Литературный процесс конца 1920-х – середины 1950-х годов

Общественно-литературная ситуация. Развитие прозы

После изучения данной главы студент должен:

знать

• • об изменении форм литературной жизни; о создании Союза советских писателей, об ужесточении отношений литературы и власти и огосударствлении литературы;
• • об изменении соотношения разных литературных течений (реализм, модернизм, авангард);
• • о вытеснении модернистских и авангардных течений в сферу «потаенной» литературы;
• • о завоеваниях представителей «потаенной» литературы (А. П. Платонов, М. А. Булгаков, великие поэты эпохи), ставших доступными читателю значительно позже — в годы «оттепели», перестройки и постперестроечного периода;
• • проблемно-тематические и стилевые аспекты в развитии «потаенной» литературы;
• • место М. Горького, А. Н. Толстого, Л. М. Леонова, М. А. Шолохова, ?. М. Пришвина в литературном процессе конца 1920;х — начала 1950;х гг.;
• • соцреализм как историко-культурный феномен;
• • соцреализм и соцканон;
• • судьбы лирики в эпоху снижения родового статуса лирики;
• • творчество А. А. Ахматовой, Б. Л. Пастернака, О. Э. Мандельштама в контексте «несенной эпохи» ;
• • проблемно-тематические аспекты развития прозы и поэзии в их сходстве и различии; общие системные закономерности развития прозы и поэзии;

уметь

• • определять соотношение между значимыми социокультурными и собственно эстетическими факторами воздействия на литературный процесс;
• • анализировать художественные тексты в социокультурном и литературном контексте;

владеть

• понятиями «соцреализм», «соцканон», «лирика», «огосударствление литературы» .

Общественно-литературная ситуация

Конец 1920;х — начало 1950;х гг. — один из драматичнейших периодов в истории русской литературы. С одной стороны, народ, воодушевленный идеей построения нового мира, совершает трудовые подвиги. Вся страна встает на защиту отечества от немецко-фашистских захватчиков. Победа в Великой Отечественной войне внушает оптимизм и надежды на лучшую жизнь. Эти процессы находят отражение в литературе метрополии. На творчество многих советских писателей оказывает влияние мысль М. Горького, наиболее полно воплотившаяся в эпопее «Жизнь Клима Самгина» и пьесе «Егор Булычов и другие», о том, что только участие в революционном преобразовании общества делает человека личностью. Десятки талантливых писателей субъективно честно отражали нелегкий и часто исполненный подлинной героики труд советских людей, рождение новой коллективистской психологии. Вот почему нельзя согласиться с теми публицистами конца 1980;х — начала 1990;х гг., которые готовы были справлять «поминки по советской литературе», зачислив всех советских писателей в ряды конформистов.

Особенно яркий всплеск литературного процесса пришелся на годы Великой Отечественной войны и несколько первых послевоенных лет. В годину всенародной беды вновь зазвучали голоса А. А. Ахматовой и Б. Л. Пастернака, нашлось место в печати для А. П. Платонова, оживилось творчество ?. М. Пришвина. Из далекой Франции в США с риском для жизни отправлял гневные статьи о фашистах русский писатель М. А. Осоргин. Другой русский автор, Г. Газданов, сотрудничал с французским Сопротивлением, редактируя газету советских военнопленных, ставших французскими партизанами. С презрением отвергли предложение немцев о сотрудничестве И. А. Бунин и Тэффи. Война вновь сделала возможным трагедийное начало в отечественной литературе, и оно зазвучало в творчестве столь разных художников, как П. Г. Антокольский, В. М. Инбер, А. А. Сурков, М. И. Алигер. В литературу вернулся народный герой — не вождь, не сверхчеловек, а рядовой боец, вполне земной, обыкновенный. Это и лирический герой цикла стихов К. М. Симонова «С тобой и без тебя», и Василий Теркин из «книги про бойца» А. Т. Твардовского.

С другой стороны, именно во второй половине 1920;х — начале 1930;х гг.

литература

испытывала мощное идеологическое давление, несла ощутимые и невосполнимые потери. В 1926 г. был конфискован номер журнала «Новый мир» с «Повестью непогашенной луны» Б. А. Пильняка. Цензура увидела в этом произведении не только философскую идею права человека на личную свободу, но и прямой намек на убийство М. В. Фрунзе по приказу И. В. Сталина — факт недоказанный, но широко распространявшийся в кругах «посвященных». Собрание сочинений Пильняка будет выходить еще до 1929 г., но его участь уже предрешена: писатель будет расстрелян в 1930;е гг.

