Судебная власть и пресса

Впоследствии много раз я имел случай заметить, что людей, апеллирующих к законности и особенно разъясняющих ее простому народу, наша администрация всякого вида и ранга считала самыми опасными революционерами.

В. Г. Короленко. История моего современника Проблема взаимоотношений судебной власти и прессы примыкает к вышеизложенным, но, по-видимому, является менее однозначной. Во многих странах ведутся дискуссии, на какой стадии расследования уголовных дел допускать к информации прессу. Здесь же обсуждается законность допуска прессы, в том числе электронной, на судебные заседания. Проблема прав личности на информацию пересекается тут с проблемой утечки информации во вред справедливому судебному разбирательству, когда обилие информации в прессе способно оказать своеобразное давление на суд присяжных до непосредственного судебного разбирательства.

В этом смысле Англия и США являют собой прямо противоположные примеры. В Англии до начала процесса не публикуются материалы по делу, а во время суда — выходят исключительно стенографические отчеты из зала суда. В Америке разрешена прямая трансляция из зала суда^[1].

Профессиональный журнал «Законодательство и практика массмедиа» выпустил большой материал относительно этой проблемы. Она сосуществует с общей проблемой гласности. Понятно, что широкое освещение и общественное обсуждение деятельности судов невозможно без участия СМИ. Правовое регулирование этого вопроса в России имеет свою историю. Принцип гласности уголовного судопроизводства в российском праве и науке стал обсуждаться при осуществлении судебной реформы 60-х гг. XIX в. До этого момента российское уголовное судопроизводство велось тайно. Этому давалось теоретическое обоснование: присутствие народа ничего не дает для правосудия, так как в лице судей судит сам закон. Присутствующая в суде публика не дисциплинирует суд и стороны, ибо не имеет достаточного объема знаний, позволяющего следить за правильностью судопроизводства. Гласность судопроизводства содействует укрытию следов преступлений, потворствует сговору подсудимых и приводит к тому, что среди молодежи распространяются сведения о способах совершения преступлений.

Отношение к принципу гласности коренным образом изменилось при осуществлении вышеназванной судебной реформы. Доводы в пользу негласного суда были подвергнуты критике. Тайна производства порождает неуверенность в правильности приговора; на негласном суде невиновный никогда не будет вполне оправдан. Позже последняя мысль получила отражение в ч. 1 ст. 11 Всеобщей декларации прав человека: «Каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком путем гласного судебного разбирательства, при котором ему обеспечиваются все возможности для защиты»^[2]. Понятия «новый суд» и «гласный суд» для современников судебной реформы позапрошлого века были синонимами. Положение о публичности заседаний суда было включено в Основные положения Устава уголовного судопроизводства, утвержденные Александром II 29 сентября 1862 г.

Особое значение при осуществлении судебной реформы придавалось печатному слову. В Уставе о цензуре и печати 1890 г. разграничивались освещение и обсуждение судебной деятельности. Право освещать деятельность судов заключалось в возможности напечатать решение по существу уголовного дела именно в том виде, в котором оно изложено в приговоре, разрешалось также сообщать читателям обо всем происходившем в открытом заседании суда. Обсуждение судебных решений допускалось только в юридических изданиях и в тех периодических изданиях, где существовал особый отдел юридической хроники. С одной стороны, это правило препятствовало искажению в печати сведений о работе судов и появлению невежественных рассуждений па тему правоведения. Как специально отмечают авторы обзора, эти проблемы не потеряли актуальности и в наши дни для современной российской прессы. С другой стороны, жесткие требования по освещению журналистами судебного процесса сегодня выглядят неприемлемыми с точки зрения конституционно-правовых стандартов свободы слова^[3].

Принцип гласности уголовного судопроизводства в современном российском праве предусматривает приведение уголовно-процессуального законодательства в соответствие с Конституцией РФ. В частности, в первом проекте Уголовно-процессуального кодекса РФ (УПК РФ) прописано, что суды используют СМИ для оповещения о предстоящих заседаниях; помещение, где происходит разбирательство уголовных дел, должно быть доступно для СМИ; присутствующие в судебном заседании лица вправе делать заметки, зарисовки, вести стенограмму и звукозапись с занимаемых ими мест и др.

