Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Лирика К. Случевского, философские воззрения в системе поэтического дискурса: Циклы «Думы», «Мефистофель», «Черноземная полоса», «Мурманские отголоски»

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Попытки объяснить феномен стиля Случевского, исходя из специфики творческого процесса, присутствуют уже в современной поэту критике. «Всякое, даже самое ничтожное впечатление, — пишет Вл. Соловьев, — сейчас же переходит у него в размышление, дает свое отвлеченное умственное отражение, и в нем как бы растворяется. Это свойство, несомненно господствующее в поэзии К. К. Случевского, хотя, конечно… Читать ещё >

Лирика К. Случевского, философские воззрения в системе поэтического дискурса: Циклы «Думы», «Мефистофель», «Черноземная полоса», «Мурманские отголоски» (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Глава 1. Цикл «Мефистофель»
    • 1. 1. «Фауст» Гете и «Мефистофель» Случевского: особенности рецепции трагедии Гете в России и проблематика цикла
    • 1. 2. Художественное строение цикла
    • 1. 3. Аксиология и философский смысл цикла
  • Глава 2. Цикл «Думы»
    • 2. 1. Цикл «Думы» и дискурс 1880—1890-х годов
    • 2. 2. Полемический контекст и аксиология «Дум»
    • 2. 3. Дидактико-философский дискурс в «Думах»
    • 2. 4. Философское содержание «Дум»: проблема личности
  • Глава 3. Циклы «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски»
    • 3. 1. Реальное пространство: традиция и природа
    • 3. 2. Символическое пространство: проблема познания мира

0.1. В истории русской лирики период 1880—1890-х годов определяется как «безвременье», эпоха поэтов «второго ряда», не создавших «ни новой поэтической идеи, ни завершенного установившегося стиля. (.) Творчество поэтов рассматриваемого периода отчетливо и осознанно выразило конец богатой поэтической эпохи, а новая эпоха для поэзии еще не настала"1. С другой стороны, поэзия этого времени, иногда называемая «пре (д)символизмом», подготовила наступление новой поэтической эпохи, осуществила «миссию перехода» (Е.В.Ермилова) к иной художественной системе — символизму.

Творчество К. К. Случевского занимает особое место в русской лирике конца XIX века. Воплотив в себе характерные особенности поэтического дискурса 1880−1890-х годов, поэзия Случевского по своему содержанию и стилистике выходит далеко за его рамки. Критики конца века указывают на такие черты поэтической манеры Случевского, как обилие прозаизмов, необработанность и «странность» поэтического языка, стихийность впечатлений, и одновременно — глубину мысли, мистицизм, своеобразие философского содержания.

Символисты (Бальмонт, Брюсов, Блок) дают высокую оценку многим поэтическим деятелям «безвременья», признавая их провозвестниками нового слова в поэзии. К. К. Случевский — один из признанных поэтов, чья роль в развитии русской поэзии несомненна и значительна. Бальмонт называет его в ряду трех выдающихся поэтов-символистов, наряду с Тютчевым и Фетом. О том, что у Случевского «есть вещи удивительные и дерзновенные», пишет в дневнике Брюсов3. В числе особенно ценимых его произведений — ранние стихотворения «Статуя», «Мемфисский жрец», «Весталка», драматическая поэма «Элоа», книга стихов «Песни из Уголка», стихотворные циклы «Загробные песни» и «В том мире». При этом творчество Случевского обнаруживает свою близость новым эстетическим установкам не только тематически, но и своей формальной стороной — «импрессионизмом» (К.Бальмонт), тяготением к символической образности.

Высокая оценка лидеров новой поэтической эпохи заставляет задуматься о поэзии Слуневского как о явлении, скрывающем в себе механизмы перехода от одной художественной системы к другой, демонстрирующем возникновение эстетических принципов символизма. Творчество Случевского предстает сферой продуктивного и актуального эксперимента, результаты которого оказались чрезвычайно важны для последующего литературного развития.

Первые поэтические опыты Случевского, появившиеся в 1857—1859 годах в малозаметных изданиях — «Иллюстрации», «Моде», «Общезанимательном вестнике», а в 1860 году и в «Отечественных записках», получают высокую оценку А. Григорьева и Тургенева. Уже в начале своего поэтического пути Случевский создает произведения, резко отличающиеся от среднепоэтической продукции тех лет. Стихотворения «Мемфисский жрец», «Весталка», «Статуя», впоследствии высоко ценимые символистами, были написаны именно в это время.

В 1860 г. тринадцать стихотворений Случевского, при содействии Тургенева, были опубликованы в «Современнике». Появление стихотворений в журнале такого уровня привлекло внимание критики к начинающему поэту и одновременно ко всем уязвимым сторонам его поэтической манеры. Демократическая критика обрушила на Случевского град насмешек и пародий. Особенно резкими были отзывы и пародии Вас. Курочкина и Н. Ломана в «Искре» и «Светоче» — с пародией выступил Добролюбов. Наибольшие нападки вызвали стихотворения «На кладбище» и «Ходит ветер избочась.», слишком «бесцеремонно» выразившие яркую индивидуальность поэта. Сам Случевский назвал позже все происходившее тогда «неистовой травлей». Критика «Искры» стала причиной длительного поэтического молчания Случевского — его стихотворения вновь появляются в печати лишь в 1871 году.

В 1860 году Случевский уезжает за границу. В университетах Берлина, Гейдельберга, Парижа он слушает лекции по истории, философии, биологии, химии, в 1865 году получает степень доктора философии в Гейдельбергском университете. Переписка тех лет говорит о том, что поэт продолжает писать и ведет переговоры об опубликовании свои новых сочинений4.

Однако, вернувшись на родину, Случевский спешит выступить не с поэтическими произведениями, а со статьями публицистического характера, включаясь в идейные споры шестидесятых годов. В 1866—1867 гг. выходят три его брошюры «Явления русской жизни под критикою эстетики», посвященные критике сочинений Прудона, Чернышевского, Писарева5. Статьи были ответом на журнальную критику 1860 года, во взглядах и поведении которой Случевский усмотрел связь с определенным, скорее политическим, нежели литературным направлением. После продолжительного молчания он выступает с эстетической декларацией, включающей в себя и этические оценки современной русской жизни. Второй крупной публикацией Случевского этого времени стал роман «От поцелуя к поцелую», изданный в 1872 году под псевдонимом Серафим Неженатый, — произведение с резко выраженной сатирической и дидактической направленностью.

В 1880-е годы выходят несколько сборников стихотворений, поэм и драматических произведений Случевского (1880, 1881, 1883, 1890 гг.). Случевский публикует также ряд прозаических произведений (повести «Око за око», «Виртуозы», «Застрельщики», многочисленные рассказы, заметки о путешествиях по России). Среди них — рассказ «Профессор бессмертия» (1891), привлекший внимание критиков свой оригинальной темой — научным доказательством бессмертия.

1890-е годы и начало XX века — время заслуженной славы Случевского и признания со стороны нового поколения поэтов. С 1898 г., после смерти.

