Закат идеологии или новый ренессанс?
На первый взгляд, кажется, что деидеологизация общественных отношений вызвана к жизни усиливающимся прагматизмом, заметным многообразием социальных практик и интересов, существующим без значительных элементов идеологического видения. Когда-то идеологии были созданы для выражения и защиты интересов социальных групп и классов, претендовавших на власть или отстаивавших властные привилегии. Правящие… Читать ещё >
Закат идеологии или новый ренессанс? (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Востребованность идеологии практикой знала взлеты и падения. Эпоха Просвещения провозгласила рождение идеологий, показала их колоссальный мобилизационный и преобразовательный потенциал, идеологически подготовив буржуазные революции.
Однако в середине XX в. американский футуролог профессор социологии Колумбийского и Гарвардского университетов Дэниел Белл (1919−2011) заявил о «конце идеологий», бессмысленности их существования. Тезис о «конце идеологий» (деидеологизации) был запущен в оборот как реакция на развернувшиеся в 1960;х гг. студенческие движения[1].
На первый взгляд, кажется, что деидеологизация общественных отношений вызвана к жизни усиливающимся прагматизмом, заметным многообразием социальных практик и интересов, существующим без значительных элементов идеологического видения. Когда-то идеологии были созданы для выражения и защиты интересов социальных групп и классов, претендовавших на власть или отстаивавших властные привилегии. Правящие классы использовали идеологии для манипулирования массовым сознанием. Сегодня уровень информированности населения заметно вырос, и потребность в идеологии вроде бы отпала. В частности, на этом в 1990;х гг. настаивала правящая элита в России. Однако практика модернизации российского общества показала, что отсутствие у элиты политической идеологии, способной выразить общенациональные цели и объединительные идеалы, не позволило интегрировать все слои общества вокруг идеи реформ. Впервые необходимость такой идеологии признана в 1997 г. и была поставлена задача ее разработки. Однако до сих пор она не решена.
Более того, в условиях неопределенности, стремительных социальных изменений, важно понимать вектор изменений, представлять модель будущего. Возможная картина будущего, его модель, набор ценностей конструируется в идеологиях, отражающих запросы тех или иных сил. Поэтому спор о «конце идеологий» до сих пор не завершен. Это объясняется тем, что среди западных авторов нет единого мнения по ряду связанных с данной проблемой вопросов. Так, американские политологи 3. Бжезинский и Р. Бейли сравнили идеологические предпочтения, господствовавшие в западных странах в конце XVIII в., с предпочтениями конца XX в. и получили следующие результаты (табл. 16.1).
Таблица 16.1
Идеологические ориентации западной цивилизации
XVIII B. | XX в. |
1. Вера в прогресс. | 1. Сомнение в прогрессе. |
2. Человек рационален. | 2. Человек иррационален. |
3. Мифы и суеверия вредны. | 3. Мифы и суеверия порой полезны. |
4. Вера в демократические ценности. | 4. Сомнения в ценности демократии, ведущей к власти некомпетентных масс, к социальным катаклизмам. |
В результате сравнительного анализа они пришли к пессимистическому выводу о закате идеологий[2].
Концепция Ф. Фукуямы
Иную, оптимистическую версию предлагает другой американский ученый-футуролог Ф. Фукуяма в книге «Конец истории и последний человек» (1992).
В частности, он утверждает, что с окончанием холодной войны мир приблизился к «конечной точке идеологической эволюции человечества, а также повсеместного распространения западной либеральной демократии как конечной формы управления». Несмотря на обрушившиеся на человечество бедствия, катастрофы, они не могут, по мнению Фукуямы, подорвать веру в прогресс, который ученый связывает с либерализмом. С приближением конца тысячелетия на ринге остался единственный соперник, претендующий на потенциальную универсальность.
Френсис Фукуяма.
идеологии, — либеральная демократия, доктрина индивидуальной свободы и народоправства[3].
Ее распространение на все новые страны, по мнению Фукуямы, служит лучшим подтверждением того, что иной идеологической альтернативы нет. Исключительные успехи стран, вставших на путь либеральной демократии, были достигнуты благодаря поощрению либеральной идеологии. Стремление людей к тому, чтобы окружающие признали их человеческое достоинство, изначально не только помогало им преодолевать в себе простое животное начало, но и подвигало рисковать своей жизнью в кризисных ситуациях.
Однако, по мнению Фукуямы, привлекательность демократии связана не только с экономическим процветанием и личной свободой, но и с желанием, чтобы другие люди признали тебя равным себе, т. е. с самоуважением, достоинством, самоценностью. Именно либеральная демократия, согласно версии философа, полностью удовлетворяет стремление к признанию. По здесь либеральную демократию подстерегает опасность быть разрушенной из-за неспособности умерить стремление человека к борьбе. «Последний человек» (Фукуяма использует ницшеанское понятие), постисторический человек толпы, который ни во что не верит и ничего не признает, кроме своего комфорта, который утратил способность испытывать благоговение, «будет бороться ради самой борьбы», «бороться от скуки», поскольку он не представляет себе «жизнь в мире без борьбы» .
Представляется, что пессимистический и оптимистический взгляды на идеологию выражают крайние полюсы в этой дискуссии. Практика показывает, что время классических, «чистых» идеологий прошло. Возникнув в XVIII в., они постепенно исчерпали свой ориентационный и мобилизационный ресурс, все больше клонились к закату, уступая место новым синтезным идеологиям. Сегодня, очевидно, что в условиях динамично меняющегося мира, нарастания глобальных рисков и углубляющегося кризиса идентичности формулирование новых смыслов, задающих жизненные ориентиры в мире неопределенности, становиться актуальной потребностью миллионов. Неслучайно растет интерес к религии, стираются четкие границы между различными идеологиями в поисках универсальных картин мира. В последующих своих работах (например, в «Наше постчеловеческое будущее») Ф. Фукуяма уже не так оптимистичен, он озабочен судьбой либеральных ценностей и западной цивилизации, которая переживает глубокий кризис.