Аналитический фокус социологии международных отношений

Для аналитической работы с объектами социологии международных отношений важны теоретические знания, па основе которых строится предметное поле исследования, и гипотеза, обеспечивающая мониторинг изменений. На другом конце логического процесса анализа научной информации — неделимые единицы смысла социальных действий.

В целях реализации прогностических задач развития международных отношений и выработки ситуационных решений американский неореалист К. Уолтц смоделировал абстрактную модель политического анализа, позже получившую название уровни анализа (термин Дэвида Сингера^[1]). В ходе многолетней и незавершенной к настоящему дню третьего раунда дискуссии о предмете международных отношений были установлены три уровня: индивид (обычно лицо, принимающее решение), элемент (государство или любой другой актор) и система. Уровни анализа имеют довольно широкий спектр — от индивида через бюрократию к государству и региону (подсистема) и системе. На практике эта аналитическая конструкция способна определять:

• — способность к взаимодействию (уровень транспортной коммуникационной и организационной способности системы);
• — структуру (элементный состав и сравнительные характеристики единиц, способных к взаимодействию);
• — процесс, выявляющий модели взаимодействий.

Метод уровней анализа сегодня утвердился как часть теории международных отношений^[2]. В то же время его матрица не включает количественное измерение в качестве обязательной процедуры. В методологическом плане уровневый подход обслуживает реалистические подходы к международным отношениям (см. 1.2.3).

Аналитический фокус СМО наведен на социальную проблему, методология которой разработана не только в системной теории, но и в теориях рационального выбора, социокультурного поля, акционистстких концепциях и др. Поэтому сравнение социологии с «развитой системой коммуникаций по поводу знаний о современном мире, действующей в интернациональном масштабе»^[3] справедливо и для СМО.

Несмотря на ситуационную специфику, международное сотрудничество устанавливает между его участниками долговременные отношения сетевого характера. Такое понимание было сформулировано в социологии 1980;х гг., чему немало способствовал аналитический подход. Одним из выразителей этой идеи является Э. Гидденс, увидевший в пространственно-временных протяженностях социальные механизмы, или межобщественные системы, «пересекающиеся с любыми разделительными линиями, существующими между обществами или общественной целостностью». Согласно ориентированным на данный подход социологическим исследованиям общество перестает быть «общей единицей анализа». Одновременно в политологии отвергается подход к современному государству как к изолированной социальной системе. «Упразднению» этого принципа во многом способствовали отличные от биологических систем кибернетические модели социальных систем, позволившие перейти от практики прогнозов к проектированию состояния системы с целью придания ей устойчивости.

Активное проникновение информационного подхода в анализ международных процессов очевидно. Об этом свидетельствует «руководящий» статус концепции устойчивого развития, обосновывающей идею способности высших видов живых организмов изменять формы своего поведения, реагируя на сигналы цепочки обратной связи. Следует особо оговорить, что концепция устойчивого развития обращена к большим системам, рассматривая их как управляемые системы, объединяющие комплексы машин и коллективы людей. В настоящее время этот принцип реализован в четырех направлениях «сетевого» Глобального договора ООН, заявленном как политическая платформа для деятельности структур, приверженных идее устойчивого развития и практики ответственных отношений в бизнес-среде: права человека, трудовые отношения, охрана окружающей среды, противодействие коррупции.

Обратная связь в социологии обычно ассоциируется с опросами населения, ранжированием и пр. Однако это всего лишь техника ее выявления. Обратная связь является ключевой функцией феномена динамического хаоса, открытого физиками в 1970;е гг. Другим проявлением кибернетического подхода к изучению трендов современности является акцент в работах ведущих зарубежных ученых на случайности процесса глобализации (Дж. Розенау). В синергетической теории или теории хаоса, утверждающей, что структура и стабильность находятся внутри кажущейся беспорядочности нелинейных процессов, случайность является строгим понятием, объективным свойством природных процессов и человеческой деятельности.

Таким образом, централизующее значение для понимания эмпирических закономерностей^[4] любых современных общественных систем, структур и международных процессов приобретают деятельность, действия, факторы движения и обратная связь, на которые «расщепляется» событие (случайность), представленное в исследовательских конструкциях. Это говорит о том, что результаты аналитических операций являются материалом для решения центральной задачи синергизма — выводить сложные системы на предпочтительные будущие состояния^[5]. Данное обстоятельство обусловило использование принципов синергетической теории в проектировании желаемого будущего и разработке внешнеполитических стратегий.

