson, Stockholm, 1976. C. 26 — 51. мо выделить исследования, принадлежащие Л.Л. Горелик17. Л. Л. Горелик не только убедительно доказывает, что в пастернаковских отрывках последовательно развивается ряд важнейших принципов символистской мифопоэтики, но и демонстрирует, как глубоко повлияли на пастернаковское художественное мышление философские концепции Платона и Ницше, столь значимые именно м для символистской культуры18.

Убедительное сопоставление ведущих мотивов и образов ранней пастер-наковской прозы с наиболее значимыми образами символистской поэтики проделано Олегом Клингом (на примере лирики В.Я. Брюсова)19. Статья О. Клинга примечательна и тем, что в ней предпринимается убедительная попытка общего теоретического осмысления вопроса о степени влияния символистской поэтики в целом (и открытий отдельных художников, принадлежащих к этому направ-и лению) на формирование художественного мышления Б. Л. Пастернака. Автор статьи рассматривает художественные произведения поэта, его автобиографическую прозу, фрагменты из эпистолярного наследия, воспоминания современников.

Однако воздействие поэтики символизма отмечается исследователями пастернаковского творчества не только в самых ранних его произведениях (таких как «Близнец в тучах» или юношеские прозаические отрывки), но и в последующих, более поздних сборниках.

Как уже отмечалось, особое внимание в этом контексте уделялось пас-тернаковской книге «Сестра моя — жизнь». Так, например, Вяч. Вс. Иванов усматривает в ней реализацию одного из важнейших художественных принципов «младшего» поколения символистов: это — поэтический культ женщины, про.

4″ 17 Горелик Л. Л. Наследие символизма в ранней прозе Б. Пастернака // А. Блок и русский постсимволизм: Тезисы выступлений. Гарту. 1991. С. 63 — 66- Горелик Л. Л. Ранняя проза.

Пастернака: Миф о творении. Смоленск, 2000.

О значимости философии Платона и философии Ницше в контексте культуры русского символизма см., например, Корецкая И. В. Символизм // История мировой литературы в девяти томах. Т. 8. М., 1994. С. 78.

19 Клинг О. Борис Пастернак и символизм // Вопросы литературы. 2002. — Март — Апрель. С. 25 — 59. долженный Вл. Соловьёвым и Блоком «духовный опыт ранних немецких романтиков, Данте, гностиков и Платона"20.

Тот же сборник «Сестра моя — жизнь» подробно анализируется и в известной работе И. П. Смирнова «Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака)».21 Исследуя «межтекстовые» связи, сознательные и невольные заимствования, И. П. Смирнов приводит множество примеров предпринятых Пастернаком «отсылок» к лирике А. Блока и А. Белого. Причём автор выявляет подобные «отсылки» г. е только в традиционно освоенной сфере художественных образов, тем и мотивов, но и на более сложном метрико-синтаксическом уровне (пастернаковское стихотворение «Памяти Демона» и цикл Андрея Белого «Великан», вошедший в сборник «Золото в лазури»),.

Пастернаковский сборник «Сестра моя — жизнь» анализирует и Олег Клинг. Соотнося эту книгу с символистской традицией, исследователь обращается не столько к образу женщины-героини, сколько к проблематике творчества (причудливо связанной с женской тематикой). По мысли исследователя, Пастернак развивает и усложняет символистскую концепцию творчества22.

Сложнейшее (многоуровневое) сопоставление сборника «Сестра моя жизнь» с предшествующей литературной (в частности, и символистской) традицией предпринято С.Н. Бройтманом~ .

Несомненный интерес представляет его же статья «А. Блок в «Докторе Живаго» Б. Пастернака"24, в которой автор не только стремится выявить творческие связи «Доктора Живаго» с поэзией и прозой А. Блока (такие попытки.

20 Иванов Вяч. Вс. О книге Бориса Пастернака «Сестра моя — жизнь» // Russian Literature and ^ History: in Honour of Professor I Serman. Jerusalem. 1989. C. 85/.

21Смирнов И.II. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака). СПб., 1995. С. 22 — 31.

22 Клинг О. Художественная система Пастернака и символизм // Studia Russica XIX. Budapest, 2001. С. 331 — 344.

J Спецкурс, прочитанный С. П. Бройтманом студентам РГГУ.

