Франсуа рабле и гуманизм во франции

Французская новеллистика

Мнение, будто Возрождение было одним из трофеев, привезенных Карлом VIII в обозе его армии, возвратившейся из итальянского похода 1494 г., даже в качестве метафоры верно лишь отчасти. Франция — ближайшая соседка Италии. Культурные связи между ними никогда не прерывались. Петрарку и Боккаччо здесь узнали и начали переводить едва ли не при их жизни. Боккаччо подражают во второй половине XV в., когда при Бургундском дворе складывается анонимный сборник «Сто новых новелл», в создании которого, возможно, принял участие Антуан де ла Саль, известный прозаик, выступавший среди других реальных персонажей в качестве одного из рассказчиков сборника. Повествовательная манера овладевает современностью, отказываясь от назидательности, но ее язык еще книжный, средневековый.

В первой трети XVI в. Петрарку и Боккаччо приходится узнавать и переводить заново. Только теперь Франция откликается встречным движением на итальянское влияние и способна воспринять его. Восприятие не было буквальным и ученическим. Раннее французское Возрождение оказывается одновременным зрелому, или Высокому, итальянскому (а значит, европейскому) Возрождению, поэтому способно опереться на его опыт и очень быстро дополнить его собственным вкладом. Так было и в поэзии (см. § 10.2), и особенно в прозе.

С 1470 г. начинается книгопечатание в Париже, а три года спустя — в Лионе, ставшем с этого момента важнейшим культурным центром. В 1476 г. во Франции поселяется первый грек, Георгий Гармонит; до того знание греческого языка было фактически недоступно. Однако за образованием все еще приходится ездить в Италию, как это делает первый значительный французский гуманист Жак Лефевр д’Этапль (1450−1536), одним из первых в Европе применивший гуманистические принципы критики текста к Священному Писанию. Он выпускает отредактированные издания псалмов (1509), Посланий апостола Павла (1512) и завершает свой труд по переводу Библии его изданием в 1530 г. Судьба французского гуманизма рано перекрещивается с Реформацией.

Гуманистические идеи получают развитие при Франциске I (1515−1547). Честолюбивый король, не лишенный художественного вкуса и некоторого литературного дарования (он писал стихи), начинает строительство Лувра, приглашает выдающихся итальянских мастеров, среди которых Леонардо да Винчи и Бенвенуто Челлини (см. § 5.5). Мера его собственного свободомыслия колебалась в зависимости от внешнеполитических дел — от отношений с папой и императором, а также от внутренней политики — в какой мере король был готов ссориться с богословами, расходясь или соглашаясь с ними в отношении гуманистов и реформаторов. Король покровительствовал образованию, и в 1530 г., исполняя его волю, один из первых французских гуманистов Гийом Бюде основал Коллеж де Франс, светский университет, самим фактом своего существования бросающий вызов Сорбонне — центру богословия в Париже.

И все же не вокруг Франциска возникает то сообщество ученых и литераторов, в котором складывается французское Возрождение. Центром его стала «единственная и возлюбленная сестра короля» Маргарита Наваррская (1492−1549); вторым браком замужем за принцем Наваррским, от которого у нее была единственная дочь — Жанна, мать будущего короля Генриха IV). Маргарита получает основательное образование и навсегда сохраняет увлечение литературой. Она принимает участие во многих делах брата, помогает ему вести дипломатические переговоры. Однако после 1534 г., когда начинаются преследования и казни протестантов, коих немало в ее окружении, она надолго удаляется в Наварру, увозя с собой своих друзей. Туда к ней в трудные минуты приезжает придворный поэт Клеман Маро, там творит новеллист Бонавантюр Деперье, там пишутся стихи и новеллы самой Маргаритой. В 1547 г. увидел свет сборник ее стихов «Перлы перла принцесс» (туда не вошла изданная лишь в XIX в. аллегорическая поэма «Темницы»),.

Но главное создание Маргариты Наваррской — сборник новелл «Гептамерон», изданный сразу после ее смерти. Он создавался в подражание «Декамерону» Боккаччо, однако не был завершен. Всего в нем 72 новеллы (отсюда и его название — «Семиднев»). Боккаччо особенно ценили в окружении Маргариты. Новый перевод «Декамерона» вышел в свет в 1545 г. с посвящением ей и, вероятно, выполненный по ее инициативе.

Содержание новелл «Гептамерона» традиционно для этого жанра и весьма широко — от выпадов против монахов до остроумных проделок и романтических историй. Однако историй о любви становится все больше, а их характер таков, что в темах, избираемых на каждый день, наряду со слоном «обман» нее чаще возникает слово «добродетель». Добродетель пенится не только в любви. Один из ее образцов — король Франциск I; таким образом, как и следует ренессансной новелле, время действия в сборнике мыслится совпадающим с моментом рассказывания — с современностью.

Момент рассказывания обозначен не только отдельными фактами и реалиями. Он задан гораздо более основательно в самом повествовательном строе сборника. Рассказчики собрались в местечке Котрэ в Пиренеях, куда обычно отправлялись желающие лечиться на водах и где неоднократно бывала сама Маргарита после 1542 г. В предисловии упомянут Боккаччо, недавно переведенный и всеми чрезвычайно высоко оцененный, но не упомянуты какие-либо события, принудившие общество к уединению. Повод для обмена историями — чисто литературный, что как будто бы обедняет повествовательную раму, лишает ее того грозного смысла, который чума вносила в «Декамерон» .

