Бирский могильник находится на южной окраине г. Бирска, на высоком правом берегу Белой (рис.1). С севера берег ограничен глубоким оврагом с обрывистыми берегами, на юг продолжается в виде узкого мыса, на оконечности которого расположено одноименное городище. Расстояние между могильником и городищем около 600 м. На расстоянии около 1 км юго-восточнее — II Бирское городище. Вокруг могильника, в радиусе 5 км обнаружено три селища, на которых собрана бахмутинская керамика.
На месте расположения могильника берег неровный. На гребне находится шиханообразное возвышение высотой 6 м, на расстоянии 10−15 м от которой фиксируется южная граница могильника: Юго-восточная граница проходит по ложбине, переходящей в неглубокий овраг, по дну которого течет небольшой ручей, берущий свое начало в роднике. Севернее родника имеется широкая лощина, где наблюдается падение высоты на 10−11 м по сравнению с береговой полосой. Правый край лощины плавно переходит на подъем, достигая отметки 110 м. На основной части памятника перепад высоты между западным и восточным краем составляет 10 м.
Западный край могильника четко не определен, но в этом отношении интерес представляют погребения на уровне отметки 105 м (раскопы V, VI), оказавшиеся самыми ранними из всех выявленных на памятнике.
Вся территория могильника более 50 лет принадлежала плодово-ягодному совхозу и используется для насаждения фруктовых деревьев. При ежегодной вспашке на поверхность земли выходит большое количество костей, украшений и др. Северная, а в последние годы и западная части могильника розданы под дачное строительство. Их владельцы также утверждают, что при копке часто находят остатки захоронений, что позволяет предположить, что большая часть могильника не исследована.
Памятник был открыт в начале XX в. известным краеведом H.H. Булычевым1, но широко стал известен в науке после исследований Н. А. Мажитова. В 1958;1962 гг. он проводил на могильнике стационарные раскопки, в результате которых было вскрыто 205 погребений, отличавшихся хорошей сохранностью и богатым набором инвентаря.
В истории изучения Бирска четко выделяется два периода. Первый связан с публикацией результатов полевых исследований автора раскопок. Он считал, что могильник возник во II в. и пережил два основных этапа: ранний (II — IV вв.) и поздний (V-VII вв.). Ранние погребения могильника, по мнению исследователя, характеризуются признаками, типичными для раннебахму-тинской культуры, а погребения позднего этапа содержат сильно смешанный инвентарь: в нем превалируют привозные вещи и элементы (типы могил, ритуальные захоронения коня, деформированные черепа и др.), которые появились в Западном Приуралье после прихода сюда племен турбаслинской культуры. Такую смешанность материала Н. А. Мажитов объяснял тем, что пришлое население оказало сильное этнокультурное влияние на местные бахмутинские племена и материалы погребений У-УИ вв. отражают время этого ассимиляционного процесса.
Н.А.Мажитов составил корреляцию погребений могильника, где сгруппировал их по принципу сходства и различия инвентаря. На этой основе им были выделены хронологические группы Н-1У, 1У-У, У-У1, VI—VII вв. Рамки двух последних групп автор определил, ссылаясь на северокавказские и крымские аналогии, где они сопровождались монетами VI—VII вв.
Автор раскопок полагает, что это классический бахмутинский памятник, отражающий все этапы развития местного приуральского населения. Так, начало бахмутинской культуры Н. А. Мажитов связывает с предшествующими пьяноборско-караабызскими племенами, которые в результате внутренних изменений в социально-экономической сфере плавно перерастают в новую культурную общность — бахмутинскую культуру.
Одновременно с выделением ранних бахмутинских комплексов Н. А. Мажитов поставил вопрос об их идентичности мазунинским комплексам Прикамья и о неправомерности их разделения на отдельные археологические культуры.
Второй этап функционирования Бирского могильника связан с приходом тюркских племен, тесно связанных в своем развитии с гунно-сарматским населением южноуральских степей. Именно под влиянием турбаслинцев изменился облик Бирского могильника — у них ранние бахмутинцы переняли новые черты погребального обряда и вещи стали носить чисто степной облик.
Однако угорская основа бахмутинских племен сохранилась и в первой своей работе именно в бахмутинцах Н. А. Мажитов видел тех угров, которые на рубеже УН-УШ вв. уходят в легендарную Леведию, а в IX в. оказываются в Паннонии, на Дунае. Оставшаяся часть населения позже включается в состав формирующегося башкирского этноса и составляет ее северо-западную часть4.
