Психология как самостоятельная наука

Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса

Уже на стадии замкнутой теоретической науки^[1] нашлось место для понятия души как особой неуничтожимой сущности, перевоплощающейся в различные живые существа согласно определенным числовым закономерностям. Однако вплоть до XIX в. психология, по мнению большинства историков науки, находилась на стадии донаучного развития. Психологическое знание накапливалось и развивалось в формах житейского, художественного, религиозного и прежде всего философского знания, которое принципиально отличается от научного в собственном смысле этого слова.

Декартовское представление о дуализме души и тела и понимание механистической детерминации как основы причинного объяснения породили тот тип рациональности, который на долгие годы определил использование в психологии критериев научности, взятых из парадигмы классической науки. Соответственно он назывался классическим идеалом рациональности. Картезианство поставило такие проблемы перед методологией исследования, позитивное решение которых не совершилось по сей день; в первую очередь мы имеем в виду психофизическую и психофизиологическую проблемы. Возникшие позже другие типы рациональности — неклассическая и постнеклассическая — еще только осваиваются в новых исследовательских парадигмах психологии.

В рамках разных научных программ оформлялись разные теоретические концепции научной психологии. Представление о человеке как субъекте познания легло в основы ряда психологических школ — вюрцбурской школы, смысловой теории мышления, современной когнитивной психологии. Представление о субъекте как деятеле оформлено в других концепциях (от бихевиоризма до деятельностных подходов). Переход от деятельности к личности (и от деятельностной парадигмы к субъектной) также характеризует многие направления. А. В. Юревич предложил называть такие общие направления разработки психологического знания, не связанные тесно с превалирующим методом исследования, метадигмами [1999].

Отметим также, что термин парадигма продолжает употребляться в психологии как указание и на преимущественно используемый метод исследования (экспериментальный, формирующий, диагностический и т. д.), и на мировоззренческие позиции в понимании путей построения теоретического знания (с апелляцией к теориям верхнего уровня как парадигмальным основаниям построения систем собственно психологических знаний). Такие названия, как «психология сознания», «психология понимания» и др., относятся к разным содержательным теориям, но указывают на общность в выделении предмета изучения и методологии познания. Психология сознания стала первой парадигмой зарождающейся психологии, объединившей ориентировку на построение психологического знания на основе метода интроспекции и «ассоциативного эксперимента» при различиях в теоретических концепциях.

По мере развития подхода и более четкой кристаллизации исследовательских программ, а также в зависимости от тех акцентов, которые привносили в него новые авторы, психологический подход получал дополнительные характеристики: ассоцианизм (по основному объяснительному принципу); интроспекционизм (по основному методу исследования); атомизм (по основной задаче в структурализме Вундта и Титченера — поиску простейших элементов психического); функционализм и прагматизм (но задачам выявления функций сознания в реальной жизни человека); механицизм (по выбору и пониманию принципа детерминизма при построении психологии) и т. д.

Фактически единой или общепризнанной научной или исследовательской парадигмы, аналогичной парадигме классического естествознания, в психологии сознания не существовало. Наблюдался и достаточно солидный временной разрыв между началом использования тех или иных исследовательских схем и рефлексией их парадигмальных основ. Они скорее формулировались постфактум историками науки, и именно в силу этого, а также в силу их неоднородности и часто внутренней противоречивости вопрос о том, действительно ли мы имеем дело с первой научной парадигмой в лице психологии явлений сознания, большинством ученых оставлен открытым. Но то же можно сказать и относительно всех последующих парадигм, что позволяет некоторым авторам говорить о «допарадигмальной» стадии развития психологической науки в целом, которая длится по настоящее время.

Главным методологическим недостатком психологии сознания являлась установка на понимание законов, регулирующих работу сознания как имманентных (внутренне присущих) самому сознанию, а не порождаемых в процессе взаимодействия человека с миром. Следующие особенности метода были осмыслены как предпосылки последовавшего кризиса психологии; пока речь идет именно о кризисе психологии сознания, который отчетливо проявился в конце XIX в.

