Виды коммуникаций в поведенческих практиках современных удмуртов

Знаковые особенности языка обусловлены особенностями развития этноса. В зависимости от менталитета, культурных, мифологических представлений и других факторов формируется его символическая сфера, в которой представители этноса общаются и понимают друг друга. Как нет в мире двух совершенно одинаковых людей, так нет и одинаковых этносов, каждый из них индивидуален и неповторим. А это значит, что уникален и неповторим его язык, символы, семантика вербального и невербального поведения. Порой интерпретация тех или иных знаковых систем может совпадать, но это бывает очень редко. Чаще же происходит так, что одна и та же знаковая система в разных этнических культурах может нести в себе совершенно противоположное значение: если в одной она пронизана положительным зарядом и призвана возвеличить человека, то в другой может быть направлена на его унижение, подчёркивание отрицательных черт характера.

В свете сказанного проблема изучения особенностей коммуникации различных народов приобретает актуальный характер, тем более она важна для России как полиэтничной, поликонфессиональной страны, где едва ли не ежедневно и даже ежечасно происходит контакт между представителями разных народов, порой — вне зависимости от их желания. Сегодня любому нашему современнику очевидна насущная необходимость понимания глубинных факторов, влияющих на возможность диалога в среде, характеризующейся разнообразием культур и этнических конфликтов.

Существующие ныне межэтнические и иные разногласия возникают по различным причинам, чаще всего — социально-экономическим, но поводом к переходу от предконфликтной стадии к конфликтной порой может стать обыкновенное непонимание: неправильно употребленное или неверно понятое слово. Многочисленные конфликты современности вызывают тревогу и беспокойство среди представителей разнообразных этносов. Причины этого, помимо всего прочего, часто кроются в отсутствии опыта межэтнической коммуникации, незнании этнической специфики вербального и невербального поведения.

Таким образом, актуальность заключается в том, что усвоение информации, передаваемой посредством знаковых систем, адекватное её восприятие во многом зависит от умения интерпретировать эти знаковые системы. Все они несут на себе отпечаток этнической культуры, ценностных ориентации, особенностей картины мира. В связи с этим проблема создания условий, способствующих конструктивному межэтническому взаимодействию, взаимному пониманию этнической специфики, правильной интерпретации знаковых систем в жизни современных народов приобретает особо важное значение.

Объектом настоящего исследования является современный удмуртский этнос, предметом — виды коммуникаций в поведенческих практиках современных удмуртов. Под основными видами коммуникаций понимаются внутрии межэтнические коммуникации, которые проявляются в вербальной и невербальной форме.

Под вербальной коммуникацией понимается совокупность норм и традиций общения, связанных с речевым оформлением, тематикой и особенностями организации общения в определенных коммуникативных условиях. Невербальная коммуникация представляет собой совокупность норм и традиций, регламентирующих требования к используемым в процессе общения невербальным сигналам (жестам, мимике, взглядам, позам, физическому контакту в ходе общения и т. д.)1.

Хронологические рамки охватывают первое десятилетие XXI в. Верхний временной рубеж обусловлен накоплением необходимого комплекса репрезентативных источников, собранных методами этнографии, этносо-циологии, психосемантики и социолингвистики.

Нижняя временная рамка объясняется началом разработки заявленной проблематики, что, однако, не исключает обращения к более ранним истори.

1 Прохоров Ю. Е., Стернин И. А. Русские: коммуникативное поведение. М.: Флинта: Наука, 2006. С. 43. 4 ческим периодам. Так, воспоминания большинства респондентов старших возрастных когорт связаны с советскими годами их жизненных историй, а вопросы выявления истоков, эволюции внутрии межэтнических вербальных и невербальных коммуникаций удмуртов делали необходимым обращение к опубликованным источникам XVIII — XIX вв., а также к трудам предшественников, в той или иной степени затрагивавших предмет исследования данной диссертации.

Территориальные рамки исследования охватывают 11 районов Удмуртской Республики, в том числе северные — Глазовский, Балезинский, Кез-ский, центральные — Якшур-Бодьинский, Дебёсский, Игринский, южныеМалопургинский, Можгинский, Алнашский, Вавожский и Увинский районы, а также города Глазов, Ижевск, Можга. Данная выборка районов и городов обусловлена стремлением выявить особенности коммуникативного поведения основных групп удмуртов (северных и южных), как селян, так и городских жителей.

Цель исследования заключается в выявлении особенностей внутрии межэтнической вербальной и невербальной коммуникации в поведенческих практиках современных удмуртов.

Для достижения цели поставлены следующие задачи:

— проанализировать теоретические подходы к изучению коммуникативных процессов в этнологии и смежных с ней научных дисциплинах;

— выявить особенности вербальных символов и на их основе рассмотреть стереотипные представления современных удмуртов;

— охарактеризовать особенности невербальной коммуникации удмуртов, выявить специфические жесты и мимику, используемые в процессе общения.

— составить ситуативную модель описания внутрии межэтнического вербального и невербального поведения удмуртов.

Проблема межэтнической коммуникации стала объектом изучения многих наук и не одного поколения учёных (см. об этом подробнее в 1-ой главе). Историография удмуртов по данной проблематике не располагает сколько-нибудь полными, систематизированными исследованиями культуры вербального и невербального их поведения. Практически отсутствуют какие-либо школы или узкие специалисты в рамках изучения удмуртской коммуникативной культуры. В нашем распоряжении имеются в основном общие эмпирические замечания отдельных авторов, вплетённые в рамки традиционных этнографических исследований. В то же время нельзя отрицать наличия научных трудов, обладающих достаточной научной достоверностью, широким кругозором и глубиной, позволяющих делать объективные выводы о специфике внутрии межэтнических коммуникаций удмуртов.

Дореволюционные исследователи не ставили перед собой специальную задачу описать коммуникативное поведение удмуртов, но в рамках своих исследований всё же не обходили эту тему. Чаще всего они раскрывали её сквозь призму национального характера.

Так, Г. Ф. Миллер, российский учёный немецкого происхождения охарактеризовал удмуртов (преимущественно южных) как народ со слабым умственным развитием, невежественный, упрямый, склонный к порокам2. Столь нелестное мнение исследователя по-видимому можно объяснить тем, что будучи европейцем клерикального воспитания он отрицательно отнёсся к традициям и обычаям, выходившим за рамки его религиозной морали, ценностей западного общества.

К концу XVIII в. сложился традиционный набор черт национального характера, который упоминался в описаниях большинства авторов. Н. П. Рычков отзывался об удмуртах как о приветливых, дружелюбных, благочестивых и гостеприимных3. П. С. Паллас отметил их веселый нрав и проворство4. И. Г. Георги в своем «Описании .» выделил в удмуртах такие качества их характера, как честность, миролюбие, гостеприимность, робость. Наиболее распространен.

2 Миллер Г. Ф. Описание трех языческих народов в Казанской губернии. СПб.: Императорская академия наук, 1756. С. 43−44.

3 Рычков Н. П. Журнал или путевые записки 1769−1770. СПб, 1770. С. 164−165.

4 Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. Часть III, половина II. СПб.: Императорская Академия наук, 1778. С. 30. ным жестом в коммуникативном поведении народа, по его словам, является рукопожатие, сопровождаемое фразой «здравствуй», наименее распространённым — поцелуй. Очень часто женщины заменяют его в процессе приветствия похлопыванием обеими руками по плечам собеседника. При конфликтах используют бранные слова «скитающееся стерво», «бестолковый бес», а также проклятье «чёрт тебя возьми». В общении с представителями других этносов автор подчёркивает их замкнутость, которая заставляет избегать частой межкультурной коммуникации5.

М. Бух, в течение трёх лет проработавший врачом на Ижевском оружейном заводе, свои наблюдения за удмуртами изложил в монографии «Вотяки». По его мнению, удмурты дружелюбны, миролюбивы, флегматичны, на вопросы отвечают медленно. В большинстве случаев от межэтнической коммуникации отклоняются, благодаря чему сохраняют свою национальную самобытность6.

Сюжеты о некоторых особенностях коммуникативного поведения удмуртов встречаются в статьях разных авторов (в том числе анонимных), напечатанных в Вятских губернских ведомостях XIX — начала XX века. Описывая нравы, характер удмуртов, авторы отмечают их лаконичность в выражении своих мыслей и чувств, так как в удмуртском обществе не принято много говорить, болтливые люди здесь не пользуются уважением, таких называют «куштон», то есть «бросовый», негодный для жизни в обществе человек. Удмурты любят комплименты и похвалу, обращённые в их адрес. Именно они становятся огромным стимулом, способным заставить их сделать любое дело. Этих людей очень трудно вывести из себя, но вместе с тем как взрослые, у так и дети очень обидчивы и мстительны. Подчёркивается также флегматичность, медлительность, неторопливость удмуртов. Даже в ситуации, требующей быстрых действий, они не будут спешить8.

5 Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. Ч. I. СПб., 1776. С. 56, 58.

6 Бух М. Вотяки / Пер. А. Н. Маркин. Гельсингфорс, 1882. С. 29−31.

7 Кибардин Н. В. Вотяки как предмет исследования // Вятские губернские ведомости (далее ВГВ). 1897. № 84. С. 5,7.

8 Вотяки // ВГВ. 1859. № 32. С. 218.