Я.Полонского, Случевский возобновляет его «пятницы», ставшие одним из заметных культурных явлений начала века. В числе постоянных посетителей «пятниц» — Н. Минский, Д. Мережковский, З. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, О. Чюмина, Д. Цертелев, А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, С. Фруг, М. Лохвицкая6.

В 1898 г. выходят шеститомные «Сочинения К.К.Случевского», включившие в себя почти все, написанное ранее, — переработанные циклы «Мефистофель», «Думы», «Черноземная полоса», «Мурманские отголоски», «Из дневника одностороннего человека», «Женщина и дети» и др., поэмы, драматические сцены, прозу. В 1902 г. выходит в свет книга стихотворений «Песни из Уголка», по праву считающаяся вершиной творчества Случевского. Одновременно появляются новые книги прозы — «Новые повести», «Повести и рассказы» (1904). 1902;1903 годы отмечены появлением большого поэтического произведения Случевского — до сих пор полностью не исследованных циклов «Загробные песни» и «В том мире», опубликованных в п.

Русском вестнике", а также тесно связанного с ними цикла из десяти стихотворений «Смерть и Бессмертие» (Новый путь, 1903, № 5). Эти циклы, воспринятые современниками как поэтическое завещание поэта, завершили творческий путь Случевского.

0.2. Несмотря на очевидную литературную значимость, творчество Случевского не получило всесторонней критической оценки. Суждения критиков-современников, за несколькими исключениями (к которым можно отнести статьи В. С. Соловьева, К. Д. Бальмонта, ВЛ. Брюсова), имеют поверхностный характер и не выходят за рамки рассуждений о принадлежности поэта к тому или иному литературному направлению («чистому искусству», декадентству, символизму). Став предметом литературоведческого исследования в последующие годы, творчество Случевского, тем не менее, оставляет современной науке целый ряд проблем, рассмотренных лишь в первом приближении или не рассмотренных вообще.

Критические отклики и научные статьи о творчестве К. К. Случевского можно разделить на три группы.

1) Первая группа выдвигает на первый план проблему «философичности» лирики Случевского. Звание «поэта-философа» утвердилось за ним уже в современной ему критике. Случевский — «поэт мысли, глубокой, оригинальной, но потому и неожиданной в стихах», поэзия которого «оттого не была признана в шестидесятые и семидесятые годы, что вся она основана на веровании в существование особого трансцендентного мира, более важного и значительного, чем действительный», — пишет о нем о.

Пл. Краснов. В. Грибовский определяет Случевского как «художника-мыслителя», в творчестве которого «мысль кипит и бурлит под оболочкой художественной формы», и одновременно указывает на мистический рационализм как одну из существенных черт миросозерцания поэта9. А. Коринфский называет «Песни из Уголка» «целой философской системой», «изумительно стройной и своеобразной"10. «Поэт-философ», «истинно-современный импрессионист, полный философских настроений», — таковы определения К. Бальмонта11.

В современной научной литературе, устанавливающей связь Случевского с традициями философской лирики, выделяются такие черты его творчества, как «господство философствующей личности» и стремление «имитировать самый процесс мышления"12, «расчетливая, тонкая игра.

13 философскими категориями". «Строй лирического сознания Случевского определяется особым отношением к мысли как к основе человеческой жизнедеятельности», он стремится «синтезировать методы искусства и философского познания"14. Отмечается значительное влияние на стиль Случевского как материалистической мысли 1860-х годов, так и духовных поисков конца века15.

2) Вторая проблема, очерченная критиками, — стилистическая неровность Случевского, обилие прозаизмов в поэтической речи, казалось, полностью порвавшей связи с гармоническим словом золотого века русской поэзии. Научный термин, изысканный поэтизм, канцеляризм и просторечие — все это соединяется в своеобразном стилистическом единстве.

Эта особенность позволила В. Я. Брюсову сказать, что Случевский «писал свои 16 стихи как-то по-детски, каракулями, — не почерка, а выражении», а.

С.К.Маковскому назвать его поэтом «парадоксально неровным». Оценки стилистического почерка Случевского варьируют от полного неприятия18 до признания его своеобразия и поэтической новизны. «Стихи Случевского часто безобразны, — пишет Брюсов, — но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это — безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости"19.

С.А.Зеньковский отмечает в его творчестве стремление соединить «в одной фразе философское рассуждение с технологической терминологией и.

9П разговорными словечками". «Очень часто стих еле держится на самой грани поэзии и прозаического косноязычия, — пишет Е. В. Ермилова. — Прозаизм выступает то как стилевое своеобразие, стилевое задание., то прямо как метод обиходно-бюрократического мышления"21.

Попытки объяснить феномен стиля Случевского, исходя из специфики творческого процесса, присутствуют уже в современной поэту критике. «Всякое, даже самое ничтожное впечатление, — пишет Вл. Соловьев, — сейчас же переходит у него в размышление, дает свое отвлеченное умственное отражение, и в нем как бы растворяется. Это свойство, несомненно господствующее в поэзии К. К. Случевского, хотя, конечно, не исчерпывающее ее всецело, я называл бы импрессионизмом мысли. Схватывая на лету всевозможные впечатления и ощущения и немедленно обобщая их в форму рефлексии, мысль поэта не останавливается на предварительной эстетической оценке этих впечатлений: автор рефлектирует в самом своем творчестве, но не проверяет его результатов дальнейшею критическою рефлексией. Отсюда чрезвычайная неровность и случайность его произведений: если впечатление имело настоящую эстетическую ценность, если в нем был элемент красоты, его прямое отражение в мысли автора дает истинно поэтические произведения, если же нет, то выходят вещи в лучшем случае странные, или причудливые"22. Вл. Соловьев выделяет, таким образом, особый компонент («размышление», «отвлеченное умственное отражение») в поэтических текстах Случевского, характеризуемый им как чуждый, вступающий в противоречие с эстетической формой.

В.Брюсов объясняет «косноязычие» Случевского принципиальной невозможностью слияния философских интенций и даже «логических построений» и поэзии как таковой. «Он не мог, не умел соединить, слить в одно — художественное созерцание и отвлеченную мысль. Он был то мыслителем, то поэтом"23. Н. Минский, напротив, объясняет эту особенность стиля «пренебрежением к форме», вытекающим из стремления донести до читателя живое, непосредственное чувство24. Д. Волжанов, отмечая в стихотворениях Случевского большое количество технических погрешностей, называет его поэтом «замысла, а не исполнения», сознательно пренебрегающим формой ради «несомненно оригинального» содержания .

А.В.Федоров отмечает, что прозаические обороты обусловлены всей поэтической системой Случевского, указывая на «использование прозаически сниженного слова в стихах философски медитативного или эмоционально.

26 трагического характера". Е. В. Ермилова указывает на связь между степенью прозаичности стиха, усилением «резонерского тона» стихотворений и присутствием философской темы, преимущественно темы смерти и.

27 бессмертия. С. В. Сапожков связывает прозаизацию стиха в творчестве Случевского с процессами отмежевания поэзии от прозы, занявшей во второй половине XIX века главенствующее положение в литературе, которое достигается, в том числе, сознательным усилением содержательного аспекта.

