Современное литературоведение располагает рядом исследований, представляющих аспекты творчества И. А. Бунина и К. Г. Паустовского. В литературном наследии писателей изучены преимущественно вопросы идейно-нравственного содержания и поэтики их произведений, проблемы стиля, жанра, композиции, языка. В последнее время, когда появилось много работ на темы контактов И. А. Буиина с современниками, наследования писателем классических традиций, вполне оправдан интерес к изучению «школы Ив. Бунина» в русской литературе второй половины XX века. Однако в современном литературоведении почти полностью отсутствует аналитическое освещение проблемы творческих связей И. А. Бунина и К. Г. Паустовского, объединенных близостью творческих тем, принципов, пафосом творчества. Казалось бы, двух художников разделяет время, история, политика, но при внимательном вглядывании в их судьбы, мировоззрение и творчество, становится очевидным, что один стал для другого образцом для подражания, духовным наставником и в жизни, и в литературе.
Тема «Художник и время в автобиографической прозе И. А. Бунина и К.Г. Паустовского» в настоящее время представляет большой научный интерес, поскольку является составной частью актуальной и мало изученной в наши дни проблемы «школа И.А. Бунина» в русской литературе XX столетия.
Актуальность темы
обусловлена также отсутствием работ, многоаспектно освещающих художественное наследие Бунина и Паустовского в сопоставительном ключе.
Особое значение приобретает сегодня практически не разработанная проблема внутрилитературного диалога, актуализации творческих связей двух известных писателей, что предопределило научную новизну диссертационной работы. Исследование и сопоставление мировоззренческих позиций двух писателей в аспекте заявленной темы дает возможность осмыслить целый ряд историко-литературных, художественно-эстетических проблем литературного процесса 20−60-х гг. XX века. Рассмотрение традиционных решений и новаторских открытий, воздействий нобелевского лауреата на творческие поиски и художественную прозу К. Г. Паустовского путем изучения их переписки, дневниковых записей, архивных материалов, художественных произведений, взаимных критических оценок позволит установить типологические «схождения» в их художнических методах и творческом сознании, выявить те ценностные ориентиры, принципы и закономерности литературного развития, которые характеризуют «бунинскую школу» в литературно-художественном и культурно-историческом процессе первой половины XX века. Впервые привлечены дневниковые записи К. Паустовского, до недавнего времени неизвестные и не публиковавшиеся, а потому малоизученные.
Отечественное литературоведение обращало внимание на близость эстетических и творческих принципов И. А. Бунина и К. Г. Паустовского. С появлением первых исследовательских работ по произведениям автора «Повести о жизни» этот вопрос освещался в той или иной степени. Так, в одной из первых монографий Л. Левицкого «Константин Паустовский. Очерк творчества» (1963) отмечается, что Ив. Бунин высоко оценил одну из глав «Повести о жизни», и эта похвала «является убедительным, хотя и косвенным свидетельством высоких художественных достоинств повести» (Левицкий: 1963, 279). В этой работе говорится также о том, как постепенно, под влиянием «традиций русской новеллистики (и прежде всего, конечно, творчества Бунина и Чехова)» (там же, 319) совершенствовалось литературное мастерство Паустовского, которое достигло расцвета, по мнению автора монографии, в пейзажной прозе. В произведениях о природе Л. Левицкий выявляет влияние творчества Бунина и Пришвина «прежде всего потому, что автор „Мещерской стороны“ не раз свидетельствовал свою восхищенную привязанность к тонкому и поэтическому проникновению этих писателей в мир природы» (там же, 212). Однако в данном издании с целью доказательства названного тезиса не осуществляется сопоставительного анализа романа «Жизнь Арсеньева» и «Повести о жизни», не получает освещения и проблема наследования Паустовским художественных принципов Бунина в организации автобиографической прозы.
В 1974 году в «Сборнике материалов научной конференции, посвященной столетию со дня рождения И.А. Бунина», вышедшем в Орле, опубликована статья Т. М. Бонами и А. Г. Шуканова «И. А. Бунин и К.Г. Паустовский». В этом исследовании впервые заявлено, что тема творческих контактов двух писателей не получила еще достаточного освещения. Авторы приводят довольно спорное замечание о том, что «общность Бунина и Паустовского возникла не на почве идейного единомыслия, близости мировосприятия и позиций» (Бонами, Шуканов: 1974, 275). В названной работе анализируется большинство оценок Бунина, приводимых Паустовским в его произведениях, в конце статьи приводятся высказывания автора «Жизни Арсеньева» о прозе современника. Данное исследование не может претендовать на полноту и объективность заявленной темы, так как ограничено рамками статьи и не привлекает для анализа архивные документы, дневниковые записи писателей, а также не проводит сопоставительный анализ их творчества.
Отдельные высказывания о близости художественной манеры двух авторов содержатся в монографиях Е. Алексанян, А. Ионова, В. Ильина, Г. Трефиловой. Современные исследователи творчества К. Г. Паустовского также отмечали близость литературных принципов сопоставляемых писателей. В монографии Л. П. Кременцова «Книга о Паустовском. Очерки творчества» (2002) подробно анализируется творчество автора «Повести о жизни». В отличие от JI. Левицкого автор сочинения справедливо утверждает, что «Паустовскому удалось избежать серьезной опасности. Стиль „Мещерской стороны“ мог быть воспринят и оценен как простое эпигонство, как ученическое следование С. Аксакову, И. Тургеневу, И. Бунину» (Кременцов: 2002, 118). При анализе художественного своеобразия «Повести о жизни» Л. Кременцов ставит под сомнение возможность сопоставления произведения Паустовского с книгой «Былое и думы» А. Герцена, «Историей моего современника» В. Короленко, «Жизнью Арсеньева» Ив. Бунина, избегая таким образом располагать их «в одной шкале ценностей, рассматривать их в каком-то одном измерении» (там же, 170). В нашем исследовании преодолевается это положение путем сопоставительного анализа романа Бунина и повести Паустовского.
