Образ каторги в русской литературе протопопа Аввакума, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова

Достоевский заглянул «на дно души этих людей и увидел, что они люди, хотя и изломанные, исковерканные, но люди. Он увидел, что человек в основе своей хорош, а не плох, добр, а не зол: обстоятельства делают его злым и плохим, но и тогда под теплом тлеет искра человечности. Словом, в „подполье“ человеческой души, человеческого сознания он увидел хотя и слабый, чуть брезжащий свет, но свет, а не мрак» [Гус, 1971: 140]. Говоря о внезапных, неожиданных взрывах, до сих пор тихих и мирных арестантов, он писал, что о том, что должна быть причина такого взрыва, который вдруг доходит до бешенства и злобы.

В поисках причины, писатель находит их в новом аспекте. Интересно, что Голядкин из «Двойников» хотя и был доведён до омрачения рассудка, однако не был способен на бешенство, на злобу; напротив, он ещё более принижал свою личность, звал себя к смирению и примирению со своей приниженностью… Следовательно этот новый аспект заключается в следующем: «…в раздвоенности человека, когда в нём уживаются крайняя приниженность с беспредельной гордыней, смирение с бешенством. Словно, в душе человека две бездны» [Гус, 1971: 140]. Главным выводом, к которому приходит Достоевский является осознание того, что «вне свободы нет личности». Достоевский показывает, что личность под воздействием каторги разрушается. Люди становятся доносчиками, шпионами, их можно подкупить. Все проявления личность сводятся к «тоскливости», «судорожности», ненормальности.

Писатель подчас поражается, «до какой чудовищной степени приживчив человек», как он привыкает к самым, казалось бы, нечеловеческим условиям существования. И потому существует опасность, что рано или поздно под воздействием этих условий личность сломается, исчезнет, растворится в этом мёртвом и мертвящем доме, и первым признаком такого омертвения души станет умирание потребности свободы.Г. Пономарёва пишет по этому поводу: «Но бывает так, что «желание заявить себя, свою приниженную личность» доводит до «омрачения рассудка и ведёт к новым преступлениям. Среди «решительных людей», которым посвящена целая глава, есть такие, кто во имя свободы способен на рискованные действия, готов на протест и даже на бесчинства». Так, мы можем вспомнить в этой связи «решительного» Петрова, который вызывает всеобщий страх тем, что «способен на всё и не знает над собой никакого «принуждения». Так сама свобода, коль потребность в ней движет каторжником, проявляется в них же анархией и бесчинством. А «Мёртвый дом"расширетелен, не обязательно тюрьма и каторга, но образ жизни, когда попирается личностная свобода"[Пономарёва, 1991: 28]. В «Записках» рассказано о тех, кто пошёл на преступление, не боясь, даже предпочтя каторгу и не вынеся прежней подневольной жизни и среды. Сироткин, наивный, почти мальчик, не выдержалсолдатчины и убил ротного офицера Григория Петровича. Петров зарезал своего начальника за побои.

Указать безусловное обитание свободы в таких условиях трудно. Так проявляется в «Записках из Мёртвого дома» мотив относительности свободы в её субъективном понимании и существовании в душе каждого отдельного индивидуума. И в тюрьме, и на каторге человек может быть свободным. И напротив, на воле чувствовать себя арестантом, подневольным человеком. В зависимости от того, как проявляется в человеке желание самоопределения, воля к самоутверждению, он совершает высокие или низкие поступки, служит своей плоти или своей душе.