28 поэзии .

3) Третья группа суждений указывает на проблему «переходности» Случевского, называемого «первенцем русского.

29 ~ 30 декадентства", «предтечей символизма» и звеном между романтизмом и символизмом31. Случевский «явился именно тем связующим, которое объединило традиции европейского и русского романтизма с поэзией.

Серебряного века, — пишет С. А. Зеньковский. -. Нельзя забывать совершенно определенную зависимость русских символистов старшего поколения от мышления и стиля Случевского. Мистицизм Мережковского и Гиппиус гораздо мельче мистицизма Случевского, но в их творчестве нельзя не заметить влияния их старшего собрата по русской поэзии. В прозе и стихах.

Брюсова и Сологуба, в поэзии Анненского с их приверженностью к описаниям страданий, сумасшествия и смерти, зависимость от Случевского чувствуется еще сильнее". «Творчество Случевского, несомненно новаторское по отношению к традициям лирики конца XIX века, во многом предвосхищало общие принципы и направление движения русской поэзии на рубеже столетий». Поэтические открытия Случевского, предвосхитившие символизм, признание его творческих заслуг символистами — все это убедительно говорит об особой роли поэта в процессе смены художественных систем на рубеже XIX—XX вв.еков.

Эти три разных подхода, выводящих на первый план проблемы 1) философского содержания, 2) прозаизации, 3) «переходности» творчества Случевского, по сути, определяют одну и ту же проблему, которая может быть сформулирована как проблема влияния философского содержания на стилистико-композиционные особенности его лирики. Вторжение философии в лирику становится причиной стилистической неровности («косноязычия», «резонерства»), мишенью для критики, но одновременно и поводом для стилистического эксперимента, призванного расширить содержательные возможности лирического текста. В то же время описание связей философского содержания и поэтики может прояснить процесс формирования новых принципов поэтического творчества, становления новой художественной системы.

Таким образом, попытки найти ключ к обладающей ярким своеобразием поэтике Случевского не выходят за рамки одного и того же теоретического вопроса — вопроса о связи поэтики и эксплицированной в тексте философской идеи, о связи «логики» и «мысли», столь явных в лирике Случевского, со способами их поэтического воплощения.

0.3. Проблема, которая может быть определена как проблема философии в лирике Случевского, решается, как правило, путем тематического анализа (темы добра и зла, смерти и бессмертия) и фиксации риторических элементов, свойственных философскому дискурсу. С этой точки зрения, «философичность» Случевского выражалась лишь в попытках соединить поэтическое слово и философское рассуждение, попытках часто неудачных.

Однако проблема философии в лирике Случевского не исчерпывается анализом тематического состава его произведений. Лирика Случевского, «поэта-философа», «художника-мыслителя», стремившегося выразить свои философские взгляды поэтическими средствами, является примером интенсивного взаимодействия поэтического и философского дискурсов. Поэтому особое значение приобретает исследование взаимозависимости философского содержания и структуры текста, определяющей стилистическое своеобразие лирики Случевского. Эта задача, в свою очередь, требует описания круга философских идей поэта, которое должно быть основано как на историко-философском контексте, с опорой на произведения Случевского философского плана, так и на семантике его лирических текстов.

Комплекс философских идей Случевского органически связан с философскими исканиями второй половины XIX века.

Начало творческого пути поэта совпало с эпохой серьезных перемен в мировосприятии, связанных с развитием естественных наук в середине XIX века и смещением ценностных приоритетов в сторону «позитивного» знания. Прежде всего, происходит переворот в науке о человеке: в 1859 году Ч. Дарвин публикует «Происхождение видов», позже вышла книга его последователя Т. Гексли «О положении человека в ряду органических существ» (в русском переводе в 1864 г.). На это время приходятся открытия в области биологии, химии, физики, физиологии, психиатрии, характер которых вносил существенные коррективы в вопрос о месте человека в мире, о его душе, свободе и воле. Получают распространение материалистические научные программы, в том числе основанные на теории эволюции. Многие ученые сочетали в своей работе физические и физиологические исследования (Гельмгольц, Вундт), пытаясь объяснить явления психики и физиологии закономерностями точных наук. В России И. М. Сеченов в работе «Рефлексы головного мозга» стремится материалистически объяснить акты сознания и воли. Эти и многие другие открытия не просто количественно увеличивали знания человека о природе — самый их характер (исследования в области электричества, магнетизма, физиологии и психологии человека) переиначивал картину бытия, обнаруживал в нем качества, заставлявшие заново ставить вопрос о месте человека в мире и о путях его развития. Естественные науки приобрели (со времени Конта) значение универсального знания, содержащего ответы на философские, в том числе этические и эстетические вопросы. Наделяя методы естественных наук философской значимостью, позитивизм одновременно утверждает непознаваемость и условность метафизической сферы, теряющей свою гносеологическую ценность под натиском научного объяснения. В осмыслении грани между позитивным и метафизическим складывается ментальность эпохи.

Основы мировоззрения Случевского были заложены в своеобразном культурном пространстве, совместившем в себе новейшие научные открытия и переосмысление положений эстетики, увлеченность теориями и отрицание нравственных оснований, идеи Шопенгауэра и Шеллинга, Конта и Спенсера.

Воззрения, имеющие своим источником шеллингианские идеи развития и организма, эволюционную теорию, вундтовское положение о сходстве миров растительного и животного, тождества законов природы и духа, дополнились выводами естественных исследований, открытиями физики, биологии, химии. В своих сочинениях Случевский обнаруживает широкую осведомленность в области естественнонаучных и социальных теорий своего времени, открытий физики, химии, психиатрии, физиологии.

Гейдельбергский университет, где учился Случевский в начале 1860-х годов, был одним из центров естественнонаучной революции. Там читали лекции естествоиспытатели Бунзен, Гельмгольц, Вундт, Кирхгоф. Бунзен и Кирхгоф присутствовали на экзамене, который держал Случевский на степень доктора философии 6 февраля 1865 года34. Впоследствии Н. Минский так охарактеризует это время в жизни Случевского: «Робкие шепоты души звали его к прекрасному и высшему, но голос ликующего реализма гипнотизировал его мысль, внушая благоговение к истинам точной науки и презрение к призракам метафизики и мистики. Случевский выходит в отставку, едет в Гейдельберг, где слушает лекции Гельмгольца и Вундта, входит в общение с Шлоссером, Страусом, Гервинусом, Миттермайером, Кирхгофом, Бунзеном, Блюнчли и навсегда, до конца дней своих, поступает в духовное рабство к властителю дум того времени, к великому Дарвину».35.

Именно в неповторимом духовном климате 1860-х годов зарождаются будущие поэтические темы и открытия Случевского. Поэт активно включается в процесс культурного обмена между наукой и художественным творчеством. В научных и философских идеях Случевский находит один из структурных элементов своего творческого мира. Открытия частных наук, в том числе материалистические объяснения духовной сферы (психология, физиология, рефлексология, психиатрия и пр.) рождают темы галлюцинаций, душевного нездоровья, смерти и пограничных явлений психики. Темы рассказов Случевского — медицинская ошибка, приведшая к безумию («Убил?

