Принцип максимизации результативности и эффективности власти

Специфику политологии чаще всего определяют со ссылкой на концепт власти. Это означает, что ее основание следует определять некоторым принципом власти. В оценке концепта власти политологи, что вполне естественно, проявляют известную избирательность. Они приветствуют не любую власть, а лишь такую, которая выгодно отличается от своих альтернатив. В этой связи необходимы определенные критерии. На эту роль не видно лучших претендентов, чем критерии эффективности и результативности. Именно эти критерии предлагаются для оценки успешности осуществления некоторых действий стандартами ISO 9000:2000 Международной организацией по стандартизации. В них результативность определяется как степень достижения запланированных результатов. Эффективность же выступает как отношение достигнутого результата к величине средств, затраченных ради достижения указанных результатов. Таким образом, как результативность, так и эффективность можно квантифицировать, т. е. задать их количественные меры.

Если, например, запланированные результаты были достигнуты на 95%, то быстрее всего этот результат будет оценен положительно.

Очевидно, что два указанных критерия в известной степени дополняют друг друга, поэтому необходимо рассматривать их совместно. Как правило, желаемые результаты должны быть достигнуты приемлемой, а не любой ценой. Но даже с учетом этого ограничения ясно, что, поскольку политическое действие начинается с постановки цели, предполагающей задание некоторых результатов, исследователю изначально понадобится критерий результативности. После определения этого критерия наступает черед и критерия эффективности. Каждому из этих критериев может быть придан некоторый вес. В конечном счете, максимизируется сумма весовых оценок результативности и эффективности.

Ниже мы обратимся к характеристике концепта власти. Но сделано это будет под определенным углом зрения, а именно в свете принципа максимизации результативности и эффективности власти.

Исторический экскурс

Проблема власти занимала умы уже древних греков. Фукидид в «Истории Пелопоннесской войны» (ок. 421 г. до н.э.) рассматривал соотношение власти и права. Жители острова Мелос считали, что власть призвана содействовать благу граждан в соответствии с правом. В отличие от них афиняне полагали, что власть является изначальной силовой способностью людей. Право имеет место лишь при равенстве сил. Платон в диалоге «Горгий» связывает феномен власти с законом, который имеет не межличностный, а космоцентрический характер. Власть имущие, как правило, осуществляют то, что им представляется наилучшим. Но при этом они не делают то, что надо делать. Их власть является неподлинной. Строго говоря, они являются субъектами не власти, а насилия. Природа власти выступает как некоторая форма долженствования. Как видим, Платон ставит вопрос о подлинности власти, переводя его в этическую плоскость.

Научную постановку вопроса о природе власти во многом связывают с именем М. Вебера, который в посмертно опубликованной работе «Экономика и общество» (1921) определял власть как «любую возможность реализовать свою волю в рамках некоторого социального отношения, в том числе и вопреки оказываемому сопротивлению, независимо от основания самой этой возможности»^[1]. Субъектом власти оказывается тот, кто осуществляет свою волю посредством других людей, выступающих в роли объекта. Власть находится лишь на одном полюсе человеческих отношений. Она определяется волей людей.

Бихевиористски настроенные авторы придали веберовскому определению власти операциональное значение. Классиком в этом отношении является Р. Дал. «Представляется, что власть некоторого актора А адекватно задается мерой, которая является разницей в вероятности наступления некоторого события, вызванного действием Л, и вероятностью события, не вызванного действием А»^[2]. На место веберовской воли Дал ставит действие. Действие, в отличие от воли, можно замерить. Другое новшество Дала состоит в том, что он рассуждает не о возможности, а о вероятности. Вновь речь идет об измеряемом параметре.

Определение понятия концепта власти

Р. И. Гудин и Х.-Д. Клингеманн, подчеркивая актуальность даловского понимания феномена власти, приводят его в следующей формулировке: «некто X обладает властью над неким Y постольку, поскольку, во-первых, X тем или иным способом может заставить Y сделать нечто, что, во-вторых, соответствует интересам X и что, в-третьих, сам Y иначе не стал бы делать»^[3].