• 1. Метод интроспекции требовал участия в опытах специально подготовленных людей, чаще всего самих психологов, что резко ограничивало объем потенциальных участников исследования.
• 2. Процедура интроспекции в принципе недоступна животным, детям, психически больным людям.
• 3. Обнаружилось, что огромная область психических процессов вообще недоступна сознательной рефлексии (относятся к области бессознательного).
• 4. Самонаблюдение часто изменяет и даже разрушает те процессы, на которые оно направлено и которые подлежат изучению.
• 5. Субъективный характер оценок, сделанных в процессе самонаблюдения, настолько сильно выражен, что не удается соблюсти основные требования, предъявляемые к научному методу, — повторяемость и воспроизводимость результатов в одних и тех же условиях.

Разрушение единой методологической основы и формирование множества разных психологий (как антитез психологии сознания) выступили основанием заключения о кризисе в психологии в работах Н. Ланге и К. Бюлера. Острое состояние этого кризиса рассматривалось в работе Л. С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса» [1982, т. 1], где был подведен такой итог: «кризис разрушителен, но благотворен». Отсутствие общепринятого предмета психологии и вновь возрождающиеся поиски соответствия метода и предмета свидетельствуют в пользу перманентного кризиса, который иногда рассматривается как специфика психологической науки в целом, а не свойство определений стадии ее развития.

Наличие открытого и общепризнанного кризиса (который, по Т. Куну, является важнейшим условием смены парадигм в науке) в психологии говорит в пользу того, что в психологии наблюдаются процессы, аналогичные процессам роста и развития научного знания в более «продвинутых» областях науки. Но своеобразие психологии, как мы уже отмечали, состоит в том, что вновь появляющиеся парадигмы не приводят к уходу со сцены прежних, которые продолжают сосуществовать и развиваться параллельно с новыми, что позволяет говорить о сегодняшней стадии как о полипарадигмальной, или мультипарадигмальной, психологии.

Фактически все последующие «парадигмальные упражнения» строились на критике и определенном преодолении перечисленных выше недостатков психологии сознания. Бихевиоризм вырос из попытки преодолеть субъективность ее основного метода исследования (интроспекции) и последовательно реализовать позитивистский критерий научности. При этом Дж. Уотсон (1878−1958) обосновал отказ от использования понятия «сознание». Поведенческая парадигма в российской науке начала XX в. дала иные интерпретационные подходы к пониманию психики — не как «черного ящика», а как средства приспособления организма к среде (реактология, рефлексология).

Психоанализ изменил объект исследования, поставив бессознательное на место сознания. С точки зрения метода изучения здесь была принята прямо противоположная бихевиоризму позиция — не устранения исследовательских реконструкций как интерпретаций (и самого исследователя как воздействующего фактора в ситуации), а их прямое включение в способы сбора эмпирических данных. Психоаналитик, по Фрейду, «конструирует» историю болезни^[2]. При этом он выступает не столько в роли дешифровальщика истины о причинах невроза, сколько в роли созидателя той психологической реальности, которая заведомо предлагается в качестве истины (Эдипов комплекс или другие «гипотетические конструкты»).

Разработка научных методов в психологии пошла не по тому пути, который реализовывала методика ассоциативного эксперимента в ее воплощениях в психологии сознания [Назаров А. И., Соколов Р. В., 2007J. В рамках парадигмы «познающего субъекта» специфическую направленность экспериментирования дала гештальтпсихология. Ее методические приемы реализовывались в рамках «стимульно-реактивной» парадигмы, но в отличие от старой схемы психофизического эксперимента гештальтпсихология сосредоточилась на борьбе с атомизмом, провозгласив примат свойств целого (структуры) над свойствами составляющих его частей.

Иной тип включения активности психолога как необходимого звена в психологическом исследовании дала школа К. Левина, впервые использовавшая эксперимент в целях изучения мотивации и целевой регуляции поведения человека. При несомненной сциентистской направленности ее методология существенно изменила представление о сути психологического закона (более подробно об этом в параграфе 6.5). Феномены, продемонстрированные ее основателем и его учениками, можно наблюдать только при условии создания определенного «жизненного пласта» отношений между экспериментатором и испытуемым (уровень притязаний, динамика развития гнева, лучшее запоминание прерванных задач и т. д.). В 70-е гг. XX в. польские психологи стали обозначать подобные типы исследовательских ситуаций описательным термином «эксперимент как психологический театр». Специфика экспериментирования в школе Левина связана также с редким сочетанием типа теоретических гипотез и исследовательского подхода, предполагавшего возможность демонстрации объяснительного принципа «квазипотребности» для ситуаций (психологического поля), вызываемых к жизни не только структурами задач, но и действиями экспериментатора, активно общающегося с испытуемым.