Перед глазами читателя проходит вереница образов преступников, каждый из которых — личность, индивидуальность. В сердце каждого из них борьба добра и зла, ада и рая, света и тьмы обретает вполне реальные, конкретные формы в виде поступков, ведущих к уголовному наказанию. Но и после того как преступник оказывается на каторге, эта борьба не прекращается. Проблема преступления и наказания, вины и ответственности впервые обретает в романе Достоевского завершенную художественную форму. Преступившие закон делятся у Достоевского не по степени тяжести совершенного ими преступления, а по их человеческим, нравственным качествам, которые они сохранили или растеряли, став преступниками и оказавшись на каторге. Огромная ценность «Записок из Мёртвого дома» состояла не только в том, что Достоевский представил на суд читателя достоверные сведения о том мире, которому раньше не было доступа в литературу, но и в том, что сумел придать своим наблюдениям поистине глобальный обобщающий смысл, явив в своём произведении все основные типы национальных характеров, представив психологически точные и мотивированные типы преступлений и преступников, сумел в частных проявлениях жизни Омского острога увидеть все основные социальные, политические и исторические реалии жизни России не только в настоящем, но и в будущем. В главе «Решительные люди» Достоевский исследует типы преступников. Главное, что открывает для себя и читателей писатель, — «иной и не убил, да страшнее другого, который по шести убийствам пришёл».Иные же преступления иначе, как «странными» назвать нельзя — настолько немотивированными на первый взгляд они являются, происходя «от самых удивительных причин».Достоевский убеждается, что даже «самый лучший человек может огрубеть и отупеть от привычки до степени зверя», что «кровь и власть пьянят»: развивается огрубелость, разврат; уму и чувству становятся доступны и даже сладки самые ненормальные явления. Самое страшное при этом, что душа в таком человеке гибнет навсегда и вернутся к человеческому достоинству невозможно. Выходя на широчайшие историко-социальные обобщения, Достоевский делает вывод о том, что власть своеволия является соблазнительной, а общество, которое равнодушно взирает на подобные явления, является больным, заражённым в своём основании. Задолго до возникновения в мире тиранических режимов Достоевский раскрывает механизмы их зарождения и установления. Писатель формирует закон, который в полной мере воплотится в русской истории после 1917 года, — чем ничтожнее, чем забитее прежде был человек, тем с большим наслаждением предаётся он кровожадным преступлениям, вымещая на людях свою злобу, мстя всем за свою униженность, забитость, необразованность, ненавидя всех тех, кто выше его по интеллекту, и по культуре, и по душевным качествам. Исследуя психологию преступников, пытаясь понять причины, по которым люди совершают преступления, Достоевский приходит к выводу о том, что человека нельзя лишать веры в себя, в свои возможности, нельзя беспрестанно унижать его. На каторге Достоевский окончательно убедился, что самая настоятельная потребность человеческой личности — потребность самоутверждения. И, конечно, в обретении свободы. Таким образом, особенность произведения Достоевского заключается первым делом в символике названия романа, в основе которого культурологический оксюморон: «Мёртвый дом».Это образно передаёт суть каторги — её убивающее воздействие, губительность для человеческой личности. С «Мёртвым домом» перекликаются все произведения «каторжной прозы», причём почти каждый из авторов этого пласта русской литературы, считает данное произведение «недосягаемым».

1.3. «Остров Сахалин"Предисловием к книге А. П. Чехова о Сахалине могли бы стать следующие байроновские строки из стихотворения «Тьма»:Тот многолюдный мир, могучий мир

Был мёртвой массой, без травы, деревьев, Без жизни, времени, людей, движенья… То хаос смерти был[Байрон, 1982: 80]. Ведь не зря же писатель завершил своё повествование строками, в которых повествуется о «болезненности и смертности ссыльного населения"[Чехов, 2012:

107]. &# 171;Действительно, — отмечает Л. Капитанова,-шестнадцать страниц печатного текста рассказывали о земле, которая «была полна одной лишь мыслью: смертью»" [Капитанова: 2006; 31]. И подобно байроновской «Тьме», повествование Чехова рождало апокалиптическую картину мира.

Другого впечатления «от приведённых писателем материалов быть не могло» [Капитанова, 2006: 31]. Чехов пишет: «В 1889 г. по всем трём округам было показано слабосильных и неспособных к работе каторжных обоего пола 632, что составляло 10,6% всего числа. Таким образом, один слабосильный и неспособный к работе приходится на 10 человек. Что касается способного к работе населения, то и оно не производит впечатления вполне здорового». Писатель обращает внимание на тот факт, что среди каторжан, которые работают в сырую и холодную погоду и спят под открытым небом, особенно распространены простудные заболевания. И как вывод — чахотка, являющаяся самой частой и опасной болезнью. В главе приведена таблица данных о составе умерших от туберкулёза по возрастам, сделанная автором и свидетельствующая о том, что этой опасности — умереть от чахотки -подвергаются люди всех возрастов, но особенно это касается «цветущих возрастов»: от 25 до 45 лет. Умирают на каторжном острове и дети, в основном, от желудочно-кишечных заболеваний (66%). В колонии не было здоровых женщин. Чеховым зарегистрировано и особого рода заболевание — озлобление (290 раз).