Конструируя представление о событии, которое петербургский ученый Т. М. Симонова предлагает понимать «как любое моментальное состояние социального ноля»^[6], аналитик пытается найти решающий (но не единственный) факт или элемент влияния на зафиксированную реальность. Поэтому в социологии международных отношений событие можно рассматривать как ограниченную пространством и временем ситуацию, что коррелирует с главным требованием технологии отбора информации из документов (data mining) методами опроса и наблюдения. Динамизм международных отношений превращает найденные результаты в переменные стабильности, снижает опасность односторонних результатов и способствует перманентности процесса обобщения, который тем самым никогда не бывает завершенным, что повышает ценность гипотезы. Ориентированность на ключевой фактор или элемент события требует определенного порядка информационной работы, поскольку организация знания об обществе или среде аналогична их институциональной основе, которая меняется или сохраняется в ходе целого комплекса действий.

Современный массив социальных знаний о поведении живых и неживых структур содержит множество альтернативных теорий, однако все они без исключения подчеркивают ключевую роль информации. Созданные для ее обработки технологии оформились в важнейшее направление развития. Это привело к появлению как математических, так и надматематических моделей. Ключевым моментом при этом является выделение и описание состояний объекта. Как показывает практика, математическое моделирование ситуаций, зарекомендовавшее себя при анализе замкнутых объектов, к международной среде применимо с оговорками.

Широкому применению в СМО математических моделей препятствует зависимость международной среды от политического контекста и национальных стратегий, которые в отличие от экономических отраслей, оправданно опирающихся в своих анализах на рациональность, дедукцию, индивидуальное сознание, включают и бихевиористский подход (индукция, группа, генерализация статистики). В то же время союз социологии и мерной математики обусловлен необходимостью глубокого анализа эффекта взаимодействия различных элементов. Внедрение познавательных и эмпирических возможностей мерной математики в исследования международных отношений, ее абсолютная рациональность внесли практический (прикладной) смысл в исследования устойчивого развития. А новая единица измерения глобальных процессов (поток) нашла широкое применение в практике эмпирических исследований.

Волна изменений в сфере культуры и «экономика услуг», возникшая под воздействием новых технологий, не основана па непосредственном опыте. В установленную модель анализа плохо встраиваются информационные потоки (в том числе финансовые, миграционные, энергетические, торговые и пр.). Воздействие Интернета, неформальные способы связи, способность к информационному взаимодействию, факторы динамизма и трансформации, рассмотрение которых является частью предметного поля современной социологии международных отношений, требуют интеллектуального осмысления. На практике сам процесс изменений происходит в подсистемах, складывающихся в продукт и международный порядок социального действия. Поэтому инструментов теоретического анализа, созданных классическими теориями международных отношений, для исследования глобальных процессов недостаточно. В связи с этим ведущие страны мира не только активно создают сетевые формы взаимодействия, но столь же активно изучают все его особенности.

Для анализа политических систем и социальных сетей, покрывающих пространство международных отношений, наибольшее значение имеет умение извлекать факторы и события, воздействующие на все объекты анализа. Анализ сетей эффективен для изучения структуры внешней среды с ее нечетким множеством социальных связей. Сетевые методики уже завоевали популярность в исследованиях рынка труда, они результативны для определения отношений между компаниями, расчета коэффициентов снижения организационных затрат и повышения КПД, создания новых уровней преимущества в трансграничных и интеграционных структурах. К изучению международных отношений применим и дискурс-анализ^[7] — один из новейших методов извлечения смыслов, применяющийся для изучения макрои микроконтекстов^[8].

Социология международных отношений как дисциплина, изначально ориентированная на поиск решений, снижающих потенциал конфликтности, изучает особый тип социального действия — стратегическое действие. Германский теоретик Юрген Хабермас определил стратегическое действие как действие, управляемое эгоистическими целями, рациональное «в той мере, в какой субъект действия выбирает наиболее эффективное средство „получения желаемого“». По сути, это определение является моделью конкурентной борьбы, в которую включены все участники международных отношений. Как один из элементов анализа стратегическое действие выполняет важнейшую функцию — создает условия для проведения эксперимента. «Погружаясь» в стратегическое действие, социология международных отношений «сканирует» активность, интерпретирует начало и окончание события, проверяет эмпирическую состоятельность положений данных теоретического анализа военных и смежных политических стратегий, реализуемых национальными государствами в собственных интересах.