Перед нами светское общество, не связанное никакими обязательствами, случайно собравшееся, однако в общении и беседе этих людей постепенно высвечиваются их отношения и мнения, куда более рельефные, чем у Боккаччо. Новеллы служат каждому высказыванием, соответствующим характеру. За прозрачными анаграммами легко угадываются прототипы: добродетельная, слегка ироничная Парламанта — сама Маргарита Наваррская, галантногрубоватый Иркан — ее муж, благочестивая госпожа Уазиль — мать Маргариты, Луиза Савойская. Кроме них еще присутствуют четыре кавалера — разные по возрасту, но каждый по-своему влюблен в Парламанту, а также три молодые дамы — от легкомысленной до опечаленной недавней смертью мужа, за которыми ухаживает Иркан.

Однако не светские ухаживания составляют основной сюжет рамы, а диалог, обмен мнениями, происходящий в обсуждении новелл. Он не сводится лишь к репликам, как у Боккаччо, но напоминает, что помимо «Декамерона» во Франции недавно была переведена книга Кастильоне «О придворном» и ее воздействие здесь не менее сильно (об этой книге см. § 5.5). В этом сочетании итальянских влияний отчетливо обозначилась важная новизна жанра новеллы и — шире — французского Возрождения: литературе на национальном языке, как это было в раннем итальянском Ренессансе, теперь не противостоит гуманистическая традиция. Сам гуманистический диалог уже сместился в пространство национального языка, средством развития которого он и хотел бы служить. Культурное усилие становится единым, направленным на дело создания национальной традиции.

Диалогизм новеллистического сборника Маргариты Наваррской напоминает о том, что он создается вслед первым книгам романа Рабле. Но еще большее сходство с романным словом обнаруживает творчество Бонавантюра Деперье (1510? — между 1541 и 1544), самого яркого и загадочного участника кружка Маргариты Наваррской. В его биографии — одни вопросы: когда родился, умер, кем был по происхождению — видимо, из горожан, из третьего сословия. Безусловно одно: в 1537 г. была опубликована его небольшая книжечка «Кимвал мира, содержащий четыре диалога, очень старинных, веселых и забавных». Она вызвала гнев в окружении короля. Парижский издатель был выслан, а его имущество конфисковано; книгопродавец казнен; автор скрылся в Наварре. Возникает впечатление, что власти были лучше осведомлены об истинном замысле и содержании книги, чем мы понимаем их сегодня даже после огромной исследовательской работы по истолкованию анаграмм, намеков, иносказаний.

Лишь в XIX в. расшифровали посвящение: «Послание Фомы дю-Клевье к Петру Триокану». Первое имя (с заменой в нем буквы «в» на «н») — анаграмма французского слова incredule — неверующий; второе — croyant, т. е. верующий. Получается: «Послание Фомы Неверующего Петру Верующему». Вся книга с таким посвящением принимает антирелигиозный оттенок. Очень опасно начинает звучать ее первый диалог, в котором Меркурий спускается на землю, посланный Юпитером, чтобы отдать в переплет книгу дел Юпитера и предначертания Судеб. Одно из предположений, чем Деперье навлек гнев властей, связано с его участием в переводе французской Библии, совсем недавно увидевшем свет к негодованию Сорбонны. Шутки по поводу обветшавшей божественной книги приобретают конкретно-исторический оттенок. К тому же у самого покровителя воров Меркурия два жителя Афин эту книгу похищают.

Деперье в равной мере возмутил и протестантов, ибо его книга была если и не «антирелигиозной и антицерковной», то наверняка «внерелигиозной и внецерковной»^[1], остроумной издевкой светского литератора над догматическими авторитетами и разногласиями. В этом смысле показательно и универсально ее название: написанное на латыни («Cymbalum mundi») хотя и для книги на французском языке, в котором на центральном месте стоит слово «кимвал», греческое по происхождению, обозначающее музыкальный инструмент в виде медных тарелок и, вероятно, здесь подразумевающее христианскую религию, оглушительно прозвучавшую на весь мир.

Можно было бы предположить, что мы навязываем слишком сложную языковую и интеллектуальную игру писателю XVI в., однако Деперье всем творчеством доказал, что именно к такого рода речевой игре, скрывающей и обостряющей речевой смысл, он и был склонен. Не только в темном «Кимвале мира», но и в гораздо более открытых новеллах, сборник которых увидел свет лишь после смерти писателя (1557), а создавался, вероятно, как устный жанр или, во всяком случае, как жанр, ориентированный на устное слово, на рассказ в литературном сообществе при Маргарите Наваррской. В новеллах нет тайн, но в них немало загадок, разрешаемых в жанре анекдота, очень часто построенного на речевой коллизии, неоднократно — на непонимании латинской речи.

Речевое пространство, в котором встречаются уже не только индивидуальные характеры, но социальные стили, жаргоны, культурные языки, непосредственно подводит к жанру романа и составляет открытие французского Возрождения. Деперье — современник Рабле, отчасти ему следующий, отчасти его опережающий. Во всяком случае в пятой новелле («Про трех сестерневест, которые дали в первую брачную ночь своим женихам умный ответ») вполне естественной и уместной выглядит прямая отсылка к Рабле: «Об этом весьма хорошо сказано в „Пантагрюэле“…» Однако указанное место находится в третьей книге романа Рабле, увидевшей свет в 1546 г., т. е. после предполагаемой смерти Деперье. Что это: еще одна тайна Бонавантюра Деперье или позднейшая вставка издателя, уловившего близость двух авторов, двух жанров и пожелавшего таким образом ее обнаружить?

• [1] Михайлов А. Д. Б. Деперье — классик французской новеллы Возрождения // Деперье Б. Новые забавы и веселые разговоры. М., 1995. С. 10.