Бройтман С.Н. А. Блок в «Докторе Живаго» Б. Пастернака // Дискурс. Коммуникативные стратегии культуры и образования. 8/9. 2000. С. 1 35 — 14]. предпринимались и ранее, в том числе и самим С.Н. Бройтманом25), но и отмечает принципиальную близость творческого метода Бориса Пастернака миро-видению символистов. Исследователь говорит о том, что Пастернак наследует и развивает выработанные поэтами-символистами средства художественной реализации образа Души Мира (Софии, Вечной Женственности), создавая свою особую «поэтику софийности"26.

Примечателен и тот факт, что влияние символистской поэтики отмечается даже в стихотворениях, входящих в последний поэтический сборник Б. Л. Пастернака «Когда разгуляется"27. Кроме того, в последнее время появляется ряд статей, в которых творчество Б. Л. Пастернака (в том числе и его последняя книга) сопоставляется с философскими и художественными произведениями Владимира Соловьёва» .

Как мы видим, проблема влияния поэтики и эстетики символизма на творчество Б. Л. Пастернака исследуется на протяжении многих десятилетий. Однако, спектр связанных с этой темой вопросов чрезвычайно широк, он включает в себя и рассмотрение символистской поэтики как таковой, и описание особенностей художественного мышления ведущих представителей этого литературного направления, и, наконец, анализ художественной концепции самого Пастернака, т. е. любые попытки решения данной проблемы так или иначе соприкасаются с рядом других проблем теории и истории русской литературы «серебряного века». В силу подобной изначальной сложности интересующая нас проблема ещё не получила исчерпывающего истолкования и до сих пор сохраняет свою актуальность. ь Бройтман С. Н. О первообразе в «Докторе Живаго» // Роман и повесть в классической и современной литературе. Махачкала, 1992. С. 15−21. Указ. соч. — С. 140.

7 См. Магомедова Д. М. Символистский подтекст в стихотворении Б. Пастернака «Ночь» // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь, 1999. 5. С. 111−115.

2S См., например. Дашевская О. Д. Поэтический мир Б. Пастернака и философия всеединства.

В. Соловьёва // Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог: Сб. памяти проф. Н. Н. Киселёва. Томск, 1999. С. 75 — 86.

Исходя из уже существующего опыта осмысления вопроса о воздействии символистской поэтики на творчество Пастернака, можно предположить, что одним из наиболее вероятных путей его дальнейшей разработки является не только выявление образов и мотивов, заимствованных Пастернаком из символистских текстов и шире, из символистской культуры в целом (именно в этой области, как уже отмечалось, сделано особенно много), но также попытка понять, почему тот или иной художественный приём наследуется или отвергается поэтом. Представляется важным установить, что из художественных открытий русского символизма Пастернак отвергает и как он преобразует заимствованное в соответствии с собственными художественными задачами.

Таким образом, объектом исследования в данной работе становятся различные способы воздействия символистской поэтики на раннее пастернаков-я ское творчество, а предметом — второй поэтический сборник Б. Л. Пастернака.

Поверх барьеров" в редакции 1917 года.

Выбор этого сборника в качестве основного исследуемого источника во многом обусловлен тем, что в контексте проблемы восприятия Пастернаком символистской культуры он наиболее репрезентативен.

Первая редакция «Поверх барьеров» создавалась непосредственно вслед.

Г- 29 за «Близнецом в тучах», где сильно влияние символистскои традиции, с друф гой стороны, во время работы над этим сборником Борис Пастернак активно сотрудничал с поэтами-футуристами, что, безусловно, отразилось на его художественной манере (неслучайно пафос преодоления заложен в самом названии книги). Столь необычное сочетание разнонаправленных интенций усложняется ещё и тем, что, по свидетельству самого Пастернака, в книге «Поверх барьеров» он стремился избежать невольного сходства собственного стиля со стилем * Владимира Маяковского, т. е. стремился выработать собственную поэтическую манеру.

29 Выше уже приводился перечень наиболее важных литературоведческих работ, посвященных этой проблематике.

Кроме того, несмотря на ряд перечисленных особенностей, свидетельствующих об исключительной значимости именно этой пастернаковской книги, редакция «Поверх барьеров» 1917 года осталась почти неизученной. Исследователи Пастернаковского творчества предпочитают работать со второй (канонической) редакцией сборника (1926 — 1928 годы). Исключение составляют блистательные анализы разных редакций нескольких стихотворений из «Поверх барьеров», предпринятые Л.С. Флейшманом30 и впоследствии продолженные Вяч. Вс. Ивановым¹. Ввиду этого в данной работе факультативной задачей является описание сборника «Поверх барьеров» 1917;ого года как художественной целостности.