Весомый вклад в изучение личных и творческих взаимоотношений двух художников внес сын автора «Мещерской стороны» Вадим Константинович Паустовский. В первом номере журнала «Мир Паустовского» (1992) он поместил статью «Две открытки Ивана Бунина», в которой подробно рассмотрел историю первого обращения своего отца к знаменитому писателю и ответ автора «Деревни», а также его восторженный отклик на одну из глав «Повести о жизни» в 1947 году. В 1993 году издательство «Современный писатель» выпустило первый юбилейный том «Повести о жизни» с послесловием и комментариями В. К. Паустовского. В послесловии «Три родины Константина Паустовского» сын писателя приводит несколько фактов, свидетельствующих о близости мировоззрения Бунина и Паустовского, о совпадениях во взглядах на общество, религию, искусство. Здесь же помещены стихи, посланные молодым писателем на отзыв Бунину, приводятся выдержки из ранее не публиковавшихся дневников Константина Георгиевича, в которых повсеместно встречается имя любимого писателя и упоминания о том, как автор записей читал его произведения.
В 2002 году в сборнике материалов и сообщений «К.Г. Паустовский», выпущенном Московским литературным музеем-центром К. Г. Паустовского, опубликована статья доктора славистики Питера Генри «Дорогой собрат.» Константин Паустовский и Иван Бунин". В этой работе анализируются взаимные критические оценки писателей, много внимания уделяется двум открыткам, адресованным Буниным Паустовскому. При этом автор считает, что литературоведы и биографы (в частности, В.К. Паустовский) преувеличили значение влияния И. А. Бунина на автора «Повести о жизни». Отдельные положения, выдвинутые профессором П. Генри, оспариваются в нашей работе.
Как видим, вопрос о влиянии И. А. Бунина на творческую манеру К. Г. Паустовского привлекал внимание некоторых исследователей, однако он еще не получил широкого аналитического освещения. Не проводился и сопоставительный анализ «Жизни Арсеньева» Ив. Бунина и «Повести о жизни» К. Паустовского. Отдельные положения, выдвинутые литературоведами советского периода, устарели, а публикация в 2005 г. журналом «Мир Паустовского» дневников писателя 1920 года опровергла утвердившееся в отечественной науке мнение о том, что автор «Повести о жизни» восторженно оценивал революции 1917 года и их результаты. В этом же журнале напечатаны отрывки из повести Паустовского «На медленном огне», которую он не мог издать по политическим причинам. Публикация этих материалов делает необходимым переосмысление творческого наследия писателя.
В название нашей темы вынесены два основных понятия — художник и время. На наш взгляд, целесообразно обозначить, что конкретно мы будем понимать под этими понятиями. Современная философия так определяет понятие времени: «Это атрибут, всеобщая форма бытия материи, выражающая длительность бытия и последовательность смены состояний всех материальных систем и процессов в мире» (Философский энциклопедический словарь: 1983, 94). Понятие времени тесно связано с категорией пространства — это два краеугольных камня любой известной до сих пор картины мира. Эти философские категории обозначают формы бытия, образуя единый многомерный пространственно-временной континуум. Применительно к тексту Ю. М. Лотман указывал, что последний способен обладать памятью. В целом, на данном этапе современное естествознание и философия отмечают у времени еще один признак: возможность нравственной его артикуляции <. .> для синергетики время -«это некоторая конструкция и, следовательно, несет некую этическую ответственность» (Пригожин, Стенгерс) (Можейко, М.А.: 2001, 774).
Теоретик литературы М. М. Бахтин отмечал относительность понятий времени и пространства: «С точки зрения физико-математической время и пространство жизни человека суть лишь ничтожные отрезки <.> единого бесконечного времени и пространства, и, конечно, только это гарантирует их смысловую однозначность и определенность в теоретическом суждении, но изнутри человеческой жизни они обретают единственный ценностный центр, по отношению к которому уплотняются, наливаются кровью и плотью» (Бахтин, М.М.: 1986, 5). Таким образом, литературовед отмечает соположенность понятий времени и пространства в осмыслении их человеком через призму соотнесения со своей жизнью. При этом наблюдается необходимость философского определения пространства, которое в современной науке понимается как категория, характеризующая структурность и протяженность материальных систем, обладающая свойствами протяженности, единства прерывности и непрерывности.
Ю.М. Лотман рассматривал пространство с точки зрения структуры текста: «За изображением вещей и предметов, в окружении которых действуют персонажи текста, возникает система пространственных отношений, структура топоса. При этом, являясь принципом организации и расстановки персонажей в художественном континууме, структура топоса выступает в качестве языка для выражения других, непространственных отношений текста. С этим связана особая моделирующая роль художественного пространства» (Лотман, Ю.М.: 1970, 280). Таким образом, мы наблюдаем выделение ряда особенностей художественного пространства текста, имеющего свою специфику.
Время мы будем понимать как литературоведческую категорию, принимая во внимание специфику этого термина в философии (то есть форму последовательной смены явлений и состояний материи), обладающую рядом признаков: линейностью, необратимостью, длительностью.
