Кризисы молодости. 
Социальная психология развития

Исследователи, разделяющие идею стадиальности возрастного развития человека, в большинстве своем признают необходимость и даже обязательность кризисов как отражения тех качественных преобразований, которыми характеризуется процесс развития в период смены стадий. В этой логике возрастные кризисы определяются как «условное наименование переходных этапов возрастного развития, занимающих место между стабильными (литическими) периодами»^[1]. Такого рода кризисы возрастного развития называют также нормативными.

Конечно, в жизни каждого человека встречаются и кризисы иного рода, зависящие от конкретных событий, отношения к этим событиям, от личностных особенностей человека и тех взаимоотношений, которые связывают его с другими людьми, группами людей. Такие кризисы, в отличие от нормативных, которые сопряжены, как правило, с определенными годами жизни, могут происходить когда угодно, в любое время. При определенных условиях они становятся поворотными моментами, вызывающими значительные изменения в образе жизни человека и его личности, приобретая в таком случае характер биографического события (термин школы Б. Г. Ананьева).

В психологии достаточно подробно изучены и проанализированы возрастные кризисы детства: кризис 1-го года, 3, 7 и 13 лет. В отечественной психологии начало этим исследованиям было положено Л. С. Выготским, который понимал возрастной кризис как целостное изменение личности ребенка, возникающее при смене стабильных периодов его психического развития. Что касается кризисов взрослой жизни и, в частности, кризисов, связанных с возрастом молодости, то они мало изучены, а мнения исследователей по поводу причин их возникновения, характера проявления и времени возникновения значительно расходятся.

Так, немецкий психолог Г. Томэ, выделяя в качестве особого этапа развития все третье десятилетие жизни человека, подчеркивает его особую значимость и даже кризисность для становления личности. Фрагмент своей статьи, посвященный этому возрасту, он так и называет: «Жизненный кризис на третьем десятке»^[2].

Опираясь на серьезные лонгитюдные исследования, Г. Томэ приходит к выводу о том, что именно на третьем десятке наблюдаются самые сильные отклонения в развитии личности: «Исследования интеллектуальности говорят нам, что в 22−24 года человек достигает максимально высоких баллов… Третье десятилетие занимает особое место в исследованиях зависимости между возрастом и склонностью к конфликтам… Социальная статистика свидетельствует о том, что профессиональная и географическая мобильность достигает пика в молодые годы, а эмиграция и значительное количество нарушений правил уличного движения характерны именно для третьего десятилетия. Если мы углубимся еще немного дальше в область крайних вариантов поведения, то необходимо вспомнить о фактах, указывающих на то, что среди нарушителей правопорядка третьему десятилетию принадлежит первое место. Все эти и многие другие показатели характеризуют молодого взрослого как возможно наиболее компетентного представителя вида „человек“, который, однако, благодаря многогранным социальным условиям часто попадает в кризисные обстоятельства: после долгих лет социально-экономической и эмоциональной зависимости от родительского семейного союза и от сопутствующих ему и заменяющих его внесемейных первичных групп он должен приспособиться к системе культуры и способу производства того или иного общества, в условиях, заставляющих любую неудачу этого приспособления переживать не только как доказательство несостоятельности воспитания в родительском доме, но и как угрозу для собственной семьи и потомства»^[3].

Основываясь на эмпирических исследованиях проблемы кризисности/бескризисности развития в юности и молодости, автор приходит к выводу о том, что кризисы в этих возрастах вряд ли можно рассматривать как сугубо возрастные нормативные кризисы. Имеющиеся данные убедительно свидетельствуют о том, что наличие или отсутствие кризисов юности и молодости в значительной степени определяется не столько возрастом как таковым, сколько широким историческим, социокультурным контекстом, в котором протекает взросление каждого нового поколения молодых людей.

Так, в совместном исследовании У. Лер и Г. Томэ проанализировали автобиографии 326 мужчин и женщин 1890−1930 годов рождения, принадлежавших к низшему и среднему слоям населения Германии^[4]. Оказалось, что для большинства рожденных до 1920 г. были характерны конфликты в возрасте 15−19 лет. Этот факт с учетом общности социальных условий опрошенных, по мнению авторов, свидетельствует о своеобразии кризиса молодежи как феномена буржуазного мира первой трети XX столетия. Оказалось также, что у молодых людей 1920−1930 годов рождения большинство конфликтов падает на третье десятилетие их жизни, которое совпало со временем становления Федеративной Республики Германии. Как пишет Г. Томэ, «эти молодые мужчины стали жертвами роковых решений поколения их отцов и еще не смогли закончить переработку прошлого. Иначе говоря, эти конфликты вызваны определенными социальными переменами»^[5]. В других проведенных в Германии исследованиях, на которые ссылается Г. Томэ, было показано, что для подростков, родившихся после 1950 г., кризисные явления вообще не характерны. Затем, в период после 1968 г. и в первую половину 1970;х гг., кризисные явления в развитии снова участились, что автор также связывает с «сильным влиянием общей социальной истории на психическое развитие»^[6].

