Анализ доказательств в обвинительной речи прокурора

Анализ доказательств является важнейшим элементом обвинительной речи прокурора. Определив стратегию речи, схему (план) доказывания виновности подсудимого, прокурор в обоснование каждого из своих выводов должен привести только те доказательства, которые не вызывают сомнения в допустимости и достоверности. Верным может быть лишь тот вывод, который следует из верных посылок. В обвинительной речи анализу и оценке подвергается как каждое отдельное доказательство, так и вся их совокупность.

Прежде всего, детальному разбору подлежат показания подсудимого, независимо от того, признает ли он свою вину. Несмотря на то, что его показания являются лишь одним из видов доказательств, не имеющим по сравнению с другими ни большей, ни меньшей силы, они не утрачивают своего особого значения, обусловленного тем, что по версии обвинения подсудимый — главный и непосредственный участник преступления, он лучше, чем кто-либо другой знаком с обстоятельствами его совершения и, следовательно, может дать о нем наиболее полную информацию. Показания подсудимого — важнейшее средство его защиты, поэтому ни орган уголовного преследования, ни суд не вправе игнорировать его объяснения, лишая возможности защищаться. Показания подсудимого должны быть тщательно проверены и сопоставлены с другими доказательствами и в зависимости от их содержания либо использованы для обоснования обвинения, либо опровергнуты.

Задача прокурора значительно упрощается, если подсудимый признает себя виновным в совершении преступления, однако, помня об известном правиле оценки данного вида доказательства, прокурор обязан обосновать правдивость этих показаний, добровольность сделанного признания, его соответствие иным доказательствам. При отрицании подсудимым вины у прокурора есть два варианта речевого поведения. Первый — обойти молчанием позицию подсудимого и доказать его вину с помощью других доказательств; ложь подсудимого, таким образом, становится явной и в опровержении не нуждается. При втором варианте обвинитель шаг за шагом опровергает показания подсудимого, демонстрирует суду их надуманность и противоречивость. Вместе с тем возможно использование обоих приемов одновременно.

Используем в качестве примера ранее указанное уголовное дело по обвинению С. в убийстве своей жены.

В судебном заседании С. утверждал, что, войдя на кухню, увидел кровь на груди жены. Поняв, что что-то произошло, возможно самоубийство или убийство — подруга жены Л. в одной сорочке стоит рядом и держит раненую за руку, С., по его словам, выбежал во двор и стал заводить машину, чтобы доехать до телефона-автомата и вызвать скорую помощь. Он был сильно обеспокоен состоянием жены, поэтому не стал к ней подходить (тратить время), а сразу бросился к машине. Выехав со двора, в 70-ти м от калитки впереди машины увидел идущих от дома супругов Л., уже полностью одетых в зимнюю одежду. На вопрос суда ответил, что не видел, как они прошли мимо него.

Все эти показания с учетом обстоятельств дела выглядели неубедительно. Прокурору достаточно было задать риторический вопрос: что сделает любой муж, увидев жену раненой? Что делает любой человек в подобной ситуации? Разве не естественно спросить, что случилось, попытаться помочь, поднять на руки, положить на диван, перевязать? Поведение С., им самим описанное, противоречит элементарным психологическим законам, здравому смыслу, логике. Возможные контраргументы защиты о том, что С. только что застал жену в двусмысленной, как он утверждает, позе с посторонним мужчиной, гостем, мужем подруги, и требовать от него в такой ситуации заботы о жене противоестественно, опровергаются его собственными словами: куда же бросился С., увидев раненую жену? За помощью. Но это значит, что его злость в отношении жены прошла, а сострадание проснулось. Допустим. Но как тогда объяснить слова С. о том, что, увидев уходящую вместе с мужем подругу, он решил, что жене стало лучше? Настолько лучше, что подруга оставила ее одну с ножевым ранением? Но если так, то чем объяснить его слова, зафиксированные дежурной станции скорой помощи: «пырнула себя ножом, умирает»? Где правда?

Обратимся к другой части показаний С. Вот он видит, что Л. стоит на кухне раздетая, в одной сорочке и даже описывает ее рисунок и расцветку. Спустя минуты он же видит Л. впереди себя, за 70 м от дома, полностью одетой соответственно зимнему времени в пальто и сапоги. При этом на вопрос суда С. отвечает, что двигатель его автомашины, несмотря на зимнее время, завелся сразу, значит прошло совсем мало времени. Когда же Л. успела одеться и уйти так далеко?

Еще момент. С. утверждает, что вышел из дома первым, Л. оставалась с его женой. Каким образом она вышла на дорогу раньше С. Он говорит, что не видел, как Л. с мужем прошли мимо него, но нарисованный им же план двора явно говорит о том, что пройти можно только по той дорожке, где стояла машина, причем вплотную к ней, так как вся остальная территория занесена снегом. Пройти больше негде, но и незамеченным пройти нельзя.

Так шаг за шагом государственным обвинителем анализируются и опровергаются показания обвиняемого.