Не убил?"), сумасшествие героини под бременем непосильных жизненных обстоятельств, воспитание умственно отсталого ребенка («Балетная»), портрет странноватой сестры-сиделки, коллекционирующей фотографии своих пациентов после смерти («Лучи»), психические сломы, озарения, сдвиги в памяти и т. п., сопровождаемые подробными медицинскими и научными комментариями.

Однако постепенно негативные стороны рационализма становятся все более и более явными. Девальвация духовной сферы под влиянием естественнонаучного упрощения, низведения внутренней жизни к совокупности рефлексов и «мозговых отправлений» заставляет философов вновь говорить о необходимости соединения разума и веры, науки и религии. «Старание все сводить к механическим отношениям, — пишет Б. Чичерин, -ведет не только к непониманию, но и к искажению всех высших явлений природы и духа, которые насильственно подводятся под неприложимые к ним законы и в которых намеренно отрицаются самые существенные их черты. (.) Такое направление прямо ведет к отрицанию всей высшей стороны человеческой природы, того, что связывает нас с бесконечным"36.

Между тем непознанное, оставшееся за гранью материалистического анализа, продолжает напоминать о себе в сферах иррационального, религиозного, мистического, так и не получившего окончательного истолкования позитивной наукой. Вопреки научным выводам о физиологической простоте всего, именуемого жизнью духа, человек конца XIX века все острее ощущает трагическую непознаваемость мира и своей собственной сути. Парадоксальным образом интенсивное развитие науки вызывает распространение агностицизма или же стремления прозреть мистические основы бытия. «Новейшая теория познания воздвигла несокрушимую плотину, которая навеки отделила твердую землю, доступную людям, от безграничного и темного океана, лежащего за пределами нашего познания. (.) Никогда еще пограничная черта науки и веры не была такой резкой и неумолимой, никогда еще глаза людей не испытывали такого невыносимого контраста тени и света. Между тем, как по сю сторону явлений твердая почва науки залита ярким светом, область, лежащая по ту сторону плотины ., ночь, из которой все мы вышли и в которую должны неминуемо о п вернуться, более непроницаема, чем когда-либо». Это мироощущение проникает, в конечном итоге, и в поэтический дискурс 1880—1890-х годов, отмеченный преобладающими настроениями тоски, бессилия и недовольства жизнью.

Осознание девальвации духовной сферы под нажимом материалистических теорий приводит к появлению метафизических, религиозных, мистических концепций, активно инкорпорирующих в себя элементы научных теорий. На культурном фоне эпохи мы видим различные сочетания научного поиска и мистических объяснений, поиск научной основы мистического при очевидном признании прав последнего на существованиедеятельность спиритических обществ (при участии математика М. В. Остроградского, зоолога Н. П. Вагнера, химика А. М. Бутлерова и др.), распространение теософии, внимание к проблемам сна и сновидений, чтения мыслей и ясновидения и попытки их научного объяснения38. Выводы науки не отвергаются, но органически объединяются с познанием иного рода. Складывается сообщество тех, кто считает, что в мире существует духовная упорядоченность, вбирающая в себя все, выработанное человечеством в процессе развития.

0.4. К этому сообществу принадлежал и Случевский. Научно-философская проблематика второй половины XIX века, повлияв на формирование мировоззрения поэта, наиболее ярко отразилась в его трактовке проблемы личности, ее совершенствования и бессмертия.

Свидетельства современников говорят о том, что идея бессмертия была для Случевского глубоко личной и прочувствованной. «Он не верил в смерть, — вспоминает А.Зарин. — Душа бессмертна и, вселяясь в телесные оболочки, она проходит только этапы на длинном пути беспрерывного совершенствования, пока не дойдет до слияния с бесконечностью. При своем бессмертии душа, покинув земную оболочку, в состоянии видеть и оценить все пережитое ею на земле, но не в силах — даже на миг.

39 материализовать свою оболочку, чтобы явиться в образе умершего." .

Случевский не только лично был убежден в бессмертии души, но и активно проповедовал эту идею (об этом говорят циклы «Загробные песни» и «В том мире»). В газете «Курьер» (1902, № 284) сохранилось объявление о чтении К. Случевским в Русском собрании реферата «Вопрос о загробной жизни» («Доклад привлек массу слушателей. Особенность доклада была та, что Случевский предложил его в прозе и стихах»).

Проблема бессмертия в творчестве Случевского, проявляясь в его наиболее ярких темах, является, однако, лишь завершением складывавшейся в течение всей жизни своеобразной философской системы. Центральное место в ней занимает идея развития человеческой личности как «венца творения», которую Случевский делает главной темой своего творчества. «Сам человек, корни заложенного в него от природы греха, зла, смерть, которую он воспринимал не как конец человеческого существования, а как переход в иное, новое бытие, отражаются в его стихах, рассказах, в мистерии-поэме «Элоа». Они притягивали его ум несравненно больше, чем злободневные, хотя бы и житейски важные, вопросы и события"40.

Проблема личности в творчестве Случевского, обусловленная естественнонаучными и философскими влияниями времени, спорами о границах духовного в человеке, включает в себя два аспекта: признание высокой роли духа и внерационального компонента в развитии и бытии человека, с одной стороны, и эволюционную теорию — универсальный и гибкий инструмент теоретиков и практиков второй половины века, — с другой. С помощью эволюционной теории Случевский формулирует конечную цель развития личности — бессмертие и приобщение к загробному духовному миру.

Но достижение этого возможно лишь при условии постоянного самосовершенствования, преодолении материального в человеке и развитии его духовного «я».

Задача описания философских воззрений Случевского невыполнима без привлечения тех его произведений, в которых ценные нам идеи эксплицированы наиболее отчетливо. В качестве таких источников мы обратились к брошюрам «Явления русской жизни под критикою эстетики», рассказу «Профессор бессмертия», рассказам из сборника «Новые повести», а также стихотворным циклам «Загробные песни» и «В том мире», в которых взгляды на смерть и бессмертие выражены в наиболее систематизированном виде.

Рассказ «Профессор бессмертия» (1891) включает в себя фрагмент с изложением своеобразной теории бессмертия, основанной на научных теориях (дарвинизме, открытиях Гельмгольца, философии Спенсера, Вундта и др.). Ее автор, герой рассказа — «профессор бессмертия» Петр Иванович Абатулов, посвятил свою жизнь доказательству бессмертия души, исходя исключительно из современных естественнонаучных данных, прежде всего, из дарвиновской идеи совершенствования организмов и закона сохранения этих изменений («Это немножко Дарвин, если хотите, но не совсем Дарвин» -IV 119″). Вслед за Вундтом, Абатулов утверждает полное единство миров органического и неорганического, общность их законов, «полное единение в природе». Человек в этом мире занимает место последнего эволюционного звена, «corona triumphalis, дальнейшее развитие мироздания. может совершаться впредь. только сквозь него» (IV 122). В творчестве человека, таким образом, в порождениях его духа «нельзя не признать частного вида творчества самой природы» (IV 123). Абатулов описывает особый мир произведений человеческого творчества, называемых им «психическими организмами», «самостоятельными, свое бытие имеющими «индивидуумами». «Психическим организмом называю я все решительно, без всякого исключения, что сотворено духом человека: деяние, песню, картину, мост, химический опыт, битву, историю, законодательство и т. д. Все эти организмы. имеют свое зарождение, развитие, болезни, смерть и т. д.» (Там же). Ссылаясь на Спенсера и Грюна, Абатулов заявляет, что следующий эволюционный скачок осуществится «развитием мозговых отправлений человека», т. е. посредством «психических организмов».