В международных отношениях конфликты и споры между государствами возникают практически ежедневно. Так, деятельность российского интернет-канала allofinp3.com (занимал второе место в мире по распространению платной музыки) вызвала негативную реакцию президента США и письменное обращению к российскому лидеру^[9].

Декларируемая международным сообществом борьба идей, будто бы сглаживающая жесткость столкновения цивилизаций, свидетельствует о дефиците стратегической ориентации. В этой ситуации социология международных отношений становится областью, где можно эмпирически измерить связи классических игроков и «новых партнеров» ши выявить условия, при которых она становится возможной. Вместе с этим меняется и понимание предмета социологии международных отношений, занимавшей промежуточную позицию между теорией и историей международных отношений, что дало право некоторым исследователям рассматривать ее как «преимущественно теоретическую дисциплину»^[10].

Человеческое измерение таких структур, как транснациональные объединения, может привести к интересным выводам, поскольку ими «управляют граждане государств, в которых они были созданы» (Дж. Най-мл., С. Кохэн).

Человеческий фактор подталкивает к более четкому представлению процесса трансграничного (транснационального) взаимодействия, актуализирует один тезис российских неокантианцев о специфике социогуманитарного знания, но в то же время предостерегает от чисто культуралистского толкования международных процессов, создающего условия для возникновения этнополитического конфликта и предпосылки к использованию силы. В современных политических науках под транснациональным взаимодействием принято понимать движение материальных и нематериальных предметов с непременным участием негосударственных единиц. Подобный взгляд позволяет видеть активность в мировой политике и акторов без суверенитета, взаимодействующих с иностранными правительствами или международными организациями. Институционально не связанные с национальными структурами, они не попадают в «статистическую» базу классической теории международных отношений, по являются фактами международной жизни и, следовательно, объектами социологии международных отношений.

Наибольший общественный резонанс вызывает событие, чреватое масштабными последствиями, — война. Две тысячи лет назад Сенека писал: «Людей интересует исход войны, а не ее причина». Однако для исследователя понять причину войны — означает понять и объяснить парадоксальную природу мира и человека, который, провозглашая сотрудничество, разрабатывает стратегии разрушения.

Война — самое затратное и тщательно планируемое мероприятие, следовательно, ее цели должны превосходить материальные, культурные и структурные потери, которые неизбежны прежде всего для подготовившейся стороны.

" В январе 2012 г. Обама опубликовал новую военную стратегию США. Этот документ с амбиционным названием «Поддержание глобального лидерства США: приоритеты обороны в XXI веке» фактически предусматривает отказ от концепции одновременной войны на двух театрах военных действий, которой США придерживались на протяжении многих лет. Для этого Америке не хватает ни денег, ни солдат. Администрация Обамы вывела американские войска из Ирака и объявила о намерении завершить войну в Афганистане в 2014 г. Вашингтон не пошел на крупномасштабное вторжение в Ливию в 2011 г. Этот же подход Обама демонстрирует и в случае с Сирией.

Вместе с тем Белый дом согласился на секвестр федерального бюджета, предусматривающий значительное урезание расходов Пентагона. В перспективе это потребует и определенного сокращения вооруженных сил США"^[11].

История показывает, что событие войны всегда было центральным для государства, требуя от него напряжения всех своих возможностей и использования всех своих ресурсов. Поэтому стратегическая оценка ресурсной базы всегда является важным направлением социологии международных отношений. Однако и на этом направлении начинают происходить изменения. Аналитики международных событий все чаще концентрируются па категории случайности, операционали;

В январе 2012 г. Б. Обама опубликовал новую военную стратегию США «Поддержание глобального лидерства США: приоритеты обороны в XXI веке» .

зируя ее через понятие «случайная война», что лишь усиливает ценность анализа объектов социологии международных отношений. Глава российского Совета по внешней и оборонной политике Федор Александрович Лукьянов считает, что крупнейшие международные акторы начали боевые действия в Ливии, «не столько исходя из политических или экономических расчетов, сколько реагируя на медийный запрос»^[12].

В рамках концепции устойчивого развития проблема ресурсов приобрела ключевое значение в стратегиях выживания. В такой перспективе системный подход к стабильности и безопасности становится недееспособным, и приращение нового знания может достигаться в анализе события, его времени, пространственных взаимодействий или структуры пространств, которые контролируют те или иные политические системы и ее элиты.