Удмурты, по словам авторов, мало эмоциональны, очень сдержанны: они никогда не покажут весело им или грустно, не будут роптать на свою судьбу9. Лишь только аффекты могут пробудить коммуникативную эмоциональность, и тогда в их поведении проявляется вся палитра эмоций от криков восторга до хохота. Кроме того, аффекты могут стать причиной использования невербальных способов коммуникативного взаимодействия. Так, при сильном чувстве неловкости, стеснении удмурт «напрягает все свои силы, переступает с ноги на ногу, покачивается, вытягивает вперёд руки, точно нужное ему слово хочет поймать.». Отмечаются особенности поведения удмурта в момент, когда ему необходимо что-либо попросить у собеседника. Начинает всегда издалека: вначале постоит молча, потом заговорит на посторонние темы, и лишь только убедившись, что собеседник хорошо расположен к нему, перейдёт к делу10. При этом он может прибегнуть к следующей невербальной тактике: займёт скромное место, обычно какой-либо угол, или встанет недалеко от порога и будет стоять, уходить и опять возвращаться.

Выражая негативные эмоции, удмурты, в отличие от русских, не прибегают к сквернословию, но активно используют разнообразные проклятия в адрес обидчика: «Чтобы леший унёс тебя», «чтобы собака съела твою голову». С целью нанесения оскорбления собеседнику (как правило, представителю другого народа) прибегают к прозвищам. Так, русских они обзывали: шаськыт чырты" (горлодёр), «бадзым кот» (большое брюхо), «пуны» (собака) и т. д11.

Подчёркивается склонность удмуртов ко лжи, общему лжесвидетльст-ву особенно в отношении человека, который им неприятен (в качестве таковых часто выступали сотники, капитаны-исправники и т. д.). Один из анонимных исследователей отмечает, что из-за ложных показаний удмуртов пострадало немало невинных людей, в результате чего сами удмурты сложили.

9 Вотяки // ВГВ. 1884. № 101. С. 3.

10 Кибардин Н. В. Указ. соч. // ВГВ. 1897. №№ 84, 85. С. 5.

11 Там же // ВГВ. 1897. № 84. С. 5. о себе присказку: «Мы вотяки, нам верят!». Данный факт можно интерпретировать как свидетельство о внутренней сплоченности удмуртов, единодушия и взаимовыручки в противостоянии с внешней средой13.

Удмурты, привыкшие к общению с узким кругом людей, при незнакомцах замыкаются, становятся скрытными, на все вопросы отвечают одной фразой: «Ук тоцке» (не понимаю)14. Посторонними данное поведение оценивается как чрезвычайно скрытное, озлобленное, недоверчивое, двуличное. И в то же время подчёркивается их миролюбие, нерушимость дружественных отношений внутри семьи, деревни. Описываются и особенности коммуникативного поведения в зависимости от места проживания. Так, отмечается, что малмыжско-сарапульские удмурты более робки и просты, по сравнению с другими удмуртами, русских они «не чуждаются, а татар боятся и не любят"15. В этом они схожи с глазовско-сарапульскими удмуртами, которые не только внешне очень похожи на русских, но и расположены к ним в общении, предпочитают общаться на русском языке. Что касается елабужских удмуртов, они русских не любят, пугают ими своих маленьких детей: «Зйбыт! Дзюч пыриз» (Смирно! Русский зашёл!)16. С татарами же, своими ближайшими соседями, легко находят общий язык, ведут совместное хозяйство и даже перенимают черты коммуникативного поведения, ни в чём не уступая им17.

Выделяя особенности поведения удмуртов в рамках межэтнической коммуникации, авторы отмечают их уживчивость, хотя при этом, по их словам, «остаются замкнутыми и обособленными». При общении придерживаются негласного правила: «Будь сам добр, так и другие будут к тебе добры», а потому иногда бывает достаточно одного ласково сказанного слова «уро-мушко!» (тат. — «дружочек»), чтобы расположить его к себе18.

12 Вотяки // ВГВ. 1859. № 32. С. 218.

13 Бух М. Указ. соч. С. 30.

14 Кибардин Н. В. Указ. соч. // ВГВ. 1897. № 85. С. 5.

15 Вотяки//ВГВ. 1859. № 32. С. 217−218.

16 Кибардин Н. В. Указ.соч. С. 5.

17 Вотяки//ВГВ. 1859. № 32. С. 217, 218.

18 Вятские вотяки. // ВГВ. 1861. № 11. С. 103.

B.C. Кошурников, описывая быт удмуртов, также затрагивает национальный характер, отмечая в нем сильные стороны (кротость, дружелюбность, отзывчивость) и слабые (гордость, эгоизм, скрытность, хитрость, скупость). Проявление негативных черт удмуртского характера исследователь связывает с заселением близлежащих территорий русскими и татарами. Угнетение, которое удмурты испытывали со стороны этих народов, вынудило их, по мнению автора, похоронить чистосердечие и искренность под маской хитрости и лукавства19.

В течение полустолетия изучением жизни и быта удмуртов занимался Г. Е. Верещагин. Им был проделан колоссальный труд на этом поприще, собран ценнейший фонд оригинальной информации, на основе которой подготовлены монографии «Вотяки Сосновского края», «Вотяки Сарапульского уезда Вятской губернии» и множество статей. Работы исследователя представляют для нас большой интерес, так как содержат в себе ценную информацию о коммуникативном поведении, принятом в удмуртском обществе.

Согласно Г. Е. Верещагину, удмурты — народ миролюбивый, спокойный. Они тихи, терпеливы, живут между собой дружно, без ссор, драк и скандалов в мире и согласии. В качестве наиболее выдающихся черт в их коммуникативном поведении автор отмечает необыкновенную робость, сдержанность, скрытность в выражении чувств. Свободно и даже дерзко удмурты ведут себя лишь в состоянии алкогольного опьянения, в остальных же ситуациях молча, смиренно терпят, стоически преодолевая все невзгоды. Именно эти качества послужили основой поговорки, которую придумали русские об удмуртах «Вотяк труслив, как заяц, смел, как волк». Несмотря на терпеливость, удмурты очень обидчивы, жаловаться они начинают тогда, когда обида кажется для них чувствительной. Во взаимоотношениях мужчин и женщин исследователь отмечает равноправие, дружелюбность. Что касается отношений между старшим и младшим поколениями, подчёркивается, что молодёжь всегда уважительно относится к старшим. Поскольку в детях с.

19 Кошурников B.C. Быт вотяков Сарапульского уезда Вятской губернии. Казань, 1880. С. 38−42.

10 детства воспитывают приверженность к тихой, спокойной жизни, они считают пороком всё то, что нарушает её, а потому стараются быть тихими и кроткими.20.

Г. Е. Верещагин выделил и особенности удмуртской коммуникации в обрядовой сфере. Так, некоторые жертвоприношения предполагали избегания прохожих, приветствия были нежелательными, считалось, что они могли нанести вред21. Отметил исследователь и особенности удмуртской походки: «.Ходят тихо, наклонившись несколько вперёд, смотрят в землю, как будто ищут потерянное, и оглядываются, подобно зайцу, напуганному шорохом в лесу"22. В ситуации межэтнической коммуникации, особенно в обществе русских, удмурты чаще всего молчат, держатся обособленно.

Упоминание о межэтнической коммуникации встречается и в работах Н. Г. Первухина. Так, в одном из «Эскизов» автор приводит характеристику северных удмуртов с точки зрения русских как о красноречивых собеседниках, склонных к поэзии, смелых и в то же время нахальных23. Отношения удмуртов с татарами исследователь считает не очень хорошими, объясняя это зависимостью удмуртов от последних, которые угнетали и унижали их, в связи с чем удмурты даже вынуждены были обратиться за помощью к русским24.

В.М. Бехтерев подчёркивал робость, скрытность удмуртов, их стремление уклониться от контактов с русскими и татарами25.

П.М. Богаевский выделял две модели поведения удмуртов. В отношениях с посторонними, малознакомыми людьми удмурты скрытны, подозри.

26 тельны, в кругу же своей семьи — откровенны и веселы .

20 Верещагин Г. Е. Вотяки Сосновского края. Собрание сочинений в 6 т. Т.1. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1995. С. 20,23, 39.

21 Верещагин Г. Е. Старые обычаи и верования вотяков Глазовского уезда. Собрание сочинений в 6 т. Т. 3. Кн. 1. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1997. С. 213.

22 Там же. С. 47,19.

23 Первухин Н. Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. Эскиз III. Вятка: Издательство губернского статистического комитета, 1880. С. 11.

24 Легенда о владычестве татар // Первухин H. Г. Указ.соч. Эскизы III — IV. С. 17.

25 Бехтерев В. М. Вотяки их история и современное состояние: Бытовые и этнографические очерки // Вестник Европы. 1880. T.4, ч. 7−8. С. 642.

Профессор Казанского университета И. Н. Смирнов в своей монографии «Вотяки» отмечает такую черту народа как доверчивость в сочетании с чрезмерной подозрительностью. Они терпеливы, равнодушны, флегматичны и бесстрастны. Лишь одна эмоция, по словам автора, выражается у них наиболее ярко — «страх перед началом говорить». Они очень альтруистичны, но только «в пределах своего рода или племени"27.

В одной из работ историка П. Н. Луппова тоже есть упоминание о коммуникативных отношениях удмуртов и русских, которые характеризуются как отношения близости и доверия. Удмурты, по мнению ученого, настолько доверяли этому народу, что добровольно избирали их к себе в учителя28.

В.А. Максимов вслед за И. Н. Смирновым подчеркнул чрезмерную медлительность и неповоротливость в действиях удмуртов, из-за чего любое дело у них идёт гораздо медленнее, чем у народов, проживающих по соседству. От нехватки знаний и отсутствия критического отношения к окружающему миру происходит их легковерность. К этим чертам автор добавляет замкнутость, настойчивость, упрямство, миролюбие, робость, боязливость, молчаливость народа29.

На основе анализа удмуртских песен подчеркивает боязливость и молчаливость удмуртов К. П. Герд. Он, как и большинство авторов, отмечает, что замкнуты удмурты лишь в русской среде, а среди своих они раскрываются подобно «тысячелепестковому цветку"30.