И дальше — паралич сердца, разрыв сердца, общий паралич тела. Действительно, сахалинский «ад», мир «без жизни, времени, людей».Самым удивительным является то обстоятельство, что Чехов буквально рвался в этот «ад». В сжатые сроки готовясь к поездке, им прочитано огромное количество статей и книг о Сахалине [Капитанова: 2006; 31]. Сам он пишет А. Н. Плещеву: «Умопомешательство. M aniaSachalinosa» [Чехов, 1992: 146].

Мания Сахалина, как мы видим, овладела писателем. Увиденная картина человеческих страданий, о которой он, написав свою книгу, постарается «больше никогда всуе не вспоминать"[Капитанова, 2006: 31]. Многим из чеховского окружения эта мания была непонятна, а главное, недоступна. Нужно было иметь чеховское сердце, чтобы вобрать в себя боль и обречённость тысяч людей и рассказать о них. Поездка на каторжный остров — своего рода гражданский акт Чехова. Сам же он никогда не считал «Остров Сахалин» литературным произведением. Для него она была особой, «вне томов» беллетристики. Не будет преувеличением сказать, что «Остров Сахалин» стоил писателю жизни. Б.

Лазаревский написал в некрологе по писателю: «Чехов… хотел осветить тёмный и страшный Сахалин, и поехал туда и с тех пор начал сгорать в чахотке» [Лазаревский, 1960: 173]. Своей поездкой и изложением её итогов в предполагаемых газетных публикацией Чехов хотел возбудить к Сахалину внимание в обществе. Но он так и не получил официального разрешения для всестороннего изучения каторжного острова. Ему помогли друзья, знакомые, просто люди, узнавшие о его намерениях и снабдившие писателя рекомендательными письмами. Люди же (чиновники, журналисты, литераторы и др.) помогали ему непосредственно и в пути, по мере продвижения к назначенной цели. Интересно, что Чеховым были придуманы специальные карточки, которые были напечатаны в типографии при полицейском управлении и предназначались для занесения основных сведений о его собеседниках. Эти карточки сохранились и насчитывают около 8000.

Особенно поражает тот факт, что, когда Чехов задавал островитянам вопрос: «С какого года на Сахалине?», они, как правило, затруднялись ответить на него [Капитанова: 2006; 31]. Чехов описывает все ужасы содержания сахалинских каторжников. Это перемежается у него со статистическими отчётами и научными отступлениями. При этом все элементы книги: описание быта, природы, болезней, сведения о чём-либо «уживаются» друг с другом органично и гармонично. Данное произведение характерно также ещё и тем, что в нём существует немало обращений к истории освоения побережья Дальнего Востока. Автор не только восторгается красотой Сахалинского края, но и называет её, по словам Г. Бердникова, «великой драмой» [Бердников, 1984: 111]. Чехов не стремится к злоупотреблению в описании различных зверств по отношению к каторжникам, не кривит душой в своих описаниях. Его тревожит нравственное состояние поселенцев, для которых пьянство, болезни, разврат, проституция, болезни были обычным делом. Но даже в этой клоаке он ищет зёрна человечности.

Особое внимание он уделяет детям: «Но всё-таки чтобы не говорили и как бы ни причитывали, самые полезные, самые нужные и самые приятные люди на Сахалине — это дети, и сами ссыльные хорошо понимают это и дорого ценят их» [Чехов, 2012: 235]. Автор видит в них особую чистоту, непорочность, которые позволяют любит им «свою порочную мать». Для заключённых родителей, дети, в свою очередь, оказываются той нравственной платформой, которая помогает им выстоять, не провалиться в «болото» каторжной жизни окончательно. Чехова особо интересует тот факт, что в каторжниках ещё не иссякло до конца человеческие чувства. Он определяется это по нескольким признакам. Главным из них он считает постоянные побеги с каторги. Этот парадоксальное, казалось бы, утверждение имеет вполне реальную подоплёку: любовь к родине.