Проект УПК РФ ориентировал правоохранительные органы и суд на взаимодействие со СМИ. Но указанные положения не получили развития в действующем УПК РФ, хотя сохранилось право присутствующих в открытом судебном заседании вести письменную запись и аудиозапись процесса, а также фотографирование, видеозапись и киносъемку с разрешения судьи.

Реализация принципа гласности уголовного судопроизводства заключается не только в обеспечении права представителей СМИ присутствовать в зале суда при проведении открытых судебных заседаний, но и в установлении соответствующих законодательству общих правил доступа журналистов в суды (аккредитация), а также в гарантировании представителям СМИ возможности знакомиться с материалами уголовных дел, по которым уже вынесены решения суда^[4].

Право журналиста присутствовать при рассмотрении уголовного дела в открытом судебном заседании неотделимо от других его прав, предоставленных ст. 47 Закона РФ от 27.12.1991 № 2124−1 «О средствах массовой информации» (Закон о СМИ). Аккредитация журналистов при судах сейчас практически не прописана, правила разрабатываются судами самостоятельно, хотя ясно, что институт аккредитации не должен сужать права журналиста, предоставленные ему Законом о СМИ.

Значимы для представителей СМИ и возможности ознакомиться с материалами уголовного дела. В Концепции информационной политики судебной системы признается необходимым «выдавать журналисту судебный акт, вступивший в законную силу, по просьбе руководителей средств массовой информации, интересы которых он представляет». Однако эти правила носят лишь рекомендательный характер. При осуществлении принципа гласности судопроизводства журналист выступает субъектом целого комплекса правоотношений. Эти отношения должны подробнее регламентироваться законодательством о СМИ и регулировать любые аспекты взаимодействия органов государственной власти и журналистов при реализации последними своего общественного долга.

Приведем пример из зарубежной практики о сложных взаимоотношениях прессы с судебной властью, в которые вынуждены были вмешаться «арбитражные» организации. В октябре 2004 г. серьезное предупреждение от Высшего Совета по аудиовизуальным средствам массовой информации Франции получил Первый канал национального телевидения за один репортаж в программе «Право знать». Рассказывая о нашумевшем убийстве молодой женщины, авторы репортажа сосредоточили свое внимание на одном из пяти подозреваемых: рассказали такие подробности его жизни, которые должны были создать у зрителя убеждение, что именно этот человек и есть убийца, тогда как следствие продолжалось и никаких выводов на тот момент еще не сделало. Хотя репортаж и назывался «Они ее убили», речь в нем шла не о «них», а о «нем». Впрочем, и «они» еще не были названы преступниками и даже обвиняемыми, а телевидение свой вердикт уже вынесло. Кроме того, в репортаже присутствовали запрещенные для показа конвенцией, подписанной самим каналом, кадры изуродованного трупа. При повторении подобных нарушений каналу грозили гораздо более серьезные санкции^[5].

Можно привести также пример с терроризмом, когда освещение прессой хода контртеррористических операций является информацией для самих террористов и срывает такие акции. Развивая эту тему, член Российской криминологической ассоциации О. М. Хлобустов приводит данные, что начиная с 70-х гг. XX в., американские политологи заговорили о возникновении особой субкультуры терроризма, когда само явление увязывается с фактами освещения их прессой. Пресса тут обвиняется в своеобразной рекламе терроризму^[6].

После громких террористических актов 2001—2004 гг. во многих странах были приняты специальные меры по борьбе с терроризмом. Они коснулись как общих прав человека, так и способов освещения актов терроризма в прессе.

27−29 августа 2004 г. 160 юристов из разных стран, уполномоченные учрежденной полвека назад Международной комиссией юристов (МКЮ) по вопросам отстаивания прав человека и правовых норм в борьбе с терроризмом, собрались па очередную конференцию и приняли так называемую Берлинскую декларацию. В декларации констатируется, что мир стоит сегодня перед серьезными вызовами правовым нормам и правам человека. Во всех регионах мира давно утвердившиеся и общепринятые правовые принципы ставятся под сомнение вследствие недостаточно продуманных ответных действий на опасность терроризма. Под прицелом оказались многие завоевания в сфере правовой защиты прав человека.

Терроризм представляет серьезную угрозу правам человека. МКЮ осуждает терроризм и заявляет, что долг всех государств — принимать действенные меры против террористических актов. По международному праву, государства имеют право и обязанность защищать безопасность всех людей. В декларации также констатируется, что в этой ситуации многие страны во имя государственной безопасности предпринимают контртеррористические меры с нарушением нрав человека.

