Исторические корни теории гражданского общества

Греческая политическая философия представляет собой своеобразный исходный пункт в постановке вопроса о соотношении государства и общества. «Промежуточным» пунктом считается эпоха Возрождения. Между античным и ренессансным взглядами на общественную организацию простирается теоретический континуум, отдельные элементы которого были использованы в Новое время для обоснования концепции гражданского общества.

Важнейшими из этих элементов являются аристотелевская концепция полисной ассоциации и политического человека, с одной стороны, и обоснованный Н. Макиавелли взгляд на государство как внеличностную целостность, воплощенную в фигуре монарха — с другой. Таким образом, если античная политическая теория — это прежде всего теория всеобъемлющего общества-государства, то опыт Нового времени вырабатывает, скорее, одномерный взгляд на государство как целостность, обладающую специфическими качествами гаранта прав и обязанностей. Его сила заключена в силе права и оно не может выйти за пределы последнего и стать чем-то большим. Такое государство юридически провозглашает и гарантирует права и обязанности своих членов — будь то индивиды или объединения индивидов. Оно может провозгласить права и обязанности религиозных обществ, но само не является религиозным обществом. Оно может провозглашать и гарантировать права инициаторов экономического или культурного процессов, не будучи само по себе инициатором экономики и культуры. Иными словами, оно устанавливает рамки прав и обязанностей, но не представляет собой обрамления жизненного целого.

Другой элемент исторической традиции — христианская социально-политическая доктрина. Христианская церковь и ее авторитет формировались в период Римской империи. Первоначально это была религия отверженных. В евангельском наставлении «воздавайте кесарю кесарево, а Богу богово» 1, была заложена воистину взрывоопасная смесь, означая в перспективе разделение сфер общества и государства.

В XIII в. в политической философии Фомы Аквинского был осуществлен синтез аристотелевского учения о государстве с христианским взглядом на жизнь и предназначение человека. Но, что является еще более важным, Фома Аквинский создал концепцию государства как органа положительного благосостояния, миссия которого заключается в службе обществу. Такой переворот в представлении о роли государства мог быть осуществлен только в рамках томистской концепции человека как существа, наделенного общественными потенциями, которые нуждаются в реализации. Эта концепция шла вразрез с традиционной средневековой идеей, согласно которой жизненно важно ограничить деятельность людей, не давая им права самим решать свою судьбу в силу их приверженности греховному миру зла.

Значение политической теории Фомы Аквинского заключается, прежде всего, в том, что, оставаясь на типично средневековой точке зрения по вопросу о различных функциях и целях государства и церкви, он с особой силой защищал идею предела государственного вмешательства, отвергал претензию законодателей преобразовывать все и вся исключительно при помощи законодательных предписаний, устанавливая контроль над духовной и частной жизнью людей. Тем самым высказывалось предостережение против иллюзий, овладевших умами политических теоретиков последующих эпох, когда духовная монополия церкви была подорвана, а ее организационная мощь сломлена в процессе роста крупных национальных государств в Западной Европе.

В эпоху Ренессанса и Реформации наступает решительный поворот от теократических и полиархических тенденций в сторону формирования единых национальных государств. Национальное государство стремится к аннексии сфер религии, образования и культуры. Под знаменем меркантилизма оно создает единое экономическое пространство, оттесняя на периферию все элементы традиционного средневекового общества. В интеллектуальной сфере было вновь открыто римское гражданское право с его традицией суверенного города-государства и суверенной власти принцепса-императора. Политические тенденции эпохи Реформации, когда М. Лютер нуждался в поддержке германских князей в своей борьбе с Римом, способствовали также утверждению принципа «чья власть, того и религия», который стал политическим итогом религиозных войн XVI в.

В итоге сложившаяся в Западной Европе ситуация укрепила принцип «государства-церкви» независимого от Рима, но зависимого от монарха, объединявшего в своих руках светскую и религиозную власть. В культурном плане такой процесс преобразования средневекового сословного государства в монархическое был ознаменован возвратом к классическим традициям античного единства греческого города-государства и римской империи с их тенденцией к интеграции человеческой жизни в рамках единого принудительного сообщества. В соответствии с идеологическими постулатами англиканской и лютеранской Реформации, и церковь, и государство рассматриваются как светские сообщества (за исключением кальвинистского региона). Утверждаются римские принципы автократии и абсолютизма в рамках понятия «король-государство», а вместе с ними и новая трактовка принципа суверенитета, опирающегося на голую силу. В политической теории эти принципы были отчетливо сформулированы Н. Макиавелли и Ж. Боденом. Английский политический мыслитель Т. Хукер в своей «Церковной политике» (1594) прямо утверждал, что в христианском государстве народ выступает в виде церкви и сообщества.

Радикальной реакцией на господство монархического принципа была Французская революция XVIII в. Она заставила исторический маятник двигаться в ином направлении. Но, отбросив прилагательное «монархический», она сохранила другое прилагательное — «всеохватывающий» для характеристики республики, главным атрибутом которой становится принцип национального суверенитета. Национальный суверенитет означает абсолютную власть нации, действующей через своих представителей и даже через единого плебисцитарного первого консула или императора. Государство вправе делать то, что ему вздумается: регулировать церковь, подавлять ремесленные и торговые гильдии, ликвидировать рабочие ассоциации, университеты, старое провинциальное устройство, словом, быть всеведущим. С этой точки зрения революция сохранила во всей чистоте принцип просвещенного деспотизма.