Исследования Н. А. Мажитова совпали со временем начала систематического изучения раннесредневековых древностей Южного Урала, остававшихся до сих пор «белым пятном» на археологической карте степей Евразии и сразу привлекли внимание специалистов. Значение Бирского могильника было оценено ими как опорное для изучения раннесредневековой истории Западного Приуралья, а богатые материалы комплексов с хорошо датированными аналогиями приобрели эталонное значение при разработке хронологии раннесредневековых древностей Восточной Европы.
Серьезным исследованием на эту тему отозвался крупный специалист по проблемам хронологии раннесредневековых древностей степной Евразии А. К. Амброз. Он составил собственную корреляцию уже известных тогда комплексов с территории Башкортостана, где бирские погребения нашли место в группах IV, V, VI, VII вв.5 С некоторыми оговорками эти выводы были подтверждены Ковалевской В.Б.6.
Анализу опубликованных материалов Бирского могильника посвятил отдельную монографическую работу В. Ф. Генинг, разработавший собственную корреляцию комплексов для выделения хронологических групп. Он пришел к заключению, что Бирский могильник пережил три важных этапа (Ш-1У, V и VI вв.), но основная часть раскопанных погребений приходится на V и VI вв. Автор полагал, что погребения V в. подразделяются на три последовательные группы, по такому же принципу среди погребений VI в. выделил раннюю (начало VI в.) и позднюю (середина VI в.) группы .
Генинг В.Ф. согласился с высказанным в литературе мнением о принадлежности Бирского могильника к числу памятников местных оседлых финноугорских племен. Однако его резко негативную реакцию вызвало отнесение памятника к бахмутинской культуре, содержание которой он представлял иначе, чем Мажитов Н. А. Автор настаивал на отнесении ранних погребений Бирска к мазунинской культуре Прикамья. Позднюю же группу, оставленную сильно смешанным в культурном отношении населением, он разделил на 9 групп и предложил назвать их археолого-этническими типами (АЭТ), отрицая возможность объединения всех поздних комплексов в рамках единой археологической культуры. Корни этих разнородных элементов он искал в Западной Сибири и видел в них тюркизированных угров, самодий-8 цев .
Начались и специальные исследования. Изучением черепов Бирского могильника занялась М.С.Акимова9. Она отметила местные, пьяноборские, корни бирского населения и, как минимум, две волны пришлого населения. В раннебахмутинский период, до 1У в. — это зауральская миграция, и на рубеже двух этапов — южная. Первая волна была незначительной и проявляется появлением в антропологическом типе монголоидных элементов, не оказавших существенного влияния на местный генофонд. Вторая же характеризуется изменением антропологических показателей в сторону увеличения европео-идности. Именно в это время, по мнению М. С. Акимовой, появляются в Бир-ске деформированные черепа, и поздняя часть могильника характеризуется относительной смешанностью. Однако и влияние последней волны пришельцев не оказало большого влияния на местную уральскую антропологическую основу, никакого вытеснения местных племен пришлыми группами не происходило. Сравнение палеоантропологического материала с современными характеристиками северо-западных башкир дало приблизительно одинаковую картину. А это значит, что бахмутинские племена оставались на своей территории все историческое время и прекращение функционирования могильника следует искать во внутренних изменениях бахмутинских племен, но не их миграцией из Западного Приуралья.
Материалы Бирского могильника широко привлекались в статьях и диссертационных исследованиях Г. И. Матвеевой10, С.М. Васюткина11. Последний согласился с выделением в Среднем Прибелье и Верхнем Прикамье бах-мутинской культуры, считая мазунинскую вариантом раннебахмутинской, в чем был полностью солидарен с Н. А. Мажитовым и А. К. Амброзом. Одновременно он критиковал Н. А. Мажитова в игнорировании чужеродных элементов в сложении раннебахмутинской культуры, а В. Ф. Генинга — в отрицании —, пьяноборских ее корней. Т.о. автор занял центристкую позицию в вопросе решения этнических компонентов бахмутинской культуры. Он принял за основу пьяноборскую их принадлежность с двухкратным (в III и IV—V вв.) включением зауральского западносибирского элемента, причем осторожно высказываясь о возможном наличии в поздних погребениях тюркского элемента.