В соответствии с поставленной перед нами задачей (понять, что именно из поэтической системы символизма и по каким причинам наследует или от-е вергает Борис Пастернак) в данной работе предполагается следующая методика исследования: совмещение имманентного анализа поэтических произведений с сопоставительными методами, а также с рассмотрением историко-литературного контекста. В выборе данной методики, в выборе принципов классификации и рассмотрения материала, мы ориентируемся, прежде всего, на труды З. Г. Минц и М. Л Гаспарова, учитываем методические разработки Д. М. Магомедовой и С. Н. Бройтмана, в анализе конкретных текстов опираемся на опыт исследования лирических циклов, предложенный И. В. Фоменко и М. М. Дарвиным.

Предлагаемая работа состоит из 3-х глав: в 1-ой главе исследуются биографические и историко-литературные факты, свидетельствующие о воздействии символистской поэтики на раннее творчество Б. Л. Пастернака (сборник «Поверх барьеров») — во 2-ой главе предпринимается подробный (от текста к тексту) анализ пастернаковского сборника «Поверх барьеров» (редакция 1917.

30 Флейшман Л. С. Ворис Пастернак в 20-е годы, Мюнхен, 1980. С. 96 — 110. '' Иванов Вяч. Вс. Заметки к истолкованию пастернаковских текстов // Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Том II. Статьи о русской литературе. М., 2000. С. 267 — 277. года) с целью предполагаемого выявления ряда образов и мотивов, соотносящихся с символистской поэтикойв 3-ей главе проводится типологическое сравнение выявленных в пастернаковском сборнике мотивов и образов с аналогичными образами в лирике символистов (на примере наиболее известных поэтических книг К. Д. Бальмонта, В. Я. Брюсова, А. А. Блока, А. Белого).

Заключение

.

Как мы пытались показать в данной работе, в своих ранних поэтических опытах, в том числе, в сборнике «Поверх барьеров», Борис Пастернак, несомненно, учитывал художественные открытия столь значимого в истории русской литературы «серебряного века» направления как символизм. Однако, в то же время, заимствованные им приёмы подвергались достаточно серьёзным преобразованиям, отвечающим эстетическим установкам самого Пастернака.

Выбранный в качестве основного исследуемого материала второй поэтический сборник Б. Л. Пастернака «Поверх барьеров» (редакция 1917 года) создавался поэтом в момент непродолжительного сотрудничества с футуристами (Пастернак принадлежал к наименее радикальному крылу, к возглавляемой С. Бобровым группе «Центрифуга»).

В пастернаковском сборнике «Поверх барьеров» можно заметить не только следы влияния символистской традиции (к моменту создания пастернаковской книги символизм как литературное направление уже утрачивал свои лидирующие позиции), но и воздействие формирующейся футуристической поэтики.

Даже не пытаясь в полной мере осознать воздействие футуристической поэтики на раннего Пастернака, в процессе анализа его сборника можно выявить ряд «совпадений» с принципами футуристического художественного мышления в целом (например, интерес к обыденной, предметной реальности, пафос преодоления, заложенный в самом названии «Поверх барьеров» и т. п.), и с образностью В. Маяковского в частности.

Пастернаковская книга «Поверх барьеров» создаётся на стыке двух разных и в то же время родственных поэтик, символизма и футуризма. На этом фоне Пастернак пытается сформировать собственное художественное мировоззрение, синтезируя и трансформируя две литературные традиции.

В этом раннем поэтическом сборнике уже намечается ряд художественных принципов, которые впоследствии станут характерной чертой пастернаковского поэтического мировосприятия.

Так, например, в самом первом стихотворении книги («Посвященье») задаются темы, мотивы и образы, па основе которых и строится художественный универсум «Барьеров»: тема творчества, образ обыденного городского пространства, способного превратить лирического героя в поэта, образ природной стихии, с которой герой пытается вступить в контакт и т. п. Все эти темы, постепенно трансформируясь, обретая новые смысловые оттенки, переходят из стихотворения в стихотворение.

Заявленная в первом тексте тема творчества осмысляется Пастернаком и как создание художественного произведения (но даже этот акт у Пастернака перерастает в попытку преобразования реальной действительности, ср. стихотворения «Импровизация», «Как казначей последней из планет.», «Materia prima»), и как сотворение нового города (цикл «Петербург»), и как сотворение мира («С рассветом, взваленным на спину.», «Не как люди, не еженедельно.») и т. д.

Не менее интересным модификациям подвергается и тема любви. Любовь трактуется и как созидательное, и как разрушительное начало (примечательно, что в заключительном стихотворении «Марбург» отвергнутая любовь позволяет лирическому героя по-новому увидеть мир).

