Русский космизм. 
Николай Фёдоров

В человеке есть неразвитые зародыши такого рода «инстинкта». Это прежде всего интуиция. Через нее можно скорее и глубже если не осознать, то смутно почувствовать саму суть вещей, суть жизни, а действует интуиция через симпатию, со-чувствие, как бы слияние с предметом, через мгновенное преодоление того раскола на субъект — объект, который развился в ходе орудийного отношения человека к миру. Недаром у Бергсона человек по-настоящему еще не соответствует определению sapiens, он только faber, что как раз указывает на его нынешнюю ограниченность. Путь интеллекта, только технического развития ведет, по мнению Бергсона, по существу, к рабству у материи. Освободиться от него возможно будет только тогда, когда сознание человека сумеет «обратиться вовнутрь и разбудить те возможности интуиции, которые еще спят». Так вот, если вернуться к идеям Федорова, то творчество самой жизни, «органический» прогресс, к которому он призывает, это и есть расширение интеллекта за счет разбуженных и развитых ресурсов интуиции, сознательное овладение тем «органосозиданием», которое доступно «творящему стану» самой природы на уровнях инстинкта. Движет такой прогресс мечта о бессмертии, которая в трудах.

Федорова обрела достижимые очертания: впервые в истории был предложен реалистический путь опытного познания, преобразования законов природы, всеобщего труда — путь, ведущий к победе над смертью. Интересно, что почти одновременно с Федоровым еще один его современникпытался обосновать будущее космического развития человечества. Речь идет о знаменитом драматурге А. В. Сухово-Кобылине.

Удалившись в своё родовое имение, более двадцати лет он отдал п философского синтеза, основанного на эволюционном учении Дарвина и диалектике Гегеля. В 1899 г. в Кобылинке разразился пожар — погибла библиотека и все рукописи ее владельца. Мир так и не узнал «учения Всемира» (так называл свою философию сам автор). Случайно сохранившиеся остатки рукописей Сухово-Кобылина, а также более поздние авторские попытки восстановления текста нуждаются в тщательном исследовании.

Их публикация и анализ обнаружат потерянное звено русской мысли конца прошлого века, причем той ее линии, которая относится к активно-эволюционной, космической философии. Сейчас человечество, считал Сухово-Кобылин, находится всвоей земной (теллурической) стадии развития. Еще предстоит пройти, завоевать собственным усилием еще две: солярную (солнечную), когда произойдетрасселение землян в околосолнечномпространстве, и сидералъную (звездную), предполагающую проникновение в глубины космоса и их освоение. Этои будет.

Всемир, «всемирное человечество» — «вся тотальность миров, человечеством обитаемых, вовсей бесконечности Вселенной». Такое звездное будущее возможно лишь при колоссальном эволюционном прогрессе человечества, творчестве им своей собственной природы. Дальнейшее одухотворение человека связано вмечте Сухово-Кобылина, вчастности, с достижением способности «летания», которое есть как бы отрицание пространства, победа над ним. Изобретение таких средств передвижения, как велосипед, локомотив, для философа — первые шаги к этой будущей свободе и силе, «почин, зерно будущих органических крыльев, которыми человек несомненно порвет связующие его кандалы этого теллурического мира». «Человека технического» сменит «человек летающий»: «высший, т. е. солярный, человек просветит свое тело до удельного веса воздуха… и для этого выработает свое тело в трубчатое тело, т. е. воздушное, более того, в эфирное, т. е. наилегчайшее тело&# 187;. В результате преобразовательного действия, направленного на собственную природу, человек как бы сбросит свою нынешнюю тяжелую телесную оболочку и превратится в бессмертное духовное существо. Это и есть радикальное переосмысление гегелевского «абсолютного духа», тут обернувшегося реальным человечеством в его грядущей космической судьбе.

Но все развитие этого человечества идет у Сухово-Кобылина путем довольно жесткого отбора, куда попадают целые периоды истории, особенно ранней (в таком видении эволюционного процесса он опирается на дарвиновские идеи селекции и борьбы за жизнь, перенесенные им на человеческое общество). Когда философ в самое начало человека помещает только зверообразного антропофага, а в конец его, «экстрем», — лучезарную духовную личность, бессмертное звездное человечество, то все этапы, ведущие к этому блистательному финалу (человек «чувственный», «рассудочный» вытесняется «разумным»), а уж тем паче самое начало движения (дикарь), идут спокойненько на перегной. Любая философская теория направляется в своих посылках и выводах тем илииным нравственно-ценностным импульсом. Федоров в своих футурологическихпостроениях, в отличие от Сухово-Кобылина, всегда, опирается на сверхприродные, духовные задатки человека, предвосхищая будущее их развитие с полным вытеснением всего животного, «дарового» в нем. Усматривая в первоначальном, так сказать, человеке сыновнее чувство, нравственное потрясение от осознания смерти, одариваяего сердцем, может быть, чище нашего, Федоров как бы выдвигает теоретическуюфилософскую предпосылку его равноценности нам (как, впрочем, и всех живших наземле людей) и необходимости личного присутствия в будущем всемирном человечестве. Подводя итоги всплеску новых философских идей, во многом стимулированных естественнонаучными открытиями середины прошлого века, отметим следующее. Идея эволюции словно открыла воздух сокровенным человеческим надеждам. Быловоспринято главное: раз идет все усложняющееся преемственное развитие форм жизни, то и человек получает определенный естественный шанс для своего совершенствования. Исходя из одного, общего желания превзойти, перерасти нынешнюю противоречивую, промежуточную природу человека, проективная мысль начала работать вдвух направлениях. Образовались как бы два идейных рукава.