В теоретическом плане новая теория соотношения государства и общества предвосхищается ультрадемократической философией Ж.-Ж. Руссо, создавшего в трактате «Об общественном договоре» концепцию, которую условно можно назвать теорией корпоративной демократии.

Наибольшее значение для формирования концепции гражданского общества в политической теории представляет переоценка учения Ж.-Ж. Руссо и конституционалистских экспериментов в революционной Франции, осуществленная представителями основных направлений политической идеологии конца XVIII — первой половины XIX в.: консерватизма, либерализма и социализма. Все эти сложившиеся в Западной Европе и имевшие различную, иногда ярко выраженную национальную окраску, направления, в определенном смысле, могут рассматриваться как идеологическое следствие промышленного переворота, охватившего в XIX в. весь континент.

В XIX в. в Германии под большим влиянием Ж.-Ж. Руссо и Французской революции возникает романтическое движение. Историки, юристы и философы-романтики (Ф.-К. фон Савиньи, И.-Г. Фихте, Г.-В.-Ф. Гегель) идеализируют народ, который объявляется носителем особого мировоззрения и духа. Он представляет собой особую сущность, отличную от государства, и является прообразом того, что теперь принято называть «обществом», т. е. объединением людей, действующих во имя своих собственных целей. В гегелевском варианте романтической философии народ идентифицируется с государством и личностью правителя в форме, близкой концепции национального суверенитета, распространявшейся французскими революционерами. «Народный дух», таким образом, отождествляется с государственным принципом.

В соответствии со знаменитой гегелевской триадой «тезис — антитезис — синтез», тезис означает закон как внешнюю реализацию права. Право контролирует гражданское, или буржуазное общество, т. е. сферу производства и торговли. Такое объединение экономических интересов в рамках государства знаменует низшую и грубую форму проявления государственности в рамках буржуазных отношений.

Антитезис — это Нравственность как внутренняя реализация Права, которое устанавливает систему правил, регулирующую мораль внутри индивида. Напряженность и различия между внешним законом и индивидуальной совестью требуют их синтеза и примирения. Они возникают в концепции социальной этики (Sittlichkeit), объединяющей юридические, нравственные и правовые принципы в рамках полностью развитого Государства. Именно в своей развитой форме Государство может быть отождествлено с Народом как носителем вечного сознания. Народный дух, выступая в форме государства, в дальнейшем сливается с более специфической государственной формой — прусской монархией. Король возвышается над игрой буржуазных интересов, находясь вне сферы экономических связей, фокусируя единство нации.

В целом гегельянство, возможно, является самой крайней версией концепции " государства-общества" . Но в его рамках возникает идея буржуазного общества как системы взаимодействующих интересов, стимулирующих развитие права. Это — исходный пункт развития марксистской теории.

Хотя К. Маркс, по собственному признанию, поставил гегелевский анализ «с головы на ноги», его собственный анализ равным образом стимулировал как развитие абсолютистской традиции, так и антиэтатистское направление в социалистической теории. Слиянию в марксизме обоих начал способствовал их общий источник — гегельянство, враждебное (как и марксизм) либерализму. Г.-В.-Ф. Гегель утверждал, что в своей развитой форме государство дополняется двумя атрибутами. Один из них дополняет государство снизу, другой — сверху. Наверху оказывается система государственной защиты и государственного образования, регулирующая конфликты и восполняющая дефекты буржуазной классовой системы. Внизу развиваются корпорации или гильдии. Каждая из них вдохновляется профессиональной гордостью и служением общему благу. Тем самым обеспечиваются моральные корни государства и закладывается основа Социальной Этики.

Итак, первоначальное буржуазное общество наделяется снизу и сверху новыми атрибутами и тем самым становится основой истинного государства, возникающего в результате синтеза права и нравственности. Вне системы социальной этики погоня за богатством порождает нерегулируемую концентрацию капитала, пролетаризацию населения, колониальную и торговую экспансию.

Если опустить гегелевскую теорию «истинного государства», то мы получим все основные элементы социалистической критики буржуазного общества, особенно в ее марксистском варианте.

В марксистской концепции социального переустройства революционное «отрицание» государства означает торжество чистого общества в его коммунистической форме. Марксистская теория использует понятия «общество» и «государство» для такого рода аргументации: в истории никогда не существовало различий между государством и обществом, так как государство везде является органом, выражающим определенный материальный (общественный) интерес; в будущем это различие исчезнет, так как не будет никакого государства.

Если сравнить эту концепцию с гегелевской системой, то она останавливается на том этапе, который Г.-В.-Ф. Гегель именовал низшей и грубой фазой развития государственности, контролирующей систему экономических отношений. При этом марксизм также претендовал на разработку системы социальной этики.

В Новое время возникло две альтернативы гегелевско-марксистскому анализу соотношения общества и государства. Первая альтернатива была связана с развитием индивидуализма, родиной которого стала Англия, а затем — США. Индивидуалистическая традиция была органически связана с христианской практической философией вообще и с практикой нонконформизма в частности. В романских странах определенным эквивалентом англосаксонского пути становления гражданского общества стало развитие мощного синдикалистского движения. Основные принципы синдикализма предвосхищались в анархистской философии П.-Ж. Прудона.