Писатель отмечает, что это не труд, не покаяние, и именно любовь к своей родине. Только глубокое знание и понимание психологии человека позволяет ему сделать следующий вывод: «…Если он не философ, которому везде и при всех обстоятельствах живётся одинаково хорошо, то не хотеть бежать он не может и не должен» [Чехов, 2012; 307]. Тоска по родине выражается у каторжника посредством непрекращающихся воспоминаний, «печальных и жалобных», которые следуют у него вкупе с жалобами и слезами. Бывают и другие формы, например, «в виде несбыточных надежд» [Чехов, 2012; 307 — 308]. Как мы помним, об этом говорил и Достоевский, указывая на присутствие в жизни каторжан несбыточных мечтаний. Видимо, писателям удалось уловить типическую черту психологии каторжан, что доказывает наличие высшей художественной правды в их произведениях. Далее Чехов отмечает и третью причину побега — стремление к свободе. Это стремление, считает Чехов, «присуще человеку и составляет, при нормальных условиях, одно из благороднейших свойств» [Чехов, 2012: 308].

И. Сухих пишет о том, что Чехов прошёл"по всем кругам сахалинского ада от вступления каторжника на остров до его смерти", прежде чемзакончил книгу главой о сахалинском лазарете. Далее он пишет: «Вряд ли можно объяснить это, как иногда делается, интересом Чехова-врача к медицинскому обслуживанию ссыльных. Если подходить к книге с требованиями «физиологического очерка», глава явно оказывается не на месте, книга обрывается будто на полуслове. Конечно, в силах Чехова было композиционно «закруглить» повествование пейзажем, сентенцией, еще чем-либо подобным, но он заканчивает по-другому: сухим перечнем расхода лекарств на Сахалине, ироническим комментарием («Всего, не считая извести, соляной кислоты, спирта, дезинфекционных и перевязочных: средств, по данным «Ведомости», потрачено шестьдесят три с половиной пуда лекарств; сахалинское население, стало быть, может похвалиться, что в 1889 г. оно приняло громадную дозу&.

quot;), выпиской из «Устава о ссыльных». Происходит возвращение к интонации «цифр и примечаний». В чеховской книге есть приезд на каторжный остров, но нет отъезда с него. И на последней странице автор так и остается в кругу сахалинских проблем и страданий" [Сухих, 1987: 32]. В «Острове Сахалин» подробно представлено описание тюрем, школ, больниц, пищи, одежды, гигиены жилищ, игр детей, свадеб, похорон, климата, видов и условий труда, промыслов и т. д. Причём Чехов стремился к предельной объективности, «не допускал прямого вмешательства в повествование своего голоса. &# 171;Для этого, — отмечает Л. Капитанова, — ничего и не нужно было делать — жизнь каторжного острова говорила сама за себя» [Капитанова, 2006: 34].

О том, что это остров смерти, он рассказал в самом конце книги. И не сделал никаких выводов, не написал традиционного конца. Последние фразы — строки из «Устава о ссыльных» касательно беременных женщин и кормящих женщин. Капитанова пишет: «Финала не было. Ад продолжался"[Капитанова, 2006: 34]. 13 октября 1890 года Чехов покинул Сахалин. Во Владивостоке ему выдали заграничный паспорт. Предстояло плаванье по Южно-Китайскому морю, Сингапур, остров Цейлон, Индийский океан, Красное море, Суэцкий канал, дальше — через Средиземное и Чёрное моря в Одессу.

Туда он прибыл 5 декабря 1890 году. Поездка на Сахалин составила восемь месяцев. Свои путевые очерки «Из Сибири» Чехов напечатал в газете «Новое время», а журнальный вариант книги был опубликован в «Русской мысли».Итак, «Остров Сахалин» представляет собой:

разностороннее исследование, проникнутое гуманистическим духом, наполненное мыслями о человеке и жизни на Руси. Образ каторги выражен через остров, который проникнут особым духом, действующим на сознание людей, забирающий их жизни. Он несёт в себе и отталкивающие стороны, и привлекательные. Что же касается жанра чеховской книги, то, применяя здесь термин И. Сухих, можнозаявить о его «скрытом новаторстве», о создании новой формы, которая выходит за пределы «прямолинейно понятой дилеммы «научно-документальное-художественное» «[Сухих, 1987: 43]. Художественную сторону книги представляют такие стороны как пейзажные зарисовки;

богатство интонаций;

лиризм.