В целом, на первом этапе изучения бахмутинской культуры и Бирского могильника, в частности, определился разнобой во мнениях исследователей по хронологическим построениям, этнокультурной интерпретации памятника. Начало функционирования памятника относилось ко II, III, IV вв. Все авторы соглашались с местной пермской основой ранней части Бирска с небольшими вариациями на тему о роли и этнической принадлежности пришлого элемента, но поздняя часть могильника вызывала серьезные разногласия в вопросах о доле местного компонента, языковой принадлежности пришлых племен и даже возможности объединения их в рамках единой культуры. Объяснение этому кроется, видимо, в том, что только определялось содержание вновь открываемых раннесредневековых культур на Южном Урале, их место в истории края. 60−70-е годы позволили существенно увеличить источниковую базу и дискуссия по этой проблематике вспыхнула снова.
H.A. Мажитов вновь вернуться к детальному анализу материалов некрополя. В 1977 г. им была опубликована фундаментальная монография «Южный Урал в VII—XIV вв.» 12, где автор существенно пересмотрел хронологию средневековых древностей Южного Урала в целом и Бирского могильника, в частности. Он обозначил нижнюю границу Бирска IV в., оставив при этом неизменными выводы по этнокультурной интерпретации материалов.
Следом вышла солидная статья А. К. Амброза, специально посвященная материалам Бирского могильника13. Он составил уточненную корреляцию, где выделил хронологические группы IV, V, VI, VII вв. и планиграфически обозначил этапы заполнения территории памятника и его этнографические особенности.
Исследования по мазунинской культуре Прикамья заставили обратиться к бирским материалам Т.И.Останину14. Она выделила раннюю группу погребений — 73 могилы (раннебахмутинскую по Н.А.Мажитову) — в башкирский вариант мазунинской культуры и датировала его IV—V вв. В качестве отличительных признаков башкирской группы она указала наличие среди инвентаря подвесок медведей, раковинных подвесок, значительное количество желтых и красных бус, обычай класть височные кольца в жертвенные комплексы. Она согласилась с мнением исследователей об ассимиляции башкирских ма-зунинцев турбаслинскими и кушнаренковскими племенами.
При публикации материалов Ангасякского могильника возвращается к проблеме истоков раннебахмутинской культуры С. М. Васюткин. Он отрицает возможность участия в ее сложении пришлых этнических групп и утверждает ее пьяноборскую и, частично, позднекараабызскую основу, а датировку определяет концом III — IV вв. Затем меняет свои позиции в пользу признания мазунинской культуры15, соответственно, отнесения ранних погребений Бир-ска к ней. Более определенно говорит о языковой принадлежности носителей бахмутинской культуры к уграм, без промежуточных тюркоугорских вариантов16. К угорскому происхождению склоняется в вопросе о турбаслинцах и.
11 кушнаренковцах Е. П. Казаков .
Этническая история и хронология средневековых южноуральских древностей в центре внимания В.А.Иванова18. Ранние группы погребений Бирского могильника он датирует Ш-1У вв., а поздние — рубежом IV-V — VII вв. и относит к мазунинской культуре Прикамья. Поздние бирские погребения, по мнению автора, принадлежат двум археологическим культурамбахмутинской и турбаслинской (середина VI — VII вв.) и свидетельствуют о мирном сосуществовании их носителей. Причем формирование первой шло как логическое продолжение развития финно-пермской мазунинской культуры, а в пришлых турбаслинцах видит родственные по языку и образу жизни коренному населению племена. Он считает, что пришедшие на Южный Урал турбаслинцы имели давние земледельческие традиции, в чем полемизирует с Г. И. Матвеевой, например. Она предполагает в них кочевников, вступивших в контакт с бахмутинцами — и романовцами и оседавшими на землю под их влиянием. Именно этот процесс исследовательница наблюдает в поздних погребениях Бирского могильника19.
Турбаслинцы, считает Иванов В. А., не изменили этнополитической ситуации в крае. Только пришедшие в середине VII в. угры — кушнаренковские и племена нарушили это хрупкое равновесие и уничтожали не только живых аборигенов, но и их могилы, поэтому поздняя часть могильника практически полностью разворочена и само кладбище перестало функционировать. Наличие же среди разоренных турбаслинских могил кушнаренковских захоронений автор объясняет стремлением завоевателей закрепить право на новые земли.