Отсюда и следует «наивеличайшая истина» — «бессмертие единоличной души человека». Поскольку в мире действует закон, согласно которому «усовершенствование, однажды имевшее место,. сохраняется и на текущее время, чем обусловливается нарождение еще более усовершенствованных форм, устраняющих и заменяющих формы менее совершенные» (IV 127), постольку душа как наиболее совершенная эволюционная форма должна сохраняться и после смерти физического тела. Возможность существования души без тела доказывается с привлечением законов Карно и Гельмгольца, с рассуждениями о втором начале термодинамики и законе сохранения энергии. В финале повести естественнонаучные выкладки «профессора бессмертия», дополняются открывшейся ему религиозной истинойслово науки соединяется со словом Св.Писания.

К произведениям открыто философского характера относятся последние циклы Случевского — «Загробные песни», «В том мире» и «Смерть и бессмертие» (1902;1903), развивающие основные положения системы «профессора бессмертия» и поэтически описывающие формы бытия, наступающего после смерти. К. Бальмонт, высоко ценивший творчество Случевского, называет их «философской поэмой"42. Состояния агонизирующего сознания в момент смерти, переход в иной мир, впечатления от нового бытия, изложение системы доказательств бессмертия, но «с той стороны», встречи в загробном мире, новое видение вселенной, бесконечной и исполненной творческих сил, — таковы основные темы циклов «Загробные песни» и «В том мире». Эти циклы носят настолько дидактико-научный характер, что, за исключением нескольких стихотворений, в значительной степени утрачивают поэтическую привлекательность. Вместе с тем, это большое (около 150 стихотворений) произведение, обладающее бесспорной историко-литературной ценностью.

Философско-нравственную значимость этих циклов отмечал сам поэт в письме Н. Минскому: «.тут поэзия, образность, стих и пр. на втором месте-. они вне всякой партийности-. их задача облегчить, насколько возможно странствования мятущегося духа человека, именно в наше глубоко безотрадное время"43. В письмах Стасюлевичу по поводу издания «Загробных песен» (1901) Случевский выражает желание печатать циклы в два-три приема, чтобы не разрушать их философскую и доказательную целостность: «Посылаемое «не стихи», а нечто вроде особого мировоззрения"44. Этим циклам, по утверждению дочери поэта, следовало продолжение, которое было утрачено после смерти Случевского45.

Таким образом, описание системы философских взглядов Случевского, выражаемых им с разной степенью полноты в своих сочинениях и формировавшихся на протяжении всей жизни поэта, является первым шагом в решении проблемы философии в его лирике. В учении о человеке и его бессмертии соединились и философские идеи, и элементы научных открытий XIX века, и этический анализ проблем современной жизни, и личный духовный опыт. Главные темы Случевского сходятся в этой точкенастойчивый поиск «облика» зла, исследование свойств общества, утверждение нравственной самостоятельности личности и далее — смерть и загробное бытие как дальнейшее духовное развитие личности.

Объяснение особенностей поэтики Случевского (в частности, его стилистической неровности) задачей выражения философского содержания представляется обоснованным и продуктивным. В стихотворениях, наиболее далеких от гармонического идеала, философские и дидактические интенции вытесняют «поэзию, образность, стих» на второе место. Стилистическая неровность может быть результатом поиска нужного слова в стремлении решить определенную философскую, этическую задачу, убедительно выразить комплекс философских идей. Вместе с тем, в поэтически совершенных образцах лирики Случевского (таких, например, как рассматриваемый в настоящем исследовании цикл «Мефистофель») взаимовлияние выраженной философской идеи и поэтики создает дополнительные источники смыслообразования и определяет своеобразие поэтического почерка.

0.5. Общая характеристика диссертации. Целью настоящей работы является выяснение закономерностей художественного строения лирических циклов Случевского «Мефистофель», «Думы», «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски» в зависимости от эксплицированного в них комплекса философских идей. Соответственно, задачами исследования являются описание философского содержания рассматриваемых циклов, использованных в них композиционных и стилистических приемов, позволяющих выразить в лирическом тексте философское содержание. Были определены следующие аспекты исследования: анализ философской проблематики цикловисследование традиционных литературных средств, привлеченных для выражения философского содержанияанализ композиционных особенностей циклов и их тематико-мотивного строениявыявление лексико-стилистических закономерностей в зависимости от философских интенций текставыявление различных типов дискурса в тексте.

Выбор материала. Для достижения целей исследования были выбраны четыре наиболее значительных лирических цикла Случевского -«Мефистофель», «Думы», «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски».

Выбор данных циклов в качестве основного объекта исследования определялся рядом обстоятельств.

1) Как много раз отмечалось в исследованиях, посвященных проблемам циклизации, циклическая форма дает дополнительные ресурсы смыслообразования и часто связывается с содержательной емкостью особого уровня — философского, обобщающего46. Возникновение циклической формы описывается как результат компенсации распада системы жанров и стремления расширить смысловые возможности лирического стихотворения. Семантические связи, возникающие между отдельными стихотворениями цикла и образующие сложную, многоуровневую структуру, создают своего рода целостные лирический текст высшего порядка, более содержательный, чем отдельное стихотворение. По определению И. В. Фоменко, «словом «цикл» обозначается жанровое образование, главный структурный признак которого — особые отношения между стихотворением и контекстом, позволяющие воплотить в системе сознательно организованных стихотворений сложную систему взглядов, целостность личности и/или мира"47. «.Ни одно стихотворение, как бы важно оно ни было, какое бы значение ни придавалось ему, не может воплотить систему авторских взглядов, т. е. концепцию. Эту исключительную для лирики возможность и дает циклизация"48 (подчеркнуто автором. — А.К.).

Таким образом, выбор циклических форм в качестве объектов анализа оптимизировал исследование: поиск закономерностей поэтики в связи с философским содержанием на материале циклов является более продуктивным. Естественно предположить, что именно в художественно завершенных циклах взаимодействие философии и поэтики будет представлено в наиболее отчетливых и совершенных формах.

2) Одновременно, выбранные циклы дают возможность исследовать проблему философского содержания лирики Случевского на разном тематическом материале, обладающем при этом высоким уровнем философского обобщения. Все рассматриваемые циклы так или иначе затрагивают проблему личности, являющуюся, как уже говорилось, системообразующей для творчества Случевского. Цикл «Мефистофель» посвящен исследованию проблемы абсолютного зла и его присутствия в повседневной жизни — вечной теме литературы и искусства, «Думы» -гносеологическим и онтологическим проблемам, самоопределению личности, «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски» — бытию человека как части природного мира, путешествию как познанию мира.