Достаточно распространенным на практике является отказ подсудимого от показаний, данных им в ходе представительного расследования. Делая это, подсудимый, как правило, ссылается на давление со стороны органов расследования, нарушение права на защиту, плохое самочувствие на допросе и подобные обстоятельства. Дать подобным заявлениям оценку достаточно сложно, поскольку нарушения прав обвиняемых и подозреваемых действительно имеют место и формальное наличие протокола, подписанного обвиняемым, не всегда свидетельствует о соблюдении его прав. Лучшим оружием против таких заявлений является изобличение обвиняемого другими доказательствами, наличие которых убеждает в отсутствии у органа расследования мотивации к недобросовестному склонению обвиняемого к признанию вины. Тем самым косвенным образом подтверждается и правдивость показаний, полученных от обвиняемого на следствии.

Для того чтобы правильно оценить правдивость показаний обвиняемого, необходимо понять, чем объясняется их изменение. По делу Р. и других, обвинявшихся в изнасиловании и убийстве несовершеннолетней, один из подсудимых — С. в суде неожиданно заявил, что Р. не насиловал потерпевшую и не приказывал ее убить. Исследование доказательств в суде установило, что Р. перед своим арестом собирался жениться на сестре С. и уже жил с ней как муж, т. е. состоял с ней в гражданском браке. Это обстоятельство, в совокупности с данными о возрасте С. (15 лет) и Р. (19 лет), с учетом установленной доказательствами руководящей роли Р. в совершении преступления и информации о том, что во время перевозки подсудимых из следственного изолятора в суд они имели возможность общаться между собой в машине, позволило оценить изменение показаний С. как желание помочь Р. избежать ответственности.

Важное место в обвинительной речи занимает анализ свидетельских показаний. Прокурор должен уметь отличать правду от лжи, различать преднамеренное и ненамеренное искажение свидетелями действительности. В классическом смысле слова свидетель — лицо, не причастное к совершению преступления, т. е. объективное. Однако таких свидетелей бывает не так уж и много. Многие свидетели состоят в родственных отношениях с обвиняемым или потерпевшим, поддерживают с ними дружеские или приятельские связи, а некоторые так или иначе причастны к совершению преступления. Даже незаинтересованные в исходе дела свидетели могут иметь недостатки органов чувств или плохую память. Наконец, на показаниях свидетелей отражаются объективные закономерности протекания познавательных процессов — ощущения, восприятия, запоминания и забывания. В совокупности эти причины делают свидетельские показания весьма уязвимым доказательством.

Редкий свидетель говорит абсолютную правду, ни в чем не ошибаясь и не заблуждаясь, также как и редко говорит абсолютную ложь. В его показаниях всегда содержится полезная с точки зрения интересов обвинения информация, а знание психологии человека, особенностей протекания познавательных процессов может помочь правильно ее оценить.

Л., допрошенная в качестве свидетеля по вышеуказанному уголовному делу об убийстве С. своей жены, сразу после того, как ей сообщили об убийстве подруги, показала, что когда она и ее муж, изгнанные ревнивым хозяином дома, уходили, 3. стояла на крыльце, упрашивая их остаться, прижимала к груди полотенце или салфетку, на которой, как ей кажется, была кровь. Эти показания давали основания подозревать, что убийство было совершено до ухода супругов Л. из дома С., следовательно, даже если они сами к убийству не причастны, то что-то видели, но от следствия скрывают. Впоследствии Л. уточнила показания, заявив, что ее сообщение о том, что она видела кровь, было предположением.

Для правильной оценки этих показаний следует учитывать такой фактор, как внушаемость, благодаря которой свидетель сообщает то, что, как ему кажется, должно было случиться при определенных обстоятельствах. Скандальная ночь, необоснованная ревность со стороны мужа подруги, его буйство, некрасивая сцена изгнания гостей, ночное путешествие к родственникам и последующее обсуждение с ними происшедшего вызывали массу впечатлений и предположений, высказываемых вслух и осмысливаемых про себя. Появление ранним утром работников милиции с сообщением, что подруга убита, закономерно вызвало мысль: «я так и знала». Свидетельнице начинает казаться, что она действительно знала, что так все и закончится, что она даже видела что-то красное в руках стоящей на крыльце подруги. Почему она прижимала полотенце к груди? Очевидно, зажимала рану. Почему опиралась на косяк двери? Потому, что была уже ранена и еле держалась на ногах. Все это не более чем домыслы, результат разыгравшегося воображения. Прошло время, свидетельница успокоилась, обрела способность спокойно вспоминать тягостное событие и поняла, что ничего этого она в действительности не видела, иначе ни за что бы не ушла, оставив давнюю подругу без помощи.

В показаниях подсудимых и свидетелей следует искать детали, которые не могут быть выдуманы, а значит, являются доказательством правдивости. Например, свидетель говорит: «со слов подсудимого С., когда он вошел в комнату, кровь (из раны) била, как из курицы». Это сравнение, придумать которое невозможно, говорит о том, что подсудимый, по меньшей мере, присутствовал в момент нанесения удара, а не вошел в комнату позднее. Согласно разъяснениям допрошенных в суде экспертов, фонтанирование крови сопровождает момент извлечения из раны орудия преступления и весьма кратковременно.