Иную позицию занимают отечественные психологи B. И. Слободчиков и Е. И. Исаев. Рассматривая периодизацию развития человека как периодизацию развития субъективной реальности, они в качестве предельной категории, объединяющей объект развития, его источник, движущие силы, исходные противоречия, механизмы, направление, формы и результаты развития, предлагают понятие со-бытийной общности. Внутри человеческой со-бытийной общности и «образуются собственно человеческие способности, позволяющие индивиду, во-первых, входить в различные общности и приобщаться к определенным формам культуры, а во-вторых, выходить из общности, индивидуализироваться и самому творить новые формы, т. е. быть само-бытным» ^[7].

В предлагаемой ими схеме периодизации возраст молодости (19−28 лет) рассматривается как литический период, протекающий в промежутке между двумя кризисами — кризисом юности (17−21 год) и кризисом молодости (27−32 года). В совокупности этими отрезками жизни начинается четвертая ступень развития субъектности. Если на предыдущей, третьей ступени — ступени персонализации — партнером в со-бытии растущего человека был общественный взрослый, воплощенный в системе социальных ролей и частично персонифицированный в таких культурных позициях, как учитель, мастер, наставник и др., то на ступени индивидуализации партнером молодого человека становится (в пределе) человечество, с которым взрослеющий человек вступает в деятельностные отношения, опосредствованные системой общественных ценностей и идеалов.

Присмотримся подробнее к «обрамляющим» молодость кризисам. По мнению В. И. Слободчикова и Е. И. Исаева, первый из них является кризисом рождения, второй — кризисом развития.

Кризис юности — кризис рождения. Кризисы рождения (их, в соответствии с обсуждаемой схемой периодизации, несколько) — это кризисы перехода в новую общность. Само явление кризиса здесь создается разрывом, противоречием между наличной, сложившейся формой совместного бытия и деятельности и потенциальной возможностью нового, более высокого уровня со-бытия. Кризис рождения, который имеет место в юности, связан с вхождением в самостоятельную жизнь в обществе, с началом собственной индивидуальной биографии. Исходные условия для возникновения кризиса создаются столкновением той жизненной перспективы, которую к этому времени выстраивает для себя молодой человек, и возможностями реализации им своих жизненных целей. Эти возможности в принципе безграничны (субъективно — перед тобой весь мир), однако реальная действительность чаще всего оказывается достаточно определенной и жесткой.

Именно поэтому наиболее очевидное проявление кризиса юности наблюдается у тех юношей и девушек, которые не смогли, как намеревались, поступить в вуз или колледж. Крушение надежд переживается ими очень тяжело. Многим кажется, что произошла непоправимая катастрофа.

Но трудности подстерегают и тех, кто, казалось бы, реализовал свои планы. Кто-то не справляется с учебой, кто-то понимает, что выбор специальности был неправильным, кто-то недоволен учебным заведением, в которое поступил. В раде социально-психологических исследований показано, сколь непрост д ля многих студентов процесс адаптации на первых порах обучения. Многие из них оказываются не подготовленными к обучению в вузе, не умеют осуществлять психологическое саморегулирование собственного поведения вне привычного контроля со стороны педагогов и родителей, не могут организовать режим труда и отдыха, быт, особенно если приходится жить в общежитии и т. п.

Свои проблемы и у тех, кто после окончания школы сразу начал работать. Типичные трудности профессиональной деятельности молодых людей бывают связаны с расхождением их идеальных представлений об условиях и содержании труда с тем, что происходит в реальности.

Для многих юношей по-настоящему тяжелым, кризисным испытанием оказывается служба в вооруженных силах, не только в силу нелегких условий срочной солдатской службы в современной российской армии, но и потому, что для большинства молодых людей годы службы представляются бессмысленной потерей драгоценного времени молодой жизни, внешним, независящим от тебя лично препятствием в реализации собственных жизненных целей.

Феноменология кризиса юности имеет свои особенности у юношей и девушек — и у тех, кто продолжает образование в вузе, и у тех, кто начал свою трудовую деятельность. Но эта феноменология имеет и нечто принципиально общее. В кризисе юности человек, вне зависимости от гендерных различий и социально-профессионального положения, по сути дела, впервые сталкивается с кризисом смысла жизни. Вопросы, которые встают в это время перед юношами и девушками о смысле жизни вообще и смысле собственной жизни в частности, носят, прежде всего, экзистенциальный характер: «Задаваясь вопросом о смысле жизни, юноша думает одновременно и о направлениях общественного развития вообще, и о конкретной цели собственной жизни. Он хочет не только уяснить объективное, общественное значение возможных направлений деятельности, но и найти ее личностный смысл, понять, что может дать эта деятельность ему самому, насколько соответствует она его индивидуальности: каково именно мое место в этом мире, в какой именно деятельности в наибольшей степени раскроются мои индивидуальные способности»^[8].