Французская социологическая школа и культурноисторическая психология сконцентрировали свои усилия на преодолении механистических установок психологии сознания и в целом ее ориентацию на построение парадигмы психологического знания по аналогии с естественными науками. Произошло сближение психологии с социальными и гуманитарными науками, что повлекло за собой изменение и предмета, и методов исследования. На первое место выдвинулись проблемы генезиса психики, отодвинув на второй план ее функциональный анализ. Обращение к анализу высших психических функций потребовало и построения других научных программ, и обоснования других исследовательских процедур.

Психологическая теория деятельности в отечественной психологии реализовала и принципиально новую методологическую платформу в психологии и внесла большой вклад в разработку конкретных путей перехода от признания социально-культурных форм детерминации психического к анализу психики на пути преодоления постулата непосредственности (гл. 10). Система детерминант такого перехода раскрывалась в структуре и динамике человеческой деятельности, порождающей и развивающей индивидуальное сознание.

Когнитивная психология, противопоставившая бихевиоризму идею активности субъекта познания (в другом теоретическом понимании и в иного типа научных программах, чем, например, в вюрцбургской школе мышления), победное шествие которой пришлось на 70-е гг. XX в., сделала значительный шаг вперед в изучении функционирования психики с помощью современных воплощений экспериментального и моделирующего подходов. Она соединила направленность на построение ментальных моделей с принципами, развиваемыми в других науках, в частности в теории информации. Возникла «компьютерная метафора» в психологии. Стали расширяться междисциплинарные связи, что сегодня позволяет говорить даже о единой когнитивной науке.

Наконец, гуманистическая психология дала в своих программах образцы наиболее полной и последовательной реализации гуманистической парадигмы построения и использования психологического знания, причем в таком разнообразии методов, которые не позволяют связывать ее принципы с одним из них [Крипнер С., де Карвало Р., 1993].

Однако называть психологические школы самостоятельными парадигмами не вполне правомерно. Общность целевой и методической ориентации — сциентистской и экспериментальной — позволяет говорить об общей классической парадигме применительно к разным школам, отличавшимся в первую очередь выделенным предметом изучения и пониманием основных психологических законов.

Ряд авторов указали на смещение к концу XX в. акцента с когнитивной парадигмы психологических исследований на экзистенциальную. В психологии эта позиция связана прежде всего с развитием субъектно-деятельностного подхода и формированием психологии человеческого бытия как относительно самостоятельной области психологической науки. «К основателям психологии человеческого бытия следует отнести прежде всего В. Франкла и С. Л. Рубинштейна. Несмотря на принадлежность к совершенно различным социальным мирам и научным школам, двое выдающихся ученых высказывали поразительно сходные суждения о психологии человека» [Знаков В. В., 2000, с. 8].

Далее, в гл. 9, мы более подробно остановимся на проблеме кризиса в психологии.

• [1] В качестве примера такового в гл. 2 приведено учение Пифагора.
• [2] Г. Айзенк в своем выступлении в 1996 г. на факультете психологии МГУ отметил при этом такую свободу в психоаналитических реконструкциях Фрейда, которая привела его (Айзенка) к необходимости выбора совсем иного пути — поведенческой психотерапии. Айзенк проехал по Европе и перепроверил все приводимые Фрейдом данные о случаях излечения пациентов (включая знаменитый случай «человека-волка»). Оказалось, что пятьдесят процентов данных из истории болезни, приводимых Фрейдом, реально не содержалось в историях болезни пациентов, а случаев излечения — как связанных с процедурой психоанализа — было и того меньше, если они вообще имели место. Такой способ познания, включивший наполовину художественную литературу, по Айзенку, не может удовлетворять критериям научности.