Для нашего исследования особый интерес представляют понятия художественного времени и пространства, которые М. М. Бахтин определил так: «Художественное время и пространство, не обратимое и устойчиво архитектоническое, в соотношении с оплотненным временем жизни приобретает эмоционально-волевую тональность и включает как таковые и вечность, и вневременность, и бесконечность, и целое, и часть» (Бахтин, М.М.: 1986, 5). При анализе пространственно-временных категорий художественных произведений мы будем использовать еще один термин, введенный в литературоведение М. М. Бахтиным, — хронотоп. Это особая категория, в которой «имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримымпространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем» (Бахтин, М.М.: 1975, 235). Более подробно хронотоп будет рассмотрен нами далее, при анализе пространственно-временной организации автобиографической прозы Бунина и Паустовского.
В нашем исследовании мы будем рассматривать пространственно-временной континуум и с философской, и с литературоведческой точек зрения. Поскольку предметом нашего исследования стала автобиографическая проза Бунина и Паустовского, то целесообразно говорить об особенном типе художественного времени — биографическом, выделенном М. М. Бахтиным при анализе античной литературы. В основе древнейших форм автобиографий и биографий лежит не только особый тип биографического времени, но и «специфически построенный образ человека, проходящего свой жизненный путь» (разрядка автора. — Ю.К.) (Бахтин, М.М.: 1986, 167).
Обратимся еще к одной форме, вынесенной в заглавие нашего исследования, — это понятие «художник». В искусстве нашего столетия творческая личность осознается прежде всего как личность собственно художника, артиста, музыканта, писателя, то есть как художническая личность. Повышенный интерес к творческой личности возник в начале-XX столетия и был во многом связан с деятельностью отечественных и зарубежных символистов, которые считали, что высшим проявлением творческого потенциала человека является художественное творчество, а также в их теоретических и литературных трудах культивировалась художническая (в частности, поэтическая) личность. Русские философы-символисты считали, что гений и художник синонимичны в том, что имеют «иную онтологию человеческого существа» (H.A. Бердяев: 2006, 42), этим положением они вернули проблему творческой личности и творчества в сферу эстетики. Сама идея «большого искусства», выдвинутая на первый план в начале XX века, определила интерес к художнику как ее носителю. Однако уже в 1910;е годы в искусстве появились течения, которые отвергали культ высокого искусства, и предметом их внимания становились процессы творчества.
В течение всего XX столетия продолжался спор о назначении искусства и творца в целом, о соотношении традиционного и нового в творчестве, о природе талантливости. В основном, проблемы творческой личности рассматривались в разное время теоретиками психологии (JI.C. Выготский), эстетики и культурологии (О. Кривцун), теоретик литературоведения М. Бахтин рассматривал творческую личность в аспекте проблемы «автор и герой в художественном произведении». В целом, можно выделить две основные точки зрения: согласно первой, креативность или творческая способность в той или иной степени свойственна каждому нормальному человеку. При этом творчество предполагается как процесс создания чего-либо нового, причем это процессзапрограммированный, непредсказуемый, внезапный. При этом не принимается во внимание ценность результата творческого акта и его новизна для большой группы людей, для общества или человечества. Главное, чтобы результат был новым и значимым для самого «творца». Вторая точка зрения указывает на то, что не всякого (нормального) человека следует считать творческой личностью, или творцом. Подобная позиция связана с другим пониманием природы творчества. Здесь, помимозапрограммированного процесса создания нового, принимается во внимание ценность нового результата. Он должен быть общезначим, хотя масштаб его может быть различным. Важнейшей чертой творца является сильная и устойчивая потребность в творчестве. Творческая личность не может жить без творчества, видя в нем главную цель и основной смысл своей жизни.
При анализе художественных произведений мы будем придерживаться второй точки зрения, определяя художника, как «творческого работника в искусстве» (Эстетический словарь: 1989, 439). Однако мы не можем не учитывать того факта, что свое понимание этого понятия, а также философское осмысление таких форм бытия материи, как пространство и время было и у Бунина, и у Паустовского.
К философской проблеме определения времени и своего места в нем И. А. Бунин обращался еще в первых своих лирических набросках и затем на протяжении всего своего творчества. Писатель ставит перед собой задачу познания времени как безначального и бесконечного потока и того понимания, какое место в нем занимает человек: «Рождение никак не есть мое начало и в той непостижимой для меня тьме, в которой я был от зачатия до рождения, и в моем отце, в матери, в дедах, прадедах, пращурах, ибо они тоже я» («Книга моей жизни») (Бунин, И.А.: 1973, 384) — «Не раз чувствовал я себя не только прежним собою — ребенком, отроком, юношей, но и своим отцом, дедом, прадедом, пращуромв свой срок кто-то должен и будет чувствовать себя — мною» (там же, 385). Таким образом, в бунинской эстетике определяется место человека в цепи поколений. В осознаваемый отрезок времени невозможно доподлинно «вспомнить» себя в прошлом или будущем, это можно лишь ощутить. Здесь философская мысль Бунина близка к восточной натурфилософии (понятие о колесе Сансары). Однако писателя, по его собственному признанию, пугала конечность земного бытия: «Пора сходить». Но ведь это значит навсегда расстаться с этой землей, на которой родился, рос, проводил дни и ночи, без конца видел смену восходов и закатов. Навсегда лишиться чувства какой-то «бесконечности», с которой жил всю жизнь." (курсив наш. — Ю.К.) (Бунин, И.А., Из записей) (там же, 387). «Я весь век под страшным знаком смерти, я несказанно боюсь ее» (Бунин: Литературное наследство: Т. 84, кн. 2, 384). В этом страхе перед смертью, ощущении конечности своего бытия — отход Бунина от восточной философии (в индийской религиозной философии такое чувство бессмысленно, так как человеку дано родиться вновь). Уже будучи зрелым художником, Бунин признавался: «Очень зыбки мои представления времени, пространства» (там же, 384). По его собственным замечаниям, осознать время можно лишь в ирреальности, там, где оно объективно невозможно, например, в сновидениях: «Во сне все-таки теплилось во мне сознание, ощущение времени, условного деления и названия его» (там же, 385). Тщетность попыток уловить время в его сути вызывали у писателя горестные чувства: «Печаль пространства, времени, формы преследуют меня всю жизнь. И всю жизнь, сознательно и бессознательно, то и дело я преодолеваю их» (там же, 386).
