В истории и археологии юга Восточной Европы, включающей Степь и Лесостепь Северного Причерноморья, Нижнее Поволжье и Северный Кавказ, внимание исследователей неоднократно привлекал относительно небольшой отрезок времени, охватывающий несколько первых веков I тысячелетия до н.э. Этот период получил название «предскифский», поскольку многие исследователи отмечали, что выделявшиеся на рассматриваемой территории археологические культуры и группы памятников в археологичесом выражении были существенно отличны от тех, которые считались принадлежащими историческим скифам, составляя предшествующий им хронологический пласт.
Помимо поселенческих памятников, расположенных в Лесостепи и на Северном Кавказе, но отсутствующих в степной зоне, повсеместно были открыты погребальные памятники и «клады». Очень часто среди инвентаря таких памятников находились различные предметы конского снаряжения и вооружения. К изучению этих, одних из самых ярких и привлекательных категорий археологического материала было приковано внимание практически всех исследователей эпохи поздней бронзы и раннего железного века, начиная с В. А. Городцова и П. Рау в 1920;х гг., заканчивая нашими современниками. В последние десятилетия XX века объём накопления предскифского материала необычайно возрос. Этому способствовали многочисленные археологические раскопки проводившиеся в зонах строительства и интенсивной хозяйственной деятельности.
Данные обстоятельства привели к необходимости аналитического изучения и обобщения всех известных находок конского снаряжения и вооружения воинов рассматриваемого времени. Исследователями был обобщён и хронологически ранжирован предскифский материал различных регионов Восточной Европы. Изучению Северного Кавказа и отдельных его микрорегионов посвящены исследования Е. И. Крупнова, А. А. Иессена, В. И. Козенковой, В. Р. Эрлиха, В. Б. Виноградова, С. Л. Дударева и др.- памятникам Северного Причерноморья посвящены работы А. И. Тереножкина, А. М. Лескова, С. А. Скорого, О. Р. Дубовской и др. исследователей. Каждый специалист стремился установить широкий круг аналогий, включающий и находки на сопредельных территориях. Тем не менее, помимо ограничения сферы исследований отдельным регионом Восточной Европы, археологи рассматривали детали снаряжения коня и предметы вооружения в контексте отдельной археологической культуры, культурной группы археологических памятников или на определённом хронологическом отрезке, часто не исчерпывающем всего понятия «предскифский период» .
Актуальность выбранной в диссертации темы заключается в назревшей необходимости отбора максимального количества известных на юге Восточной Европы предметов конского снаряжения и вооружения предскифского периода, систематизации всего материала на основании единых принципов, его подробного описания и установления относительной и абсолютной хронологии. Данный подход к анализу археологических источников позволит сделать более обоснованные выводы и сопоставления рассматриваемых категорий археологических находок как внутри Восточной Европы, так и их сравнения с аналогичными находками в других регионах.
Вопросы выделения и интерпретации предскифских памятников с самого начала этого процесса были тесно связаны с киммерийской проблемой, так как этот древний народ оказался единственным из известных по античным источникам, кто предшествовал скифам в Восточной Европе. С одной стороны, в первой половине XX в. с «киммерийскими» древностями исследователи ассоциировали некоторые находки эпохи поздней бронзы (Городцов В.А., 1928). С другой стороны, предметы вооружения и конского снаряжения, которые в наши дни относятся к предскифскому времени, тогда не выделялись из массива «скифских» памятников. Такая точка зрения существовала довольно долго (Граков Б.Н., 1947).
В процессе выделения древностей предскифского периода из массива памятников древних кочевников на юге Восточной Европы, начавшемся в конце 1940;1950 гг., важная роль принадлежала анализу уздечных принадлежностей и некоторых категорий вооружения, отличных типологически не только от тех, которые традиционно связывались с ранними скифами, но и от известных в срубной культуре. На особенности этого материала впервые обратил внимание Е. И. Крупнов после раскопок Каменномостского могильника в Кабарде, практически одновременно были подведены итоги многолетних исследований конского снаряжения и вооружения на юге Восточной Европы и А. А. Иессеном (Крупное Е.И., 1950; Иессен А. А., 1953, 1954). Роль хронологического, а также этно-культурного индикатора для предскифских памятников элементы конской сбруи, особенно удила и псалии, сохраняют и в настоящее время.
Аналогичным индикатором служат кинжалы, мечи и наконечники стрел своеобразных форм, отличающиеся от аналогичных изделий раннескифского периода.
Разделение во времени памятников «типа Черногоровки» и «типа Новочеркасского клада» впервые были проведены Н. В. Анфимовым на основани существенных отличий в материалах могильников Николаевский и Кубанский (Анфимов Н.В., 1971, 1975). Основываясь на исследованиях Н. В. Анфимова, А. И. Тереножкин (практически одновременно) подвёл итоги своих разработок и на основании характерных деталей уздечки и вооружения разделил памятники предскифского времени на две хронологические группы, соотнеся их с историческими киммерийцами (Тереножкин А.И., 1976). Практически аналогичные выводы сделал в середине 70-х гг. и А. М. Лесков (1975). В это время всеми исследователями применялся метод корреляции определенного типа удил (выделяемого по форме внешних окончаний) и типа псалиев, затем, взаимовстречаемости с ними некоторых категорий вооружения. Данные исследования послужили основой для построения относительной и абсолютной хронологии (в рамках IX—VII вв. до н.э.) памятников черногоровского и новочеркасского этапов предскифского периода. Исследователи памятников в различных регионах Восточной Европы в большей или меньшей степени рассматривали вопросы выделения культур предскифского времени, их этнической составляющей и хронологии (А.И.Мелюкова, Г. И. Смирнова,.
B.И.Козенкова, В. Б. Виноградов и другие).
В 1984 г. Н. Л. Членова, используя метод перекрестных аналогий как в европейских, так и в азиатских памятниках, предложила датировать все предскифские памятники Восточной Европы VII в. до н.э., что фактически сблизило время их существования с раннескифскими памятниками (Членова Н.Л., 1984). Тогда же, основываясь на материалах раскопок могильника Фарс в Закубанье, А. М. Лесков аргументировал тезис о сосуществовании на некотором этапе стремечковидных, однокольчатых и двукольчатых бронзовых удил, а, следовательно, и двух названных групп памятников (Лесков A.M., 1984), но разделил их на киммерийские и раннескифские. В 1980 гг. вопросы хронологии и этнической идентификации предскифских памятников Северного Причерноморья активно разрабатывались В. И. Клочко и В. Ю. Мурзиным (1987, 1989), Г. Т. Ковпаненко и.