Таким образом, Пастернак старается создать некий целостный универсум, воплотив в поэтическом сборнике всю полноту и разнообразие бытия. Стремлению создать целостную картину мира, объединить различные начала, преодолеть хаос, соответствует и художественная манера: попытка объединить разработанные непосредственными литературными предшественниками мотивы и образы (а шире, поэтические приёмы как таковые) с собственным поэтическим мировосприяитием.

Чтобы осмыслить характер предпринятых начинающим Пастернаком заимствований из символистской поэтики и проанализировать предложенные им модификации, мы попытались сравнить ведущие темы, мотивы и образы из пастернаковского сборника «Поверх барьеров» с лейтмотивами символистских стихотворных книг (сборники В. Я. Брюсова, К. Д. Бальмонта, А. А. Блока, А. Белого). На основе предпринятых сопоставлений можно сформулировать ряд достаточно чётких закономерностей.

С символистским миропониманием Пастернака роднит, прежде всего, постоянный интерес к вечным, космическим, вселенским темам. Пастернак активно осмысляет проблематику «верха» и «низа», «небесного» и «земного», «вечного» и «преходящего», и, что ещё важнее, использует при этом художественные приёмы, введённые в поэтический обиход именно символистами.

Лейтмотивами сборника «Поверх барьеров» становятся небо, звёзды, ночь, стихия ветра или метели (ср. хотя бы «Посвященье», «Дурной сон», «Цельною льдиной из дымности вынут.», «В посаде, куда ни одна нога.», «Импровизация» и т. д.). Все эти мотивы традиционно использовались романтиками, а вслед за ними и символистами, т. е. подобные мотивы, так или иначе, соотносятся именно с символистской поэтикой.

Но обращение к «возвышенному», являющееся доминантой поэтики символизма, в пастернаковском творчестве соседствует с не менее пристальным вниманием автора к бытовой повседневности. Отсюда, например. — столь часто встречающиеся в пастернаковских «Барьерах» описания обыденных, подчёркнуто прозаичных реалий современного городского пространства (дворы, тупики, переулки, баки «водогреен», водостоки, колодец, колодезная цепь и т. п.).

И если символисты пытались сознательно эстетизировать аналогичные элементы человеческого быта, пытались «возвести» их в сферу инфернального, к примеру, создать особую мифологию города, то для Пастернака бытовые реалии являлись самоценными, «равновеликими» по отношению к «небесному», «вечному», и, в то же время, составляющими с ним неразделимое единство.

Вероятно, подобное внимание к «предметному», «земному» миру сближает поэтику раннего Пастернака с поэтикой футуризма. Однако и при сравнении поэтических принципов Пастернака периода «Поверх барьеров» с эстетикой футуризма, становятся очевидными не только сходство, но и различие.

Поэты-футуристы, особенно в самом начале, в период активного формирования собственного поэтического мировидения, настаивали на безоговорочном, бесспорном преобладании «предметного», «земного», даже антиэстетического над «возвышенным», «небесном». Это подчёркнутое предпочтение «земного» стало одной из основ любимого ранними футуристами сознательного эпатажа, к примеру, активно вводимые в поэтический текст прозаизмы, разговорные обороты, слова, характеризующие «внеэстетическую», «сниженную» реальность. Вспомним хотя бы раннее творчество В. Маяковского.

В свою очередь Пастернак, как уже отмечалось, не отдаёт предпочтение ни «возвышенному», ни «предметному». Если символисты вслед за романтиками противопоставляли мир земли и мир неба (мир неба наделялся положительными коннотациями, а мир земли осмыслялся либо как нечто «демоническое», «инфернальное», либо, напротив, «сакрализировался», т. е. так или иначе уподоблялся миру «небесному»), а футуристы разрешали подобное противопоставление в пользу «предметного» мира, Пастернак воспринимал оба этих начала в непосредственном единстве, во взаимопроникновении.

Способы реализации подобного «взаимопроникновения» различны: ветер приносит в здешний мир вести из «ханства поэтов» (стихотворение «Посвященье»), небо соприкасается со льдом катка, конёк «врезается» в созвездие («Цельною льдиной из дымности вынут.»), небо проливается на землю («Нет сил никаких у вечерних стрижей.»), творчество вбирает в себя всё разнообразие мира в его возвышенных и обыденных проявлениях («Баллада»), пастернаковская героиня причастна вечным тайнам бытия и приносит их в обыденный мир («Полярная швея», «На пароходе») и т. д.