Бихевиористы понимают власть как некоторую силу, которая исходит от субъекта: нет силы — нет последствий. Власть интерпретируется в стиле физического детерминизма: причина вызывает следствие. Вводится представление об интересе, под которым понимается достижение желаемой цели. И силовой интерес бихевиористов, и даже веберовская власть как воля представляют собой варианты отхода от понимания власти в качестве некоторого концепта. И действие, и воля не характеризуются в качестве концептов. На первый взгляд кажется, что производится концептуальный анализ. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что он, едва начавшись, обрезается. Описание ситуации ограничивается вроде бы очевидными феноменами. При этом бихевиористы широко используют представление о влиянии и принуждении. Если для действия характерен высокий уровень давления, как правило сопровождающегося применением разнообразных санкций, направленных против объекта управления, то налицо принуждение. В противном случае речь идет всего лишь о влиянии, не доходящем до принуждения.

Разумеется, существуют самые разнообразные теории власти. Они чрезвычайно многоплановы. Ниже мы обратимся к таким теориям власти, в которых делается попытка осознания феномена власти во всеоружии концептуального мышления. Ясно ведь, что именно концептуальный анализ феномена власти является в теоретическом отношении центральным.

Т. Парсонс при анализе феномена власти исходит из системных представлений. С избранной им точки зрения недостаточно характеризовать власть как всего лишь признак акторов — она является характеристикой системы. Он приходит к выводу, что власть есть «генерализованная способность обеспечить выполнение элементами системы своих обязанностей, которая легитимизируется тем, что направлена на достижение коллективных целей и предполагает в случае неповиновения применение негативных санкций»^[4]. Недостаток этого определения состоит в том, что не прописывается механизм реализации системных связей. В любом случае они могут реализоваться не иначе, как в форме отношений между людьми. Широко используемое Парсонсом сравнение власти с деньгами мало что разъясняет. Деньги ведь являются всего лишь количественным инструментом регуляции экономических отношений. Решающее же значение при этом имеют не деньги, а, например, принцип максимизации нормы прибыли на авансированный капитал.

X. Арендт при определении феномена власти исходит из предпосылки, что власть определяется природой сообщества, реализующего единство языка и деятельности^[5]. Следовательно, ее субъектом являются не отдельные личности, действующие в своих интересах, а некоторые общественные организации, например советы. Власть поэтому является совместной деятельностью людей, осуществляемой ради общего блага. В наиболее презентабельном виде эта деятельность представлена документами, выработанными сообществом людей, например текстами конституции. Согласно аргументации X. Арендт, ярчайшими проявлениями политической власти являются революции, противостоящие насилию. Совершаются они не по указке властных лиц, а в качестве коллективного творчества. Власть не сводится ни к ресурсам, ни к насилию.

М. Фуко считал власть результатом анонимного дискурса, разворачивающегося в любой дискурсивной формации^[6]. Отсюда следует ряд выводов.

• 1. Власть «осуществляется из бесчисленных точек и в игре подвижных отношений неравенства»^[7].
• 2. Она имманентна любым, в частности экономическим и сексуальным, отношениям людей^[8].
• 3. Власть приходит снизу, от малых социальных групп^[8].
• 4. Отношения власти являются одновременно и интенциональными и несубъектными. Дело в том, что никто «не управляет всей сетью власти, которая функционирует в обществе (и заставляет его функционировать)»^[10]. Нет субъекта, ответственного за власть в целом.
• 5. «Там, где есть власть, есть и сопротивление, и все же, или скорее: именно поэтому сопротивление никогда не находится во внешнем положении по отношению к власти»^[11].

Критика аналитического подхода к пониманию феномена власти

Итак, недовольные истолкованием власти как отношений влияния и принуждения, инициируемые ее личностными и групповыми субъектами, Т. Парсонс, X. Арендт и М. Фуко обращаются к реалиям, которые, на их взгляд, придают смысл указанным отношениям. Аналитический подход им представляется явно недостаточным. Трудно не согласиться с этим критическим взглядом.

Впрочем, как только наступает необходимость указать на конкретные контрагенты личностных и групповых властных отношений, так все три автора встречаются с существенными трудностями. Общество состоит из людей и отношений между ними, третьей, надчеловеческой, силы не существует. Это обстоятельство вынуждает совместить два подхода. Как это сделать, добавляя к характеристике власти, понимаемой в качестве отношений влияния и принуждения, недостающее ей концептуальное содержание и избегая не лишенных умозрительных моментов рассуждений о системных и целостных эффектах? На наш взгляд, желаемая цель будет достигнута при обращении к принципу максимизации результативности и эффективности власти. Нет никакой необходимости выводить власть за пределы отношений людей. Она действительно является разновидностью политических отношений.