26 Богаевский П. М. Сборник материалов по этнографии, издаваемый при Дашковском этнографическом музее. Выпуск III. M., 1888. С.14−15.

27 Смирнов И. Н. Вотяки. Монография. Посвящается императорскому московскому археологическому обществу. Казань, 1890. С. 252, 258.

28 Луппов П. Н. Христианство у вотяков со времени первых исторических известий о них до XIX века. Вятка, 1901. С. 261.

29 Максимов В. А. Вотяки. Краткий историко-этнографический очерк. Ижевск: Удкнига, 1925. С. 18, 19.

30 Герд К. П. Вотяк в своих песнях. Гл. 1. Песни о песнях // Вотяки. Сборник по вопросам экономики, быта и культуры вотяков. Кн. 1. М.: Центральное Издательство Народов Союза С. С. Р., 1926. С. 18−19.

М.И. Ильин описал коммуникативное поведение удмуртов при прощании с больным, находящимся в предсмертном состоянии, а также особенности коммуникации во время поминальной трапезы31.

Несколько особняком стоят работы В. П. Налимова, известного коми этнографа и одного из основателей отечественного финно-угроведения. Он не просто описывал особенности национального характера, влияющие на коммуникативное поведение удмуртов, но и пытался выяснить причины их появления. Исследователь подчёркивает подозрительность и недоверие удмуртов по отношению к незнакомым людям, объясняя это частыми злоупотреблениями администрации и духовенства. Поведение удмуртов-интеллигентов он сравнивает с поведением молодой гимназистки: они держатся с достоинством, но при этом пугливо оглядываются по сторонам, опасаясь допустить ошибку. Они достаточно осторожны, пытаются избегать однозначных оценочных суждений и излишней эмоциональности32.

Таким образом, краткие психологические характеристики удмуртов, которые оказывали влияние на процессы коммуникации, впервые были упомянуты в конце XVIII в. участниками академических экспедиций, а далее нашли отражение в трудах исследователей XIX века.

Необходимо отметить, что в трудах авторов второй половины XIX в. удмурты всё чаще характеризуются как народ с низкой нравственностью, робкий, скрытный, недоверчивый и замкнутый, легкомысленный, упрямый, с недостаточным, по сравнению с другими народами, умственным развитием. Вместо отмечавшегося ранее проворства в описаниях появляются такие черты, как вялость в движениях и неповоротливость. Отношение к другим народам чаще описывается как недоверчивое, скрытное, боязливое и замкнутое. B.C. Кошурников, Г. Е. Верещагин отмечают, что одни свойства характера удмуртов прогрессировали в ущерб другим, что из многих своих психологи.

31 Ильин М. И. Похороны и поминки вотяков Белебеевского района Башреспублики // Вотяки. Сборник по вопросам экономики, быта и культуры вотяков. Кн. 1. М.: Центральное Издательство Народов Союза С. С. Р., 1926. С. 64, 66.

32 Отчет этнографический экспедиции за 1926 г // Налимов В. П. Очерки по этнографии финно-угорских народов. Ижевск-Сыктывкар, 2010. С. 187, 236, 196. ческих черт они развили только одно упрямство, настойчивость, недоверие к чужим народам. Данная тенденция во многом объясняется субъективизмом авторов. Известно, что при описании чужих народов сначала выделяются самые необычные явления, безотносительно того, к каким аспектам жизни они относятся, при этом они часто абсолютизируются как несовершенные, а по.

33 тому неприемлемые. Исследователи были далеки от изучаемого народа, а потому часто делали выводы, исходя из собственных ценностных ориента-ций, первого впечатления, которое зачастую оказывалось обманчивым, фиксировали лишь внешние формы явлений, не пытаясь вникнуть в их сущность. Даже, Г. Е. Верещагин, удмурт по национальности, проживший среди изучаемого народа всю жизнь, осуждал отдельные традиции, поскольку подходил к их оценке с позиции христианской морали и стороннего наблюдателя. Необходимо помнить и о том, что вторая половина XIX в. — это период проникновения в удмуртскую среду капитализма, формирования рыночных отношений, эрозии традиционных устоев, а также интенсивного расселения русских в пределах удмуртских общин, что привело к обострению социально-экономических отношений, а, следовательно, и к замедлению процесса естественного сближения русских и удмуртов.

В работах авторов 20-х гг. XX в. оценка психологических черт удмуртов практически не меняется. Связано это с тем, что они опирались на труды дореволюционных авторов без должного их анализа. Пожалуй, лишь В. П. Налимов и К. П. Герд отнеслись к взглядам своих предшественников критически, пытаясь выявить причины особенностей удмуртской коммуникации.

В современных исследованиях коммуникативное поведение удмуртов освещается сквозь призму системного подхода к изучению этноса (В.В. Пименов), их религиозно-мифологической картины мира (В.Е. Владыкин, К. И. Куликов, М. Г. Иванова, Т.Г. Владыкина), особенностей обрядов (Л.С. Хри-столюбова), народной педагогики (Г.А. Никитина), особенностей менталите.

33 Шкляев Г. К. Очерки этнической психологии удмуртов: Монография. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2003. С. 18−19. та (А.Н. Петров). Вербальные символы рассматриваются также в рамках филологических (Д.И. Арбатский, Г. Н. Лесникова, С. Ф. Васильев, В. Л. Шибанов, Т.Р. Зверева) и этнопсихологических исследований (Г.К. Шкляев, И. П. Поздеева, Е. Я. Трофимова, В. И. Троянов, В.Ю. Хотинец), с точки зрения философии (Ф.П. Пукроков, А.Г. Красильников).

В монографическом исследовании В. В. Пименова межэтническая коммуникация выступает в качестве одного из анализируемых им компонентов этноса. Автор отмечает, что в удмуртах прослеживается противоречивость проективного и реального поведения. Так, проективное поведение удмуртов свидетельствует о том, что любые контакты, обмены и взаимодействия межэтнического характера получают положительную оценку. В реальном же поведении, несмотря на наметившуюся тенденцию к определенному межэтническому сближению, удмурты отдают предпочтение коммуникативным контактам с представителями своего этноса34.

По мнению В. Е. Владыкина, все символы, в том числе используемые удмуртами в рамках коммуникации, а также само коммуникативное поведение, имеют религиозно-мифологическую первооснову. Изначально все представления строились на основе семантического противопоставления, через бинарные оппозиции. Во всём этом «реализовывалась эволюция сознания, ассоциированного с дуально-родовым разделением общества, своего и чужого коллектива, древней антитезой «мы — они», дома как очеловеченного доброго пространства и противостоящего ему мира дикой природы"35.

Постепенно бинарные противопоставления стали соотноситься с понятием «центр мироздания», и появляется ещё более сложная структура, нашедшая свое отображение в триаде верховных божеств Инмар — КуазъКылдысин. Кроме того, В. Е. Владыкин отмечает устойчивую связь между семантикой вербального поведения и семантикой предметного мира, который окружает удмуртов. Таким образом, делает вывод исследователь, символика.

34 Пименов В. В. Удмурты. Опыт компонентного анализа этноса. Л.: Наука, 1977. С. 206 — 208.

35 Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1994. С. 65. удмуртской культуры уходит своими корнями в религиозно-мифологическую картину мира, так как с её формированием у народа чётко закрепляется основная система образов и символов. Например, триада верховных божеств накладывает отпечаток не только на представления о мире, но и наделяет число «три» магическими свойствами. В коммуникативном поведении это легко можно проследить на примере магических жестов (три раза перекреститься, три раза плюнуть через левое плечо). Символом верхнего мира является солнце, которое, в свою очередь, находит воплощение в каравае (он круглый) и масле (оно жёлтое). Именно поэтому в вербальной семантике очень часто встречаются обозначения солнца (например, клятва солнцемшунды понна) и хлеба (о надёжном человеке, друге говорят зег нянь кадь букв.: как ржаной хлеб, в смысле — надёжен, верен, добр).

Отпечаток особенностей коммуникативного поведения несут на себе ритуальные молитвы, клятвы. Автор отмечает, что в удмуртских заклинани-ях-куриськонах отсутствует мотив активного переустройства социальных отношений, но всячески подчёркивается смирение, готовность подчиниться существующим порядкам, стремление избежать конфликтных ситуаций и сохранить социальный мир, «добрые отношения с добрыми людьми», положи.

О/Г тельную репутацию в глазах односельчан. Трепетное, уважительное отношение к старшему поколению, предкам, которое характеризует современное удмуртское коммуникативное поведение, уходит своими корнями к древним обрядам-жертвоприношениям «йыр-пыд сётон». Древние удмурты верили, что без благорасположения и покровительства старшего поколения невозможно предпринять ничего серьезного в жизни, в связи с чем было очень важно сохранить память о своих прародителях и преемственность между поколениями. Потому не было клятвы сильнее, чем клятва своими умершими предками, которых они боялись и всячески почитали37.

36 Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира. С. 305−307.

37 Там же. С. 152,309−310.

К.И. Куликов и М. Г. Иванова в совместной работе «Семантика символов и образов древнеудмуртского искусства» также интерпретируют символы посредством религиозно-мифологической картины мира, но несколько в другом аспекте. Авторы попытались раскрыть глубокий мир древнеудмурт-ской семиотики с помощью смыслового значения археологических предметов, найденных при раскопках. Археологи, обнаружив какие-либо артефакты, обычно пытаются раскрыть их утилитарное значение и материал, из которого они изготовлены, хотя одновременно эти предметы несут в себе и информацию о мировоззрении древнего человека .

Изучение семиотики древних символов и образов помогает пролить свет на особенности коммуникативного поведения современного человека. «Символы умолкнувших веков раскрывают свои тайны и становятся знаками нашего бытия и мироощущения», — утверждают исследователи39. Так, феномен социального символизма (например, возможность судить о материальном достатке человека по его одежде, украшениям) восходит к древней традиции удмуртов, когда по вышивке костюмного комплекса можно было определить возраст, социальный статус, семейное положение.