Заключение

.

Данная работа была посвящена изучению особенностей целого пласта русской литературы, носящей для нашей страны сокровенный характер — «каторжной прозы». Для анализа нами были взяты следующие произведения: «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное», «Записки из Мёртвого дома» Ф. М. Достоевского и «Остров Сахалин» А. П. Чехова. Помимо этого, нами были вкратце рассмотрены и другие произведения, входящие в круг «каторжной прозы». Это произведения таких авторов как В. Г. Короленко, П. Ф.

Якубович, С. В. Максимов, Л. Н. Толстой. К сожалению, проблема угнетения людей в тюрьмах и на каторгах, в лагерях, не исчезла из нашего общества, то в ХХ веке эта тема была подхвачена и дополнена В. Т.

Шаламовым, О. В. Волковым, А. И. Солженицыным. В ходе исследования нами были поставлены следующие задачи:

изучить литературу по данному вопросу;

выявить жанровые и тематические разновидности «каторжной прозы»;проанализировать выбранные произведения («Житие протопопа Аввакума», «Записки из Мёртвого дома»; «Остров Сахалин») на предмет выявления в них:

мотива природы как олицетворение свободы;

мотива одиночества;

темы и образного воплощения палача;

сделать более детальный обзор каждого из произведений;

подвести итоги работы. Итак, нами было выявлено, что «каторжная проза» не разделяется на «чистые» жанры. Благодаря глубокому переосмыслению проблемы, личному пребыванию в условиях заключения, авторам удалось создать весьма оригинальные по форме произведения. Все они имеют сложную природу, включают в себя синтез жанров, что указывает на многомерность их значения и текстового поля. Их отличаетинтертекстуальность, они имеют перекличку между собой, в каких-то элементах имеют точки соприкосновения (элементы проповеди, исповеди, очерка и т. д.).Всё вышесказанное позволило нам сделать следующие выводы о жанровом разнообразии «каторжной прозы». Условно говоря, каторжную прозу представляют следующие жанры:

житие;

мемуары;очерки;

рассказы;романы.При этом данные произведения имеют следующую тематику:

тема преступления и наказания как доминирующая;

тема униженных и угнетённых;

тема воскресения человеческой души;

тема покаяния;

тема свободы. Говоря об образах природы, мы пришли к следующему выводу: они оказываются одними из ведущих в «каторжной прозе» и способствуют выражению главного устремления заключённых — обретению свободы. Это происходит по той причине, что у каторжан больше нет ничего, что напоминало бы им о свободе. В этом отношении в их распоряжении только природа и собственные мечты. Доминирующими образами являются образы моря, степи (как символ приволья, раздолья), а также неба и гор (как недосягаемости свободы). Стоит выделить и обращение к небу, которое относится к Божественному пространству, на которое уповают многие герои. Следующий аспект — это мотив одиночества, что также является вполне ожидаемым явлением. Каторжане относятся к той социальнойгруппе людей, у которой нет возможности обрести гармонию с окружающим миром, с самим собою. Следовательно, одиночество оказывается их уделом.

В случаях, даже если этот мотив не упоминается на страницах произведений и о нём не говорится прямо, всё равно тягостное настроение одиночества ощущается на интуитивном уровне. Таким образом, мы можем сделать следующие выводы: мотив одиночества имеет два ответвления: одиночество как таковое и психологическое уединение, комфортное для человека, так как в нём он остаётся один на один с Богом (протопоп Аввакум) или «совершает суд над собой» (герой «Записок…»).Интересно, что мотив одиночества носит противоречивый характер, так как человек пребывает в нём, будучи окружённым большим количеством людей. Причинами одиночества являются: неприятие окружающих, взаимная ненависть, сам факт заключения. Имеет свою характеристику и пространство одиночества, которе создают как психологические факторы (неприятие, ненависть), так и внешние атрибуты, сковывающие свободу человека (кандалы, клейма, остроги).Особой является тема палача в данных произведениях. Следует признать, что эта страница «каторжной прозы» является самойжёсткой, поскольку в ней отражено крайнее и антигуманное явление — уничтожение одного человека другим. Это усугубляется тем фактом, что палачам доставляет удовольствие унижать и издеваться над своими жертвами. Вскрывая причины этого явления, Достоевский видит их, во-первых, в зачатках палача внутри каждого человека. И здесь важно, чтобы эти зачатки так и остались неразвитыми и непроявленными; чтобы их обладатель даже не подозревал о них. А во-вторых, атмосфера каторги настолько разлагающе действует на личность (и здесь с ним солидарен А. П. Чехов), что буквально провоцирует людей на нравственное падение, озверение и потерю человеческого облика. Обращаясь к подробному анализу каждому из произведений, мы теперь имеем возможность дать характеристику каждому из них.