Другие лирические циклы Случевского, как правило, не обладают философской завершенностью и выделялись им при публикации сборников по жанрово-тематическому признаку («Лирические», «Из природы», «Женщина и дети», «Мгновения» и др.). В этом плане они ничем не отличаются от аналогичных тематических разделов в сборниках других поэтов-восьмидесятников.

Анализ книги стихотворений «Песни из Уголка», являющейся философским продолжением рассматриваемых циклов, циклов «Загробные песни» и «В том мире» (иногда также называемых книгой), не вошел в настоящую работу ввиду их значительного объема, в том числе в содержательном плане. Исследование было ограничено рассмотрением лирических циклов в точном смысле слова (сравнительно небольших по своему объему), в которых взаимодействие идеологических и композиционных структур выражено наиболее отчетливо. Последовательность анализа циклов обусловлена их философским содержанием и развитием темы личности в творчестве Случевского. Подобный подход правомерен, так как рассматриваемые циклы появились в окончательной редакции одновременно — в «Сочинениях» Случевского 1898 года.

В качестве методологической основы исследования использовались принципы структурно-типологического анализа лирического текста в сочетании с историко-литературным подходом при исследовании философского контекста. Теоретической основой работы служат положения, сформулированные в работах В. М. Жирмунского, Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотмана, З. Г. Минц, В. Н. Топорова, А. Ханзен-Леве.

Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью русской лирики последней трети XIX века, в том числе отсутствием исследований поэтики Случевского как целостной системы. Кроме этого, в высшей степени актуальной является проблема соотношения философского дискурса и художественной литературы, которая в русской культуре, в связи с повышенной литературностью многих философских текстов, приобретает особую остроту.

Научная новизна исследования состоит в выявлении основных принципов поэтики лирических циклов Случевского «Мефистофель», «Думы», «Черноземная полоса» и «Мурманские отголоски», обусловленных их философским содержанием. В диссертации впервые описан комплекс философских идей Случевского. Также проведен предварительный анализ дискурса 1880−1890-х годов, рассмотрены его основные темы и мотивы.

Теоретическая значимость диссертации заключается в осмыслении проблемы взаимодействия философского содержания и лирической формы на материале конкретных текстов, что позволяет сделать выводы, конкретизирующие описание поэтического дискурса 1880−1890-х годов как целостного явления.

Практическое значение диссертации. Материалы исследования могут быть использованы для дальнейшего изучения творчества К. К. Случевского и поэтического дискурса 1880−1890-х годов, в исследованиях, посвященных проблемам циклизации в русской лирике второй половины XIX века, а также при преподавании истории русской литературы.

0.6. Структура и общее содержание диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографического списка из 170 наименований.

Заключение

.

1 См. об этом: Дьяченко Г. Указ.соч.

2 Рукописный отдел Института русской литературы РАН. Ф.243. Оп.1. Ед.хр.1319. о.