C.А.Скорым (1981, 1984, 1989).
В 1989 г. была опубликована статья О. Р. Дубовской, в которой подкурганные комплексы с двукольчатыми удилами из Северного Причерноморья рассматривались как инфильтрация импортных северокавказских вещей в черногоровскую среду. Эта интерпретация еще раз поставила вопрос о сосуществовании, по меньшей мере, частичном, всех типов бронзовых удил и, соответственно, памятников черногоровского и новочеркасского этапов. В последующих работах исследователь сформировала хронологическую концепцию двух типов предскифских памятников на основании погребального обряда и вещевого комплекса погребений (Дубовская О.Р., 1989, 1994, 1997).
В начале 90-х гг. В. Р. Эрлих, рассматривая комплексы с деталями конской упряжи и вооружением из Закубанья предложил ряд важных хронологических выводов (Эрлих В.Р., 1991, 1992, 1994). Учет исследователем своеобразных форм псалиев и рельефа на удилах при анализе уздечных комплектов предскифского времени на юге Восточной Европы позволил предложить более дробную временную и территориальную дифференциацию находок. В эти же годы вышел ряд работ по археологии Северного Кавказа, где на основании материалов кобанской культуры были продолжены разработки вопросов соотношения различных памятников предскифского времени, исследования конского снаряжения и вооружения, хронологии памятников (Козенкова В.И., 1989, 1990, 1995, 1996; Дударев C. JL, 1991, 1999). Активная разработка комплексов с рассматриваемыми в предлагаемой работе категориями археологического материала, как с наиболее информативными проявлениями особенностей материальной культуры была проведена С. В. Махортых (1987, 1992, 1994).
Целью исследования является обобщение максимального количества восточноевропейского материала предскифского периода, его систематизация, классификация и подробная характеристикаделение материала на хронологические группы.
В задачи исследования входят: 1. Источниковедческий анализ, который включает в себя проведение систематизации и создание многоуровневой классификации элементов конского снаряжения и предметов вооружения всадников юга Восточной Европы. Характеристику каждого из выделенных типов и вариантов удил, псалиев, уздечных комплектов и некоторых других деталей сбруи, а также кинжалов и мечей, наконечников стрел и копий, ударного оружия. Кроме того, задачей исследования является каталогизация большинства анализируемых находок.
2. Подсчёт взаимовстречаемости различных значимых морфологических признаков удил, псалиев, уздечных комплектов и предметов вооружения, установление их соотношения между собой и характерности для памятников того или иного региона юга Восточной Европы.
3. Выявление особенностей формы того или иного типа или варианта, выяснение его происхождения и развития.
4. Общая характеристика воинско-всаднического культурного комплекса на рассматриваемой территории и его динамики во времени.
Таким образом, объектом исследования являются археологические культуры и группы памятников предскифского времени юга Восточной Европы.
Предметом исследования являются наиболее информативные материальные составляющие воинско-всаднического комплекса этих культур — вооружение и функциональные детали конского снаряжения. Из всей совокупности погребений предскифского периода были отобраны погребальные комплексы с деталями конской упряжи и вооружения всадника. Кроме того, рассматривались комплексы без деталей конского снаряжения, но содержавшие скелеты одного или нескольких коней, комплексы с частями скелетов коней (череп, конечности), обычно интерпретируемых исследователями как чучела. Рассматривались и некоторые воинские погребения без костей коня или деталей конского снаряжения. Такие комплексы специально не исследовались, а использовались как фоновые, подтверждающие употребление различных категорий вооружения на каком-либо временном отрезке предскифского периода в том или ином регионе Восточной Европы.
Методика изучения материала заключается в использовании сравнительно-типологического метода при анализе рассматриваемых категорий археологического материала и корреляционного метода, использовавшегося для подсчёта частоты взаимовстречаемости составных элементов и отдельных категорий конского снаряжения, а также, и вооружения всадников. Кроме того, определялась степень достоверности каждого археологического комплекса или группы находок. Таким образом, были выделены три уровня достоверности археологических комплексов:
1) Достоверные комплексы. В этот уровень включены археологические памятники, которые были раскопаны профессиональными археологами, имеющие надлежащим образом оформленную полевую документацию, доступную для проверки.
Найденный в них материал уверенно использовался для корреляции и хронологических построений. 2) Недостоверные (сомнительные) комплексы, которые были найдены случайно, в результате грабительских раскопок или разрушены до их исследования археологами. В этот уровень включены и некоторые комплексы, раскопанные в XIX—XX вв.еках. Материал таких комплексов учитывался, но использовался только как фоновый, дополнительный и никогда не служил основой для каких-либо этно-культурных или хронологических построений. 3) Случайные находки отдельных предметов конского снаряжения и вооружения в курганах, могильниках и на других памятниках. Такие находки рассматривались только как вспомогательные материалы при установлении ареала вещей той или иной категории и создания классификаций.
Научная новизна работы. Впервые за последние тридцать лет предпринимается попытка аккумуляции и аналитической обработки большинства известных категорий вооружения всадника и снаряжения коня на юге Восточной Европы. Приводится их характеристика на основании единой системы описания и классификации, которая позволяет решить вопросы происхождения, развития и хронологии этих категорий археологического материала. Создана принципиально новая схема хронологического распределения предскифских памятников юга Восточной Европы, базирующаяся на детальном изучении типологических признаков различных видов вооружения и конского снаряжения.
Источниковедческая база работы состоит из предметов конского снаряжения и вооружения всадников, найденных в период с XIX в. по настоящее время на юге Восточной Европы. Под «югом Восточной Европы» понимается обширная территория, ограниченная на западе бассейном Днестра, а на востоке — левобережьем Волги (Заволжьем). Южная граница исследованных памятников ограничивается хребтом Большого Кавказа, а северная включает памятники Лесостепи. Как фоновые, но необходимые для этно-культурных и хронологических построений, рассматриваются некоторые отдельные находки и комплексы из Волго-Камья, Центральной (Средней) Европы и Закавказья.