Т.Г. Владыкина охарактеризовала коммуникативное поведение удмуртов с точки зрения мифологии визуального и акустического. Вслед за Д. Кадаром, подчёркивающим тройную направленность уральских языков40, автор говорит об иллокутивности языка, нюансы которого не могут определить не только представители иных культур, но и сами носители. Все эти особенности, по мнению исследователя, наиболее ярко проявляются в вербальных символах ритуальной коммуникации, анализ которых показал, что слово в удмуртской коммуникации имеет значение знаковой субстанции, порождающей различные виды иносказаний и заговорно-заклинательных жанров41.

38 Куликов К. И., Иванова М. Г. Семантика символов и образов древнеудмуртского искусства. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. С. 3−4.

39 Там же. С. 4.

40 Кадар Д. Контуры уральской философии. М.: Academia, 2006. С. 62.

Владыкина Т. Г. Мифология визуального и акустического в коммуникативном поведении удмуртов // Вестник Удмуртского университета. 2008. № 5−1. С. 82−83, 85.

Таким образом, семантика религиозно-мифологической картины мира удмуртов представлена исследователями в двух изучаемых аспектах: материальные знаки-символы (К.И. Куликов, М.Г. Иванова) и нематериальные знаки-символы (В.Е. Владыкин, Т.Г. Владыкина). Однако подчеркнем, что эти подходы к изучению проблемы тесно переплетаются друг с другом, так как рано или поздно и материальные, и нематериальные религиозно-мифологические представления находят свое воплощение в современной поведенческой культуре народа. Поэтому для полного и исчерпывающего понимания особенностей современной удмуртской коммуникации необходимо обращаться к древней религиозно-мифологической картине мира.

Семантика отдельных предметов рассматривается в тесном переплетении с обрядовым поведением. Обряды удмуртов — это тема, к которой обращалось не одно поколение учёных, но их исследования носят преимущественно описательный характер, интерпретация знаковых явлений и предметов, как правило, уходит на второй план. В своих исследованиях Л.С. Христолю-бова осветила коммуникативное поведение удмуртов в обрядах42, а также выделила наиболее важные, символически насыщенные предметы удмуртской обрядности, каждый из которых несёт в себе двойную нагрузку. С одной стороны, они выполняют утилитарные функции, с другой — содержат глубокий сакральный смысл, раскрывающийся в процессе обряда. Например, подушка: на ней лежит голова во время сна, но она приобретает иной смысл, когда невесту приводят в первый раз в дом жениха и усаживают на неё. Здесь она становится символом благополучной жизни43. Точно также в большинстве жестов заключён двойной смысл, например, плевки, с одной стороны, есть проявление физиологии человека, с другой — своеобразная попытка защиты от сглаза.

В 1993 г. вышла в свет коллективная монография «Удмурты: историко-этнографические очерки». В книге достаточно подробно исследованы чер

42 Христолюбова Л. С. Семейные обряды удмуртов (традиции и процессы обновления). Ижевск: Удмуртия, 1984.

43 Она же. Калык сямъёсты чакласа. Ижевск: Удмуртия, 1995. С. 165.

18 ты удмуртского национального характера, оказывающие влияние на межэтническую коммуникацию. В частности, её успешность во многом зависела от ценностных ориентации: в трудовой деятельности. Там, где контактирующие народы занимаются одними и теми же видами труда, имеют одинаковые по качеству угодья, схожий сельскохозяйственный инвентарь и т. д., меньше вероятностей и для возникновения межэтнического недружелюбия, что способствует конструктивному межэтническому взаимодействию44.

Сквозь призму народной педагогики осветила коммуникативное поведение удмуртов Г. А. Никитина. Исследователь характеризует межвозрастные отношения удмуртов как доброжелательные, терпимые по отношению к проступкам друг друга (особенно терпимы взрослые по отношению к молодёжи). Коммуникативное поведение молодёжи во многом регулировалось социальным окружением — общиной, семьёй, друзьями. Причём, и юноши, и девушки усваивали разные модели поведения. Многое из того, что позволялось юношам, для девушек было под запретом. Ещё с детства им полагалось вести себя скромно, быть кроткими, не участвовать в мальчишеских играх.

Особые отношения складывались в рамках семьи. Муж и жена жили всегда тихо, мирно, в согласии. Грубый и откровенный произвол мужа в обращении с женой воспринимался как из ряда вон выходящее событие. Отношения между членами семьи были сдержанно-ласковые. Как бы мать ни любила своих детей, как бы муж ни любил свою жену, выставлять чувства на показ было не принято. С особым почтением и уважением относились к людям старшего возраста45.

Дружеские отношения поддерживали удмурты с соседями, всеми близкими и дальними родственниками. В подтверждение своих слов автор приводит ряд мудрых народных высказываний, к примеру «Иськавын-бдляктэк улыны уг луы» (Без родни и соседей не проживёшь)46.

44 Удмурты: историко-этнографические очерки/ научный ред. В. В. Пименов. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН 1993. С. 356,374.

45 Никитина Г. А. Народная педагогика удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1997. С. 31, 50, 53.

46 Там же. С. 55.

По мнению Г. А. Никитиной, в удмуртской коммуникации слабо звучит идея гордости за свой народ, радости от осознания себя удмуртом, прославления родного языка. Как объясняет автор, причину этого следует искать в социально-исторических условиях жизни народа. Великодержавная политика царизма, пренебрежительное отношение к удмуртам как к инородцам со стороны местного чиновничества, части крестьян-русских способствовали выработке в народе настороженного отношения к русским, уничижительного мнения о себе. И всё же, несмотря на это, удмурты всегда доброжелательно относились к соседним народам. О марийцах они говорили: «Порен удмур-тэн — ддиг выжыысь потэм писпу» (Мариец и удмурт — одного корня деревья), к татарам южные удмурты обращались как к другу (уром)47.

Сквозь призму менталитета, который накладывает отпечаток на коммуникативное поведение, исследовал удмуртский этнос А. Н. Петров. По мнению автора, то поведение удмуртов, которое мы наблюдаем сегодня, является следствием особенностей исторического развития этноса. Характеризуя межэтническую коммуникацию, автор отмечает, что несформирован-ность механизмов адаптации личности вне своей социальной микрогруппы, неразвитость коммуникационных инструментов, плохое знание русского языка отрицательно сказывались на характере взаимоотношений с соседними.

48 народами. Значимость семейно-родственных и общинных отношений формировала идеал «маленького», «усредненного» человека, который не выделялся из общей массы49.

С лингвистической точки зрения семантику вербального поведения удмуртов исследовали Д. И. Арбатский, Г. Н. Лесникова, С. Ф. Васильев, В. Л. Шибанов, Т. Р. Зверева К разработке проблемы они подошли через анализ фразеологических единиц, используемых в разговоре.

Д.И. Арбатский в своей работе «Толкование значений. Семантические определения» подчёркивает, что в семантике слова закреплён опыт не одного.

47 Никитина Г. А. Указ. соч. С. 92.

48 Петров А. Н. Удмуртский этнос: проблемы ментальности. Ижевск: Удмуртия, 2002. С. 42.

49 Там же. С. 119. поколения. Особенности удмуртской семантики он рассматривает в сравнении с русской. Автор отыскивает семантическое значение из окружающего контекста и обстоятельств высказывания, поскольку оно в наиболее краткой форме выражает все самые доступные компоненты значения слова. С развитием и совершенствованием языка совершенствуются и развиваются семантические определения вербальной коммуникации, а потому, замечает Д. Арбатский, семантическое значение часто определяется уровнем развития культуры50.

Г. Н. Лесникова акцентирует своё внимание на анализе фразеологических единиц удмуртского языка с точки зрения вариантности и семантической системности компонентов. Автор не ставит перед собой цель проанализировать фразеологические единицы в рамках процесса коммуникации, для нее на первый план выходит изучение филологических особенностей фразеологизмов как неких отдельных языковых явлений. В то же время Г. Н. Лесникова проводит анализ удмуртских фразеологизмов в сопоставлении с русскими, таким образом пытаясь глубже раскрыть их национальные особенности51.

С.Ф. Васильев и В. Л. Шибанов, анализируя межэтническую коммуникацию, отметили, что с приходом русских традиционный удмуртский уклад жизни резко изменился, произошёл разлад в сферах общественного и индивидуального начал. Перед народом встала проблема поиска новых моделей поведения, соответствующих новому жизненному укладу. Этнос стал примерять на себя модели, впадая иногда в крайности: от стремления обезличиться и раствориться в общей массе до осознания собственного превосходства, приводящего к гипертрофированному самомнению52.

Т.Р. Зверева считает, что понимание удмуртами тех или иных фразеологических единиц в ходе разговора во многом обусловливается их мироощущением, которое находит своё воплощение в языковой картине мира, представляю.

50 Арбатский Д. И. Толкование значений слов. Семантические определения. Ижевск: Удмуртия, 1977. С. 4. Лесникова Г. Н. Фразеология удмуртского языка. /Автореферат дис. канд.фил.наук. Ижевск, 1994. С. 3. Васильев С. Ф., Шибанов В. Л. Под тенью зэрпала (дискурсивность, самосознание и логика истории удмуртов). Ижевск: Издательство Удмуртского университета, 1997. С. 136−137.

