Объекты сопротивляются и заявляют о себе

Согласно аргументации, с которой мы познакомились в предыдущем параграфе, факт оказывается вовсе не «самой реальностью». Этот тезис принимается подавляющим большинством современных философов науки. Как показывают многие современные исследователи (Я. Хакинг, Б. Латур, Э. Пикеринг), эксперимент, проводимый с помощью сложных приборов, инструментов и технологий, все чаще не просто предоставляет возможность наблюдать явление, а впервые создает его. Это очевидно в случае исследований, в ходе которых создаются новые химические соединения, кристаллы, геномы, материалы, лазеры и т. д., что становится все более характерно для современной науки. Но конструирование явлений все чаще рассматривается как характерная черта экспериментального метода вообще: его назначение состоит не в создании условий, при которых реальность как она есть сама по себе проявляет себя в наиболее четком и незамутненном виде, а, напротив, в создании явлений: «большинство явлений современной физики было изготовлено. …явления физики — эффект Фарадея, эффект Холла, эффект Джозефсона — служат ключами, открывающими Вселенную. Люди создают ключи, но также, видимо, и замки, которые ими открываются» [ 17, с. 2621 или, ту же мысль более простым и менее образным языком: «Традиционно говорят, что ученые объясняют явления, которые они встречают в природе… они часто создают явления, которые впоследствии становятся центральными элементами теорий» [17, с. 252]. Это связано также и с тем, что создание феноменов невозможно без определенной аппаратуры. В самом деле, ведь в природе как она есть сама по себе этой аппаратуры нет: «эффект Холла не существует вне аппаратуры определенного типа. Ее современный эквивалент стал технологией, производимой надежным и единообразным способом. Эффект, по крайней мере в чистом состоянии, может быть реализован только в подобных приборах. Это звучит парадоксально. Разве ток, проходящий по проводнику под прямым углом к магнитному полю, не производит потенциал в любом уголке природы? И да, и нет. Если в природе имеет место такое сочетание условий, без мешающих причин, тогда имеет место эффект Холла. Но нигде вне лаборатории не наблюдается такое чистое сочетание условий» [17, с. 260].

Однако чем больше аргументов и примеров приводится в подтверждение тезиса о том, что в лаборатории факты создаются, а не открываются, тем острее становится вопрос: для чего же существуют лаборатории, почему общество продолжает выделять на них деньги? Если не открытие того, как устроена реальность сама по себе, то что же они дают?

При ответе на этот вопрос такие исследователи, как Б. Латур, Э. Пикеринг и др., не отказываются от тезиса, что факты суть конструкции. Однако они делают акцент на том, что это реальные материальные конструкции, т. е. конструируется не интерпретация, а само реальное событие.

Конструирование в таком смысле обладает собственной сложностью и проблематичностью, отличной от сложности конструирования интерпретаций. Ведь природа — это не пластилин, из которого можно вылепить любой факт. У названных авторов природа выступает как упрямый, сопротивляющийся и непредсказуемый контрагент процесса конструирования факта, т. е. тут подчеркивается, что объекты и явления природы вносят в этот процесс свой вклад^[1].

Благодаря направлению, представленному работами Латура, Пикеринга, Хакинга и др., вещи (объекты, процессы) перестали быть «невидимыми» для философии науки. Лаборатория выступает для них как место, где вещи (объекты, процессы) получают возможность проявлять свой строптивый нрав. В лаборатории реализуется такое «присутствие объектов, когда они способны… возражать тому, что о них сказано… микробы, электроны и пласты скального грунта… не… подчиняются полностью высказываниям ученых, а… совершенно безразличны к их высказываниям. Это не значит, что они — „просто объекты“, наоборот, они ведут себя как им заблагорассудится без оглядки на интересы ученых — останавливают эксперименты, внезапно исчезают, умирают, отказываются отвечать или разносят лабораторию вдребезги» [7, с. 2].

Проблема состоит, таким образом, в том, чтобы не упустить из виду самостоятельную роль «вещей», но одновременно удержать понимание того, что факт все равно остается лабораторным конструктом, а не реальностью самой по себе. Лучше всего для этого не предаваться общим рассуждениям, а обсуждать конкретные примеры исследований, что и делают названные авторы.