1)"Житие протопопа Аввакума" демонстрирует нам пример новаторства в литературе своего времени, поскольку изображает не только быт, но и душевный мир человека, его переживания и страдания. Можно сказать, что это был литературный подвиг Аввакума, первый шаг, совершённый из литературы Средневековья в русскую литературу Нового времени. Аввакум явился первопроходцем в этом отношении и об этом вкладе его в литературу забывать нельзя. Важно, что каторга в «Житии протопопа Аввакума» показана с точки зрения глубоко верующего человека. Она явилась важным этапом его жизни, который он должен безропотно преодолеть, поскольку ему дано испытание Божие. Это ограниченный мир, в котором царят холод и голод, самые скромные условия существования, пытки, издевательства (нравственные и физические). Но герой не чувствует себя побеждённым, поскольку всегда ощущает связь с Богом.

2) «Записки из Мёртвого дома» Достоевского примечательны уже самой символикой названия романа, в основе которого лежит культурологический оксюморон: «Мёртвый дом». По всем человеческим понятиям «дом» не может быть «мёртвым». Дом, в традиционном понятии, — это воплощение жизни, символ семейного уюта, знак связи поколений, родовое гнездо, где человек чувствует себя как в крепости. О. Юрьева предполагает, что именно поговорку «Мой дом — моя крепость» обыграл Достоевский. Выходит, что острожная крепость на каком-то этапе тоже может стать домом, но только мёртвым.

3) «Остров Сахалин» явился результатом поездки Чехова на Сахалин, пребывания и работы; примером гражданского подвига. Данная книга представляет собойразностороннее исследование, проникнутое гуманистическим духом, наполненное мыслями о человеке и жизни на Руси. Чехов выразил образ каторги посредством многостороннего описания острова, который проникнут особым духом, действующим на сознание людей, забирающий их жизни. Он несёт в себе и отталкивающие стороны, и привлекательные. Что же касается жанра чеховской книги, то, применяя здесь термин И. Сухих, можно заявить о его «скрытом новаторстве», о создании новой формы, которая выходит за пределы «прямолинейно понятой дилеммы «научно-документальное — художественное» «[Сухих, 1987: 43]. Художественную сторону книги представляют такие стороны как пейзажные зарисовки;

богатство интонаций;

лиризм.Итак, «каторжная проза» является для России особой страницей, в которой навеки запечатлена историческая память. Ведь трудно найти в Росси семью, чьи предки не пострадали бы от жестоких порядков системы, в том числе не познали и каторжную её сторону. Первым представителем русской «каторжнойпрозы» стал протопоп Аввакум и его «Житие», а основоположником -Ф. М Достоевский, который поставил в своем романе-исповеди такие важные проблемы как:

проблема преступления и наказания;

проблема природы человека и егосвободы; проблема отношений народа и интеллигенции; проблема палача ипалачества. Эти проблемы продолжил и развил, А П Чеховым в своей книге «Остров Сахалин». Он предстал перед читателем в двух ипостасях: как писатель и как учёный.А. П. Чехов умело сопоставилмножество фактов, эпизодов и отдельных историй, представив таким образомвсю пагубность влияния Мёртвого дома начеловека. В этих аспектах онперекликается с романом Ф. М. Достоевского и романом «В мире отверженных» П. Ф. Якубовича. Образ Мёртвого дома стал общим символом для всех произведений «каторжной прозы».

Литература

.

Байрон Дж. Г. Избранное. — М.: Правда, 1982.