21 щей собой универсальную модель мира. Сравнительный анализ языковой картины мира удмуртов и русских приводит автора к выводу, что каждая этнокультурная общность по-своему создаёт эту модель в рамках национального языка. Она интерпретирует факты реальной действительности в соответствии с культурно-историческими традициями, нормами, верованиями и образом жизни, что накладывает специфический отпечаток на форму и содержание языкового членения действительности. А специфика языка может быть выявлена в процессе сопоставительного анализа двух и более языков. Другой, не менее важный вывод исследователя заключается в том, что наряду с общими чертами фразеологической картины мира в разных языках, можно выделить культурно-национальные особенности, отражающие этническое мировидение, поскольку опыт познания мира у каждого народа свой. Семантика является этноцентричным направлением в науке, то есть она ориентирована на данный этнос. А концептуализация внешнего мира, заложенная в языке, не всегда может быть выведена из различий в условиях бытования этноса, ссылки на национальный характер53.

На стыке этнопсихологии, этнологии и семиотики провели исследование удмуртского общества И. П. Поздеева, Е. Я. Трофимова, В. И. Троянов. Внимание авторов привлекла окружающая человека среда, рассмотренная с точки зрения лингвистической парадигмы. Основной акцент при таком исследовательском принципе падает на изучение личностных факторов общения, на «человеческий фактор», который объединяет в себе «биологическое и психологическое, индивидуальное и социальное, общечеловеческое и специфическое, интеллектуальное и эмоциональное, стереотипное и новаторское, объективное и субъективное"54. В связи с этим в исследовании языковых реалий на первый план выходит специфика речевого поведения индивидов, принадлежащих к той или иной этнической среде, то есть выявление националь.

53 Зверева Т. Р. Отражение национального характера в фразеологической картине мира // Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья: Международная научная конференция. Ижевск, 2002. С. 320.

54 Поздеева И. П., Трофимова Е. Я., Троянов В. И. Национально-культурная специфика постулатов речевого общения удмуртов // Традиционное поведение и общение удмуртов. Сборник статей. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1992. С. 171. но-специфического в речевом общении языковой личности, что первоочерёдно связано с материальной и духовной деятельностью.

В качестве коммуникативных особенностей удмуртов авторы вслед за своими предшественниками отмечают скромность и сдержанность, переходящую в скрытность. В удмуртской этике осуждается открытое выражение своих чувств, громкий разговор, усиленная жестикуляция, что, несомненно, отражается на особенностях языка данного этноса. В заключении исследователи делают вывод о том, что стереотипное поведение во многом обусловлено ситуацией общения, районом проживания коммуникантов и рядом других факторов. Причём замечено, что удмурты не выражают свои эмоции вер-бально, чаще всего они проявляются в невербальном языке.

Коммуникацию удмуртского этноса с точки зрения этнопсихологии исследовал Г. К. Шкляев. Рассматривая стереотипы поведения, исследователь обращается к психологии удмуртского этноса, отмечая, что она формировалась в «дорусский период», в основном под влиянием природных сил, в меньшей степени — под иноэтническим воздействием. В связи с этим её можно определить фразой «живу в согласии». Массовое столкновение с другими этносами, резкое ускорение социальных процессов в XIX в. стало причиной изменения менталитета и вырабатывания средств контрсуггестии. Психологическим стандартом поведения стало недоверие, сокращение личностного общения, социальная мимикрия. Удмуртов стало чрезвычайно трудно втянуть в разговор, в беседах с русскими предпочитали молчать, соглашаясь внешне, внутренне всегда оставались при своем мнении. Постепенно в народе стал вырабатываться этнический нигилизм, появились отрицательные автостереотипы: они видели себя такими, какими их видела «референтная» группа — русские. Менее этнически стойкие представители народа стали скрывать свою национальную принадлежность, происхождение, презрительно относиться к своему языку и народу55.

55 Шкляев Г. К. Межэтнические отношения в Удмуртии: опыт историко-психологического анализа. Ижевск: УИИЯЛ УрОРАН, 1998. С. 176−177, 185−187, 194−195.

Семантику вербального поведения автор расшифровывает через обращение к межэтническим контактам. В любом обществе чужой народ наделяется какими-либо определенными чертами, что тут же находит отражение в рамках вербальной коммуникации56. Отношение удмуртов к другим народам, по мнению Г. К. Шкляева, можно проследить на примере их отношения к иноэтничным богам, духам и носителям эзотерических знаний. У удмуртов не было своего персонифицированного представления о зле и в языке отсутствовало такое понятие, но при этом они негативно относились к шайтану (тюркское заимствование), вегинам (русское — ведун) и стремились обезопасить себя с помощью разнообразных амулетов и оберегов. Таким образом, по мнению Г. К. Шкляева, современное поведение удмуртского этноса во многом есть результат изменений, вызванных расширением межэтнических контактов этносов в XIX в.

На стыке этнопсихологии и этносоциологии проведены исследования коммуникативного поведения удмуртов В. Ю. Хотинец. Её заслуга состоит в том, что она отметила определяющую роль стереотипов в рамках коммуникации. Стереотипизация позволяет быстро и просто категоризировать социальное окружение. В исследовании же этого явления важна не истинность и ложность содержания, а убеждённость в соответствующем знании и его эмоциональное наполнение. В структуре стереотипа выделяют два основных компонента: автостереотип — представление о своем народе, в нём, как правило, фиксируется позитивное отношение и гетеростереотип — образы представителей других этнических групп. Формируясь в ограниченной зоне культурных контактов, стереотип психологически закрепляет отношение к собственной этнической группе и отдельным её представителямукрепляет и защищает этническую идентичностьопределяет восприятие представителей других этнических групп, оказывая огромное влияние на процессы межэтнической коммуникации. Для выявления этнических стереотипов В. Ю. Хоти.

56 Шкляев Г. К. Указ. соч. С. 8. нец использовала методику В. Ф. Петренко, позволяющую описать восприятие образа этнических субъектов с точки зрения самих респондентов57.

К необычным выводам об особенностях вербальной коммуникации удмуртов пришёл философ Ф. П. Пукроков в процессе изучения национального характера сквозь призму народных сказок. Исследователь обратил внимание на то, что в удмуртской вербальной коммуникации отсутствуют оскорбительные эпитеты, прозвища других народов, завоевательные термины, и лишь в легендах можно встретить сюжеты о самозащите, вынужденном противоборстве при столкновении с агрессивными амбициями других народов. Связано это, считает автор, со стремлением удмуртов жить в дружбе с соседями, отсутствием установок, возвышающих себя и свой язык за счет унижения других .

А.Г. Красильников исследовал влияние способа передачи информации на культуру, подчёркивая роль коммуникативных средств как культурообра-зующих факторов. Автор обращает внимание на то, как способы коммуникации влияют на развитие социальной организации людей, являясь причиной качественных сдвигов в культурном развитии. Дописьменная культура сформировала в удмуртах способность судить о мире в рамках своего микромира, где протекает день за днём их обыденная жизнь. Здесь главным моральным ориентиром стал императив «быть как все», что способствовало формированию таких национальных черт, как толерантность, умение прийти к компромиссу. Слово в рамках такой культуры играло огромную роль. Оно передавало информацию не только от говорящего к слушающему, но и сохраняло преемственность поколений, поэтому обладало такой же реальностью, как и предметный мир. Возможно, поэтому сохраняется в современном коммуникативном поведении удмуртов до сегодняшнего дня трепетное отношение к.

Хотинец В. Ю. Этнические стереотипы: тендерный аспект (на примере доминантных народов УР) // Вестник Удмуртского Университета. Философия. Психология. Педагогика. Выпуск 2. 2008. С. 3, 7.

Пукроков Ф.П. К вопросу о национальном характере удмуртов // Вестник Удмуртского Университета. 1996. № 6. С. 80. слову и зависимость самооценки от чужого мнения. Сам коммуникативный акт носил эмоциональный, диалогический, двусторонний характер.

Со временем мощные информационные потоки нарушили обыденный уклад жизни, мифологическую картину мира, а также сам процесс естественного развития удмуртов. Новая письменная культура принесла свои ценности. Так, на смену императива «быть как все» приходит индивидуальность, личность со своей собственной иерархией ценностей, культура свободного Я59.

Таким образом, вербальная и невербальная семантика во многом определяется особенностями развития письменности народа, его языковой картиной мира.

А.Н. Утехина в качестве главной особенности удмуртской коммуникации выделила интровертный стиль общения, выражающийся в скупости аффективных реакций. Вместе со скромностью внешних проявлений усиливается внутренний накал переживаний. Сдерживаемые эмоции находят свой выход в разных видах творчества, особенно в пении. В средствах коммуникации развиты краткие, но многообразные приветствия, пожелания. В диалогах фразы носят предполагающий, поддерживающий характер. Для удмуртов эмоционально-положительный ход общения важнее решения какой-либо проблемы. Ценится проявление таких личностных качеств, как доброжелательность, уравновешенность. Чрезвычайно важными для удмуртов являются такие коммуникативные качества, как приветливость, отзывчивость, тактичность60.

Научно-популярное направление в изучении удмуртского коммуникативного поведения частично отражено в статье народного писателя Удмуртии В. Ар-Серги (В.В. Сергеева) «А вы и не спрашивали. Мои засечки удмуртским топором». Автор рассматривает семантику коммуникативного поведения индивида с точки зрения его характерных национальных.

59 Красильников А. Г. Философия культуры: способ коммуникации как культурообразующий фактор (на материале удмуртской культуры). Ижевск: УдГУ, 2008. С. 79, 48−49, 54, 56−57, 62−63.

Утехина А. Н. Межкультурное образование молодежи в полиэтничном регионе (на примере Удмуртской Республики). Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2006. С. 56.