Рядом с размышлениями о времени и пространстве в творчестве И. А. Бунина, начиная с самых ранних литературных опытов, возникает проблема определения творческой личности. Уже в одном из первых лирических набросков «Свет жизни» Бунин отмечает, что художник с детства отмечен неким свойством, отличающим его от остальных: «нечто глубокое и прекрасное <.,> Сам ребенок впоследствии <.> старался развить это свойство своего сердца, называя его своим единственным счастием» (там же, 136). В ноябре 1921 года в наброске «Книга моей жизни», части которого вошли затем в роман «Жизнь Арсеньева» и рассказ «Цикады» (1925), Бунин предпринимает попытку определить, какими свойствами должен обладать творец, писатель, на собственном примере. Он считает, что его отличают от остальных людей умственные способности, воображение, память, восприимчивость, умение высказать себя. В концепции творческой личности Бунина важной составляющей является чувственная сторона.
В итоговом романе И. А. Бунина мысль стать писателем к юноше Арсеньеву приходит именно благодаря тому, что он почувствовал родство с великими художниками слова: «Жуковским, Баратынским, свою кровную принадлежность к которым я живо ощутил, кажется, с тех самых пор,.как только узнал о них, на портреты которых я глядел, как на фамильные» (Бунин: 1966, VI, 95). Сам Ив. Бунин с гордостью говорил, что принадлежит к роду, который «дал замечательную женщину начала прошлого века, поэтессу А. П. Бунину, и поэта В.А. Жуковского» (там же, IX, 253). В формировании личности писателя художник слова отводил немалую роль жизненному опыту. В одной из своих автобиографических заметок Бунин сообщает, что после выхода в свет первых его рассказов он «исчез из Петербурга, да не только исчез, а и замолчал на несколько лет. Два года затем я жил особенно скитальчески и разнообразно <.> все чаще встречался и со старыми и с молодыми писателями, посещал „Посредник“, куда захаживал Толстой» (там же, 262). В «Жизни Арсеньева» мысль о необходимости жизненного опыта для писателя автор вкладывает в уста скупщика хлеба Балавина: «Вам очень крепко надо подумать о своем будущем. Вы меня простите, для занятий литературой нужны и средства к жизни, и большое образование, а что ж у вас есть?» (там же, VI, 139).
Подобный совет получил выпускник Киевской гимназии Константин Паустовский из книги «Далекие годы» от сельского аптекаря Лазаря Борисовича. Узнав, что юноша хочет стать писателем, он взволнованно говорит: «Это большое дело, но оно требует настоящего знания жизни. Так? А у вас его очень мало, чтобы не сказать, что его нет совершенно. Писатель! Он должен так много знать, что даже страшно подумать. Он должен все понимать! Он должен работать как вол и не гнаться за славой! Да! Вот! Одно могу вам сказать — идите в хаты, на ярмарки, на фабрики, в ночлежки, кругом, всюду <.> чтобы жизнь пропитала вас, как спирт валерьянку!» (Паустовский, К.Г., 1982, IV, 267).
Этому совету Константин Паустовский последовал неукоснительно, так как он отвечал его внутренней потребности познать жизнь: «И вскоре я ушел в люди, в ту житейскую школу, которую не заменят никакие книги и отвлеченные размышления» (там же, 267). Как и Бунин, Паустовский на протяжении всего своего творчества исследовал проблему становления художника-писателя. В его концепции личности литератора есть много общего с концепцией автора «Жизни Арсеньева». Как было отмечено ранее, Бунин считал необходимым для художника чистый взгляд на мир, «свежесть ощущений». Паустовский был убежден, что писатель должен учиться у живописцев: «У художников можно учиться непосредственному восприятию окружающего — свойству, характерному для детей <.> Это качество видеть все как бы впервые, без тяжелого груза привычки, видеть всегда как бы вновь, — присущее детям и художникам, необходимо и писателям» (Паустовский: 1953, 227).
Однако, следует отметить, что Паустовский не мог не включить в слагаемые писательства такого качества как мужество. Как верно отметил М. Холмогоров, «нужна особая отвага, чтобы в душной атмосфере сталинского террора тонким пером выписывать красоту осинового листа, почерневшего в лесном озере» (Холмогоров: 2005, 3). Паустовскому пришлось работать при тоталитарном режиме и во времена советских пятилеток. Писатель принял для себя решение остаться со своей страной и вынужден был принять от ее властей и травлю в критике в 1940;е гг., и ложные обвинения в адрес друзей, и доносы близких на него самого. В системе этических ценностей художника Паустовский считал важной высокую гражданскую позицию, согласованную прежде всего с совестью писателя, а не с догмами партии.
Подводя итог, отметим, что в понятия «художник», «время», «пространство» мы будем вкладывать литературоведческое понимание, принимая во внимание специфику этих категорий в философии и эстетике. При этом мы не можем не учитывать, что Бунин и Паустовский внесли свой вклад в определение времени и пространства, имели свое представление о личности художника. Специфику нашего исследования составляет рассмотрение понятий время и художник во взаимодействии и соотнесении их между собой. В этом случае время понимается как исторический отрезок, эпоха, тем более что личности художников в обоих случаях действуют в один и тот же исторический период. По справедливому замечанию М. М. Бахтина, «не может быть и речи об отражении эпохи вне хода времени, вне связи с прошлым и будущим, вне полноты времени. Где нет хода времени, там нет и момента времени в полном и существенном значении этого слова. Современность, взятая вне своего отношения к прошлому и будущему, утрачивает свое единство, рассыпается на единичные явления и вещи, становится абстрактным конгломератом их» (Бахтин: 1986, 182).