В этом отношении показательна PR-камнания канадского правительства с целью внедрения в сознание мировой общественности идеи о том, что Арктика является территориальной собственностью Канады. Целый ряд «полярных» мероприятий в Европе, связанных с презентацией территории Нунавут (Наша земля), 85% населения которой составляют инуиты — коренные жители Арктики, призван доказать правомочность претензий Канады. Для продвижения арктических приоритетов канадской внешней политики привлечены все артефакты инуитской культуры^[13]. Утверждая себя в ста.

Совет по внешней и оборонной политике — российская неправительственная общественная организация (1992 г.). Целью Совета является содействие выработке и реализации стратегических концепций развития России, ее внешней и оборонной политике, становлению Российского государства и гражданского общества в стране тусе «арктической нации и арктической держаны», Канада использует разнообразные методы, включая сетевые технологии и кооперацию с партнерами, причастными к Арктическому региону (Норвегия, Великобритания, США, Швеция и др.). В декабре 2013 г. канадское правительство подало заявку в ООН на расширение границ арктического шельфа страны вплоть до географического Северного полюса Земли.

В соответствии с Конвенцией по морскому праву ООН, которую ратифицировали семь арктических стран, они получили право дополнить 13,6-мильную зону своих территориальных вод и 200-мильную исключительную экономическую зону участками морского дна. Однако реализовать его претенденты смогут, только если докажут, что эти территории являются продолжением их континентального шельфа. Соответствующие доказательства следует представить в специальный орган ООП — Комиссию по границам континентального шельфа. В 2009 г. она одобрила подобную заявку Норвегии.

В настоящее время Комиссия готовится рассмотреть заявки на дополнительные квадратные километры трех арктических государства — Дании, Канады и России. В марте 2014 г. ООН признала анклав Охотского моря площадью 52 тыс. кв. км частью российского континентального шельфа. Заявка России на расширение континентального шельфа в Арктике будет готова осенью 2014 г.^[14]

Борьбу за Арктический регион Канада ведет с 1973 г. по трем направлениям: территориальный спор с Данией вокруг острова Ханс; определение статуса Северо-Западного прохода (морская арктическая граница между США и Канадой); разграничение акваторий США и Канады в море Бофорта.

В то же время количество международных акторов, претендующих на «присутствие» в регионе, растет: Россия, Канада, Норвегия, Дания, Великобритания, Исландия, Бельгия, Ирландия, Швеция, Финляндия, Нидерланды, Латвия, Литва, Эстония, Польша, Германия, США, Италия, Индия, Япония, Корея, ЕС и др.

Этот пример показывает, что измерение способности актора к разворачиванию транснациональных сетей в международной среде дает более точную характеристику состояния международных отношений, чем анализ поведенческой специфики населения отдельных государств. В то же время «обычные» опросы населения, связанные с международной тематикой, помогают политикам придавать программам своих действий легитимность, обосновывать бюджетные затраты или заставляют отказываться от некоторых проектов.

Исследование результатов опроса общественного мнения по вопросу демократизации Ближнего Востока^[15], проведенное Чикагским советом по международным отношениям в 2004 г., продемонстрировало различие взглядов между населением США и администрацией, лидерами бизнеса, учеными, формирующими политику должностных лиц американского конгресса. Более двух третей рядовых американцев высказались против расходования миллиардов долларов на проекты по Ближнему Востоку, но такая же доля американской политической элиты выступила в их поддержку. 78% опрошенных рядовых жителей США назвали защиту рабочих мест более важной целью, тогда как в другой группе опрошенных она была значимой только для 41%.

По данным социологического обследования Pew Research Center for the People & the Press, 48% американцев выступают против «проведения военных авиаударов» по территории Сирии, 29% граждан этой страны поддерживают такие действия^[16]. Опрос Washington Post-ABC news, проведенный в период 28 августа — 1 сентября 2013 г., выявил, что примерно шесть из десяти американцев негативно оценивают предложение о нанесении ударов по Сирии. Аналитики службы специально подчеркнули, что наибольшее количество противников воздушных атак — среди молодого поколения американцев (68%)^[17].

Опрос, проведенный по заказу голландского университета Тилбургаи о представлениях почти 40 тыс. человек из 33 европейских стран о различных ценностях — от религии и Церкви, семьи и работы до демократии и толерантности, результировался неожиданным выводом: из всех опрошенных лишь 2000 ощущают себя европейцами.