26 черт. Например, выделяется такая черта удмуртов, как тактичность. Удмурт никогда не станет широко улыбаться и показывать окружающим, что у него всё хорошо, потому как считает, что рядом может оказаться человек, переживающий горе, и которому видеть чужую радость будет непросто. У каждого есть проблемы, и всё же не нужно унывать, а стоически сохранять жизненное равновесие. Согласно автору, мир делится удмуртом на две составляющие. Определяющим признаком микрокосма является его родной язык. Здесь удмурт может выглядеть человеком вполне самодостаточным, самим собой. Он любит шутку, не прочь посмеяться над собой — неумехой, будучи при этом на сто процентов уверенным, что это не так. Другой мир начинается сразу же за порогом его обжитого жилища, особенно в городе. Определяющим признаком уже другого его макромира опять-таки выступает язык, но уже не родной. Удмурт знает, что в мире чужого языка его личное мнение едва ли кому интересно. Тут он из домашнего гностика превращается в фаталиста: «Делай, что надлежит, и пусть будет, что будет"61.

В общении с представителями других народов, подчеркивает В. Ар-Серги, удмурт всегда держит в голове свой козырной аргумент — мысль о том, что все они мало знают о его малочисленном народе. Значит, он может прикинуться таким, каким захочет видеть его собеседник, чаще всего — умаляющим свои достоинства. Большинство удмуртов стесняются своего языка, не прибегают к нему при посторонних, но именно он чаще всего используется как средство самоидентификации.

Верёвка хороша — длинная, а речь — короткая", — говорят удмурты, невероятно ценящие короткую и ёмкую фразу. Из-за этой немногословности, по мнению писателя, возник миф об их небывалой скромности. В целом, согласно В. Ар-Серги, семантика вербального и невербального поведения удмуртов определяется особенностями их исторического развития и природными условиями проживания. Они накладывают отпечаток на характер народа, который, в свою очередь, проявляется в процессе коммуникации.

61 Ар-Серги В. А вы и не спрашивали. Мои засечки удмуртским топором. // Луч. 2006. № 4. С. 70.

Анализ историографии вопроса показывает, что разработка проблем коммуникативного поведения удмуртов в рамках изучения этнической специфики удмуртской культуры велась в основном сквозь призму их менталитета, обрядового поведения, межэтнических взаимодействий и т. д. Однако тема специфики внутрии межэтнического вербального и невербального поведения остаётся не затронутой или недостаточно освещённой, следовательно, требует специального углублённого научного анализа. На сегодняшний день она остаётся одной из актуальных, поскольку процессы коммуникации приобретают приоритетную роль как в жизни отдельного человека, так и этноса в целом.

Теоретико-методологической базой диссертации послужили труды зарубежных и отечественных исследователей коммуникативного поведения (см. об этом подробнее в главе I). В контексте разрабатываемой проблемы наибольший интерес для нас представляли исследования М. Мосса, Э. Холла, А. К. Байбурина, а также лингвистов Ю. Е. Прохорова и И. А. Стернина.

С точки зрения М. Мосса и Э. Холла коммуникативное поведение того или иного этноса во многом определяется его культурой. Индивид, освоив её с детства, проносит через всю свою жизнь. Так, французский этнограф и социолог М. Мосс отмечал, что культура накладывает свой отпечаток даже на самые элементарные физиологические действия человека — то, как он сидит, спит, ходит, ведёт себя в процессе общения, на используемые им мимику и жесты, занимаемое коммуникативное пространство и т. д62.

Американский антрополог Э. Холл, говоря о процессах коммуникации, подчёркивал, что прежде чем изучать особенности культуры разных этносов, необходимо разгадать загадки своей культуры, разобраться в самом себе63.

В конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. в рамках исследований Института этнографии имени H.H. Миклухо-Маклая АН СССР под редакцией А. К. Байбурина был опубликован сборник статей, посвящённый исследованию этни.

62 Мосс М. Техники тела // Этнология. История этнологической и антропологической мысли: Антология. / авт.-сост. Д. Г. Касимова. Глазов: Издательство Глазовского государственного педагогического института 2008.

63 Холл Э. Язык тела: Как понять иностранца без слов. М.: Вече, 1995.

28 ческих стереотипов поведения народов Европы, Азии, Америки, Австралии64. В статьях наряду с анализом конкретных проявлений стереотипизации поведения апробируются и различные подходы к исследованию поведенческих форм — этнопсихологический, этносоциальный, этнолингвистический, исто-рико-этнографический. При исследовании коммуникативного поведения действительно приходится прибегать ко всем упомянутым выше методам, поскольку, во-первых, коммуникация является социальным феноменом, обусловленным особенностями общественной организации. Во-вторых, коммуникативное поведение проявляется в вербальных и невербальных символах, что подразумевает использование лингвистических и психологических методов. В-третьих, оно вариативно в историческом развитии и в этническом пространстве. Именно поэтому в представленной диссертации делается упор на междисциплинарный подход.

Базовыми методами диссертационного исследования стали разработанные и предложенные Ю. Е. Прохоровым, И. А. Стерниным принципы и ситуативная модель описания коммуникативного поведения65.

Описание коммуникативного поведения предполагает несколько последовательных этапов. На первом этапе на базе материалов из разных источников составляется предварительный список признаков коммуникативного поведения изучаемого народа.

Второй этап предполагает сбор полевого материала с использованием нескольких методов. Метод прямого включённого наблюдения позволил зафиксировать коммуникативные особенности. Было осуществлено наблюдение за разновозрастными респондентами в деревне Сеп Игринского района, в посёлке Балезино, в сёлах Пыбья и Быдыпи Балезинского, в деревнях Качка-шур — Глазовского, Зеглуд — Як.-Бодьинского, Ю.-Тольён — Кезского, в селе Алнаши, в деревнях Азаматово и Муважи — Алнашского района, а также за студентами ФГБОУ ВПО «Глазовский государственный педагогический ин.

64 Этнические стереотипы поведения / под. ред. А. К. Байбурина. Л.: Наука, 1985.

Прохоров Ю.Е., Стернин И. А. Указ. соч. С. 62- Стернин И. А. Модели описания коммуникативного поведения. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2000.

29 статут им. В.Г. Короленко", ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», ГОУ СПО «Можгинский педагогический колледж», АОУ НПО УР «Строительный лицей № 4» и ГУЧ «Механический лицей № 9» города Ижевска.

Было проведено интервьюирование 68 человек удмуртской национальности из разных районов Удмуртии в возрасте от 17 до 89 лет. Вопросы задавались с целью выявления специфики их коммуникативного поведения и опыта межкультурного общения (см. подробнее: Приложение 1. Вопросник «Коммуникативное поведение и опыт межкультурного общения»).

Информация о стереотипных представлениях молодежи (16−28 лет) была получена методом анкетирования (Приложение 2), которым охвачено 600 человек. Содержание анкеты составлено на родном для респондентов языке, но чтобы из-за диалектных различий не возникло недоразумений, каждому удмуртскому понятию был дан русский перевод. На основе анкетных данных нами были построены семантические пространства, каждое из которых представляет собой размещение объектов оценивания (удмурт, русский, татарин, я, мой друг, мой враг, мой идеал) в пространстве шкал оценивания. Построение семантических пространств осуществлялось с помощью факторно-аналитической обработки данных, предложенной В. Ф. Петренко. Для обработки эмпирических данных использовался пакет прикладных программ статистической обработки SPSS 17 for Windows.

Языковые формы и паралингвистические знаки, используемые в качестве материала исследования, отбирались по принципу частотности и стилистической окрашенности, т. к. наибольший интерес представляют те формы, которые употребляются очень часто и не имеют ограничений в использовании, т. е. стилистически нейтральны. Анализируемые формы также были выбраны по принципу соответствия той или иной ситуации на основании их использования носителями языка, когда они находятся в естественном языковом окружении.

При верификации материала информантам, которыми являлись носители культуры, предлагалось охарактеризовать выделенные на предварительном этапе коммуникативные признаки по заданной шкале: например, очень часто, достаточно часто, иногда, редко, никогда и т. д. (см. подробнее: Приложение 3). В процессе верифицирующего эксперимента испытуемым по каждому признаку предлагались некоторые ограничители из предусмотренных в анкете для данного признака (типично для городской молодежи, только со знакомыми, в большом городе и т. д.). Таким образом, верификация осуществлялась наряду с конкретизацией коммуникативного признака. Кроме того, список выделенных признаков обсуждался, корректировался с участием ге-терокультурных информантов66.

На завершающем третьем этапе осуществлено описание коммуникативного поведения народа в рамках разработанной ситуативной модели.

Систематизация, обобщение и научное осмысление имеющегося в распоряжении автора материала осуществлялось методами сравнительно-сопоставительного и типологического анализа, аналогии, синтеза, индукции и дедукции. Использование принципа объективности и системности способствовало более глубокому пониманию исследуемого явления с учётом конкретных исторических условий.

Источники исследования. Основную эмпирическую базу исследования составили неопубликованные полевые материалы, собранные автором в ходе этнографических экспедиций и командировок в разные районы Удмуртии. Материалы включают в себя не только аудиозаписи, заполненные анкеты и результаты наблюдений, заключающие в себе новую информацию по вербальной коммуникации удмуртов, но и фотографии, отображающие невербальное диалогическое поведение. Часть этих материалов сдана в рукописный фонд научно-отраслевого архива Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН (НОА УИИЯЛ УрО РАН. РФ. Оп 2-Н. Д. 1598.

66 Прохоров Ю. Е., Стернин И. А. Указ. соч. С. 83.

55 л.). На руках автора остались заполненные анкеты, фотоматериалы, часть аудиозаписей интервью и бесед.