Цель научного исследования: изучение своеобразия и путей художественного осмысления проблемы «художник и время» в автобиографическом творчестве двух писателей-современниковИ.А. Бунина и К. Г. Паустовского.
Названная цель определяет следующие задачи:
— изучить личные и творческие контакты И. А. Бунина и К. Г. Паустовского;
— установить типологические «схождения» и различия в творческом сознании двух художников слова при оценке эпохальных событий первой трети XX века;
— обозначить особенности психологии творчества писателей-современников;
— выявить аспекты нравственно-этической близости двух известных авторов;
— проанализировать пути формирования творческой личности в автобиографической прозе Ив. Бунина и К. Паустовского, воздействия на художника фактора времени;
— актуализировать особенности бунинского влияния на художнические поиски К. Г. Паустовского.
Методологическую основу нашего исследования составляет комплексный подход, включающий в себя элементы сравнительно-исторического, типологического, структурно-семантического и гносеологического методов решения названных задач и подробный текстуальный анализ. Планируется исследование личных и творческих контактов двух выдающихся писателей-современников, выявление особенностей творческого влияния И. А. Бунина на художественное мировоззрение и литературные достижения К. Г. Паустовского.
В своей работе мы предполагаем опираться на труды известных философов (H.A. Бердяева, И. А. Ильина и др.), литературоведов (М.М. Бахтина, А. Н. Веселовского, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Ф. А. Степуна и др.), исследователей творчества И. А. Бунина (А.К. Бабореко, Г. М. Благасовой, A.A. Дякиной, О. Н. Михайлова, H.A. Струве и др.) и К. Г. Паустовского (Е.А. Алексанян, Л. С. Ачкасовой, Г. П. Корниловой, Л. П. Кременцова, Л. А. Левицкого, Г. Н. Трефиловой и др.), критиков и мемуаристов русского зарубежья, современников исследуемых писателей (Г.В. Адамовича, H.H. Берберовой, Б. К. Зайцева, Г. Н. Кузнецовой, И. В. Одоевцевой, П. Б. Струве и др.).
Теоретическая значимость диссертации состоит в переосмыслении художественного наследия Паустовского в связи с вновь открывшимися документальными фактами, а также в сопоставлении автобиографической прозы И. А. Бунина и К. Г. Паустовского с точки зрения взаимодействия творческой личности с социокультурной средой эпохи начала XX века. В работе намечены ориентиры для разработки вопроса о внутрилитературном диалоге двух художников слова, что позволяет внести новые представления о литературном процессе XX века.
Практическая значимость состоит в том, что материалы диссертации могут быть использованы в разработке курсов лекций по истории русской литературы XX века, дисциплин по выбору, а также в практике изучения школьного курса литературы.
Апробация работы осуществлялась на заседаниях кафедры русской литературы XX века и аспирантских семинарах БелГУ. Основные положения работы были изложены в докладах, прочитанных на международных (Белгород, БелГУ, 2005, 2006; Москва, МГГУ им. Шолохова, МПГУ, 2007, 2008, Рязань, РГУ им. С. А. Есенина 2007, Елец, ЕГУ им. И. А. Бунина, 2005, 2006, Мичуринск, МГИ, 2008), межрегиональных и межвузовских (Белгород, БГИКИ, 2006, 2007), а также внутривузовских научных конференциях в БелГУ по итогам НИР (ежегодно, с 2005 г.).
Структура и объем диссертации
Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, насчитывающего 237 источников. Общий объем диссертационной работы составляет 222 страницы.
Заключение
.
Исследование автобиографической прозы И. А. Бунина и К. Г. Паустовского в аспекте «Художник и время» привело нас к следующим выводам.
Литературное воздействие И. А. Бунина на творческое сознание К. Г. Паустовского очевидно. Несомненно, писатель уважал и почитал талант большинства русских классиков: A.C. Пушкина, Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого и др. Однако именно стихи и проза Бунина потрясли Паустовского до глубины души. Доказательством этому может служить факт обращения начинающего писателя к прославленному мастеру слова с просьбой оценить первые литературные опыты. В дневниках, письмах, записях Паустовского содержится большое количество упоминаний имени Бунина, в которых он дает неизменно высокую оценку личности и творчеству писателя. В. К. Паустовский в своих исследованиях не раз обращал внимание" на совпадения в мировоззрении двух художников.
В творчестве двух писателей также можно наблюдать некоторые аспекты, сближающие их. Так, в художественном наследии И. А. Бунина и К. Г. Паустовского прослеживается эволюция автобиографической темы. При этом можно отметить, что отдельные факты жизни, описанные в ранних произведениях, полностью или частично вошли затем в итоговое произведение. Оба писателя широко использовали жизненный опыт для создания художественных текстов, при этом изначально имеет место довольно свободное обращение с фактографическим материалом. ~ На протяжении всего своего творчества и Бунин, и Паустовский предпринимали попытки дать оценку тем социальным событиям, свидетелями которых они были. Каждый из писателей в зрелом творчестве пришел к осознанию необходимости художественно изобразить ряд фактов своей автобиографии, где обратились к проблеме формирования личности, души художника.