Топоров В.Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифопоэтического мышления («Преступление и наказание») // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 195.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Использованные тексты
  2. , С.А. Стихотворения. 1878−1887. 2-е изд. — СПб., 1898.
  3. , А.Н. Полное собрание стихотворений / Вступ.ст.М. В. Отрадина, сост., подгот. текста и примеч. Р. А. Шацевой. -3-е изд. JL: Сов. писатель, 1991. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  4. , А., фон. Изабелла Египетская, первая любовь императора Карла Пятого. Томск: Водолей, 1994. — 143 с.
  5. , И.В. Фауст: Трагедия / Пер. с нем. Н. А. Холодковского // Гете, И. В. Собрание сочинений: В 13-ти т./Под общей ред. А. В. Луначарского и М. Н. Розанова. Вступ.ст.А. В. Луначарского. Т.5. — М.: Гослитиздат, 1947.
  6. Голенищев-Кутузов, А. А. Сочинения: В 3 т. СПб., 1904.
  7. Гофман, Э.Т. А. Житейские воззрения кота Мурра. Повести и рассказы. М.: Худож.лит., 1967. — 774 с.
  8. Гофман, Э.Т. А. Крейслериана. Житейские воззрения кота Мурра. Дневники. М.: Наука, 1972.
  9. Гофман, Э.Т. А. Эликсиры сатаны. М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. — 512 с.
  10. , Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30-ти т. Л.: Наука, 1972−1990.
  11. , В.В. Петербургские трущобы: Кн. 1−2. СПб., 1993.
  12. , Н.М. Стихотворения. 2 изд. — СПб., 1887.
  13. , С .Я. Полное собрание стихотворений / Вступ.ст. Г. А. Бялого. -M.-J1.: Сов. писатель, 1962. 505 с. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  14. Поэты 1880−1890-х годов / Вступ.ст. и общ.ред. Г. А. Бялого. Л.: Сов. писатель, 1972. — (Библиотека поэта. Большая серия)
  15. , К.К. Забытые стихотворения. Мюнхен, 1968.
  16. , К.К. Новые повести. СПб., 1904.
  17. , К.К. Песни из Уголка. СПб., 1902.
  18. , К.К. По Северо-Западу России. СПб., 1897.
  19. , К.К. Смерть и Бессмертие // Новый путь. 1903. — № 5. -С.52−66.
  20. , К.К. Явления русской жизни под критикою эстетики: I. Прудон об искусстве, его переводчики и критик- II. Эстетические отношения искусства к действительности. Соч. Ч*- III. О том, как Писарев эстетику разрушал. СПб., 1866−1867.
  21. , К.К. В том мире // Русский Вестник. 1903. — № 1−4, 6, 1012.
  22. , К.К. Загробные песни // Русский Вестник. 1902. — № 1011.
  23. , К.К. Поэмы, хроники: Стихотворения, 3-я книжка. СПб., 1883.
  24. , К.К. Стихотворения и поэмы / Подгот. текста, вступит.ст. и примеч. А. В. Федорова. Л.: Сов. писатель, 1962. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  25. , К.К. Стихотворения, 2-я книжка. СПб., 1881.
  26. , К.К. Стихотворения, 4-я книжка. СПб., 1890
  27. , К.К. Стихотворения. СПб., 1880.
  28. , К.К. Ф.М.Достоевский. Очерк жизни и деятельности. -СПб., 1889.
  29. , К.К. Сочинения: В 6 т. СПб., 1898.
  30. B.C. Стихотворения и шуточные пьесы / Вступ.ст., сост. и примеч. З. Г. Минц. Л.: Сов. писатель, 1974. — 350 с.
  31. , К.М. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1962. -(Библиотека поэта. Большая серия).
  32. Фру г, С. Думы и песни. (Стихотворения 1884−1887) СПб., 1887.
  33. Фру г, С. Стихотворения: Т. 1−3. СПб., 1897.
  34. , Д.Н. Стихотворения. СПб., 1883.
  35. , Д.Н. Стихотворения. Т.2. — М., 1892.
  36. Чюмина (Михайлова), О. Н. Стихотворения (1884−1888). СПб., 1889.
  37. , П.Ф. Стихотворения. М., 1960. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  38. , А.Е. Из наблюдений над поэтикой И.Анненского // Серебряный век в России: Избранные страницы. М.:Радикс, 1993. -С.137−152.
  39. К.Д. Элементарные слова о символической поэзии // Бальмонт К. Д. Горные вершины: Сб.статей. Кн. Первая. — М.: Гриф, 1904. — С.75−95.
  40. , К.Д. Несколько слов о типе Фауста // Жизнь. 1899. — № 7. -С.171−177.
  41. , А. Голос из загробного мира: Критические заметки // Московские ведомости. 1902. — № 316.
  42. , А. Поэт бессмертия // Московские ведомости. 1904. -№ 286.
  43. , А.Ф. Из истории русской «кладбищенской» поэзии: Стихотворение К. Случевского «На кладбище"// Смерть как феномен культуры: Межвуз.сб.науч.трудов. Сыктывкар: Сыктывкарский гос. ун-т, 1994.-С.4−23.
  44. Бем, А. «Фауст» в творчестве Пушкина // Slavia. XIII. (1934). — Прага, 1935. — С.394−395.51 .Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука, 2001. — 512 с.
  45. , В.Я. Дневники. 1891−1910.-М., 1927.
  46. , В.Я. К.К.Случевский. Поэт противоречий // Брюсов В. Я. Сочинения: В 7-ми т./ Под общ.ред. П. Г. Антокольского и др. М.: Худож. лит-ра, 1975. — Т.6. — С.231−234.
  47. , С.Н. Иван Карамазов (в романе Достоевского «Братья Карамазовы») как философский тип: Публичная лекция //Вопросы философии и психологии. 1902. — Кн.61 (I). — С.826−863.
  48. , П.Е. Текст, подтекст и смысл: Стихотворение К. К. Случевского «Пред великою толпою.» И Бухаркин П. Е. Риторика и смысл: Очерки. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2001. -С.148−165.
  49. , Г. А. Поэты 1880−1890-х годов // Поэты 1880−1890-х годов. Л.: Сов. писатель, 1972. — С.5−64. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  50. , Г. А. С.Я.Надсон // Надсон С.Я. Полное собрание стихотворений. СПб.: Академический проект, 2001. — С.5−46.
  51. , В.Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». JL: Наука, 1977. — 199 с.
  52. , М.Н. Ловушка Мефистофеля («Сцена из Фауста» А.С.Пушкина) // Анализ драматического произведения. Межвузов.сб./ Под ред. проф.В. М. Марковича. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. — С.108−122.
  53. Д. О форме стихотворений К.Случевского // Искусство. -1883 № 28. — С.321−323.
  54. , Л.Я. О лирике. 2-е изд. — М.: Интрада, 1997. — 415 с.
  55. , С. Основы современного развития. Очерк умственных стремлений XIX в. СПб., 1893.
  56. , В. Художник-мыслитель: Соч. К. К. Случевского в 6 тт. //Книжки Недели. 1899. — № 1. — С.
  57. , М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. / Учебное пособие. -Кемерово: КГУ, 1983. 104 с.
  58. , М.Н. Русский лирический цикл: Проблемы истории и теории: На материале поэзии первой половины XIX в. Красноярск: Изд-во Красноярск, ун-та, 1988. — 137 с.
  59. , Г. Из области таинственного: Простая речь о бытии и свойствах души человеческой как богоподобной духовной сущности. -М., 1900.
  60. , Б.Ф. Борьба эстетических идей в России 1860-х гг. Л.:1. Искусство, 1991. -334 с.
  61. , Е.В. К.К.Случевский // Случевский К.К. Стихотворения. Поэмы. Проза. М.: Современник, 1988. — С.5−22.
  62. , В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. / Предисл. и коммент. А. Г. Аствацатурова. СПб.: Аксиома, Новатор, 1996. — XL+232 с.
  63. , В.А. Две сцены из «Фауста» // Жуковский В. А. Эстетика и критика. М.: Искусство, 1985. — С.351−355.
  64. , Ю. Случевский // Новый журнал. Нью-Йорк, 1965. — Т.79. -С.270−271.
  65. , А. Памяти К.К.Случевского // Биржевые ведомости. 1904.- № 493.
  66. , В.Н. Эзотеризм К.К.Случевского // Возрождение. Париж, 1967. -№ 183. -С.76−93- № 185. — С.71−90.
  67. , К.Д. Философия и наука в Европе и у нас // XXV лет: 1859−1884.-СПб., 1884.-С.319−336.
  68. , А.А. Поэзия Случевского: Этюд. СПб., 1899.
  69. , Н. Соч.К. К. Случевского. Т. 1−6. СПб., 1898 // Сборник отд.рус.яз. и словесности. 1903. — Т. LXXIII. — № 2. -С.52−81.
  70. , Пл. Вне житейского волненья. Сочинения К. К. Случевского. T. I-III. Стихотворения // Книжки Недели. -1898. № 9. — С.132−144.