Помимо опубликованных в археологической литературе сведений, активно использовались архивные материалы, отчёты о полевых исследованиях, хранящиеся в ИА РАН и некоторых других научных учреждениях России и Украины. Кроме того, в работе использовались археологические материалы из фондов Государственного Исторического музея, Государственного музея Востока и его Северо-Кавказского филиала, Государственного Эрмитажа, Ростовского областного музея краеведения, Новочеркасского музея истории донского казачества, Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника, Майкопского исторического музея, Ставропольского объединённого краевого краеведческого музея, Кисловодского краеведческого музея, Пятигорского краеведческого музея, Музея города Ессентуки, Астраханского музея-заповедника, Волгоградского областного краеведческого музея, Национального музея истории Украины (Киев), Полтавского краеведческого музея, Харьковского исторического музея, Донецкого краеведческого музея и ряда других научных организаций. В работе учтены и систематизированы 355 целых удил и 37 отдельных фрагментов, 595 псалиев различных форм и более 140 уздечных комплектов, более 100 кинжалов и мечей и около 20 деталей ножен, 35 комплексов с наконечниками стрел, более 70 наконечников копий, 27 топоров, 9 молотов и 6 наверший булав. Кроме того, для решения вопросов хронологии комплексов привлекались некоторые украшения и другие детали конского снаряжения и вооружения всадников.
Практическая ценность работы состоит в чётком определении предскифских комплексов с деталями конского снаряжения и вооружения всадников, выделения характерных признаков различных деталей конского снаряжения и вооружения предскифского периода, отличающих рассматриваемые находки от финальных памятников эпохи бронзы, с одной стороны, и раннескифского периода, с другой. Исследование открывает возможности для дальнейшего использования полученных результатов при написании обобщающих работ по истории и культуре древнего населения Восточной Европы в предскифский период, при подготовке общих и специальных лекционных курсов по истории и археологии региона, по истории развития военного дела и всадничества, при составлении музейных экспозиций. Определение хронологических рамок бытования тех или иных типов конского снаряжения и вооружения может быть использовано для культурной атрибуции находок и при датировании вновь открытых археологических комплексов.
Апробация результатов исследования осуществлялась в виде печатных работ в научных изданиях, докладов на региональных и международных археологических конференциях (Москва, Санкт-Петербург, Волгоград, Николаев, Кисловодск, Краснодар, Анапа, Харьков, Запорожье и др., 1992;2001 гг.), докладах на семинаре по раннему железному веку на кафедре археологии исторического факультета МГУ (1989;2001), на заседаниях Отдела скифо-сарматской археологии ИА РАН (1992;2002) и в Институте археологии НАН Украины (1993). В опубликованных 29 статьях и докладах отражены основные и частные положения и выводы диссертационного исследования.
Структура работы состоит из введения, трёх глав, состоящих из нескольких разделов, заключения, списка использованной литературы и архивных материалов, пяти приложений, включающих таблицы каталога удил, псалиев, кинжалов и мечей, корреляционные таблицы, карты местонахождений различных категорий изучаемого материала и иллюстраций.
Выводы.
1. Топоры встречены в комплексах с деталями конского снаряжения впреимущественно на Северном Кавказе в 24 случаях. Известно восемь каменных топоров различных типов и вариантов, десять бронзовых и шесть железных и три бронзовых топора-скипетра редких форм. Комплексы относятся ко всем хронологическим этапам предскифского периода, но преимущественно относятся ко второму и третьему этапам. Только два комплекса третьей группы известны за пределами Северного Кавказа.
2. Молоты встречены в девяти комплексах, преимущественно второй и третьей хронологических групп и исключительно на Северном Кавказе. Пять молотов изготовлено их камня, три — из бронзы и один из железа.
3. Булавы встречены в шести северокавказских погребениях. Как и комплексы с предыдущими категориями оружия, они относятся в основном ко второй и третьей хронологическим группам, но имеются и в первой группе. Известны одна роговая, одна каменная и четыре бронзовых булавы.
4. Культовая традиция использования каменных форм ударного и ударно-рубящего оружия подтверждается и исполнением аналогичных форм в бронзе. Достаточно хорошо в памятниках всего предскифского периода, особенно во второй хронологической группе, известны молоты, булавы и фигурные молоты-скипетры. Исследователи предскифского периода неоднократно находили прототипы таких изделий в находках эпохи бронзы (Козенкова В.И., 1995; Эрлих В. Р., 1994; Дударев С. Л., 1999 и др.).
ГЛАВА 3. ХРОНОЛОГИЯ ПАМЯТНИКОВ ПРЕДСКИФСКОГО ПЕРИОДА.
Для определения хронологических рамок существования памятников предскифского периода практически все исследователи использовали рассмотренные в данной работе составные части конского снаряжения и вооружения воинов. Анализ именно этих категорий археологических находок послужил основой выделения предскифских памятников на юге Восточной Европы (Крупнов Е.И., 1950; Иессен А. А., 1953; Иессен А. А., 1954). Вопрос определения абсолютной хронологии и соотношения двух групп предскифских памятников: «черногоровских» и «новочеркасских» остаётся дискуссионным и в наши дни (Эрлих В.Р., 1994; Дударев С. Л., 1999; Козенкова В. И., 1996; Козенкова В. И., 2002; Скорый С. А., 1999). В сущности, для успешного решения этой проблемы необходимо ответить на два вопроса: J 1. Какие памятники могут считаться наиболее ранними, то есть, что отличает предскифские комплексы от памятников эпохи поздней бронзы?
2. Какие памятники могут считаться самыми поздними, то есть, отличающимися от собственно скифских и есть ли такое отличие? I.
Для ответа на первый вопрос рассмотрим некоторые проблемы поиска переходных от позднебронзового к предскифскому периоду памятников и их датировки.