В конце 1920;х — начале 1930;х гг. еще публикуются, хотя и подвергаются критике «Зависть» Ю. К. Олеши и «В тупике» В. В. Вересаева. В обоих произведениях рассказывается о душевных метаниях интеллигентов, а подобное смятение чувств все менее и менее поощряется в обществе утверждавшегося единомыслия. По мнению ортодоксальной партийной критики, советскому человеку сомнения и духовные драмы не присущи, чужды.

В 1929 г. разразился скандал с публикацией в Чехословакии романа Е. И. Замятина «Мы». Жесточайшей критике подверглись почти безобидные с цензурной точки зрения путевые размышления о колхозной жизни Б. А. Пильняка и А. П. Платонова («Че-Че-О»). За рассказ Андрея Платонова «Усомнившийся Макар» редактору журнала А. А. Фадееву, по его собственному признанию, «попало от Сталина»^[1]. С этого времени лишаются читательской аудитории не только А. П. Платонов, но и Н. А. Клюев, М. А. Булгаков, Е. И. Замятин, Б. А. Пильняк, Д. И. Хармс, ?. М. Олейников и целый ряд других писателей самых разных направлений. Сложные испытания выпадают на долю сатириков ?. М. Зощенко, Ильи Ильфа и Евгения Петрова.

Если до середины 1920;х гг. в Россию еще проникали книги русских эмигрантов, а советские писатели часто и много посещали Берлин, Париж, другие центры расселения русской диаспоры, то уже в конце 1920;х устанавливается железный занавес между Россией и остальным миром. Однако именно 1930−1950;е гг. ознаменованы наивысшим расцветом литературы диаспоры. Свои лучшие произведения — «Темные аллеи», «Жизнь Арсеньева» и др. создает И. А. Бунин. В творчестве писателей русского зарубежья сохранилась и получила развитие идея соборности и духовности, всеединства и любви, восходящая к трудам русских религиозных философов конца XIX — начала XX в. (В. С. Соловьева, ?. Ф. Федорова, К. Э. Циолковского, Н. А. Бердяева и др.). Гуманистические мысли Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого о нравственном совершенстве человека как высшем смысле бытия, о свободе и любви как проявлениях божественной сущности человека составляют содержание книг И. С. Шмелева («Солнце мертвых»), Б. К. Зайцева («Странное путешествие»), М. А. Осоргина («Сивцев Вражек»). Духовный мир русского эмигранта раскрывается в поэзии В. Ф. Ходасевича, Г. И. Иванова, Г. В. Адамовича, Б. Ю. Поплавского, А. Несмслова и других писателей.

В 1932 г. принимается постановление ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций». Советские писатели на первых порах восприняли его как справедливое решение партии освободить их от диктата РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей). Под видом отстаивания классовых позиций ассоциация игнорировала почти все лучшие произведения, созданные в те годы, и пренебрежительно относилась к писателям непролетарского происхождения. В постановлении действительно говорилось о том, что писатели, живущие в СССР, едины; отдельным пунктом постановления ликвидировалась РАПП и создавался Союз советских писателей. На самом деле ЦК ВКП (б) был озабочен не столько судьбой писателей, сколько тем, что от имени партии говорили далеко не всегда близкие к ее руководству люди. Партия, которая сама хотела напрямую руководить литературой, мечтала видеть ее «частью общепролетарского дела, „колесиком и винтиком“ одного единого, великого партийного механизма»^[2]. И хотя на Первом съезде писателей СССР в 1934 г. М. Горький, выступавший с основным докладом и бравший несколько раз слово, но ходу съезда, настойчиво подчеркивал, что единство не отрицает многообразия и что никому не дано нрава командовать писателями, его голос, образно говоря, утонул в аплодисментах.

Несмотря на то что на Первом съезде писателей СССР социалистический реализм был провозглашен «основным» (но, заметим, не единственным) «методом советской художественной литературы и литературной критики»^[3], а в Уставе Союза писателей было записано, что «социалистический реализм обеспечивает художественному творчеству исключительную возможность проявления творческой инициативы, выбора разнообразных форм, стилей и жанров»^[4], после съезда все отчетливее стала проступать тенденция универсализации литературы, приведения ее к единому эстетическому шаблону. Невинная на первый взгляд дискуссия о языке, начатая спором Максима Горького с Федором Панферовым о правомерности использования диалектных слов в художественном произведении, вскоре вылилась в борьбу с любыми оригинальными языковыми явлениями в литературе. Были поставлены под сомнение такие стилевые явления, как орнаментализм и сказ. Всякие стилевые поиски объявлялись формализмом: все более утверждалось не только единообразие идей в художественной литературе, но и однообразие самого ее языка. Под полный запрет попали эксперименты в области языка, связанные с творчеством писателей ОПОЯЗа Д. И. Хармса, А. И. Введенского, Н. Г. Олейникова.

