Наступление китайского юаня

Поиски альтернативных валютных систем, несомненно, связаны с ослаблением и доллара, и евро, что в свою очередь означает общее ослабление позиций резервных валют, а вместе с Японией в целом всех трех полюсов мирового капитализма. Поэтому усиливается поиск в попытках создания целого ряда региональных валютных союзов, которые не были бы критически связаны ни с долларом, ни с евро. Такого рода процессы наблюдаются и в Азии, и в Латинской Америке на базе действующих региональных интеграционных групп либо формирующихся на их основе (например, Восточно-Азиатского сообщества стран в составе Китая, Японии и Южной Кореи).

Существует точка зрения (во всяком случае, в группе влиятельных, формирующихся стран), что крупнейшие центральные банки — Федеральная резервная система (ФРС), Европейский центробанк (ЕЦБ), центробанки Японии, Великобритании, Швейцарии и Канады — договорились поддерживать валюты в устойчивом коридоре 1,27—1,37 по паре евро-доллар. В целом в 2010—2011 и в 2012 гг. он соблюдался, при определенном отклонении в результате ослабления евро. Этого нельзя сказать в отношении китайского юаня, курс которого и США, и ЕС считают завышенным.

Еще в октябре 2010 г. в Вашингтоне заседала «финансовая семерка» (G-7), в составе министров финансов этих стран. На этом заседании главных финансистов обсуждался один основной вопрос: как предотвратить «валютную войну» (термин первым применил министр финансов Бразилии Гвидо Мантега). Суть этой «войны» в том, что некоторые страны (их финансовые власти) стремятся проводить политику занижения своих валют в борьбе за расширение экспортных рынков для своих товаров. Следует отметить, что «валютная война» преследует те же цели, что и протекционизм, но движется к этим целям с другой стороны. Напомним, протекционизм — это защита от импорта через повышение пошлин и иных его ограничений. «Валютная война» — это поддержка государством экспорта через занижение курса валюты страны-экспортера. Цели в обоих случаях одни и те же — стремление расширить возможности для спроса на продукцию своих производителей за счет импортозамещения (в случае протекционизма) и увеличение экспорта за рубеж (в случае «валютной войны»), К валютным интервенциям (то есть массированному вбросу национальной валюты на рынок с целью ее ослабить — девальвировать) в 2009—2010 гг. прибегали США, Япония, Южная Корея, Тайвань.

Но по-настоящему эффективно в долгосрочном плане политику «слабой» валюты использует Китай. «Слабая валюта» в данном контексте означает, что она сильно «облегчена» по сравнению с ее реальной стоимостью и по отношению к другим валютам. США и ЕС уже несколько лет критикуют Китай за «валютную экспансию», настаивая на том, чтобы курс юаня был повышен (ревальвирован). Китайские власти отчасти уступили этим требованиям, «облегчив» курс юаня, но не настолько, чтобы успокоить США. Пекин, несомненно, сознательно не осуществляет полную конвертируемость юаня, поскольку тогда его курс будет регулироваться действиями рыночных сил на финансово-валютных рынках, в то время как частично конвертируемые валюты находятся в сфере непосредственной государственной финансово-экономической политики. Поэтому неслучайно мнение многих аналитиков, что низкий (заниженный) курс юаня — один из главных элементов китайского экономического чуда. Интересно и то, что термин «валютная война», во-первых, появился на свет уже после того, как ее результатом стало восхождение Китая на пьедестал второй промышленной державы мира; во-вторых, представители официальных властей ведущих стран опасаются обвинять Китай в «валютной войне». Так, в ходе упомянутого выше октябрьского заседания «финансовой семерки» все участники тщательно следили за тем, чтобы не связывать Китай с многократно произносимым словосочетанием «валютная война». Однако известный финансовый игрок Джордж Сорос в те же дни заявил, что в настоящее время «в мировой экономике создалась особая ситуация, когда Китай фактически контролирует мировую валютную систему» .

Это, конечно, не совсем так, поскольку главная ответственность за состояние мирового валютного рынка лежит на ФРС и ЕЦБ, а также на Банке Англии и Банке Японии. Их ставки выступают главными регуляторами мировой экономики. Однако, по мнению Дж. Сороса, «эта схема уже устарела». Проблема не только в неконвертируемом юане, но главным образом в том, что располагая громадными международными резервами (3,7 трлн долл.), при их размещении Пекин руководствуется исключительно своими политическим интересами. Так, вплоть до глобального кризиса Китай и США имели консенсус: огромный профицит Китая в двусторонней торговле компенсировался размещением китайских долларов в американские ценные бумаги. Однако позже Китай отошел от этого правила и перемещал свои валютные резервы в доллары, а затем и в евро, что послужило причиной повышения евро по отношению к доллару осенью 2010 г. Этим самым была продемонстрирована реальная мощь Китая, способного существенно влиять на мировую экономическую ситуацию. Однако, как показали события 2011—2012 гг., эта мощь все еще недостаточна, чтобы доминировать на мировом валютном рынке.