В.А.Иванов рассматривает особую категорию находок в Бирском могильнике — вооружение — в ранней части (мазунинской), проводя многочисленные аналогии по прикамским и южноуральским могильникам соответствующего времени в среде оседлого и кочевнического населения. Приведенная им классификация боевого снаряжения и прослеживаемые с пьяноборским материалом связи заслуживают внимания.
Это — наиболее крупные аналитические работы по материалам Бирско-го могильника. По прежнему единодушие исследователей наблюдается только в вопросе о выделении внутри памятника двух хронологических этапов раннего и позднего. Остальные проблемы — хронологического и этнокультурного порядка — требуют своего разрешения.
Прежняя источниковая база была явно недостаточной для этой задачи и раскопки некрополя были вновь возобновлены.. В 1978, 1981, 1983;1985, 1990;1991 гг. проводились масштабные полевые исследования, но материалы новых почти 500 погребений остаются в целом неопубликованными и не введенными в научный оборот. Предварительные итоги их систематизации и о, —-! классификации были частично использованы в докторской диссертации.
Н.А.Мажитова20 и нашей совместной книге «История Башкортостана с древ.
21 нейших времен до XVI в.", изданной на русском й башкирском языках. Н. А. Мажитову принадлежит ряд публикаций материалов из комплексов с монетами VIII в. и использование их с целью уточнения возраста поздних погребений памятника22. Они еще раз показали, что Бирский могильник является единственным на Южном Урале памятником, где наиболее полно показаны все этнокультурные процессы в крае на протяжении более, чем полутысячелетия. Он является своеобразным индикатором влияния этих процессов на ситуацию в регионе в целом. Назрела необходимость полной всесторонней характеристики некрополя на основании новой источниковой базы, состоящей из 692 закрытых комплексов, что втрое превышает уже опубликованный H.A. Мажитовым материал. Сделать такую характеристику и определить место Бирского могильника в системе раннесредневековых древностей южноуральского региона и явилось целью данного исследования.
Она позволила определить задачи исследования: детальная классификация вещевого инвентаряразработка на этой основе хронологии комплексов с применением традиционного корреляционного метода и математической статистики групп предметов, существовавших одновременноизучение особенностей погребального обряда, планиграфический анализ могильника и выяснение на этой основе различных по времени территориальных участков и археолого-этнических групп погребений.
В задачу исследования входит также выяснение этнокультурной принадлежности и корректировки общеисторических выводов с существующими в науке представлениями об этническом составе населения Южного Урала в середине I тысячелетия н.э.
Выводы в работе будут опираться на данные статистики, корреляционных таблиц, планиграфического анализа типов вещей и различных этнографических особенностей.
I Булычев H.H. Древности из Восточной России. Вып. 1−2, 1902. 2Мажитов H.A. Бахмутинская культура. М., 1968.
3 Мажитов H.A. Там же. С. 39−45.
4 Мажитов H.A. Бахмутинская культура. М., 1968.
5 Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. Часть II. //CA, 1971, № 3, с. 106−134.
6 Ковалевская В. Б. Башкирия и евразийский степи IV—IX вв. //ПАДИУ, М., 1972, с. 95−118.
7 Генинг В. Ф. Южное Приуралье в III—VII вв.н.э. (Проблема этноса и его происхождение) // ПАДИУ. М., 1972, с. 221- 296.
8 Генинг В. Ф. Там же. С. 247−295.
9 Акимова М. С. Антропологические материалы бахмутинской культуры. — АЭБ. Т.1. Уфа, 1962, с. 361−365- она же. Этногенез башкир по данным антропологии. АЭБ. T.IV. Уфа, 1971, с.38−43- она же. Антропология древнего населения Приуралья. М., 1968.
10 Матвеева Г. И. Некоторые итоги изучения памятников I тыс. н.э. в Центральной Башкирии. — V Уральское археологическое совещание (Тезисы докладов и сообщений). Сыктывкар, 1967, с. 54−56;
II Васюткин С. М. Рецензия на книгу: Археология и этнография Башкирии. Т. П. Уфа, 1964, с. 220−226- он же. История изучения археологических памятников юго-западного Приуралья I тысячелетия н.э. Вестник МГУ, с. 66−82- он же. О периодизации этнической истории населения Башкирии эпохи средневековья (Ш-ХП1 вв.). АЭБ, Уфа, 1971, т. IV, с. 135−138- он же. К дискуссии по бахмутинской культуре. CA, 1971, № 4, с.91−105.