На большей части юга Восточной Европы (кроме Северного Кавказа, где прослеживается непрерывное развитие различных археологических культур с эпохи fc бронзы) пласт предскифских (черногоровских) памятников подстилается хорошо прослеживаемым пластом памятников белозерской и синхронных ей культур, но не смешивается с ними, то есть, не имеет явных переходных признаков. В Поволжье картина эта гораздо менее выражена (Мамонтов В.И., 1980; Дворниченко В. В., 1982; Дворниченко В. В., 1984; Кореняко В. А., 1985; Качалова Н. К., 1989). Подоснову памятников «переходного периода» здесь исследователи видят в позднесрубных древностях, считая, что «переходные» комплексы Волго-Донского междуречья и Нижнего Поволжья (В.И.Мамонтов) или левобережья Днепра — Волги (В.В.Дворниченко) продолжают ряд традиций позднесрубных памятников, взаимосвязаны с ними (Дворниченко В.В., 1982, с.59−60- Дворниченко В. В., 1984, с.63−64) или даже «оставлены прямыми потомками племен срубной культуры» (Мамонтов В.И., 1980, с. 175,176,194). Исходными посылками для применения этими исследователями термина «позднесрубный» послужили, с одной стороны, концепция культурной преемственности срубной, киммерийской и скифской культур, популярная в 1960;1970 гг. (Б.Н.Граков, К. Ф. Смирнов, М. И. Артамонов,.
A.И.Тереножкин, А. М. Лесков и др.), а с другой — отсутствие ярких памятников, синхронных сабатиновскому и белозерскому этапам срубной культуры (как предполагалось тогда) в междуречье Дона и Волги. В то же время, отмечались целые группы захоронений с отличным от собственно срубного обрядом погребения (Мамонтов.
B.И., 1980). Из контекста работ В. В. Дворниченко и В. И. Мамонтова нетрудно понять, что термин «позднесрубный» в них соответствует более общему термину «позднебронзовый». Малочисленность и слабая культурная определенность исследованных к тому времени памятников не позволяла выразиться точнее. Употребление как равнозначных (правда, оговоренное специально) терминов «позднесрубный» и «белозерский» и сейчас не вызывает возражений (Дубовская О.Р., 1994, с. 137).
Восприняв, очевидно, терминологию буквально, а также исходя из современной концепции удревнения восточноевропейских памятников эпохи поздней бронзы, Н. К. Качалова выступила с критикой непосредственной взаимосвязи позднесрубных и переходных (читай: черногоровских) памятников. При этом констатировался факт наличия какой-то группы погребений («червертый этап» в развитии срубной культуры), помещаемой хронологически после XII в. до н.э. (Качалова Н.К., 1989, с.33−34). Для заполнения образовавшейся лакуны Н. К. Качалова выделила нурскую культуру, в которую на основании сходства керамического комплекса объединяются впускные погребения (в основном правобережные) и поселения (в основном заволжские) (Качалова Н.К., 1989, с.36−45). В эту группу вошли и некоторые из рассмотренных в данном исследовании погребений, относимых исследователями к черногоровской группе памятников (Дубовская О.Р., 1994а, с.24- Отрощенко В. В., 1994). Напомним, что в археологии давно уже принято как аксиома положение, что сходство керамики в кочевнических памятниках и близлежащих к ним поселениях отнюдь не является свидетельством их этнической или культурной близости (Дубовская О.Р., 1986, с.38). По остальному же материалу «переходные» памятники явно тяготеют к причерноморским.
Следовательно, часть погребальных памятников «нурской культуры» (первая группа, по Н.К.Качаловой) правильнее было бы отнести к черногоровским, их хронологическая позиция была аргументирована выше. Другая часть, имеющая сильную вариабельность в погребальном обряде, может относиться к предшествующему черногоровским памятникам массиву или им синхронному. Этот массив, отчасти одновременный белозерской культуре, еще находится в состоянии конкретизации (Мамонтов В.И., 1994, с.48−50), но открытие погребений типа п. 1 к.5 мог. Подгорный на лесостепном пограничье уже не позволяет отрицать наличие этого хронологического пласта в Поволжье. Во избежание терминологической путаницы и опасных культурных сопоставлений такие памятники были названы постсрубными, что подчеркивало их хронологическую позицию (Вальчак С.Б., Мамонтов В. И., Сазонов А. А., 1996). Аналогичная ситуация наблюдается и в северопричерноморском регионе. Погребения эпохи поздней бронзы и предскифского периода крайне небогаты (за редкими исключениями позднейшего этапа предскифского периода) сопровождающим инвентарём и очень сложны для хронологической идентификации. Тем не менее, такие памятники предполагаются (Вальчак С.Б., 1998).
Большая вариабельность погребального обряда среди постсрубных памятников Поволжья объясняется, по всей видимости, особым географическим положением региона, «пропускавшим» через себя и частично аккумулировавшим различные культурные традиции. Роль кочевого населения междуречья Дона и Волги как связующего и передаточного звена между различными культурами уже отмечалась исследователями (Дворниченко В.В., 1982, с.63−64- Дворниченко В. В., 1984, с.63−64).
Для объяснения своей концепции, направленной на омоложение датировок культур позднего бронзового века, а не на удревнение предскифских памятников, рассмотрим некоторые аргументы сторонников «длинной хронологии» .
Датируя памятники черногоровского этапа IX — серединой VIII вв. до н.э., Г. И. Смирнова опирается на хронологические построения Г. Коссака и Т. Кеменцеи (Смирнова Г. И., 1985, с.33−34- Смирнова Г. И., 1986, с.24−25). По логике Г. Коссака, черногоровские прототипы вещам «киммерийских» типов в Центральной Европе (в основном элементы узды и вооружение), синхронные культуре поздних полей погребальных урн, датируемой IX в. до н.э., должны быть датированы в Восточной Европе не позднее этого времени. Следовательно, все известные Г. Коссаку в то время восточноевропейские памятники-" прототипы" (Сержень-Юрт, М. Цимбалка, Камышеваха, Черногоровка и др.) перемещаются в IX в. до н.э. В последние годы В. Р. Эрлихом и автором данного исследования была разработана и ныне уточняется относительная хронология предскифских комплексов юга Восточной Европы, содержащих элементы конской упряжи и вооружение. Привязка этих комплексов к абсолютным датам центральноевропейских и переднеазиатских памятников, а также к датам нарративных источников показала, что время существования памятников черногоровского этапа в широких пределах может определяться в рамках кон. IX — koh. VIII вв. до н.э., а классических черногоровских памятников — в пределах 1-й четв. — конца VIII в. до н.э. (Эрлих В.Р., 1991; Эрлих В. Р., 1994; Вальчак С. Б., Эрлих В. Р., 1993; Вальчак С. Б., 1994а-г). Выше была обоснована возможность попадания в Центральную Европу только костяных и деревянных прототипов элементов узды и приведены (вслед за В.И.Козенковой) доказательства подражательности восточноевропейских изделий из бронзы центральноевропейским. Следовательно, исходная посылка Г. Коссака неверна. Черногоровскими прототипами в конце IX в. до н.э. могли оказаться только вещи круга Жирноклеевского кургана.