Анализируя автобиографическую тему в творчестве двух крупных художников слова, можно отметить различия в ее разработке. Так, Ив. Бунин в своих ранних произведениях чаще обращается к детским годам, внутреннему миру ребенка, а Паустовский в начале своей литературной деятельности больше внимания уделяет сознанию взрослых людей, теме очищающего влияния природы на разум и душу человека. С точки зрения жанровых предпочтений, Бунин чаще использует рассказ, новеллу на основе фактов своей жизнибольшинство автобиографических произведений Паустовского — повести. Нобелевский лауреат в своем итоговом романе не давал оценки своему творчеству, практически не упоминал об истории создания своих произведенийв «Повести о жизни», напротив, анализируется литературный опыт автора, содержится творческая история отдельных книг писателя. Если автор «Жизни Арсеньева» всегда больше внимания уделял описанию быта своего современника, внутренний мир художника подробно исследовался в итоговом романе, в трактате «Освобождение Толстого» и в воспоминаниях, посвященных А. П. Чехову, то автор «Повести о жизни» во всех автобиографических произведениях обращался к психологии, личности художника-писателя, изучал механизм творческого процесса.
Наблюдения над пространственно-временным видением И. А. Бунина и К. Г. Паустовского в начале XX века указывают на типологические «схождения» в художественном сознании двух писателей, выявляют в нем сходные и специфические хронотопы, что позволяет говорить о традициях и новаторстве в организации пространственно-временного континуума в автобиографических произведениях И. А. Бунина и К. Г. Паустовского.
Любопытный материал для размышлений дают дневниковые записи двух известных современников. В них можно отметить аксиологические параллели в осмыслении исторических потрясений 1917—1920 гг.
С первых же дней революционных событий Бунин открыто заявлял о своей гражданской позиции. В торжестве большевиков он видел гибель России. Октябрьскую революцию 1917 года писатель переживал как личную драму, последующие события привели Бунина к мысли о том, что в его жизни закончился светлый и чистый этап, а горячо любимой им Родины больше нет: «России — конец, да и всему, всей моей прежней жизни тоже конец» (Бунин: 1966, V, 67).
Паустовский принял решение остаться в Советской России и не мог открыто высказывать свое мнение, поскольку тогда он поставил бы под угрозу свою жизнь и родных ему людей, а его произведения не были бы напечатаны. Наиболее интересным является сопоставление дневниковых записей Паустовского того периода и «Окаянных дней» Бунина. При анализе этих свидетельств истории нами выявлено, что во многом видение социально-политической обстановки начала XX века у писателей было близким. Они тождественно оценивали власть большевиков, неоднозначно трактовали новый строй как губительный, при этом оба художника отмечали свою причастность к ценностям дореволюционной России.
Для более детального рассмотрения вопроса о мировоззрении писателей-современников мы провели анализ психологии творчества двух художников. Приведенное исследование указало на близость мировоззрения Бунина и Паустовского, их эстетических принципов и взглядов на природу творческой личности. Анализ путей формирования писательского индивида в романе «Жизнь Арсеньева» и «Повести о жизни» привел к выявлению черт внутреннего мира авторов произведений, которые отразились на личности художника слова, стоящей в центре сопоставляемых произведений.
Говоря об образе художника в автобиографической прозе И. А. Бунина и К. Г. Паустовского, мы выявили те изобразительно-выразительные средства, с помощью которых создавался центральный образ произведения. Мы выделили общие черты в обрисовке личности Арсеньева и Паустовского — героя «Повести о жизни»: в рассматриваемых «автобиографиях» писатели-современники ставили целью не отображение событий жизни главного героя, а историю формирования внутреннего мира, поэтому роман Бунина и повесть Паустовского начинаются не с события рождения центрального персонажа, а с обстоятельств, обуславливающих тематику и проблематику произведения в целом. Каждый из анализируемых авторов в создании образа художника использовал портрет, при этом воспроизводилось не внешнее, а внутреннее, содержательное описание облика героя. Бунин привлекал детали и предметы обстановки, окружающей Алексея Арсеньева, характеристику персонажа другими людьми, автор «Повести о жизни» описывал внешность персонажа в зависимости от тех событий, которые происходили в этот момент в его жизни. Оба писателя отмечали непонимание со стороны окружающих, которое испытывали художники. Это непонимание преодолевалось Арсеньевым через состояние одиночества, а Константиномчерез уход в природу. При этом, можно отметить, что духовная сущность Алексея тесно слита с окружающим миром, обусловлена его изменениями, он остро чувствует малейшие его проявления. Как и Арсеньев, Паустовский воспринимает природу полисенсорно, хотя у бунинского персонажа преобладает зрительное, цветовое восприятие, а у героя «Повести о жизни» -обонятельное.
В романе Бунина и повести Паустовского мы выделили явление аберрации времени, которое сказывается в одномоментном присутствии в фокусе героя событий XIX в. (для «Повести о жизни» начала XX века) и середины XX. Особый вид памяти — образно-чувственный — позволил героям Бунина и Паустовского не только реконструировать отдельные моменты своей жизни, но и как бы заново их проживать. Однако в романе «Жизнь Арсеньева» трудно провести грань между рассуждениями героя, погруженного в обстановку конкретного эпизода, и повествователя, оценивающего этот момент. В «Повести о жизни» такая демаркационная линия проведена не только в создании образа главного героя, но и в архитектонике каждой главы — мысли и выводы автора-повествователя отделены от чувствований героя-художника абзацным отступом или пропуском строк.
Сопоставляя детские впечатления Алексея Арсеньева и Константина Паустовского, мы пришли к выводу, что если мир главного героя «Жизни.