  71. , В.В. Поэтические штампы в лирике Надсона // Проблемы структурной лингвистики: 1982. -М., 1984. С.237−241.
  72. , В.П. Певец глубоких дум // Историческая летопись. 1914. -№ 9. — С.1090−1095.
  73. , Ю.М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек текст — семиосфера — история. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 464 с.
  74. , Н.В. «Мефистофель» К.К.Случевского (Поэтика лирического цикла) // Семантика художественного текста: Межвузовский науч.сб. Алма-Ата, 1991. — С.42−51.
  75. , Н.В. Поэтика К.К.Случевского (Проблемы полифонизмаи прозаизации лирики). Автореф. дис. на соиск.учен.степ.канд.филол. наук / Томский гос. ун-т. -Томск, 1991.
  76. , Т.П. Достоевский и Случевский // Достоевский: Материалы и исследования. Л.: Наука, 1978. — Т. 3. — С.209−217.
  77. , Т.П. К.К.Случевский: Основные этапы творческой биографии. Автореф. дис на соиск. учен.степ.канд.филол.наук. М., 1974.
  78. , С.К. Константин Случевский (1837−1904): Предтеча символизма // Новый журнал. Нью-Йорк, 1960. — № 59. — С.71−92.
  79. , Н.М. Певец бессмертия // Новости. -1904. № 278.
  80. , Н.М. Сочинения К.К.Случевского в 6 тт. Стихотворения: 1−3 тт. СПб., 1898 г. // Новости. 1898. — № 193.
  81. , З.Г. Владимир Соловьев поэт // Соловьев B.C. Стихотворения и шуточные пьесы / Вступ.ст., сост. и примеч. З. Г. Минц. — Л.: Сов. писатель, 1974. — С.5−56.
  82. , З.Г. «Новые романтики» (К проблеме русского пресимволизма). // Тыняновский сборник: Третьи Тыняновские чтения. / Отв. ред. М. О. Чудакова. Рига: Зинатне, 1988. — С. 144−158.
  83. , З.Г. Строение «художественного мира» и семантика словесного образа в творчестве Ал.Блока 1910-х гг. // Минц З. Г. Поэтика Александра Блока. СПб.: Искусство-СПб., 1999. — С.540−542.
  84. , З.Г. Структура «художественного пространства» в лирике Ал.Блока. // Минц З. Г. Поэтика Александра Блока. СПб.: Искусство-СПб., 1999. — С.444−531.
  85. Мирза-Авакян, М. Л. Из неопубликованной переписки
  86. B.Я.Брюсова (90−900 годы) // Брюсовские чтения 1971 года. Ереван, 1973. — С.353−365.
  87. О.В. Цикл К.Случевского «Мефистофель»: Проблематика, структура, жанр //Проблемы метода и жанра: Сб.статей. Томск: Томский ун-т, 1989. -Вып. 15. — С.190−204.
  88. , О.В. «Думы» К.Случевского: Проблематика и жанровое своеобразие // Проблемы метода и жанра: Сб.статей. Томск: Томский гос. ун-т, 1979. — С.94−107.
  89. , О.В. Лирика К.К.Случевского: Жанрово-композиционное своеобразие. Автореф.дис. на соиск. учен.степ. канд. филол. наук. Л.: ЛГПИ, 1983.
  90. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х тт. / Гл.ред.С. А. Токарев. -М.: Сов. энциклопедия, 1987−1988.
  91. , Н. «Русский Фауст». Опыт сравнительного выяснения основного художественного типа в произведениях Достоевского. -Варшава, 1906.
  92. , Д.Е. Поэзия и проза Ал.Блока. Л.: Сов. писатель, 1975.- 526 с.
  93. Объявление о чтении К. К. Случевским реферата «Вопрос о загробной жизни». // Курьер. 1902. — № 284.
  94. , М.В. А.Н.Апухтин // Апухтин А.Н. Полное собрание. -3-е изд. Л.: Сов. писатель, 1991. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  95. , В.А. Пушкин и Гете. Киев, 1908.
  96. , С.В. Русская поэзия 1880−1890-х годов в свете системного анализа: от С. Я. Надсона к К. К. Случевскому (течения, кружки, стили). Автореф.дис. на соиск.учен.степ. доктора филол.наук.- М.: МПГУ, 1999.
  97. , С.В. Русские поэты «безвременья» в зеркале критики 1880−1890-х годов. -М.: МПГУ им. В. И. Ленина, 1996. 118 с.
  98. , С.В. Семантика вольного ямба в поэзии К.К.Случевского: (Стихотворение «После казни в Женеве») // Известия АН РФ. Сер. Лит. и яз. — М, 1995. — Т. 54. — С.58−73.
  99. , Б.М. Очерки развития новейшей русской поэзии. I. В преддверии символизма. Саратов, 1923.
  100. , В. Константин Случевский на Мурмане //Север. -1985.- № 1. С.107−109.
  101. , Н.Д. Русский Фауст // Вопросы философии. 1983. -№ 9. -С.92−101.
  102. , Н.Я. К.К.Случевский как поэт незримого // Русский вестник.- 1904.- № 11. С.360−371.
  103. , Ф. Дух и материя. М., 1899 .
  104. , Е.З. Константин Фофанов: Легенда и действительность. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводск.гос.ун-та, 1993. — 176 с.
  105. Тахо-Годи, Е. А. Еще один пример к теории цвета А. Ф. Лосева («Черноземная полоса» К.К.Случевского) //А.Ф.Лосев и культура XX века, — М.: Наука, 1991.- С. 106−119.
  106. Тахо-Годи, Е. А. Константин Случевский. Портрет на пушкинском фоне / Монография. СПб.: Алетейя, 2000. — 400 с.
  107. Тахо-Годи, Е. А. Данте и К. К. Случевский // Дантовские чтения. -Вып. 10.-М., 1996. С.69−94.
  108. , В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995. — 624 с.
  109. , В.Н. Пространство и текст // Текст: Семантика и структура. М.: Наука, 1983. — С.227−284.
  110. , И.С. Фауст и Дон Кихот // Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем.: В 28-ми т. Т.1. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, I960. — С.229−230.
  111. , Л.Д. Художественные искания в русской прозе конца 19 в. Ташкент: Фан, 1975. — 142 с.
  112. Ф.И.Достоевский. Материалы и исследования / Под ред.А. С. Долинина. Л.: Изд-во АН СССР, 1935.
  113. , А.В. Поэтическое творчество К.К.Случевского // Случевский К. К. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1962. -С.5−52. — (Библиотека поэта. Большая серия).
  114. Философские течения русской поэзии / Сост.П.Перцов. -СПб., 1896.
  115. , И.В. Лирический цикл: Становление жанра, поэтика. -Тверь: ТГУ, 1992. 123 с.
  116. Ханзен-Леве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. -512 с.
  117. , Г. М. К.М.Фофанов // Фофанов К.М. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1962. — С.5−45 — (Библиотека поэта. Большая серия).
  118. , Г. И. О современных философских направлениях. -Киев, 1902.
  119. , Г. И. Очерк современных учений о душе //Вопросы философии и психологии. 1900. — кн.52 (И). — С.287−333.
  120. , Н.Г. Примечания к переводу «Фауста» //Звенья. -Вып.П.. М.- Л., 1933.- С.99−101.
  121. , Б. Наука и религия. М., 1879.
  122. , Б. Положительная философия и единство наук. М., 1892.
  123. , В.В. Современная русская поэзия в ее представителях. -СПб., 1885.
  124. Щукинский сборник. Вып.7. — М., 1907.
  125. , С.А. Опыт объяснения трагедии Гете «Фауст» // Русская Мысль, — 1884.- № 11. -С.261−299. -№ 12. С.205−244.
  126. , И.Г. Середина века: Очерки о русской поэзии 18 401 870 гг. Л.: Худож. лит-ра, 1974. — 350 с.
  127. Bar, J.T. Arthur Schopenhauer und die Russische Literatur des spaten 19. und fruhen 20. Jahrhunderts. Slavistische Beitrage, 120. — Mn, 1980.- S.122−132.
  128. Gesemann, W. Slucevskijs «Posle kazni v Zeneve»: Zur Semiose und Diachronie // Die Welt der Slaven. Halbjahresschrift fur Slavistik. 1984. -Bd.29 (N.F.Bd 8). — S.225−235.
  129. , S. «Ljublju ja kladbisca»: Zur Friedhofstopik in der Lyrik K.K.Slucevskijs // Zeitschrift fur Slavische Philologie. Band 60. — Heft 2.- 2001.- S.307−319.
  130. Gronicka, Andre von. The Russian Image of Goethe. Vol I. Goethe in Russian Literature of the First Half of the XIX century. University of Pennsylvania Press. — Philadelphia, 1985.
  131. Tschizewskij, D. K.K.Slucevskij als Dichter // Случевский K.K. Забытые стихотворения. Мюнхен, 1968. — С.9−18.
Заполнить форму текущей работой