Оценивая показания свидетелей важно учитывать, через какой промежуток времени после преступления они были допрошены — сразу же по горячим следам, когда они еще не знают тех обстоятельств, в сокрытии которых заинтересован обвиняемый, или когда уже стало известно значение тех или иных фактов.

По уже упоминаемому нами делу в качестве свидетеля был допрошен сын обвиняемого Азат, который на первом допросе сообщил, что отец приехал к нему в 4 час 30 мин. Однако, по словам С., он заехал к сыну сразу после звонка в скорую помощь. Звонок поступил, согласно записи в журнале регистрации, в 5 час 44 мин. Разница во времени предоставляла обвиняемому возможность вместе с сыном произвести инсценировку места происшествия, скрыть орудие преступления, т. е. нож. Это обстоятельство разрушало и версию С. о том, что он не знал, что произошло с женой, так как сразу же начал вызывать скорую. Поэтому, вникнув в детали дела, на втором допросе Азат изменил свои показания, сказав что, не помнит точного времени прихода отца, но это было уже утром, ближе к 6 часам.

Прокурор не может оставить без внимания и те доказательства, которые противоречат избранной им линии доказывания. Умолчание о них ослабляет его позицию, делает его необъективным. Прокурору необходимо продемонстрировать ложность таких показаний или хотя бы зародить сомнения в их достоверности. Этого можно достичь, показав внутреннюю противоречивость свидетельских показаний, сопоставив их с бесспорно установленными фактами, указав на несоответствие действительности какой-либо части показаний, — и сомнительным становится все доказательство.

Имеет ли значение для оценки показания личность свидетеля? Можно ли ссылаться на прошлое поведение свидетеля в доказательство правдивости или ложности его показаний? Личность свидетеля весьма важна для оценки показаний. Мы обычно связываем сообщаемое человеком с тем, что он из себя представляет, насколько его мнение для нас в какой-то ситуации авторитетно. Например, свидетель говорит, что подсудимый — хороший врач, но сам у него никогда не лечился. Личность человека может свидетельствовать о наличии или отсутствии мотива ко лжи. Любая порочащая свидетеля информация, в том числе и не имеющая отношения к делу, способна вызвать негативное отношение к нему и тем самым поставить под сомнение правдивость, т. е. достоверность показаний. Использование этого способа доказывания ненадежности показаний может сыграть значительную роль в любом сомнительном деле. Но если показания такого свидетеля соответствуют обстоятельствам дела и подтверждаются другими доказательствами, применение такого приема может умалить достоинство судебного оратора. Допустим, свидетель в прошлом судим. Разве это является доказательством его лжи в данном деле? Или свидетель злоупотребляет алкоголем, в связи с чем восприятие им событий часто искажено, но если в описываемом им случае он был трезв? Гораздо сильнее разрушает доверие к свидетельским показаниям указание на объективные причины, влекущие ненамеренное искажение действительности — плохое зрение свидетеля, слабую память, насыщенность его жизни событиями, вследствие чего он мог перепутать их последовательность и т. п.

В обвинительной речи должны быть проанализированы и другие доказательства — заключения эксперта, вещественные доказательства, документы и протоколы. Как правило, они сами по себе не уличают в совершении преступления, но являются важными звеньями в цепи логических рассуждений, подтверждая отдельные, промежуточные выводы. Например, у обвиняемого обнаружено орудие преступления. Достаточно ли это для того, чтобы заявить о его виновности? Разумеется, нет. Адвокат скажет, что это оружие обвиняемому было подброшено, что не этим оружием совершено убийство. Поэтому, прежде, чем основываясь на факте обнаружения оружия, делать вывод о виновности подсудимого в совершении преступления, следует доказать, что обвиняемый имел намерение совершить преступление, для чего и приготовил оружие, что на нем есть отпечатки его пальцев, что оружие имеет следы недавнего употребления, что обыск был произведен по всем правилам и понятые наблюдали факт обнаружения оружия, что им не мог воспользоваться никто другой.

Заключение

эксперта обычно само по себе тоже недостаточно для утверждения о вине подсудимого, так как эксперт никогда не может указать на конкретное лицо, как совершившее определенные действия. Однако экспертиза дает промежуточные факты, которые, если рассмотреть их в совокупности с другими, создают неопровержимую цепь доказательств. Эксперт дает заключение о причине смерти от проникающего ножевого ранения, но в мотивировочной части отмечает направление раневого канала — сверху вниз, спереди назад и слева направо. В совокупности сданными о том, что потерпевшая не была левшой, а на месте преступления орудие его совершения не обнаружено, это заключение опровергает версию о самоубийстве.

Таким образом, анализ и оценка любого доказательства важны не сами по себе, а лишь в связи с тем местом, которое каждое из них занимает в общей линии (схеме) доказывания. Прокурор должен уметь группировать доказательства, формируя из них проверочные и накопительные комплексы, с тем, чтобы у суда после его выступления не оставалось никаких неясных вопросов.