Одним из характерных примеров, демонстрирующих полемическое переосмысление Пастернаком как художественного опыта коллег-футуристов, так и наследия символистов, является использование поэтом мотива преображения мира. Все перечисленные выше примеры «сближения» возвышенного и земного в той или иной мере несут в себе эту идею преображения, постоянной трансформации мироздания.

Тема преображения мира, во всех её разнообразных проявлениях, ложится в основу поэтики пастернаковской книги «Поверх барьеров». Примечательно, что именно эта художественная особенность сближает второй поэтический сборник Б. Пастернака с его заключительной книгой «Когда разгуляется», т. е. идея о постоянном изменении универсума становится лейтмотивом пастернаковского творчества.

Нельзя не отметить, что тот же мотив достаточно плодотворно разрабатывался как символистами, так и футуристами. В основе символистского подхода к подобной проблематике (прежде всего, имеем в виду творчество В. Соловьёва и «младших» символистов) лежало представление о религиозном, мистическом преображении мира: миф об аргонавтах в «Золоте в лазури» А. Белого, мистическое ожидание Прекрасной Дамы в ранней лирике Блока и т. п.

Чуть позднее поэты-футуристы, исходя из собственных эстетических предпочтений, отождествили поэтику преображения с пафосом отрицания, разрушения (показательна ранняя лирика А. Кручёных, В. Маяковского, и даже «центрифугистов»).

Начинающий Пастернак парадоксальным образом пытался синтезировать две эти «разнонаправленные» тенденции. Преображение мира в сборнике.

Поверх барьеров" порой синонимично разрушению, распаду, но, как правило, этот процесс осмысляется как нечто временное, принципиально преодолимое (чаще всего это связано с архетипом годичного круга, сменой времён года: поздняя осень, зима, ранняя весна).

С другой стороны, обращаясь к излюбленному поэтами-символистами мотиву «созидательного» преображения мира, Пастернак старательно избегает именно «религиозных», «мистических» коннотаций. Попутно отметим, что религиозная тематика в сборнике «Поверх барьеров», как правило, связывается с мотивами разрушения, конца света, с апокалиптическими сюжетами, тогда как символисты чаще всего акцентировали именно «созидательный» аспект религиозной мистерии.

Чудо преображения мира, превращение смерти в новую жизнь в пастернаковском универсуме является следствием созидательных интенций самой природы, либо следствием вдохновенного творчества и неистовой страсти лирического героя, как правило, подражающего природе (цикл «Петербург», «Импровизация», «Баллада», «Поэзия весной», «Счастье», «За окнами давка, толпится листва.» и т. д.).

Именно в интерпретации образа героя-поэта, героя-художника, Б. Пастернак приближается к символистскому мировосприятию (вспомним образ поэта-теурга в творчестве не только «младших», но и «старших» символистов). Представление о теургии, о «жизнетворчестве», столь настойчиво декларируемое «младшими» символистами, Пастернак делает одной из основ собственной художественной системы, и разрабатывает даже более тщательно и многогранно, чем сами символисты.

Итак, заимствуя ряд символистских мотивов и образов (прежде всего, связанных с символистским, общеромантическим представлением о двоемирии, о разграничении «небесного» и «земного» и преобладании первого над вторым), Пастернак подключает их к совершенно иному смысловому контексту. В этой художественной парадигме мотивы и образы, сохраняя прежнее «символистское» содержание, становятся реализацией собственно пастернаковской идеи об изначальном единстве мироздания, единстве «небесного» и «земного», «высокого» и «низкого», «поэтического» и «прозаического».

В процессе предпринятого Пастернаком «переосмысления» наиболее значимые в творчестве символистов образы и тематические комплексы (такие как сакрализация образа героини, образа весны или демонизация современного города) переходят в пастернаковском художественном универсуме в разряд факультативных, вспомогательных, а «второстепенные», менее значимые мотивы становятся доминирующими.

Примечательно, что столь активное использование символистского художественного опыта, базирующееся на парадоксальном сочетании явных заимствований, сознательных отсылок и столь же явной полемики, стремлении пересмотреть, переосмыслить, наблюдается даже в то время, когда Пастернак, по его собственным позднейшим признаниям, ищет свой стиль, свою поэтическую манеру (именно в этот период создавался интересующий нас сборник «Поверх барьеров»). В последующих, более поздних, произведениях Б. Л. Пастернака многочисленные отсылки к символистской традиции, и, одновременно, полемика с ней станут ещё очевидней.