12 Мажитов H.A. Южный Урал в VII—XIV вв. М., 1977.
13 Амброз А. К. Бирский могильник и проблемы хронологии Приуралья в IV-VTIbb. -Средневековые древности евразийских степей. М., 1980, с. 3−56.
14 Останина Т. И. Мазунинская кульура в Среднем Прикамье: Автореферат дисс.. канд. ист. наук. М., 1983; она же. Мазунинская археологическая культура в Среднем Прикамье. К вопросу определения археолого-этнического комплекса культуры. — КСИА, № 194, М., 1988; она же. К вопросу о хронологии памятников мазунинской культуры. — Этнические процессы на Урале и в Сибири в первобытную эпоху. Ижевск, 1983, с. 72−79- она же. Погребальный обряд населения Среднего Прикамья в П1-Увв. — Материалы по погребальному обряду удмуртов. Ижевск, 1991; она же. Население Среднего Прикамья в Ш-V вв. н.э. Ижевск, 1997.
О ,.—-1.
15 Васюткин С. М. Ангасякский могильник — ранний памятник бахмутинской культуры. -Памятники эпохи средневековья в Среднем Прикамье. Ижевск, 1980, с. 72−91- Васюткин С. М. Останина Т.И. Старо-Кабановский могильник — памятник мазунинской культуры в Северной Башкирии. — Вопросы истории и культуры Удмуртии. Устинов, 1986, с. 64−125.
16 Васюткин С. М. Поиски следов первых тюрков на Южном Урале.// Исследования по археологии юга Восточной Европы. Элиста, 1992; он же. Изучение эпохи раннего средневековья Южного Приуралья. Элиста, 1994.
17 Казаков Е. П. Кушнаренковские памятники Нижнего Прикамья. // Об исторических памятниках по долинам Камы и Белой. Казань, 1981; он же. Культура ранней Волжской Болгарии. М., 1992.
18 Иванов В. А., Кузеев Р. Г. Основные этапы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья (V-X1V вв.): препринт доклада. Уфа, 1983; Иванов В. А. Путями степных кочевий. Уфа, 1984; он же. Вооружение и военное дело финно-угров Приуралья в эпоху раннего железа. Уфа, 1984; он же. Откуда ты, мой предок? (Взгляд археолога на древнюю историю Южного Урала. Санкт-Петербург, 1994; он же. Древние угры — мадьяры в Восточной Европе. Уфа, 1999.
9 Матвеева Г. И. Некоторые. С. 54−56. 20.
Мажитов H.A. Южный Урал в VII—XIV вв. (Данные археологии к вопросу о происхождении башкир): Автореферат дисс.. д.и.н. Новосибирск, 1988.
21 Мажитов H.A., Султанова А. Н. История Башкортостана с древнейших времен до XVI в.
Уфа, 1994; ?
Мажитов H.A. Некоторые итоги и задачи изучения средневековой археологии Южного Урала. — Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. Уфа, 1987, с. 76−85- он же. Комплексы с монетами VIII в. из Бирского могильника. — CA, 1990, № 1, с. 261−266- он же Материалы к хронологии средневековых древностей Южного Урала (VII-XI вв.). -Хронология памятников Южного Урала. Уфа, 1993, с. 119−140.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Таким образом, Бирский могильник являётся самым крупным памятником на Южном Урале, материалы которого отражают достаточно длительный этап этнокультурного развития местного населения в период от начала н.э. до VIII в. н.э. В его материалах запечатлен сложный процесс взаимодействия и смешения различных по образу жизни, хозяйственному укладу, мировоззрению групп населения. Новые материалы еще раз подтвердили эталонное значение памятника для разработки хронологии и периодизации всей раннесредневековой археологии Урало-Поволжского региона.
Уникальность Бирского могильника состоит в том, что на первый взгляд он многокомпонентен: содержит резко различающиеся между собой типологические признаки. Но происхождение и место каждого из этих признаков находит логическое объяснение в связи с распространением на Южном Урале самостоятельных археологических культур.