Арсеньева" созвучен осознанию причастности к космическому бытию, оттенен чувством одиночества души и философскими размышлениями о жизни и смерти, то детство Константина в основном передает ощущения счастья, веселья, озорства, которые лишь изредка нарушаются событиями, связанными со смертью, как правило, женских персонажей. Это обстоятельство сближает героя «Повести о жизни» с личностью И. А. Бунина, который в своих дневниковых записях отмечал, что детские впечатления для него были радостными и светлыми.
В «Повести о жизни» главный герой с первых глав сталкивается с близостью явлений любви и смерти. При этом в его сознание они входят именно в таком единстве, что сближает повествование с бунинской концепцией любви, в которой двуединое начало этого чувства (божественное и дьявольское) обуславливает его трагичность, сопричастность смерти. В романе Бунина любовь выступает не только как одно из проявлений бытия человека, но и как мощный стимул творчества, и как этап в формировании творческой личности. «Повесть о жизни» не содержит такого аспекта, любовь осмысляется главным героем как прекрасное чувство, без которого жизнь человека трудно представить.
Обращение к категории художественного сознания привело нас к выявлению общей для Бунина и Паустовского специфики, обусловленной причастностью к традициям и тенденциям русской романтической классики (традиции Пушкина, Лермонтова, Тургенева). При этом замечено, что оба писателя в своем творчестве уделяли достаточно много внимания проблеме поиска нравственного стержня как основы человеческого существования и выделяли литератора как носителя высокого назначения, предопределенного свыше.
Рассматривая черты импрессионизма в художественном стиле Бунина и Паустовского, мы пришли к выводу о вовлеченности писателей в литературный процесс начала XX века, в котором наблюдалось взаимовлияние реализма и модернизма. Нами отмечено, что художественный стиль и метод Ив. Бунина и К. Паустовского находят свое логическое завершение в итоговых автобиографических произведениях. Вопрос о художественном методе обоих художников слова довольно сложен, поскольку на протяжении всего творческого пути он изменялся. На специфику отдельных произведений писателей повлияли романтические тенденции внутри реализма в XX веке. Позднее художественное сознание Бунина и Паустовского воспринимало сосуществование различных течений внутри модернизма, и — шире — борьбу реализма и модернизма. Возможно, тенденции импрессионизма в творчестве Бунина и Паустовского объясняются тем, что замысел итогового автобиографического произведения созревал в эпоху расцвета этого течения в искусстве, поэтому отдельные черты этого стиля можно проследить в «Жизни Арсеньева» и «Повести о жизни».
В отечественном литературоведении прочно укрепилось мнение, что Паустовский наследовал бунинскую традицию прежде всего в изображении пейзажа. Мы рассмотрели лишь те особенности изображения природы и окружающей действительности, которые позволили сопоставить творческую манеру двух писателей.
Оба писателя полагали, что природа и человек составляют единое целое, причем находятся в отношениях взаимообусловленности. Нарушение этой гармонии ведет к нравственному падению человека, его бездуховности, пустоте. Герои Бунина и Паустовского воспринимают окружающую действительность объемно, во всей совокупности человеческих чувств, поэтому мы выделили такую особенность, как полисенсорность изображения природы в произведениях рассматриваемых писателей.
В описании пейзажа Бунин использует не только основные краски спектра, не только оттенки и переходы цветов, но и специфические тона, присущие только его картинам природы. Изобразительную особенность бунинских пейзажей составляет необычная цветовая палитра, состоящая из полутонов, окказиональных, новаторских красок, поддерживаемых осязательными ощущениями и ассоциативными связями.
В целом мы отметили, что природа сопровождает главного героя «Жизни Арсеньева» с первых дней жизни до того момента, когда мы с ним расстаемся. Она не только раскрывает его характер, передает его чувства, но и является неотъемлемой частью его самого — это способ видения мира, призма, поворачивающаяся в зависимости от жизненных переживаний. В «Повести о жизни», как и у Бунина, зрительное восприятие картин природы подкрепляется осязательными ощущениями, а также ассоциативными связями. В данном контексте параллель с восприятием пейзажа возникает не с переживаниями главного героя, а с его рассуждениями. В изображениях природы, выполненных автором «Жизни Арсеньева», преобладает зрительное восприятие, широкая палитра красок, а у Паустовского в пейзажах превалирует запах.
Нами отмечена еще одна черта, сближающая творческие манеры двух писателей — импрессионистичность изображения. Бунин и^ Паустовский заинтересованно восприняли творческие принципы художников-живописцев. Если на художественное сознание Бунина повлияла встреча с одесскими художниками, которые помогли ему раскрыть природный дар видения мира с помощью множества красок и их оттенков, то подобному прозрению Паустовского способствовало знакомство с творчеством И. Левитана, кроме того, в жизни писателя были встречи с живописцами, которые помогли ему освоить оттенки основных цветов спектра. Пейзаж у Бунина больше наполнен красками, чем у Паустовского, и от этого он не менее эмоционален. Автор «Повести о жизни» в своих произведениях передает, в первую очередь, поэтическое восприятие природы, что приводит к усилению лирического звучания повествования.
Мы провели сопоставительный анализ отдельных глав «Повести о лесах» Паустовского и произведений Бунина: повести «Митина любовь», рассказа «Жертва» и стихотворения «Детство». Паустовский, как и Бунин, был человеком, остро воспринимающим окружающую природу. Эта общая для Бунина и Паустовского черта — острое восприятие окружающего мирачасто возникает у героев их книг. При анализе произведений автора «Повести о жизни», можно подчеркнуть, что при всей близости природы и лирического героя они никогда не сливаются, среди пейзажей Паустовского можно отметить и такие, где душевные переживания, переходящие в физическую боль, обуславливают движения природы и наоборот, как, например, в главе «Старая яблоня» из «Повести о лесах».