При принятии мер, направленных на пресечение террористической деятельности, государства должны придерживаться международного законодательства о правах человека и более общего гуманитарного права. Эти принципы, нормы и обязательства определяют границы допустимых законных действий властей против терроризма. Фундаментальные права и свободы не могут быть принесены в жертву задаче искоренения терроризма. Как современное законодательство о правах человека, так и гуманитарное право предоставляют государствам достаточно широкое поле для маневров в деле борьбы с терроризмом, без необходимости прибегать к нарушению прав человека и гуманитарных правовых обязательств^[7].

Российские журналисты в 2003 г. приняли Антитеррористическую конвенцию СМИ, в которой сформировали основные принципы освещения террористических актов. Но медиасообщество, обеспокоенное ситуацией, предлагает пойти еще дальше — создать совет по соблюдению этой конвенции. С таким предложением к руководителям российских журналистских организаций обратился президент Национальной ассоциации телерадиовещателей Э. Сагалаев. Он подчеркнул опасность того, что усиление государством мер по борьбе с терроризмом может послужить предлогом для ограничения свободы СМИ и права граждан на получение информации. Профессиональные обязанности журналистов при освещении чрезвычайных ситуаций должны стать предметом саморегулирования медиасообщества и его конструктивного диалога с представителями правоохранительных, силовых и специальных служб^[8].

В свою очередь, представители ФСБ призывают СМИ осознавать свою ответственность при освещении терактов, так как позиция СМИ, а также степень ответственности журналистов за содержание и направленность предоставляемых материалов имеют важное значение в борьбе с терроризмом и пропагандой экстремизма. Ситуация должна предаваться гласности таким образом и в такое время, чтобы исключить возможность использования ее террористами для достижения своих целей, не затруднять реализацию контртеррористических операций и не ставить под угрозу жизнь как мирных граждан, так и сотрудников спецподразделений. Недопустимо распространение материалов, содержащих сцены насилия, поскольку фактически это отвечает интересам террористов, которые для дестабилизации обстановки и оказания давления на руководство страны стремятся запугать население и посеять панику^[9].

Дополнительные аргументы нашлись у специалистовсиловиков. По их мнению, следует разработать четкий регламент поведения журналистов в чрезвычайных ситуациях и договориться о запрете на показ определенных сюжетов. Генеральный директор Национального антикриминального и антитеррористического фонда О. Нечипоренко утверждает, что проблема заключается не в том, что по телевизору показывают раненых и убитых, а в том, что информационное пространство в принципе перенасыщено сведениями о терроризме, причем порой достоянием гласности становятся как технологии проведения диверсионных акций, так и методы противодействия^[10].

Его коллега, упоминавшийся выше О. Хлобустов считает, что журналисты ни в коем случае не должны публиковать без комментариев заявления, требования и декларации террористов. «Нельзя брать интервью у заложников, когда они находятся в состоянии шока, особенно у несовершеннолетних» , — говорит он. Также, по его мнению, недопустимо вести прямую трансляцию с места события, когда событием являются реальная жизнь и смерть людей.

О необходимости частичной цензуры показываемых с места терактов видеоматериалов говорят и психологи. Как рассказал заведующий отделением клинической психологии научного центра психического здоровья РАМН С. Ениколопов, после событий в «Норд-Осте» у 24% обследованных телезрителей, не имевших в заложниках ни родственников, ни знакомых, обнаружили симптомы посттравматического расстройства — этот показатель оказался выше, чем у участников боевых действий на Северном Кавказе. Именно поэтому информация находящихся в центре событий журналистов нуждается в очень квалифицированном комментарии^[11].

В последнее десятилетие XX в. на публичное обсуждение вышла проблема информационной безопасности^[12].

В апреле 2007 г. в прессе прошла информация, что министр внутренних дел Германии В. Шойбле предлагает ряд дополнений к конституции, которые разрешат органам безопасности тайный доступ к компьютерам граждан и компаний в целях борьбы с терроризмом. Подобные идеи ужесточения законодательства встречают сопротивление как со стороны политиков, так и со стороны предпринимателей. И на это есть веские причины^[13]. Как говорят авторы статьи в «РБК daily», расширенный анализ данных для розыскных целей, онлайн-обыск компьютеров, база отпечатков пальцев всех граждан Германии — это лишь небольшая часть списка, представленного В. Шойбле. Его предложения по изменению законов по безопасности не устраивают граждан Германии. Шойбле уже не первый год указывает на необходимость ужесточения законов для борьбы с исламскими террористами, из-за которых общество уже не чувствует себя в безопасности.