Концепция Т. Кеменцеи была основана на дате клада Прюдь. Видимо, понимая абсурдность ситуации, когда в клады, зарытые от нашествия первой волны «пришельцев с востока» в кон. IX в. до н.э., попадают вещи, принесенные этими же самыми «пришельцами», Т. Кеменцеи допускал проникновение этих вещей в результате торговых связей во 2-й пол. IX в. до н.э., с чем согласилась Г. И. Смирнова (Смирнова Г. И., 1985, с.34- Смирнова Г. И., 1986, с.25). Никаких конкретных доказательств последнему положению нет, но тезис этот принят Г. И. Смирновой безоговорочно. В подходах к датировке кладов я разделяю точку зрения тех исследователей, которые определяют их время по позднейшим составляющим. Клад же Прюдь по наличию в нем деталей тягловой упряжи следует синхронизировать с памятниками классического новочеркасского этапа Восточной Европы и датировать не ранее koh. VIII в. до н.э. (Эрлих В.Р., 1994, с.62−64).
Датировка кинжалов с гладкоствольными рукоятями и грибовидными навершиями, а также встречающихся с ними наконечников ножен IX в. до н.э. была построена А. И. Тереножкиным, исходившим из концепции финала белозерской культуры к 900 г. до н.э., на предположении о непосредственной хронологической близости черногоровских погребений из с. Суворово с белозерскими погребениями этого могильника и на гипотезе о происхождении таких кинжалов от карасукских, датированных не позднее середины IX в. до н.э. (Тереножкин А.И., 1976, с. 106−109,132,168,206−208). На подобных же основах базируются и датировки С. Л. Дударева, включающие IX-VIII и даже 1-ю пол. VII в. до н.э. для подобных экземпляров 1 и 2-й групп его классификации (Дударев С.Л., 1983, с. 17- 1991, с.40−41).
Отметим, что в достоверных предскифских комплексах карасукские кинжалы отсутствуют. Генетическая преемственность была смоделирована на основании случайных находок таких кинжалов в Восточной Европе. Если родство и существует, то факт этот не подтверждает дату IX в. до н.э. для черногоровских кинжалов, Н. Л. Членова, например, датирует карасукские изделия из Восточной Европы VIII—VII вв. до н.э. (Членова Н.Л., 1976, с.52).
Напомню, что центральноевропейские памятники с восточными по происхождению элементами узды и вооружением датируются целым рядом исследователей в рамках VIII в. до н.э. (Muller-Karpe Н., 1959, Abb.60,61,64- Podborsky W., 1970, S.163,192- Petresku-Dimbovita M., 1977, S.146- Kaus M., 1989, S.257), передатировка же их производится при недостаточно критическом, на мой взгляд, отношении к материалам центральноевропейских кладов, тем более, что многие из них являются смешанными материалами нескольких разрушенных погребений (Тереножкин А.И., 1976, с.206−207- Смирнова Г. И., 1985, с.33−34- Смирнова Г. И., 1986, с.24−25). Более того, в последние десятилетия стала популярной тенденция передатировки на основании естественнонаучных методов. Широкие допуски при определении того или иного древнего образца позволяют выбирать любую удобную для той или иной концепции абсолютную дату. Базирующиеся на таких методах исследования не могут служить антиподами проведенным при помощи традиционного сравнительно-типологического метода.
В наиболее ранних, как показано в данном исследовании, предскифских памятниках Восточной Европы (круга Жирноклеевского кургана) отсутствуют бронзовые изделия привлекаемых для датировок типов. Лишь в трех из них встречены бронзовые изделия, характерные для основной массы памятников этого этапа, что позволяет считать такие комплексы синхронными начальному этапу существования классических памятников черногоровской культуры и отличать от характерного для него вещевого комплекса. Именно для последних памятников характерны бронзовые псалии и иные вещи, отразившие центральноевропейское влияние: бронзовые бляшки-украшения узды и костюма. В этих комплексах встречены впервые кинжалы кабардино-пятигорского типа северокавказские", по предложенной выше типологии), «цимбальские» наконечники стрел и прочие изделия, которые не позволяют рассматривать IX в. до н.э., как период существования развитых этапов предскифских археологических культур.
Относительная малочисленность памятников типа Жирноклеевского кургана (с морфологически специфическими бляшками) при большом их ареале, а также тесная генетическая связь костяных изделий с их бронзовыми воплощениями не позволяет расширять время существования таких комплексов далеко за пределы конца IX — 1-й четв. VIII в. до н.э. Более того, определение ранней абсолютной даты носит предположительный характер. Работа по её уточнению, поиск соответствующих памятников на юге Восточной Европы предполагается продолжить.
Именно в регионе между правыми притоками Северского Донца и Волгой наблюдается наибольшее сосредоточение раннечерногоровских (ранних предскифских) памятников с костяными бляшками-украшениями в инвентаре. Следует полностью согласиться с В. В. Отрощенко, который обозначил Волго-Донецкий ареал черногоровских памятников как исходный для формирования и распространения этой культуры (Отрощенко В.В., 1994, с.114). Именно здесь, на мой взгляд, на постсрубной основе сформировались наиболее ранние предскифские памятники под воздействием многих соседних и территориально удаленных культур. Уже в это время началось распространение черногоровской культуры (населения Степи Северного Причерноморья) на юг (северокавказские памятники), на запад (бляшки лесостепных поселений и центральноевропейские находки), а несколько позднее и на восток (Аржан). На Северном Кавказе влияние эти влияния наложились на местные традиции и базы бронзолитейного * производства. Результатом явился феномен бурного развития воинско всаднического археологического комплекса на Кавказе и его обратного доминирующего влияния на культуру населения расположенных севернее территорий. Вполне вероятно, что катализатором процесса формирования сословия воинов-всадников явились представители степного населения Северного Причерноморья. Своего апогея это влияние достигло к концу VIII — началу VII в. до н.э. По всей вероятности, в результате переселения части северокавказских этносов в Степь и Лесостепь.