По свидетельству «Евробарометра» европейский кризис наиболее ощутимо отразился на качестве европейской интеграции. В апреле 2013 г. более детальный опрос, проведенный социологами разных университетов ЕС в рамках инициативы «Европейское социальное исследование» (European Social Survey), показал, что веру в политику, целью которой является превращение ЕС из регионального интеграционного объединения в федеративный союз, подрывает мощная безработица, тревога и чувство незащищенности, «усталость от Европы» .

Опросный метод находит применение и в определении международной повестки «глобальных проблем». Так, один из соцопросов 2009 г. Pew Research Center for the People & the Press установил, что процент американцев, беспокоящихся о возможном изменении климата на Земле, снизился с 71% в 2008 г. до 57% в 2009. По данным опроса компании GlobeScan, среди народов Европы меньше других придают значение изменению климата на Земле жители России. Согласно результатам исследования, лишь 46% россиян серьезно относятся к климатическим проблемам. В Великобритании этот показатель равен 59, в Германии — 61, во Франции — 65, в Италии — 68, в Испании — 77%. Средний показатель по 23 странам составляет 64%. Самую большую тревогу за климатические изменения испытывают бразильцы (86%)^[18].

Техники межстрановых социологических исследований начали разрабатываться в прошлом столетии. С середины 1970;х гг. получила развитие институализация программ эмпирических исследований интеграционных процессов. Первый такой инструмент — Евробарометр — был создан для изучения особенностей еврозоны. В 1988 г. был запущен проект Латипобарометр, в 1999 г. — Афробарометр, а в 2003 г. родился Азиабарометр. В целом кросскультурными исследованиями охвачены свыше 80 государств. Мониторингом тенденции сложения интеграционных связей в постсоветском пространстве занимаются специалисты «Евразийского монитора», стартовавшего в 2004 г^[19]. Как отмечает руководитель российского Центра интеллектуальных ресурсов и кооперации в общественных науках (ЦИРКОН) Игорь Вениаминович Задорин, результаты опросов ЕМ помогают уточнять реальные возможности и ограничения постсоветской интеграции, связанных с общественным фактором^[20].

В рамках «Интеграционного барометра ЕЛБР», прикладного исследовательского проекта Центра интеграционных исследований Евразийского банка, проводится ежегодный опрос жителей 12 стран CHГ, но экономическим, политическим и социокультурным аспектам евразийской интеграции. Особое место в исследовании занимает изучение перспектив расширения Таможенного союза. Согласно данным 2013 г., наиболее высокую поддержку перспективе присоединения выразило население Узбекистана (77%), Таджикистана (75), Кыргызстана (72) и Армении (67%). Был выявлен факт значительной поддержки вступления в ТС-ЕЭП со стороны граждан Грузии (59%). В Украине и Молдове общественная поддержка составила 50% и 54% соответственно. Наиболее низкая поддержка перспектив присоединения к Таможенному союзу зафиксирована в Азербайджане — 37%. В аналитической части доклада отмечается, что «наиболее привлекательными с точки зрения получения образования выступают страны Евросоюза (так считает 58% респондентов Грузии, 47 — Армении, 45 — Украины, 34% респондентов России)»^[21].

Исследование взаимосвязей общественных представлений в разных странах о Европе и мире с географическим рисунком места каждого государства в глобальном пространстве торгово-экономических и политических потоков вывило, что российские студенты и их ровесники из других стран имеют смутные представления о разнообразии мира. Наиболее продвинутые оперируют информацией о немногим более 50 странах, могут назвать главные мировые державы, популярные туристические страны и арены крупных международных конфликтов^[22]. А это всего лишь пятая часть объема международной статистики, транслирующей сведения о 230 странах и территориях и четверти государств — участников ООН.

Операционализация социолингвистического аспекта международных отношений в формате СНГ позволила специалистам «Евразийского монитора» построить «региональный профиль» Содружества на основе отношения к русскому языку (рис. 4.4).

Аналитический фокус СМО, перемещаясь по «этажам системы» и «ячейкам сети» международных отношений, помогает, с одной стороны, провести разграничительную линию между теорией международных отношений и социологией международных отношений, с другой — применить социологические инструменты анализа в прикладных целях.