В 2006 г. Федеральный суд Германии при вынесении приговора настоял на необходимости четкого законодательного обоснования для вторжения в личную жизнь граждан. В связи с этим Шойбле сейчас обдумывает новые поправки к основному закону. Для облегчения акустического прослушивания жилых помещений ему уже удалось сделать менее жесткой ст. 13 Конституции, гарантирующую неприкосновенность жилища. Немецкие компании весьма негативно относятся к идее неограниченного доступа к их данным. «Если даже полиция критикует эти меры, то что мы должны думать по этому поводу? — прокомментировал предложения министра К. Зальциг из Федерального союза цифровой экономики. — Порог, преграждающий доступ в частную жизнь граждан, становится все ниже, и мы не можем равнодушно смотреть на это. Торговля через Интернет и интернетреклама могут существовать только благодаря гарантиям надежной защиты данных клиентов. И этот фундамент разрушится из-за вмешательства со стороны государства» .

Международные компании, ведущие бизнес на территории Германии, внимательно следят за развитием событий. Интернет является важнейшим способом для обмена информацией, в том числе конфиденциального характера. «Замаскированный доступ к информации со стороны государства разрушит веру в надежность зашиты персональных данных» , — полагает представитель Федеральной ассоциации информационных технологий и коммуникаций Б. Роледер. Поправки, предложенные главой Министерства внутренних дел Германии, критикует также Ф. Розенгарт, представитель Chaos Computer Clubs, неоднократно обнаруживавший «дыры» в якобы абсолютно надежных системах безопасности: «Такое невозможно в правовом государстве. Это меры, которые нам знакомы со времен „Штази“» .

Как видно из приведенного выше частного случая, реальные проблемы, с которыми столкнулось человечество в этом плане, так или иначе будут решаться, и не исключено, что прежде всего для их решения будут задействованы ресурсы государства. Это еще один аргумент в пользу усиления роли государства в этом процессе.

Подытоживая данную главу, отметим, что пресса вписывается в структуру властных институтов исходя из своей основополагающей характеристики, связанной с тем обстоятельством, что она — пресса — участвует в разработке стратегии и тактики социального развития. Реальные ее отношения с остальными ветвями власти обусловлены прежде всего гем обстоятельством, что пресса делает прозрачными сами механизмы их деятельности. В какой мере открыты эти ветви власти для четвертой власти — СМИ, — по этому критерию можно судить о степени демократичности социума; о степени проработанности механизма законов, регулирующих эти взаимоотношения; о силе общественного мнения, рупором которого, в частности, выступает пресса; о понимании журналистами своего места в механизме функционирования современной демократии.

• [1] См.: Маршалл А. Американский процесс над англичанкой Луизой // Новые Известия. 1998. 21 марта.
• [2] Законодательство и практика масс-медиа. 2004. Ноябрь. С. 3.
• [3] См.: Там же. С. 4.
• [4] См.: Законодательство и практика масс-медиа. 2004. Ноябрь. С. 5.
• [5] См.: ВаксбергА. Моральный арбитр //Литературная газета. 2004. 3- 9 нояб.
• [6] См.: Хлобустов О. М. СМИ и терроризм // Независимая газета. 1999. 27 марта. Интересно, что начало освещения терроризма прессой связывают с 1938 г., когда Би-Би-Си вышла в эфир на арабском языке и в первой же передаче был материал о том, как солдатами британской армии были застрелены два палестинских «террориста» .
• [7] См.: Законодательство и практика масс-медиа. 2004. Ноябрь. С. 30.
• [8] См.: Законодательство и практика масс-медиа. 2004. Ноябрь. С. 22.
• [9] См.: Там же. С. 30.
• [10] См.: Белашева И. Умеренная жестокость // Время новостей. 2004. 1 дек.
• [11] См.: Белашева И. Цит. соч .
• [12] Этой проблеме, например, посвящен специальный выпуск журнала «Информационное общество» (1997, № 1).
• [13] См.: Зигмунд Т., Крювер Т., Постинетт А. Немцы упорядочат Интернет под эгидой борьбы с терроризмом // РБК daily. 2007. 6 апр.