Таким образом, невозможно утверждать какое-либо хронологическое отличие «черногоровских» памятников от выделенных выше «предновочеркасских». Обе группы отражают различные, но пересекающиеся в одном регионе культурные традиции. Как было показано выше, характерные для «черногоровских» (степных и лесостепных) памятников формы конского снаряжения столь же характерны и для Северного Кавказа. Чаще всего они встречаются в равнинных и предгорных районах Северного Кавказа, непосредственно примыкающих к Степи.
Горные памятники Северного Кавказа в большей степени содержат «предновочеркасские» формы конского снаряжения. Вооружение же для обеих групп являлось общим, произведенным преимущественно на Северном Кавказе.
Общей подосновой всех предскифских памятников могут считаться всаднические комплексы с характерной серией костяных бляшек-украшений («круга Жирноклеевского кургана»), восходящих к позднебронзовым прототипам. Такие комплексы встречены как в Степи, так и на Северном Кавказе. Таким образом, проблему поиска наиболее ранних памятников предскифского периода можно считать решенной. Хронологическая позиция этих памятников была аргументирована выше. Скорее всего, их дата не может быть определена ранее конца IX в. до н.э.
Два материальных комплекса предскифского периода (черногоровский и новочеркасский) синхронно развиваются рядом на протяжении двух этапов (в течение VIII в. до н.э.) и иногда взаимопересекаются (Эрлих В.Р., 1999, с. 157−159). В жизни предскифских обществ, по всей видимости, в конце этого столетия, произошли существенные и достаточно стремительные изменения, которые вызвали появление унифицированного конского снаряжения классического новочеркасского типа, соответствующих форм мечей, кинжалов и наконечников стрел. В это же время наблюдается заметное увеличение использования железа для изготовления оружия и деталей конского снаряжения. Этот материальный комплекс стал доминирующим на всей территории Восточной Европы и практически полностью вытеснил из употребления старые формы конского снаряжения и вооружения. Количественно предметы классических новочеркасских форм значительно превышают предыдущие, что позволяет предполагать увеличение воинско-всаднического сословия на этом этапе.
Финальный период существования предскифских памятников на юге Восточной Европы маркируется появлением абсолютно новых форм конского снаряжения и вооружения, свойственных скифскому времени. Известны несколько ярких комплексов, в которых присутствуют как «жаботинские», так и «классические новочеркасские» формы и их синкретические воплощения. Количество таких «смешанных» комплексов постоянно увеличивается. Учитывая, что памятники «келермесского круга» отражают уже «послепоходную» культуру скифов (Петренко В.Г., 1984; Галанина JI.K., 1984; Алексеев А. Ю., 1992), считаться «допоходными» могут только привнесённые в Восточную Европу, совершенно чуждые классической новочеркасской традиции жаботинские комплексы. Появление этих памятников совершенно точно фиксируется только в тех районах Восточной Европы, где перед этим отмечается наибольшее сосредоточение памятников с классическими новочеркасскими формами вооружения и конского снаряжения (СевероЗападный Кавказ, Центральное Предкавказье и Среднее Поднепровье).
Поскольку известно, что скифам в Восточной Европе непосредственно предшествовали киммерийцы, то собственно «киммерийскими» можно считать только памятники классического новочеркасского хронологического пласта. В этническом значении киммерийцы скорее всего являлись объединением довольно значительного числа различных народов Восточной Европы, объединённых властью эпонимного народа. Выступавшие под именем киммерийцев и скифов племена воспринимались народами Закавказья и Передней Азии как отличающиеся по каким-то признакам от местного населения и друг от друга. Видимо по уровню вооруженности и тактике военных действий киммерийцы и скифы были близки, поэтому и рассматривались как одинаково опасные противники. Народам Закавказья и Передней Азии киммерийцы стали известны раньше, чем скифы. На начальном этапе появления в этом регионе скифов, их чётко отличали и никогда не смешивали с киммерийцами (Иванчик А.И., 1994). Следовательно, оба народа визуально воспринимались различно, видимо обладая отличиями в деталях костюма всадников, вооружения и конского снаряжения.
Единственным в Восточной Европе количественно и качественно сравнимым с раннескифским, является классический новочеркасский комплекс конского снаряжения и вооружения, который непосредственно предшествует раннескифскому (жаботинскому) и некоторое время сосуществует с ним, причём в одних и тех же регионах юга Восточной Европы. Исходя из этого, финал существования классических новочеркасских памятников и может быть датирован временем после появления скифов в Восточной Европе, то есть, около второй четверти — середины VII в. до н.э. (Эрлих В.Р., 1994; Дударев С. Л., 1999, с. 169).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Собранный и охарактеризованный в данной работе материал предскифского времени позволил систематизировать несколько сотен находок на юге Восточной Европы, относящихся к конскому снаряжению и вооружению всадников. Всего в данной работе были учтены и систематизированы 355 бронзовых и железных удил и 37 отдельных звеньев различных типов и вариантов из находок на памятниках предскифского времени на юге Восточной Европы. В том числе в 22 случаях удила состояли из звеньев различных типов или вариантов. Наибольшее количество удил различных типов и вариантов происходит из находок в предскифских памятниках Северного Кавказа, особенно его северо-западной и центральной частей. Стремевидные и однокольчатые удила крайне редко встречаются в других регионах юга Восточной Европы. Двукольчатые в их поздних модификациях довольно часто встречены и в Северном Причерноморье. Тем не менее, они практически не употреблялись на Северо-Восточном Кавказе, в Нижнем Поволжье, Молдавии.
Редкие экземпляры удил с одним элементом крепления и двумя элементами крепления на внешних окончаниях, представляющих собой кольцо в сочетании с рамкой ещё какой-либо формы, в основном встречены на Северо-Западном Кавказе. Многозвенные удила и цельнолитые удила-псалии преимущественно известны на Северо-Западном Кавказе и Украине. Чаще всего на предскифских удилах юга Восточной Европы встречался ложновитой рельеф стержней, двурядно-прямоугольный и стержни без рельефа (гладкие). Дополнительные звенья известны у 71 удил из 194 целых двукольчатых и отдельных звеньев, пяти — из 70 однокольчатых и семи из 15 цельнолитых удил предскифского времени. Всего учтено 83 экземпляра таких удил и отдельных звеньев. Длина звеньев большинства двукольчатых удил превышает длину звеньев однокольчатых и стремевидных удил, что было установлено промерами реальных предметов.