Теоретическая разработка автора

О смысле власти. Смысл власти состоит не просто во влиянии, а в достижении максимальных результата и эффективности посредством известного распределения полномочий и, соответственно, подотчетности между людьми и их группами. Те из людей, которые ответственны за принципы, оказываются в кардинально другом положении, чем непосредственные исполнители. Они не являются всего лишь объектами в руках субъектов. Это понятно постольку, поскольку исполнители не выпадают из механизма политических действий. Подобно всем другим людям, они оперируют концептами и, следовательно, осуществляют определенные смыслы. А смыслы эти осуществляются в соответствии с принципами.

В случае, если X и У, являясь участниками одного и того же властного отношения, реализуют один и тот же принцип, между ними нет сущностного несогласия, а потому не нужны санкции. Но наступившее единодушие может быть лишь временным, концептуальное своеобразие людей приводит к тому, что единодушие разрушается, и как следствие в той или иной форме возникает сопротивление. Субъекты политического властного отношения занимают в нем различные места, из-за этого возникает асимметрия, которая фиксируется различными типами подотчетности, характерными, в частности, для законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти. Имеется также различие между людьми, функционирующими в рамках одного типа подотчетности, но ответственными за те или иные политические действия на различных этапах их осуществления. Как раз в последнем случае имеет место так называемое вертикальное отношение — распространение влияния либо «сверху вниз», либо «снизу вверх» .

Субъекты X и Y находятся во властном отношении друг к другу в случае, если они регулируют его в рамках одного и того же принципа, но при различном типе вертикальной подотчетности. Власть и подотчетность являются двумя егоронами одной и той же медали, но определяющим динамическим фактором является именно власть. Деяние совершается за счет власти, и лишь после этого наступает возможный час подотчетности. Если же власть не сопровождается органически сопряженной с ней подотчетностью, то непременно возникают экстраординарные обстоятельства, выражающиеся в насилии, авторитаризме и революциях.

Выводы

• 1. Аналитически ориентированные авторы стремятся определить, что именно измеряется в случае властных отношений. Субъекты X и У задают некоторые целевые показатели по отношению друг к другу, замеряется же отклонение от них в ту или иную сторону. Вопреки мнению Р. Дала, при нулевом отклонении властное отношение имеет место, причем оно является наиболее органичным.
• 2. Абсолютное большинство авторов считают концепт власти центральным для политологии.
• 3. Аналитически ориентированные авторы истолковывают власть как отношения влияния субъекта Хна объект Y.
• 4. Их оппоненты выступают от имени холизма — учения о целостностях. Они определяют смысл власти как действия во имя достижения всеобщего блага.
• 5. По мнению автора, соперничающие стороны недостаточно конкретно определяют концептуальное содержание феномена власти^[12].

В этой связи предлагается исходить из принципа максимизации результативности и эффективности власти, оцениваемой по степени достижения поставленных целей. При этом принцип власти органично сочетается с принципом подотчетности.

• [1] Max Weber. Wirtschaft und Gesellschaft. Grundrift der verstehenden Soziologie. Tubingen: Mohr, 1980. P. 28.
• [2] Dahl R. A. The Concept of Power // Behavioral Science. 1957. Vol. 2. № 3. P. 214.
• [3] Гудин P. И., Клингеманн Х.-Д. Политическая наука как дисциплина // Политическая наука: новые направления. М.: Вече, 1999. С. 33.
• [4] Parsons Т Power and the Social System // Power. Steven / ed. by S. Lukes. Oxford: Blackwell, 1986. P. 103.
• [5] См.: Arendt H. On Violence. N. Y.; London: Schocken, 1970.
• [6] См.: Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. С. 194-197.
• [7] Там же. С. 194.
• [8] См.: Там же.
• [9] См.: Там же.
• [10] Там же. С. 195.
• [11] Там же. С. 196−197.
• [12] Содержательный анализ феномена власти проводится В. Г. Ледяевым, который отдает предпочтение аналитической интерпретации феномена власти. См.: Ледяев В. Г. Власть: концептуальный анализ. М.: РОСПЭН, 2001.