В ходе работы над диссертацией также был проанализирован целый ряд опубликованных источников:

— материалы периодической печати (республиканские газеты — «Известия Удмуртской Республики», «Удмуртская правда», «Аргументы и факты в Удмуртии», «Удмурт дунне», «Зечбур», районные — «Алнашский колхозник», «Сельская правда» (п. Яр), «Красное знамя» (Глазов), «Вперёд» (п. Ба-лезино), литературный журнал УР «Луч», молодежный общественно-политический и литературно-художественный журнал «Инвожо»), содержащие в изобилии примеры вербальных знаков, используемых в коммуникативном поведении удмуртов, и частично отражающие их стереотипные представления и коммуникативный настрой в межэтнической коммуникации;

— тексты отдельных произведений художественной литературы (К. Митрей «Мон-А-Чим. Пичи обезьянлэн мадемез». Ижевск, 1927; К. Митрей «Секыт зйбет. Проза, поэзия». Ижевск, 1988; Ф. Кедров «Катя. Кылбуръёс, но повесть». Ижевск, 1989; В. Г. Короленко «Ненастоящий город». Глазов, 2005). Выбор данных произведений обусловлен желанием выявить особенности коммуникативного поведения, ценностных ориентаций удмуртского этноса в представлениях аутентичных авторов и сторонних наблюдателей другой национальности. На примере ярких образов героев данных произведений были выявлены наиболее типичные особенности коммуникативного поведения удмуртов в зависимости от их эмоциональных состояний и социального статуса;

— произведения устного народного творчества («Удмурт выжыкылъёс: вотские сказки». Собрал И. Я. Яковлев, Казань, 1920; «Адямилы зеч лэсьтыса, ачид, но зечгес луисъкод. Удмурт калык пословицаос, но поговоркаос». Ижевск, 1976; «Удмуртские народные сказки, мифы и легенды». Ижевск, 2008.) дали богатый материал по коммуникативным установкам внутри удмуртского социума и за его пределами;

— фразеологические словари (K.M. Дзюина «Краткий удмуртско-русский фразеологический словарь» Ижевск, 1967; K.M. Дзюина «Средства образного выражения в удмуртском языке». Ижевск, 1996) позволили охарактеризовать вербальную коммуникацию;

— просмотр ряда телевизионных передач ТРК «Моя Удмуртия» {"Малы ке шуоно", «Иворъёс», «Шундыберган», «Мон егит», спектакль на удмуртском языке «Яратон уг пересъмы»), а также спектакля на сцене Удмуртского национального театра «Чибориё пиштэ шунды», художественных фильмов («Тень Алангасара», «Узы-боры») дали целую галерею образных примеров не только вербального, но и невербального диалогического поведения удмуртов.

Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается в том, что в отечественной этнологии междисциплинарное изучение проблем вербальной и невербальной коммуникации современных удмуртов предпринято впервые. На базе обширных оригинальных источников, значительная часть которых вводится в научный оборот впервые, проанализированы истоки и эволюция стереотипов коммуникативного поведения удмуртов, выявлена специфика внутрии межэтнической коммуникации. С междисциплинарных позиций проанализирован инвективный пласт удмуртской лексики, создана ситуативная модель вербальной и невербальной коммуникации современных удмуртов, вычленены наиболее типичные вербальные и невербальные сигналы, распространённые на территории Удмуртии.

Полученные автором результаты позволяют более полно и объективно раскрыть менталитет удмуртского этноса, специфику его этнической культуры и принципы мировосприятия, непосредственным образом влияющие на внутрии межэтнические коммуникации.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования полученных данных при подготовке фундаментальных трудов по истории, этнографии и культуре народов Удмуртии, в первую очередь удмуртов, разработке лекционных курсов для гуманитарных факультетов вузов и средних специальных учебных заведений.

Аналитический и фактический материал исследования может стать основой научно-популярных изданий, книг для чтения по краеведению, истории и этнографии Удмуртии. Он может быть востребован в проектной, культурно-воспитательной, научно-познавательной деятельности специалистов республиканских Министерств национальной политики, по делам молодёжи, учреждений культуры, общества «Знание», средств массовой коммуникации, национально-культурных объединений и др. Популяризация нового знания, представленного в диссертации, будет способствовать формированию более объективной картины коммуникативного поведения удмуртов, гармонизации межэтнических отношений, повышению интереса к собственной культуре со стороны представителей удмуртского этноса, с одной стороны, и изживанию ложных стереотипов, с другой.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Межэтническая коммуникация как многогранное явление требует комплексного и разностороннего изучения, следовательно, для получения объективного и достоверного знания в этой области необходим междисциплинарный подход, использование этносоциального, этнолингвистического и психосемантического методов исследования.

2. Вербальная коммуникация наиболее ярко отражает специфику удмуртского этноса — особенности его исторического развития, представления о социальных нормах и ценностях. Именно она, являясь одним из компонентов, определяющих этническое самосознание, делит удмуртское коммуникативное пространство на «своё» и «чужое», определяя таким образом сценарий коммуникативного поведения представителей этноса.

3. Невербальная коммуникация определяется многими факторами: возрастом, полом, социальным статусом, степенью родства и знакомства. Она имеет ярко выраженную эмоциональную основу и выступает в качестве средства воздействия на собеседника и усиления вербальных выражений.

Большинство жестов и мимика удмуртов носят общечеловеческий характер, поскольку чаще всего функционируют в эмоционально насыщенных, аффективных ситуациях.

4. Включённость удмуртов в процессы межкультурной коммуникации, интенсивные контакты с русскими, татарами и другими этносами, воздействие СМИ, глобальной сети Интернет привели к значительным заимствованиям сигналов и знаков невербальной и вербальной коммуникации, особенно молодёжной средой.

Апробация исследования. Результаты диссертационного исследования апробированы на 5 международных, 5 всероссийских и 1 региональной конференциях: Международная научно-теоретическая конференция «Ценности современной науки и образования» (Киров, 2008), Международная научно-практическая конференция, посвящённая 75-летию удмуртского поэта Ф. И. Васильева «Третьи Флоровские чтения» (Глазов, 2009), Международная научно-практическая конференция «Финно-угорские этносы: технологии развития в условиях глобализации» (Ижевск, 2009), Международная научно-практическая конференция Финно-угры — славяне — тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации) (Ижевск, 2009), Международная научно-практическая конференция, посвящённая 520-летию вхождения Севера Удмуртии в состав Московского княжества «Материальная и духовная культура народов Урала и Поволжья: История и Современность» (Глазов, 2010), IX Всероссийская научная конференция «Диалоги культур и цивилизаций» (Тобольск, 2008), I Всероссийская молодёжная научная конференция «Молодёжь и наука на Севере» (Сыктывкар, 2008), Российская научно-практическая конференция студентов «Россия и мир: история и современность» (Сургут, 2008), IV Всероссийская научно-практическая конференция молодых учёных «Этносы и культуры Урало-Поволжья: история и современность» (Уфа, 2010), III Всероссийская конференция историков-аграрников Среднего Поволжья «Крестьянство в российской трансформации: исторический опыт и современность» (Ижевск, 2010), региональная научно-практическая конференция «Из прошлого в настоящее» (Глазов, 2006).

По теме диссертации опубликовано 14 статей общим объёмом 3,5 п.л., в том числе одна статья в журнале, рекомендованном Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки РФ.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании отдела исторических исследований УИИЯЛ УрО РАН и кафедры этнологии и регионоведения ФГБОУ ВПО «Удмуртский Государственный университет».

Структура диссертации обусловлена логикой, целью и задачами исследования и состоит из Введения, трёх глав, Заключения, Списка использованной литературы, четырёх приложений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проведённое нами исследование позволяет сделать следующие выводы.

В условиях интенсификации процессов межкультурной коммуникации разработка проблем коммуникативного поведения представителей разных народов приобретает не только научно-теоретическую, но и прикладную актуальность. Общаясь с представителями разных культур, люди часто подходят к их оценке с точки зрения собственных стереотипов и ценностей, из-за чего завершение диалога порой бывает неудачным. Чтобы избежать подобных случаев, необходимо знать особенности вербального и невербального поведения, которые приняты в той или иной культуре. Э. Сепир в одном из своих трудов заметил, что «язык и шаблоны нашей мысли неразрывно между собой переплетены, они в некоторой степени одинаковы. Внутреннее содержание всех языков одно и то же — интуитивное знание опыта. Только внешняя их форма разнообразна до бесконечности». И именно эта внешняя форма, с одной стороны, бесконечно разнообразная в различных культурах, а с другой — достаточно стереотипная для каждой конкретной культуры, создаёт существенную проблему не только при овладении новым языком, но и при.

253 межкультурнои коммуникации .

Этническая специфика удмуртского общения особенно ярко проявляется в вербальной коммуникации. Именно она, являясь главным компонентом, определяющим этническое самосознание, делит удмуртское коммуникативное пространство на «своё» и «чужое», таким образом определяя сценарий коммуникативного поведения народа. Как и раньше, в дописьменный период своей истории, у современных удмуртов (особенно сельских) прослеживается особое отношение к слову. Оно, по их мнению, обладает такой же степенью реальности, как и предметный мир254 (доброе слово может окрылить, а злое — нанести ущерб, сглазить, нарушить все планы). Возможно,.

253 Цит. по: Прохоров Ю. Е. Указ. соч. С. 4.

254 Красильников А. Г. Указ. соч. С. 53. именно поэтому до сегодняшнего дня сохраняется повышенная чувствительность удмуртов к чужому мнению, оценке со стороны других людей. К сожалению, эта чувствительность, перерастающая порой в болезненную ранимость, становится определяющим фактором при формировании собственной самооценки255.

Все наиболее часто используемые вербальные символы можно подразделить на следующие группы:

— зооморфизмы — самая распространённая группа вербальных символов, подчёркивающих в собеседнике повадки тех или иных животных. Они могут выступать как в качестве комплимента или нежного обращения: кузъыли кадь ужасъ (трудолюбив, как муравей), гыдыке (голубка), так и в виде подчёркивания негативных черт характера собеседника, например, быжтэм зичы (букв.: бесхвостая лисав знач. — хитёр, как лиса).