Очевидно, что такая ситуация создает в мировой экономике крупные дисбалансы. Ясно и то, эти дисбалансы могут во многом решаться за счет роста объемов экспорта США в Китай и еврозону, но для этого необходимо провести ревальвацию юаня и, что не менее важно, значительно расширить внутренний спрос Китая. С нашей точки зрения, требование резко «облегчить» юань не только не может дать положительного результата, но и чревато серьезными негативными для страны последствиями, если бы китайское руководство решилось на эту меру. Необходимо учитывать интересы этой страны: любой «сбой» в ее развитии не только не улучшит мировую финансовую стабильность, а, скорее, усугубит ее, поэтому не следует обвинять Китай в «экспансии» или других бедах мировой экономики. Проблемы в мировой экономике созданы не в Пекине, а в Вашингтоне, Лондоне, Токио и других мировых финансовых центрах, и не в последние годы, а в 1980—1990;е гг., когда стихия финансового рынка была сознательно «запущена» политикой либертарианства этих стран под диктовку могущественных ТНК и ТНБ.

В 2008 г. впервые Государственный банк развития Китая выпустил облигации на 14 млрд юаней (около 1,8 млрд долл.). За прошедшие три года его примеру последовали многие другие китайские банки и компании реального сектора. А в августе 2010 г. McDonald’s стал первой международной корпорацией, выпустившей в Гонконге пробную партию таких облигаций на сумму 200 млн юаней (около 29 млн долл.). Интерес к этому инструменту, кстати, проявляют и работающие на китайском рынке компании из России. Китай и Россия в 2012 г. договорились осуществлять расчеты за некоторые торговые операции в своих национальных валютах; несколько ранее аналогичное соглашение было подписано между Китаем и Японией.

Все эти действия, укладывающиеся в первый и второй этапы описанной китайским экономистом Ли Цзином стратегии, должны привести к становлению юаня как одной из ключевых региональных валют, а выход юаня на общемировой уровень может произойти, по мнению многих специалистов, уже примерно к 2020 г. Согласно прогнозу Standard Chartered, в том же году (2020) экономика КНР может обогнать американскую. Последние международные прогнозы исходят из того, что это произойдет уже в 2016 г. Как полагают в Пекине, доля внутреннего потребления в ВВП к 2016 г. увеличится настолько, что позволит снизить зависимость страны от экспорта и сделать юань конвертируемым. Видимо, так и будет, если темпы роста ВВП сохраняться на уровне 9% ежегодно.

В последнее время Китай создал в африканских и латиноамериканских странах центры по содействию торгово-финансовой деятельности. Эти центры ориентированы на осуществление торговых и иных операций на базе китайского юаня, который постепенно заменил бы традиционную валюту — доллар. Уже в 2011 г. на базе юаня были совершены торговые операции на сумму более 300 млрд долл. В 2012 г. объем этих операций превысил 500 млрд долл. Китай официально заявил, что намерен в ближайшие годы продолжать курс на вхождение юаня в ранг признанной международной резервной валюты наряду с долларом. Если иметь в виду, что согласно международным докладам, в 2016 г. ВВП Китая по паритету покупательной способности (ППС) превысит соответствующий объем ВВП США, это может произойти именно в этот отрезок времени (2012—2016 гг.).

Таким образом, роль и место евро, доллара и китайского юаня в мировой валютной системе уже к концу второго десятилетия XXI в. будут определяться соотношением экономических сил ЕС, США и Китая.

Последние тенденции в развитии европейской интеграции идут на пользу евро, но, конечно, нельзя не принимать во внимание, что одновременно США будут стремиться вынести свой интеграционный процесс также за пределы своей страны и Северной Америки. Но и Китай быстро распространяет свое влияние на огромных просторах Дальнего Востока и Азии. Соответственно, не исключено возникновение не только международной китайской валюты — юаня, но и азиатской валютной зоны с центрам в Японии, Китае и Южной Корее (треугольник). Таким образом, к концу второго десятилетия XXI в. могут существовать по меньшей мере три международные валютные зоны, базирующиеся на трех центрах силы мирового соперничества: США — ЕС и Китай — Япония — Южная Корея. И тогда не национальные валюты, а валюты, по крайней мере, двух международных валютных зон будут выполнять функции международных денег в мировой экономике. Так выглядят перспективы валют с позиций сегодняшнего дня.