Беляев А. П. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном — В Сибири: в Чите и в Петровске. — М.: Правда, 1971.

Беляев Н. И. Гаршин. — М., «Молодая гвардия», 1938.

Бердников Г. П. А. П. Чехов Идейные и творческие искания. — М.: Художественная литература, 1984.

Виноградов В.В. О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Житияпротопопа Аввакума // Виноградов В. В. Избранные труды. О языкехудожественной прозы. М., 1980.

Громова-Опульская.

Л. Д. &# 171;Воскресение" Л. Н. Толстого//Энциклопедия мировой литературы. — СПб.: Невская книга, 2000. -.

656 с. Гус М. Идеи и образы Достоевского. — М.: Художественная литература, 1971.

Демкова Н. С. Житие протопопа Аввакума (Творческая историяпроизведения). Л., 1974.

Двинянинов Б. Очерк жизни и творчества П. Ф. Якубовича — М., 1969.

Достоевский — художник и мыслитель. Сборник статей. — М.: Художественная литература, 1972.

Достоевский Ф. М. Записки из Мёртвого дома. — М.: Правда, 1982.

Житие Аввакума и другие его сочинения/ Сост., вступ. ст. и коммент. А. Н. Робинсона. -.

М.: Советская Россия, 1991. — 368 с. Иванов А. А. А. М. Скабичевский как исследователь литературы о сибирской каторге и ссылке.

— Иркутский государственный университет, Иркутск, 2007 — 2010.

Итокава К. Записки о «Живом доме»: Парадоксальность композиции «Записок из Мёртвого дома» Ф. М. Достоевского // Литература и Сибирь: Межвуз. сб. научн. тр. — Иркутск, 1997.

Капитанова Л. А. Чехов в жизни и творчестве. — М.: Русское слово, 2006.

Катаев В. Б. Проза Чехова. Проблемы интерпретации. — М., 1979.

Короленко В. Г. «Избранное». — Издательство «Вышэйшая школа», Минск, 1984.

Кулешов Ф. М. Мятежный талант//В.Г.Короленко «Избранное». -Издательство «Вышэйшая школа», Минск, 1984.

Лазаревский Б. А. А. П. Чехов//А. П. Чехов в воспоминаниях современников Издательство «Художественной литературы», Москва, 1960 и 1986.

Максимов С. В. Сибирь и каторга. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002.

Малова Ю. В. Становление и развитие «лагерной» прозы в русской литературе XIX — XX века. — Саранск, 2003.

Милюков А. П. Федор Михайлович Достоевский//Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. — М.: «Художественная литература», 1964.

Минералов А. Ю. Мир каторги в русской художественно-документальной прозе. — Москва, 2009.

Мочульский КВ. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М.: 1995.

Пауткин А. А. Житие протопопа Аввакума//Энциклопедия мировой литературы. -.

СПб.: Невская книга, 2000. — 656 с. Пономарёва Г. Б. Достоевский: Я занимаюсь этой тайной.

— М.: Художественная литература, 2001.

Робинсон А. Н. Аввакум (личность и творчество)//Житие Аввакума и другие его сочинения/ Сост., вступ. ст. и коммент. А. Н. Робинсона.

— М.: Советская Россия, 1991. — 368 с. Скабичевский А.

М. Сочинения. В 2-х тт. Т. 2. СПб., 1903.

Сохряков Ю. Нравственные уроки «лагерной» прозы // Москва. — 1993, — № 1.Сухих И. Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1987.

Толстой Л. Н. Воскресение. — М.: Художественная литература, 1976.

Фокин П. И. «Записки из Мёртвого дома» Ф. М. Достоевского. — М.: Наука, 1989.

Чехов А. П. Письма// Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. — М.: Художественная литература, 1992.

Чехов А. П. Остров Сахалин. — М.:Авалонъ, Азбука-Аттикус, 2012.

Чудаков А. П. Антон Павлович Чехов. — М.: Просвещение, 1987. -.

176 с. Чудаков А. П. Поэтика Чехова. — М.: Наука, 1971.

Юрьева О. Ю. Достоевский. — М.: Дрофа, 2007. — 319 с. Якубович П.

Ф. В мире отверженных. — М.: Эксмо, 2012.