Например, Э. Пикеринг в ряде работ описывает историю экспериментов по выяснению вопроса о существовании свободных кварков [28- 30]. Целью этих исследований выступает проверка утверждения теории о существовании свободных кварков, обладающих зарядом, кратным 1/3. Группа исследователей под руководством Дж. Морпурго в Генуе в середине 1960;х гг. начинает работу по обнаружению этих частиц. Это означает, что группа экспериментаторов готова встретить одну из двух возможностей: либо все обнаруживаемые частицы будут иметь заряд, кратный заряду электрона, либо некоторые будут иметь заряд, кратный одной трети заряда электрона. Исследование отталкивается от модели экспериментального устройства, в свое время разработанного Милликеном для измерения заряда электрона (метод «заряженной капли»), и начинает дорабатывать и модифицировать это устройство в соответствии с выбранной целью. Продолжавшиеся до конца 1970;х гг. эксперименты Пикеринг описывает как историю усилий по согласованию трех элементов этой экспериментальной практики: материального элемента (оборудование); проверяемой гипотезы (наличие заряда, кратного 1/3 заряда электрона) и тех ранее установленных теорий и законов, на которые опирались экспериментаторы, планируя эксперименты и разрабатывая экспериментальную установку^[2]. Пикеринг настаивает на том, что усилия коллектива экспериментаторов невозможно описать как историю проверки гипотезы па предмет ее соответствия или несоответствия действительности посредством надежной «замкнутой» экспериментальной установки^[3] (см. параграф 10.4). Реально оказывается, что экспериментаторы пытаются согласовать названные три элемента, причем проверяемая гипотеза выступала наиболее стабильным элементом, тогда как два других, напротив, непрерывно модифицировались, так как экспериментальная установка долгое время обнаруживала невозможные с точки зрения принятого знания результаты: дробные заряды любой кратности, например 1/5 заряда электрона. В ответ па такое «сопротивление» исследовательская группа осуществляет своего рода «тьюнинг» экспериментальной установки^[4]. Так разворачиваются повторяющиеся циклы сопротивления и приспособления. Причем, подчеркивает Пикеринг, исследователь, определяя свою цель и выбирая модель своих действий, не знает заранее, где он столкнется с сопротивлением материальной системы и каким оно будет. Он открыт новому, непредсказуемому. Модификации исходили из того, что «эксперимент не идет», и прекратились тогда, когда установка «заработала», т. е. результаты стали соответствовать ожиданиям. Этот критерий можно считать чисто прагматическим. Модифицируя экспериментальную установку, исследователи действовали методом проб и ошибок. Они не представляли заранее, какие именно модификации и почему окажутся достаточными для согласования трех названных элементов их исследования. Просто, в какой-то момент, после очередной модификации, согласование было достигнуто.

Однако, настаивает Пикеринг, экспериментальная установка все равно оставалась открытой. Это с особенной ясностью обнаружила последующая дискуссия вокруг итоговой публикации, в которой было заявлено, что кварков в свободном состоянии не обнаруживается. Дискуссия была спровоцирована тем, что в то же время в Стэнфорде работала другая группа экспериментаторов. У них была другая экспериментальная установка, основанная на других принципах и законах, и на ней они как раз получали заряды, кратные трети заряда электрона. Последующая дискуссия, в которой обе группы критиковали методы и результаты друг друга, вскрыла моменты «открытости» в экспериментальных системах обеих групп. После длительной полемики научное сообщество приняло в качестве установленного факта результат, полученный генуэзской группой исследователей, а именно, что кварков в свободном состоянии не существует, потому что это соответствовало уже принятому к тому времени теоретическому представлению о том, что кварки могут существовать только в связанном состоянии. То есть решение научного сообщества сделало «фактом» выводы, опубликованные генуэзской группой. Но рассказанная со всеми подробностями история их получения и обсуждения показывает, что этот факт является в подлинном смысле социальным конструктом.

Идея о том, что экспериментальные факты являются социальными конструктами, вовсе не нова. Новшество, вносимое Пикерингом и его единомышленниками, состоит в том, что факт — это не только вербальный, но и реальный, материальный конструкт. В описании Пикеринга практический аспект науки выступает как взаимодействие между исследователем и материальными агентами. Работа идет путем повторяющихся циклов проб и ошибок. А результатом успешного исследования становится то, что исследователи научаются, преодолевая сопротивление материала, стабильно получать определенный результат. Таким образом, в лаборатории порождаются прежде всего определенные умения. Этим можно объяснить, почему лаборатория и экспериментирование образуют фундамент мощи науки, возможности покорять природу и применять результаты научных исследований в разного рода производствах.

• [1] Названные авторы являются не только философами науки, но и социологами. Их главный тезис заключается в том, что вещи сопротивляются человеческим планам и влияют на расстановку сил в социальных взаимодействиях. (Латур любит иллюстрировать данный тезис на примере дверей, замков, доводчиков закрывания дверей или устройств, которые не позволяют водителю управлять машиной, пока он не пристегнет ремень безопасности.) При этом вещи и их роль в социуме удивительным образом оказываются «невидимыми» для социологической мысли, т. е. социологи, с точки зрения Латура, постоянно упускают из виду активность вещей в системе социальных отношений. Латур предлагает понимание социального как способа связывания разнородных узлов и элементов: материальных и нематериальных, природных и социальных, т. е. людей и вещей. Социум сплетает из них единую сеть, в которой субъекты и объекты постоянно меняются местами, так что Латур вообще начинает говорить о квазиобъектах и квазисубъектах, или полусубъектах и полуобъектах (см. подробнее работы [9; 11]).
• [2] В гл. 10 они называются «инструментальными теориями». — А. Л.
• [3] Другой взгляд на эту же историю представлен в гл. 10, особенно в параграфах 10.2 и 10.4.
• [4] Эта стандартная для любого эксперимента процедура подробно разбирается в гл. 10. — Примеч. А. Л.