В самом общем виде кризис юности можно определить как разрыв идеала и реальности.

Неспособность справиться с кризисом юности нередко приводит молодых людей к наркомании, пьянству и даже суициду. Специфичным для юности является и такой способ уйти от напряжения, создаваемого кризисом, как участие в разного рода неформальных молодежных объединениях.

Кризис молодости — кризис развития. Если кризис юности В. И. Слободчиков и Е. И. Исаев определяют как кризис рождения, то кризис молодости, которому отводится период с 27 до 33 лет, — это кризис развития. Если кризисы рождения случаются при вхождении в новую общность, то кризисы развития возникают уже непосредственно в процессе освоения новой общности, в кульминационной точке развития со-бытия в этой общности. Они обнаруживаются как разрыв между индивидуальной и совместной формами деятельности и сознания, который неизбежно возникает, когда субъект осваивает и утверждает «собственную отдельность и единичную самость» внутри данной общности. Выделяя кризис молодости в качестве нормативного, указанные авторы расценивают его как один из самых острых кризисов развития.

Кризис молодости, чаще называемый просто кризис 30-ти, описывают многие исследователи^[9]. Разные авторы акцентируют разные его моменты, однако в основном их описания совпадают. Вступая 27−28-летним в кризис молодости, человек впервые оглядывается на прожитые годы, часто вдруг остро, с горечью понимая, что юность прошла и уже не вернется, а впереди тебя ждет взрослая жизнь с другими задачами, иной мерой ответственности за свои поступки и жизнь окружающих людей.

В кризисе молодости многие люди начинают испытывать недовольство собой даже в тех случаях, когда внешне все идет вроде бы нормально. Такие переживания ставят перед молодым человеком «задачу на смысл» (термин А. Н. Леонтьева) с необходимостью самому себе ответить на многие вопросы: Что именно не так в моей жизни? Туда ли я иду? Тем ли занимаюсь? С теми ли людьми общаюсь? И т.д. Ответы на эти вопросы нередко приводят человека к переоценке ценностей, серьезному изменению своей личности.

Феноменология кризиса молодости связана с рефлексивной оценкой пройденного пути и осознанием возможностей и перспектив дальнейшего развития. В содержательном плане следует выделить два момента, выступающих следствием того, насколько успешно решены основные задачи молодости: профессиональное самоопределение, осуществление успешных шагов в профессиональной карьере, с одной стороны, и установление близких, интимных отношений — дружеских и любовных, — с другой.

В современном мире, как уже не раз отмечалось, молодость — это именно то время, когда надо делать карьеру. К тридцати годам становится более-менее понятно, насколько хорошо это получается. Поскольку задача сделать успешную профессиональную карьеру остается более важной для мужчин (несмотря на все усилия женщин сделать ситуацию в данной сфере равноправной), кризис молодости ими переживается более тяжело, чем женщинами.

Однако и для женщин возраст тридцати непрост. Свои проблемы и кризисные переживания у тех из них, кто не смог найти свою любовь, создать семью, не родил детей, и свои — у тех, кто создал семью и уже воспитывает детей, однако нередко именно поэтому в профессиональном отношении не достиг того, чего хотел. Для тех и других прощание с молодостью часто связано с очень тяжелыми, грустными переживаниями, ощущением навсегда упущенных возможностей.

• [1] Современный психологический словарь / под ред. Б. Г. Мещерякова, В. П. Зинченко. СПб., 2006. С. 193−194.
• [2] Томэ Г. Теоретические и эмпирические основы психологии развития человеческой жизни // Принцип развития в психологии. М., 1978.
• [3] Там же. С. 186−187.
• [4] Lehr U., Thomae Н. Konflikt, seelische Belastung und Lebensalter. Koln, 1965.
• [5] Томэ Г. Теоретические и эмпирические основы психологии развития человеческой жизни. С. 180.
• [6] Там же. С. 181.
• [7] Слободчиков В. И., Исаев Е. И. Психология развития человека. М., 2000. C. 191.
• [8] Кон И. С. Психология ранней юности. М., 1989. С. 187.
• [9] См., например: Гамезо М. В. и др. Возрастная психология: личность от молодости до старости. М., 1999; Ливехуд Б. Кризисы жизни — шансы жизни. Калуга, 1994; Толстых А. В. Возрасты жизни. М., 1988; Шихи Г. Возрастные кризисы. СПб., 1999.