— символы, связанные с наименованиями продуктов питания, например, куашня (букв.: дрожжевое тесто, в знач. — тучный, неповоротливый) и т. д.

— антропоморфизмы — вербальные символы, характеризующие качества, свойственные только человеку, например, синакылес/синазъкылъ (букв.: надоедливый для глаз), ерпечка (аналог, рус. непоседа).

— символы, включающие названия предметов, окружающих удмурта в быту: чурыт киренъ (букв.: твёрдый, как хрен, в знач. — скупердяй), шуба пелъ (букв.: ухо из шубы, в знач. — глухой).

— проклятья и скатологизмы, включающие всевозможные инвективы, обозначающие наименования нечистот (чаще всего — продуктов жизнедеятельности человеческого организма), а также детородных органов.

Говоря о тендерном аспекте вербальной коммуникации, необходимо отметить, что строгого табу на использование тех или иных групп символов не существует, но не приветствуется использование женщинами разнообразных проклятий и скатологизмов при выражении агрессии. Мужчинам нельзя использовать обсценную лексику или шутки, содержащие её, в присутствии женщин. Мат вызывает общественное порицание, считается прерогативой маргиналов и людей, занимающих низкий социальный статус. Детское сквернословие в некоторых случаях наказывается физически.

В целом, как отмечает большинство исследователей, все финно-угорские языки, в том числе удмуртский, имеют тройную направленность, а потому любое удмуртское высказывание содержит в себе три плана: когнитивный (передаёт информацию о предмете речи), модальный (передаёт сведения об отношении говорящего к предмету речи и адресату), прагматический (побуждает адресата на предопределение ответных действий адресан-та)256.

Семантика вербального поведения удмуртов отражает историю народа, и несёт в себе информацию о его материальной и духовной культуре, менталитете, жизненном укладе, социально-экономических изменениях, связанных как с историческим прошлым, так и современностью. К примеру, частое использование зооморфизмов в удмуртском коммуникативном процессе свидетельствует об огромной роли охоты в жизни традиционного удмуртского общества, а впоследствии — скотоводства как одного из источников благосостояния семьи. А вот редкое использование самобытной инвективной лексики, по сравнению с заимствованной, как правило, русскоязычной, можно интерпретировать как свидетельство неагрессивного темперамента удмуртов. Практическое отсутствие богохульств можно объяснить поздним переходом к монотеизму.

Расширение пласта заимствований в вербальном общении есть следствие интенсификации межэтнической коммуникации, в том числе через средства массовой информации и глобальную сеть Интернет. Сегодня едва ли не каждому удмурту и едва ли не ежедневно приходится общаться с представителями других культур, что способствует обмену культурными ценностями и взаимному их обогащению.

Анализ вербальных символов методом семантического дифференциала позволил выявить представления современных удмуртов о самих себе и народах, проживающих по соседству. Судя по полученным результатам, у лиц старшего возраста стереотипные представления сформированы чётче и сильнее влияют на их коммуникативные процессы. Молодёжь же, наоборот, подчёркивает условность стереотипов, потому и в общении не злоупотребляет ими, считая, что нельзя судить о народах одномерно: и татары, и русские могут быть прекрасными собеседниками и стать самыми близкими друзьями удмуртов.

Настораживает оценка респондентами категории «Я», то есть самих себя: она никогда не совпадает с категорией «удмурт» и в большинстве случаях располагается на полюсе, противоположном идеальным представлениям. Возможно, это свидетельствует о чрезмерной их скромности, либо, что гораздо хуже, — заниженной самооценке. О последнем можно судить и по тому, что наши респонденты чаще отмечали в себе отрицательные черты, нежели положительные.

Анализ невербальных форм коммуникации показал, что они имеют ярко выраженную эмоциональную основу и выступают в качестве средства воздействия на собеседника, как усиление вербальных выражений. Для каждой определённой эмоции характерна своя группа жестов. Кроме того, они различаются по половозрастному принципу: жесты, характерные для молодёжи, не используются среди лиц старшего возрастажесты, считающиеся предпочтительными для мужчин (особенно выражающие агрессию), порой вовсе неприемлемы для женской половины населения.

Большинство жестов в удмуртской коммуникации имеет физиологическую основу (покраснение щёк и ушей в ситуации неловкости), либо носит общечеловеческий характер (жест просьбы, потирание области желудка при чувстве голода, почёсывание затылка, «воздушный поцелуй», помахивание рукой при приветствии и прощании и т. д.), или — заимствованный (жесты агрессии и т. д.). И лишь отдельные жесты можно отнести к типично удмуртским: хлопки раскрытыми кистями по бёдрам при удивлении, касание печи, чтобы предотвратить сглаз, отведённые за спину руки при чувстве неловкости и стеснения.

Наличие большого числа «закрытых» жестов (рис. 51, 52) (например, скрещённые руки, ноги и т. д.) свидетельствует о ментальности «маленького» этноса. Словно маленькие дети, удмурты предпочитают не смотреть в глаза собеседника, ожидающего однозначного ответа на свой вопрос, игнорируют «неудобные» вопросы, ссылаясь на то, что просто не поняли или не услышали и т. д. Особо подчеркнём, что это ни в коем случае не говорит о том, что удмурты слабохарактерный народ. Это их реакция на ускоренный ритм, который насаждался извне на протяжении всего исторического пути развития этноса. Удмурты испытали притеснения со стороны татар, русские насаждали в их среду свою веру, ценности, культуру, языку и т. д. Им не давали быть собой, однако этнос не потерял своё лицо. Его постепенность, традиционализм, консерватизм, определённый конформизм, нежелание рисковать, осторожное отношение к непроверенным новшествам, как этноса преимущественно «аграрного» не есть только недостаток, за этими чертами скрываются их основательность, природная терпеливость и терпимость.

Необходимо отметить, что удмурты, по сравнению с русскими, занимают меньше коммуникативного пространства, не прибегают к жестам в строго официальной обстановке, в разговоре с начальством и незнакомыми людьми. Молодёжь в этом плане ведёт себя раскованнее, считая, жесты необходимыми для выражения эмоций, а также в затруднительные моменты, когда не сразу находятся нужные слова на русском языке. Старшее поколение наоборот указывает, что чрезмерная жестикуляция отвлекает внимание от информации, которую передает собеседник, а потому при разговоре не стоит махать руками, как мельница. Наверно, поэтому в сельской местности как молодёжь, так и старшее поколение жестикулируют мало.

Что касается мимики, она является наиболее универсальной как в возрастном, так и тендерном аспектах, и совпадает с общепринятой человеческой мимикой как таковой. К ней удмурты прибегают при трансляции эмоционально окрашенной информации, которая обычно сопровождается состоянием аффекта. В таких ситуациях мало кто контролирует свои действия, а потому большинство эмоций передаётся с помощью одинаковых жестов, особенно среди этносов, живущих по соседству и образующих единую коммуникативную среду.

Вступая в контакт с представителями других народов, удмурты заимствуют и используют в своем общении новые разновидности жестов. Такое явление в социологии получило название культурной инсценировки, согласно которой, люди примеряют те или иные социальные роли, модели поведения. В качестве примера для подражания берутся те модели, которые индивид каждый день имеет возможность наблюдать и расценивать их как наиболее успешные.

Необходимо подчеркнуть, что невербальные знаки являются широко распространёнными, и потому понятными для всех удмуртов, тогда как вербальные имеют локальный характер. Они бывают понятны лишь в конкретной и определённой среде, например, в коммуникативном пространстве нескольких деревень. Помимо этого, они могут различаться на мезоуровне: например, среди северных и южных удмуртов, хотя различия не создают непреодолимых затруднений в процессе коммуникации тех и других.

При анализе специфики межкультурной коммуникации следует принимать во внимание то обстоятельство, что для представителей западных культур на первый план выходит содержательная сторона коммуникации, тогда как для культур востока ведущую информативную роль может играть контекст сообщения (с кем, когда, в какой ситуации происходит общение). Низкоконтекстные культуры ориентированы в первую очередь на когнитивный стиль обмена информацией, тогда как высококонтекстные обращают внимание на то, в какой форме преподносится информация257. На наш взгляд, в особенностях коммуникативного поведения удмуртов обнаруживается больше аналогий, сближающих их с высококонтекстными восточными культурами, так как для них очень важно, в какой форме, в каком месте и как преподносится информация.

В целом же, возникновение тех или иных принципов, определяющих коммуникативное поведение внутри этноса, обусловлено всем ходом исторического развития общества. При этом следует учитывать, что типологически сходные социально-экономические условия порождают аналогичные идеи, касающиеся межличностных отношений и взаимодействий. Отсюда вытекает и типологическое сходство традиционно-бытовой культуры общения народов, расселённых в различных частях земного шара258. Потому многие черты психологии и техники коммуникативного поведения, присущие удмуртам, можно обнаружить и в социальной жизни других народов. Одновременно они преобразуются под натиском новых, сменяющих друг друга, общественных отношений, что выражается в отмирании или видоизменении менее жизнеспособных архаических стандартов общения.

Круг вопросов, связанных с удмуртской коммуникативной культурой, весьма широк, одним исследованием невозможно охватить весь его спектр. В перспективе небезынтересным представляется подробное изучение особенностей коммуникативной дистанции, к соблюдению которой удмурты относятся особенно внимательно и даже трепетно, коммуникативного поведения молодёжи в рамках социальных сетей Интернета, коммуникацию удмуртов в обрядовой сфере, анализ роли смеха и молчания в повседневной коммуникативной практике, специфики видов коммуникаций в обрядовой жизни этноса. Любопытный материал можно получить и через сравнительно-сопоставительный анализ особенностей коммуникации, коммуникативных предпочтений диаспорных групп удмуртов, проживающих за пределами Удмуртской Республики.