Описание ощущений композитора П. И. Чайковского необыкновенно близки бунинскому стихотворению «Детство». Несмотря на то, что пейзаж Паустовского предстает как картина, написанная в импрессионистическом стиле (художники-импрессионисты стремились передать свечение предметов, блики и оттенки, полутона, образуемые другими предметами), а в картине природы Бунина в равной степени присутствуют свет и запах, несомненна близость этих двух описаний. Мы высказали предположение, что бунинское стихотворение глубочайшим образом проникло в художественное сознание Паустовского и уже на качественно новом уровне воплотилось в «Повести о лесах», ритмический рисунок стихотворения, его настроение и колорит, очевидно, приобрели особую значимость, стимулировали на ассоциативном уровне творческий процесс писателя.
Наряду с близкими особенностями изображения природы мы выделили различия в восприятии окружающего мира двумя писателями-современниками. Так, взгляды Бунина на природу можно охарактеризовать как пантеистические. При таком мировоззрении преобразование действительности человеком выглядит кощунственно и сулит неизбежные беды. Для Паустовского характерна двуединая концепция восприятия природы, при которой созерцание первозданной красоты мира сочетается с возможностью, а иногда и необходимостью, преобразований. В пейзажах автора «Повести о жизни» преобладают запахи, в картинах природы Бунина — краски и их оттенки. В «Жизни Арсеньева» и других автобиографических произведениях писателя человек предстает как часть природы, познание божественной сущности которой приобщает к таинствам бытия. В творчестве автора «Мещерской стороны» человек может выступать не только как преобразователь или созидатель природы, но и как ее «фон», призма, сквозь которую можно увидеть внутреннюю красоту мира.
В нашей работе проводится сопоставительный анализ произведений Бунина и Паустовского с целью выявления художественных влияний писателя-эмигранта на творчество его младшего современника. Для реализации данной цели мы привлекаем более широкий спектр произведений анализируемых писателей. В частности мы рассматриваем рассказы Бунина «Лирник Родион» и «Казацким ходом», а также сопоставляем их с главой «Корчма на Брагинке» из повести «Далекие годы» (первой книги «Повести о жизни») Паустовского.
Несмотря на очевидные параллели между рассказами, каждый из них носит сугубо индивидуальный характер, отражающий писательскую манеру автора. Так, Бунин сохраняет не только ритм и фабулу песни Родиона, но и оформляет ее написание на украинском языке. Паустовский воспроизврдит песню майстра как стихотворение, стилизованное под произведение фольклора*. Образы слепых певцов создавались Буниным и Паустовским в соответствии с поставленной каждым из них художественной задачей, несмотря на автобиографическую основу произведения. В данном исследовании мы оспариваем мнение молодого ученого Т. Карпеченко, категорично утверждающей, что персонажи И. А. Бунина оказали «несомненное и решающее воздействие на образ скитальца-поэта у Паустовского» (Карпеченко: 2000, 8). На наш взгляд, здесь следует говорить о бунинском влиянии на творческое сознание автора «Корчмы на Брагинке», которое реализовывается в приеме введения в повествование специфического фольклорного текста с описанием его исполнителя.
В «Корчме на Брагинке» и в песнях бунинского лирника Родиона проводится мысль о том, что человеческое горе близко воспринимается.
Богом и должно находить отклик в сердцах других людей. Этот же мотив наблюдается и в стихотворении И. А. Бунина «Плакала ночью вдова». При сопоставлении этого произведения и стихотворения «Плакал тихо старик», посланного Паустовским на отзыв знаменитому писателю, очевидно влияние бунинского стихотворения на произведение Паустовского, которое проявляется в использовании сходных изобразительных и стилевых фигур и образном строе.
Художественное мастерство Паустовского позволяет ему воспринимать искусство своего предшественника и по-новому осмысливать бунинские темы, реализуя их в оригинальной творческой манере. Влияние Бунина сказывается на содержательном уровне произведений Паустовского, в отдельных случаях можно усмотреть синтаксические и лексические параллели. Рассказ «Корчма на Брагинке» предстает в творчестве К. Г. Паустовского как произведение, написанное под влиянием И. А. Бунина.
Тот факт, что К. Г. Паустовский в своем творчестве заинтересованно воспринял бунинское литературное влияние, что он глубоко почитал и любил великого писателя, нисколько не умаляет его собственного таланта и творческой самостоятельности. Напротив, если глубоко проанализировать все, что было написано Паустовским, то можно увидеть, как бунинские темы, мотивы и приемы обогатили прозу писателя: и в ранних произведениях отмечается повышенный интерес к лирической исповедальности, субъективизму, стремление передать чувство одиночества, неприкаянности, тоски, то есть те черты романтической направленности творчества, которые характеризовали лирическую прозу Ив. Бунина. Следствием ученичества Паустовского у последнего представителя русской классической литературы становятся многочисленные реминисценции, проявляющиеся в запёчатлённых картинах собственно человеческой и национальной жизни, традиционных и для художественных произведений Бунина, и для творческих исканий Паустовского. Таким образом, бунинские мотивы пронизывают многие книги К. Г. Паустовского, придавая последним утонченность, красоту и лиризм. Свидетельства повсеместного проникновения бунинских мотивов в творчество К. Паустовского (материалы переписки двух мастеров слова, каждого из писателей со своими современниками, оценочные суждения Бунина и Паустовского, в частности, касающиеся анализа текстов, воспоминания близких авторов «Жизни Арсеньева» и «Повести о жизни») позволяют отнести автора «Корчмы на Брагинке» к «школе Бунина» в русской литературе XX века.