В работе был проведен детальный анализ около 600 экземпляров псалиев. Подавляющее большинство типов и вариантов псалиев, которые были изготовлены из кости и рога, были найдены в слоях поселений, гораздо реже они встречаются в погребениях. Их датировка предскифским временем основывается на особенностях формы и археологическом контексте поселенческих слоев и инвентаря погребений. Некоторые из типов представлены крайне немногочисленными экземплярами, другиеобразуют серии из десятков изделий.
Костяные и роговые псалии имеют широкий диапазон бытования, являясь наиболее простой в изготовлении формой, они характерны для многих археологических культур Восточной Европы и соседних территорий. Псалии из органических материалов восходят к прототипам эпохи бронзы и продолжают местную традицию. На протяжении всего предскифского периода отмечено изготовление ряда типов с элементами крепления в виде отверстий в утолщениях тулова или муфтах, как из рога (кости), так и из бронзы. В силу особой непрактичности, костяные псалии с элементами крепления в виде петель изготовлялись крайне редко. Обычно такие формы выполнены в бронзе или железе. Предложенная дробная классификация признаков и разветвленная их иерархия позволила установить практически полное отсутствие пластинчатых псалиев в предскифский период. Такие формы характерны для более ранних этапов бронзового века. Псалии типа Фарс 2−35 имеют лишь уплощённое тулово и рассматриваются как стержневидные, Кроме того, зафиксировано полное отсутствие среди восточноевропейских бронзовых изделий предскифского времени псалиев с разными по величине отверстиями. Костяные и роговые экземпляры таких псалиев были характерны для культур эпохи поздней бронзы, лишь предположительно можно говорить о кратком сосуществовании таких форм и псалиев с равными по величине отверстиями. Это сосуществование отмечено только в начале первого этапа предскифского периода (Вальчак С.Б., Мамонтов В. И., Сазонов А. А., 1996). Наиболее характерными в рассматриваемый период были псалии из бронзы.
Картографирование выделенных типов позволило отметить преобладание большинства бронзовых псалиев группы 4 (с отверстиями в петлях) на Северном Кавказе и на непосредственно прилегающих к нему территориях. Остальные же группы псалиев представлены многочисленными образцами как на Северном Кавказе, так и в степной и лесостепной зонах Восточной Европы. Бронзовые образцы являются наиболее разнообразными по деталям оформления и орнаментации, особенно встречающиеся в памятниках Северного Кавказа. По всей вероятности, именно этот регион являлся основным центром производства бронзовых деталей узды в Восточной Европе. Этот вывод подтверждён и количественным соотношением бронзовых псалиев юга Восточной Европы. Наибольшее их число отмечено на Северо-Западном Кавказе и в Центральном Предкавказье. Заметным исключением является только ареал псалиев классического (второго) варианта типа Новочеркасск, которые в большом количестве известны и за пределами Северного Кавказа, преимущественно в лесостепной зоне Северного Причерноморья.
Исследованная подробно серия бляшек-украшений из кости, рога и клыка (круга Жирноклеевского кургана) морфологически отличается от иных блях предскифского периода, изготовленных из органических материалов, встречающихся иногда в памятниках предскифского и раннескифского периода. Эта серия может рассматриваться как отдельная стилистическая линия развития. Относительная хронологическая позиция комплексов с бляшками рассмотренной серии определяется их совстречаемостью с теми типами удил и псалиев, которые соответствуют первой из выделенных хронологических групп в развитии уздечных принадлежностей предскифского времени. С характерными формами второй и третьей хронологических групп такие бляшки обычно не встречаются. Единственным исключением являются комплексы кургана Аржан, который не только значительно удалён от Восточной Европы, но и представляет собой отражение развития другой культуры, существенно отличной от предскифских культур Восточной Европы. Кроме того, абсолютная дата Аржана по-прежнему остаётся дискуссионной (Chochorowski J., 1996; Членова H. JL, 1997).
Наиболее ранняя для предскифского периода хронологическая позиция комплексов типа Жирноклеевского кургана подтверждается редкостным морфологическим сходством бляшек некоторых типов рассмотренной серии с образцами эпохи поздней бронзы, что признают и другие исследователи (О.Р.Дубовская). Рассматриваемые памятники не имеют ничего общего (в инвентарном комплексе) с поздними (третья хронологическая группа) памятниками предскифского времени, а также, с жаботинскими или келермесскими памятниками раннескифского времени. Сходство с костяными бляшками раннескифского времени (мог.Новозаведенное II, Вельское городище) ограничивается только использованием одного и того же материала — кости, хотя не исключено, что раннескифские бляшки продолжают предскифскую традицию. Попытки ряда исследователей аргументировать серединное положение комплексов с бляшками из органических материалов (типа Жирноклеевского кургана) в памятниках предскифского периода (в рамках относительной хронологии черногоровской культуры, по О. Р. Дубовской и В. А. Подобеду, С.И.Лукьяшко) недостаточно аргументированы и входят в противоречие с разработками самих авторов концепции.
Подробному анализу были подвергнуты более 40 всаднических погребений и других комплексов предскифского времени с кинжалами и мечами, а также с отдельными клинками без эфесов. Кроме того, были рассмотрены случайные находки кинжалов и мечей, находки из воинских погребений с кинжалами, но без деталей конского снаряжения. Тем самым, на широком фоне предскифских памятников была создана классификация рассматриваемой категории находок, выявлены конструктивные особенности кинжалов и мечей, которые удалось распределить в соответствии с тремя хронологическими этапами. Каждый из этапов в целом соответствует определённому периоду развития уздечных принадлежностей предскифского времени юга Восточной Европы.
Этапы развития кинжалов и мечей не вполне соответствуют этапам развития узды. Сосуществуя и используясь одними и теми же представителями предскифских культур, эти категории находок (узда и кинжалы/мечи) развивались самостоятельно, по своей внутренней логике и сообразно с воззрениями изготовлявших и использовавших их в повседневной жизни людей. Тем не менее, в большинстве случаев прослеживается общая линия поступательной изменчивости форм уздечных комплектов и кинжалов, что позволяет синхронизировать комплексы на основании разработанных классификаций каждой из этих категорий археологических находок.
