Экзистенциализм о страдании

Экзистенциализм раскрыл беззащитность человека перед лицом властных структур. Анонимные силы играют им, как пешкой. В романе австрийского писателя Ф. Кафки «Процесс» прокурист крупного банка К. Йозеф предстал перед неким неофициальным судом. Поначалу подсудимому кажется, будто все происходящее абсолютная чепуха и он сумеет выкрутиться. Но постепенно трясина процесса засасывает его. В конце концов двое в цилиндрах ведут его в заброшенную каменоломню и убивают, как собаку…

Должен ли человек бояться судебного процесса? Судя по всему, ему причиняет страдание абсурдизм жизни. Реальная опасность может обернуться блефом, а сущая безделица — гибелью. Рассмотрение феномена страдания имело прежде основной недостаток: философы не видели экзистенциальной структуры бытия. Страх у них был прежде всего психологической проблемой. М. Хайдеггер не отделял сознание от абсурда, для него абсурд — это безраздельное царство страдания, в котором реальное неотделимо от бессмыслицы.

Страдание — основной факт человеческого существования. Каждый человек приговорен к страданию. С мукой человек рождается, с мукой и умирает. Даже любовь, коли это истинное чувство, сопряжена с болью. Почему же человек вынужден страдать? Как оправдать Бога, когда вокруг столько страданий? Эти вопросы задавал себе Достоевский, а ответить на них пытался Бердяев. Последний писал: «Мучительное, причиняющее страдание противоречие человека заключается в том, что он есть существо в нераскрытой глубине своей бесконечное и устремленное к бесконечности, существо, ищущее вечности и предназначенное к ней и вместе с тем, по условиям своего существования, конечное и ограниченное, временное и смертное. В глубине человеческого страдания есть переживание непреодолимости, неотвратимости, безвозрастности»^[1].

Человек по самой своей природе не может переживать целостность. Это и есть, но мнению Бердяева, источник страданий. Люди чаще всего имели дело с миром вещей, объектов. Они крайне редко прорываются к космосу других существ, В самом человеке много чуждого ему самому. Оно тоже порождает страдание. Личность пытается реализовать себя. Она борется против всего, что порабощает ее.

Так Божий мир, который по замыслу должен войти в человека целиком, па самом деле замещен мертвящей объектностью.

Русский философ был убежден: большая часть страданий человека связана с тем, что личность поглощена собой. Зацикленность на себе в пределе ведет к сумасшествию. Поглощенность собой, неспособность выйти из собственных состояний мешает реализации личности. Физический и духовный организм человека лишь частично приспособлен к окружающей среде, которая всегда ему враждебна. Существование человека хрупко, ибо он едва находит точки опоры в бесконечном феноменальном мире, где он плохо укоренен.

Все это — разобщенность человека с первоисточником жизни, с другими людьми, с космической жизнью — и порождает страдание. Что же в таком случае служит антиподом страдания? Возможность приобщиться к другим сущностям, отыскать общность и близость с другим человеком. Смерть же с этой точки зрения действительно воспринимается как величайшее страдание. Каждый умирает в одиночку. Это апофеоз разобщенности.

В современной философской литературе ставится вопрос о том, чтобы с помощью социальной инженерии ограничить сферу страдания. «Тот, кто страдает, — писал Поппер, — имеет право требовать, чтобы были использованы все возможные средства для облегчения страданий. Поэтому приверженец социальной инженерии будет разрабатывать методы для поиска наиболее тяжелых, нестерпимых социальных бед, чтобы бороться с ними, а не искать величайшее конечное благо, стремясь воплотить его в жизнь»^[2].

Согласно Попперу с этической точки зрения страдание и счастье, боль и удовольствие не симметричны. И утилитаристский принцип величайшего счастья, и принцип Канта «Содействуйте счастью других людей…», как считал Поппер, не верны (по крайней мере, в таких их формулировках, однако вряд ли могут быть доказаны с рациональной точки зрения). К. Поппер утверждал, что человеческое страдание с моральной точки зрения непосредственно взывает к помощи, в то время как возрастание счастья людей, которым и так хорошо, не подразумевает подобного призыва.

Для дальнейшей критики утилитаристской формулы «максимизации удовольствия» Поппер призывал учесть, что эта формула предполагает существование непрерывной шкалы «удовольствия — боль», т. е. шкалы, которая позволяет нам рассматривать степени боли как отрицательные степени удовольствия. Однако, с точки зрения морали, удовольствие не может перевесить боль, и особенно удовольствие одного человека — боль другого. Вместо того чтобы требовать величайшего счастья для огромного большинства, следует более скромно попросить, чтобы у всех стало меньше тех страданий, которых можно избежать.

Что касается неизбежных страданий, например голода в те времена, когда нехватка продуктов неизбежна, то их, по мнению Поппера, следует разделить поровну, насколько это возможно. Данная этическая позиция в некотором смысле аналогична тому подходу к научной методологии, которую Поппер защищал в работе «Логика научного открытия». Такой методологический подход позволяет лучше понять сферу этики, в которой значительно правильнее формулировать наши требования отрицательно, т. е. требовать устранения страданий, а не содействовать счастью.

Страдание — грандиозный и плодовитый архитектор. Оно творит беспредельные вселенные. Человеческая фантазия неистощима. Воображение помогает людям преодолеть невыносимое чувство ужаса, которое охватывает их. Человек еще и эксцентричное создание. Он не только ищет освобождения от страдания, его влечет к нему. Он готов истязать себя и других ради душевного просветления. Это неплохо показано в романах Достоевского. В религиозном сознании практикуется не столько освобождение от страдания, сколько его усиление. Так рождаются духовные пытки, которые становятся непереносимыми. Русские религиозные философы считали, что новое христианское сознание должно освободить человека от этих кошмаров.

Однако в каком смысле можно говорить о мере страдания? При всей актуальности названных попыток русских философов освободить религиозное сознание от садистических перехлестов важно отметить, что никаких реальных критериев для такого «исправления» религии нет. Именно в страдании человек постигает себя, реальный мир, Божественный смысл окружающего.

Страдание — одно из глубинных экзистенциальных переживаний человека. Оно служит испытанием человека, его сокровенных сил на путях свободы. Страдание — не самоцель, а средство постижения человеческого, достижения духовной умиротворенности, выражения огромного человеческого духовного потенциала. Никакие теологические системы, никакие авторитеты не могут прекратить человеческих страданий и мучений.

• [1] Бердяев Η. Л. О назначении человека. С. 291.
• [2] Поппер К. Открытое общество и ero враги: в 2 т. М., 1992. Т. 1. С. 200.