Вводном из них чувствовалось сильнейшее, направляющее действие дарвиновских идей естественного отбора, борьбы за существование как двигателей прогресса (та или иная форма, часто скрытая и неосознанная, социал-дарвинизма). Даже лучшие идеи этой ориентации искривлены полем этого воздействия. Дальнейшее восхождение «гомо сапиенс» виделось на природных путях борьбы и вытеснения слабых и неприспособленных форм. Но любая самая утонченная селекционная идея, перенесенная на человека, всякого рода природно-биологические идеалы усовершенствования высших рас и экземпляров рода человеческого приводят в конце концов лишь к новому виду антропофагии. И горло одиночного антропофага первобытных времен вырастает в громаднейшую глотку, пожирающее жерло, в котором должны бесследно исчезнуть тысячи и миллионы неудачных, неполноценных и недостойных. Так, французский философ Эрнест Ренан (1823—1892), представляя блистательное эволюционное будущее, где у него и торжество науки, и бесконечно умножившийся разум человечества, познавшего все свое прошлое, тайные пружины мира и ставшего всемогущим властелином материи, договорился до проекта выделения «небольшой части аристократов ума, которые являются головой человечества и которых масса сделала бы хранилищем своего разума», и даже до настоящего «научного ада» как страшной карательной меры для непокорных. И конечно, наиболее яркий и крайний пример тут — идея «сверхчеловека» Ницше, столь кроваво опошлившаяся в известных попытках ееисторической реализации. Но в разного рода разбавлениях, в значительно более гуманных вариантах логическая и душевная установка на «селекцию» прослеживается и в таких явлениях активно-эволюционного, космического синтеза, как «учение Всемира» Сухово-Кобылина, или в некоторых идеях Умова и Циолковского. При всем пафосе творчества, одухотворения мира и человека в их построениях временами звучат жесткие элитарные нотки: у Сухово-Кобылина в разряд уходящих в труху бытия попадают наши «зверообразные», дикие предки, «несовершенные» расы; у Умова дается внутреннее согласие на неизбежность вымирания неких людей-автоматов, не сумевших подняться на гребень эволюции; уЦиолковского встречается идея «искусственного подбора», приводящего к созданию «существ без страстей, но с высоким разумом», или задача «профилактического» уничтожения несовершенных, низших форм жизни. Другая нравственно-философская тенденция, обосновывая самодостаточное значение человеческой личности, солидарно-родственно связанную цепь поколений, была одушевлена идеалом всеобщности.

Как ученый Вернадские высказывался в этом смысле однозначно: «Геологический эволюционный процесс отвечает биологическому единству и равенству всех людей -Homosapiens и его геологических предков Sinanthropus и др. & lt;…> Нельзя безнаказанно идти против принципа единства всех людей как закона природы». Кстати, это направление активно-эволюционной мысли недаром всегда протестовало против абсолютизации в самой природе значения селекции и борьбы за существование. Реальности больше отвечает, полагал тот же Вернадский, обратный закон — «принцип солидарности», выдвинутый двумя русскими учеными независимо друг от друга: сначала зоологом Карлом Кесслером, а позже П. Кропоткиным.

Наиболее радикально-дерзновенным выразителем этого направления является Федоров. Для автора «Философии общего дела» человеческая личность — высшая ценность и, следовательно, такая же ценность — ее бесконечная, преображенная жизнь, причем развитое нравственное чувство личности требует спасения буквально всех погибших, возвращения всех утраченных. Философ призывал не потерять ни единого из малых сих, чутко ценить даже слабые проявления человеческой индивидуальности, которая должна быть развита до своего совершенства всех без изъятия всеобщим и личным творчеством и трудом. Ту же цель обожения человека ставили и другие религиозные мыслители: и В. С. Соловьев, и П. А.

Флоренский, и С. Н. Булгаков, и Н. А. Бердяев.

Заключение

.

Н.Ф. Федоров — мыслитель, который сформировал принципиально новый способ видения мира, с помощью которого можно по-новому взглянуть на положение человека в мире и в космосе. Основываясь на выработанной методологии он в конце XIX века смог предсказать то, с какими проблемами столкнется земная человеческая цивилизация в конце XX — начале XXIвека. В своих идеях он реализовал проект витавшей в идеологии своего времени идеи как научных достижений, так и философских достижений и устремлений русского интеллигентного общества. Федоров указал на то, что разобщенность человечества приведет к гибели и краху человечества как такового, поэтому идеи русского космизма стали так популярны как в начала XXвека, так и сегодня. Русскому философу и научному деятелю удалось совместить в своих научных трудах научные достижения, религиозные и философские разработки, он интересовался проблемами культуры, истории, философии, науки, техники и так далее. На основании всего, что было сказано выше можно сказать, что Н. Ф. Федоров — человек, опередивший свое время.Библиография.Вернадский В. И. Несколько слов о ноосфере //.

http://misk.inesnet.ru/wp-content/uploads/PC122013/PC2013;12−058−068-vi-vernadsky.pdf (дата обращения — 26.

01.2017)Гиренок И. «Космизм» / Новая философская энциклопедия, 2003.

Железняк Г. В. Философия космизма: от древности до наших дней //.

http://planetarium-kharkov.org/Семенова С. Г. Русский космизм // Русский космизм: Антология философской мысли. — М., 1993. — С. 3−33.Федоров Н. Ф. Сочинения. — М., 1982.