Лишь детским писателям удавалось еще использовать в своих «несерьезных» произведениях игру словом, звуками, смысловые парадоксы (С. Я. Маршак, К. И. Чуковский). Вот почему детская книга сыграла особую роль в литературе 1930;х гг. Именно в этой жанрово-тематической сфере оставалось место шутке, игре. Писатели говорили не столько о классовых, сколько об общечеловеческих ценностях: доброте, благородстве, честности, обыкновенных семейных радостях. Говорили непринужденно, весело, ярким языком. Именно таковы книги Бориса Степановича Житкова (1882−1938), Константина Георгиевича Паустовского (1892−1968), Виталия Валентиновича Бианки (1894−1959), Евгения Ивановича Чарушина (1901 — 1965), Аркадия Петровича Гайдара (1904−1941).

* * *.

В военные и первые послевоенные годы в советской литературе возродились и подлинный реализм, и еще недавно осуждавшийся романтизм. Однако официальной пропаганде не нужна была трагическая правда о войне, об ошибках военных лет. Целая серия партийных постановлений 1946−1948 гг. ориентировала советскую литературу на лакировку действительности, на изображение сконструированного по требованиям нормативной эстетики, оторванного от жизни героя. Именно в эти годы родилась теория бесконфликтности, утверждавшая, что в социалистическом обществе если и есть какие-то конфликты, то только между «хорошим» и «лучшим». Правда, на XIX съезде ВКП (б) в 1952 г. теория бесконфликтности формально подверглась критике и даже было заявлено, что обществу нужны «советские Гоголи и Салтыковы-Щедрины». На это один из писателей откликнулся едкой эпиграммой: «…нам нужны // Подобрее Щедрины и такие Гоголи, / Чтобы нас не трогали»^[5].

Сталинские премии часто присуждались писателям, чьи произведения были далеки от реальной жизни и в которых надуманные конфликты разрешались легко и быстро, а герои были идеализированы и чужды обычным человеческим чувствам. Содержание таких книг очень едко и точно описано А. Т. Твардовским в главе «Литературный разговор» из поэмы «За далью — даль» :

Глядишь, роман, и все в порядке:

Показан метод новой кладки, Отсталый зам, растущий пред И в коммунизм идущий дед;

Она и он — передовые, Мотор, запущенный впервые, Парторг, буран, прорыв, аврал, Министр в цехах и общий бал…

Не лучше обстояло дело и с поэзией. Практически все крупные советские поэты вскоре после войны замолчали: одни писали «в стол», другие испытывали творческий кризис. " Пропал запал" - с беспощадной самокритичностью позже поведал об этом А. Т. Твардовский в поэме «За далью — даль» .

В прозе конца 1920;х — середины 1950;х гг. с известной долей условности можно выделить три направления, развитие каждого из которых обладает своей динамикой — «разбегом», «кульминацией», «торможением», «спадом». Это, во-первых, мифотворчество советской эпохи — так называемая

литература

социалистического выбора. В ее создании принимали участие писатели, ангажированные социалистической идеей, взявшие на себя миссию одухотворить повседневность, мифологизируя действительность, придавая ей черты осуществившегося будущего. Во-вторых, направление, связанное с наследованием и развитием завоеваний символизма и авангарда, — " неклассическая" проза. В-третьих, направление, представители которого, находясь во внутреннем родстве с создателями «потаенной» литературы, обладали собственной стратегией художественного освоения и преображения действительности, позволяющей им иметь репутацию классиков советской литературы.

Со смертью И. В. Сталина началась новая эпоха в жизни общества, оживился литературный процесс: писатели вновь стали выразителями народных дум и чаяний. Этот период получил название по книге И. Г. Эренбурга «Оттепель» .

• [1] Фадеев А. А. Повесть нашей юности: Из писем и воспоминаний. М., 1961. С. 189−190.
• [2] Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 100.
• [3] Первый Всесоюзный съезд советских писателей: Стеногр. отчет. М" 1934. С. 716.
• [4] Там же.
• [5] Слова из эпиграммы Ю. Н. Благова, опубликованной в 12 номере журнала «Крокодил» за 1953 г.