[23]" >

Рис. 4.4. Конфигурация новых независимых государств постсоветского пространства по особенностям положения русского языка в стране^[24]

• [1] Singer I. D. The Level-of-Analysis Problem in International Relations // World Politics 1961. Vol. 14. №. 1. Oct. P. 77−92.
• [2] Бузан Б. Уровни анализа в международных отношениях // Теория международных отношений на рубеже столетий: пер. с англ. / под ред. К. Буса и С. Смита. М.: Гардарики, 2002. С. 208−225.
• [3] Здравомыслов А. Г. Национальные социологические школы // Общественные науки и современность. 2007. № 5. С. 114.
• [4] Отечественный социолог Галина Галеевна Татарова предложила понимать под эмпирической закономерностью закономерность, вытекающую из анализа социологических данных, которая может существовать в простом и сложном видах, количественной и качественной формах (см.: Татарова Г. Основы типологического анализа в социологических исследованиях: учеб, пособие. М.: Высшее образование и наука, 2007. С. 12).
• [5] Князева Е. Курдюмов С. П. Синергетика: Нелинейность времени и ландшафты коэволюции. М.: КомКнига, 2007.
• [6] Симонова Т. М. Социологическая модель анализа и решения социальных проблем // Проблемы теоретической социологии. Вып. 6: межвуз. сб. / отв. ред. А. О. Бороноев. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. С. 111.
• [7] Понятие «дискурс» первым ввел в философию Фома Аквинский. Средневековое латинское discursus распространялось на разговоры, споры, дискуссии, орбиту, движение.
• [8] Тичер С., Мейер М, Водак Р" Bemmep Е. Методы анализа и дискурса: пер. с англ. Харьков: Гуманитарный Центр, 2009. С. 195−233.
• [9] Онегина А., Прокопьев И., Рыклина В. Кто заказывает музыку// Русский Newsweek. 2006. 25 сентября — 1 сентября. № 37 (115). С. 43−48.
• [10] Цыганков Л. П., Цыганков П. А. Социология международных отношений. Анализ российских и западных теорий: учеб. пособие для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2008.
• [11] Рогов С. Доктрина Обамы. Властелин двух колец // URL: russiancounciI.ru/inner/?id₄=1783#top.
• [12] Лукьянов Ф. Диктатура блогов // Forbes. 2011. № 121. Май. С. 42.
• [13] Под воздействием требований эскимосской общенациональной организации «Инуит Тапирисат» иноязычное слово «эскимос», означающее на индейском языке кри «тот, кто ест сырое мясо», в Канале сейчас запрещено. Во всех официальных документах, в прессе, литературе и т. д. употребляется только слово «инук», во множественном числе — «инуит», что на языке канадских жителей Арктики означает «человек», «люди». В связи с этим уместно напомнить о необходимости избегать слова «эскимос» в любых разговорах с канадцами, применяя по отношению к канадским эскимосам слово «инуит» .
• [14] Комиссия ООН признала анклав Охотского моря частью российского континентального шельфа // URL: itar-tass.com/ekonomika/1 047 596.
• [15] Гусейнов В., Денисов Л., Савкин Н., Демиденко С. Большой Ближний Восток: стимулы и предварительные итоги демократизации. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. С. 64−345.
• [16] Общественное мнение США против военного удара по Сирии // URL: regnum.ru/news/polit/1 702 894.html; Американцы против ударов по Сирии // URL: golos-ameriki.ru/content/pewcenter/1 743 048.html.
• [17] Six in 10 Oppose U.S. — only strike on Syria // URL: langerresearch.com/uploads/1144a26Syria.pdf.
• [18] Россияне мало озабочены изменениями климата — опрос // URL: vedomosti.ru/lifestyle/news/902 121/rossiyane_menee_drugih_v_evrope_ozabocheny_izmeneniyami_klimata_ws.
• [19] «Евразийский монитор» — система регулярных межстрановых опросов населения 14 стран СНГ.
• [20] Интеграция в Евразии: социологическое измерение. Вып. 2 / ред. и сост. И. В. Задорин. М.: Институт экономических стратеги, 2008. С. 62.
• [21] Интеграционный барометр ЕАБР 2013. Аналитическое резюме //URL: file://C:/Documents%20anci%20Settings/bm/Local%20Settmgs/Temporary%20Internet%20Files/Content.IE5/PTDJM2FM/EDB%2520Centre_Report%252 016_Analytical%2520resume_Rus[2]. pdf.
• [22] Колосов В. А., Зотова М. В. Геополитическое видение мира российскими гражданами: почему Россия нс Европа? // Полис. № 5. С. 175.
• [23] Гаврилов К., Козиевская Яценко Е. Русский язык на постсоветских просторах // URL: polit.ru/article/2008/04/30/demoscope329/.
• [24] Гаврилов К., Козиевская Яценко Е. Русский язык на постсоветских просторах // URL: polit.ru/article/2008/04/30/demoscope329/.