Можно утверждать, что предскифские мечи и кинжалы не имеют явной связи с позднебронзовыми образцами. «Северокавказские» кинжалы являются новообразованием предскифского периода и исчезают раньше некоторых других категорий вооружения («новочеркасские» наконечники стрел) и конской упряжи (двукольчатые удила), продолжавших бытовать и в раннескифское время,.
На юге Восточной Европы учтено 35 предскифских комплексов с деталями конского снаряжения и наконечниками стрел, имеющих различную степень достоверности. Двухлопастные бронзовые наконечники стрел с короткими втулками «цимбальского» облика (типы 1−5) и четырёхгранные наконечники из кости имеют довольно широкую дату и синхронизируются как с первой и второй, так (по меньшей мере) и с началом третьей хронологической групп, установленных по взаимовстречаемости характерных морфологических признаков уздечных комплектов.
Двухлопастные наконечники стрел шестого и восьмого типов скорее всего относятся к рубежу второй и третьей хронологических групп, в памятниках первой хронологической группы они не встречаются. Двухлопастные наконечники седьмого типа («новочеркасские») преимущественно встречаются в памятниках третьей хронологической группы и являются её характерной составляющей. Такие наконечники стрел как бронзовые «площики» имеют очень широкую дату и встречаются с уздечными принадлежностями трёх хронологических групп, как правило в памятниках Северного Кавказа.
Наконечники копий являются одной из самых многочисленных категорий вооружения воинов и всадников предскифского периода. Бронзовые и железные наконечники копий обладают заметной стандартизацией форм и практически не изменяются на протяжении предскифского периода. Отчётливо заметно увеличение железных экземпляров в третьей хронологической группе, когда они практически полностью вытесняют бронзовые наконечники копий.
Довольно редко встречаются среди вооружения всадников топоры, молоты и булавы. По всей видимости, они служили знаками власти, но могли выполнять и боевые функции. К концу предскифского периода увеличивается количество железных экземпляров при продолжающемся использовании бронзовых. Ударное оружие из камня употреблялось на всём протяжении предскифского времени и в большей степени имело ритуальное назначение.
Подсчёт частоты взаимовстречаемости определённых форм функциональных деталей конского снаряжения и вооружения всадников позволил разделить все комплексы воинов-всадников предскифского периода на три хронологических группы. Известные формы конского снаряжения и вооружения всадников поступательно развивались на протяжении первого и второго хронологических этапов. Появление отличных от позднебронзовых форм отнесено к концу IX — началу VIII в. до н.э. Отправной точкой послужило сходство некоторых бронзовых деталей конского снаряжения (удила, псалии) и вооружения (мечи и детали их ножен) с подобными экземплярами, найденными в центральноевропейских памятниках периода На ВЗ, который датируется VIII в. до н.э. (Miiller-Karpe Н., 1959, Abb.57, 60−62, 64). Хронологическая схема Г. Мюллера-Карпе представляется мне наиболее обоснованной, базирующейся на сравнительно-типологическом методе, независимой от полученных в последние десятилетия при помощи естественнонаучных методов абсолютных дат, отношение к которым полярно различается у современных исследователей культур периода поздней бронзы — раннего железного века. Выделенная группа костяных псалиев и бляшек-прототипов бронзовым формам предскифского времени была отнесена к самому началу первого хронологического этапа и датирована не ранее конца IX в. до н.э. (Вальчак С.Б., Мамонтов В. И., Сазонов А. А., 1996, с.39−42).
Изучение северопричерноморских уздечных комплектов с тремя отверстиями в тулове псалиев и северокавказских с трехпетельчатыми псалиями из надежно документированных комплексов, а также вещей иных категорий, дало возможность разделить некогда единый новочеркасский комплекс на три хронологических этапа и синхронизировать с ним менее информативные памятники степной зоны. Первый и второй этапы можно считать синхронными в целом черногоровскому вещевому комплексу. Характерные для них элементы конского снаряжения, практически не встречаются за пределами Северного Кавказа. Третий этап связывается с исторически засвидетельствованными походами киммерийцев конца VIII — первой половины VII вв. до н.э. (Вальчак С.Б., 1992, 1994, 1996, 2000).
Анализ всего рассмотренного комплекса сбруи и вооружения позволил показать, что на третьем хронологическом этапе происходят существенные изменения в материальной культуре населения юга Восточной Европы. Создаются и начинают использоваться новые модификации уже известных форм конского снаряжения и вооружения, для их изготовления характерно активное использование железа. Появляется целый ряд новаций: изготовление и употребление металлических деталей тягловой упряжи и деталей конского доспеха, заимствование деталей защитного вооружения воина (чешуйчатых панцирей и кованых бронзовых шлемов), находящих близкие прототипы в упряжи и вооружении воинов в государствах Закавказья и Передней Азии). Эти новации не имеют местной традиции производства и использования на первом и втором хронологических этапах предскифского периода (Белинский А.Б., 1990; Эрлих В. Р., 1992; Эрлих В. Р., 1994). В позднейших памятниках третьей хронологической группы появляются уздечные комплекты, наконечники стрел и мечи, украшения в зверином стиле, характерные для «жаботинских» и «келермесских» комплексов раннескифского времени. Все эти факты позволяют относить финал бытования предскифских памятников юга Восточной Европы к концу VIII — первой половине VII в. до н.э., в том числе, на основании их синхронизации с близкими памятниками Средней Европы, Закавказья и Передней Азии (Алексеев А.Ю., 1992, с.70−91- Алексеев А. Ю., Качалова Н. К., Тохтасьев С. Р., 1993, с.74- Вальчак С. Б., Эрлих В. Р., 1993; Эрлих В. Р., 1994, с.83−121- Эрлих В. Р., 1997, с. 25,29−32- Белинский А. Б., Вальчак С. Б., 1998, с.157−160- Дударев С. Л., 1999, с.159−169).
В данной работе отстаивалась так называемая «короткая хронологическая схема» памятников предскифского времени на юге Восточной Европы (Козенкова В.И., 1996, с.87). Несомненно, что исследование таких важнейших категорий материального комплекса предскифского времени как детали конского снаряжения и вооружение нуждается в продолжении. Разработанные для ряда категорий классификации позволяют сравнивать материал юга Восточной Европы и соседних территорий, а также ближайших хронологических пластов (позднебронзового и раннескифского) на базе единых признаков, что делает полученные результаты более обоснованными.