По характеру материала (устройству могил, составу вещей и их расположению в могиле) погребения III—IV вв. генетически восходят к культуре местного оседлого пьяноборского и караабызского населения эпохи раннего железного века. Это отмечают все исследователи раннесредневеко-вых древностей Южного Урала. Но в то же время сложение раннебахмутин-ской (мазунинской) культуры нельзя свести к только эволюционному развитию караабызской и пьяноборской культур. В этом плане представляет интеpee исследования Старомуштинского курганно-грунтового могильника (раскопки Г. Н.Гарустовича), материалы которого свидетельствуют о процессе смешения местного оседлого населения с представителями кочевого мира. Следовательно, мы имеем право допустить приток в бассейне р. Белой определенной части пришлого населения и участие его в сложении раннебахму-тинской культуры.
На основе корреляционного и статистического анализа массового материала памятника мы пришли к выводу, что могильник функционировал в пределах III—VIII вв. н.э. Внутри указанных временных рамок выделяется два крупных хронологических периода, каждая из которых отражает особенности этнокультурной ситуации в регионе. На первом этапе в III—V вв. н.э. погребальный инвентарь фиксирует связь с культурой предшествующего пья-ноборского и караабызского населения региона, что проявляется в погребальном обряде и инвентаре могильника. Но основное содержание этого периода выражается в сложении новых типов предметов, которые получили территориально широкое распространение в Волго-Камье среди финно-пермского населения.
Сравнение мазунинских могильников Среднего Прикамья с Бирским показывает отсутствие разницы в археологическом материале. Все выделенные Т. И. Останиной особенности удмуртского варианта присутствуют в бир-ских материалах. Прикамское и среднебельское население в мазунинскую эпоху имело единые технологические традиции, мировоззренческую основу, что позволяет объединить их в рамках классической археологической культуры. Вопросы их терминологического обозначения являются лишь приоритетными для исследователей.
Второй этап функционирования могильника связан с массовым приходом на Южный Урал пришлого населения, оставившего в Центральной Башкирии памятники турбаслинской, кушнаренковской и караякуповских культур. Бирское население вступает в активный контакт с пришельцами и тесное с ними взаимодействие. Это смешение образует облик позднего Бирска, что нашло яркое отражение как в составе погребального инвентаря, так и в погребальном обряде. Выделение археолого-этнических типов и данная им характеристика показали морфологическую смешанность материала.
В литературе существует мнение, что процесс смешения местного и пришлого населения в V—VIII вв. охватил весь Южный Урал и это привело к сложению в крае нового этноса. Новые материалы позднего Бирска можно рассматривать как подтверждение этой мысли. Складывается новое общество, «бахмутинское» — в понимании многих исследователей. Относительно их этнической принадлежности следует сказать, что основу бахмутинского общества составляли местные племена финно-пермской принадлежности, которые испытали сильное влияние со стороны пришельцев.
Роль и значение отдельных пришлых элементов неодинакова. Наибольшую роль в трансформации раннебахмутинской культуры в собственно бахмутинекую сыграли племена, оставившие памятники типа турбаслинских курганов. Именно их союз оказал решающее воздействие на стабилизацию политической и этнической ситуации в крае и сложению новой этнической общности, которая видится в более широком понимании, чем отдельно взятые бахмутинская и турбаслинская культуры.
В отношении кушнаренковских племен, которых В. А. Иванов считает «виновными» в прекращении функционирования могильника, заметим, что анализ материала памятника не подтверждает этот тезис. В частности, он ссылается на тот факт, что кушнаренковцы разграбили могилы предшествующего населения. Однако данное обстоятельство является характерным и для кушнаренковских погребений Бирского могильника. В том числе ограбленные кушнаренковские погребения присутствуют на могильниках турбас-линской культуры.
Роль караякуповского элемента на могильнике незначительна. Во всяком случае выделение этого АЭТ возможно только на основании керамики, весь поздний материал памятника одинаково характерен для всех АЭТ позднего Бирска. Для более определенных выводов необходимо пополнение ис-точниковой базы.
Историческая судьба бирского и всего бахмутинского населения остается нерешенной. Прослеживаемые антропологами связи с северными башкирами Приуралья заставляют думать, что племена бахмутинской культуры остались на месте, хотя археологические следы их пребывания в крае прерываются в конце VIII в. На этот вопрос могут пролить свет будущие археологические исследования.
