Основные темы, инсценируемые в сфере туризма. 
Дискурсивное обсуждение тем

Влияние архитектуры на процесс тематизации

Основные темы, инсценируемые в сфере туризма, можно понять, если обратиться к культуре постмодерна, тогда понятен эклектизм тем, синтез высокого и низкого, сакрального и земного. А также если обратиться к творчеству архитекторов, например к архитектуре Захс Хадид.

Знаменитый английский архитектор Заха Хадид (англ. Zaha Hadid) родилась в 1950 году в Багдаде (Ирак). С 1972 по 1977 год училась в Архитектурной ассоциации в Лондоне. Начав карьеру в бюро ОМА своего учителя Рема Колхаса (Remment Koolhaas, род. 17 ноября 1944 года) — выпускника Гарвардской школы дизайна, видного голландского архитектора и теоретика деконструктивизма — в 1980 г. Заха Хадид основывает собственную архитектурную фирму Zaha Hadid Architects.

Она предлагает варианты постройки обитаемого моста над Темзой (1966), перевернутого небоскреба для английского города Лестера (1994) и клуба на вершине горы в Гонконге (1983). Проектирует здания оперы в Кардиффе (1994), центров современного искусства в Огайо (1988) и Риме (1999)… Эти и другие проекты приносят ей победу в престижных архитектурных конкурсах (первый был выигран в 1983 г. в Гонконге), интерес, а затем и популярность среди профессионалов, но остаются на бумаге. Во многом — из-за неготовности заказчиков принять ее нестандартный и оригинальный дизайн.

Рис. 1. Проект оперы в Кардиффе, Великобритания, 1994 — Cardiff Bay Opera House, Great Britain, 1994.

Архитектор всегда пыталась разрушить общепринятые каноны и «растянуть» рамки привычного пространства, придав ему мощный двигательный импульс. С этой же целью — усиления внутреннего движения и деформации — Заха Хадид, полностью отметая общепринятую геометрию, использует искаженную перспективу, выявляющую острые углы и кривые линии.

Но современный мир не стоит на месте: меняются взгляды людей на многие вещи, художественные, общественные, социальные, да и — что кривить душой — политические установки. Постепенно к Захс Хадид приходит признание. Одной из первых осуществленных разработок становится пожарная часть мебельной компании Vitra, напоминающая бомбардировщик «Стеле» (1993).

По словам самой Хадид, всплеск интереса к ее творчеству начался после того, как в 1997 году был построено здание музея Гуггенхейма в Бильбао (Испания) по проекту Франка Гери (Frank Gehry). А после участия в строительстве Центра современного искусства Розенталя в Цинциннати (США), открывшегося в 2003 году, идеи Захи Хадид становятся по-настоящему востребованными.

Сегодня западные критики по праву называют ее самым перспективным архитектором ближайшего десятилетия. Ее творческой энергии, художественному потенциалу и наполеоновскому размаху может позавидовать не одна сотня «продвинутых» мастеров. Каждый новый проект выглядит еще более дерзким и новаторским по сравнению.

Szervita Square

Рис. 2. Проект Szervita Square, Будапешт, Венгрия, 2006.

Кроме работы с крупными формами, Заха Хадид создает инсталляции (например, проект идеального дома, представленный на Imm Cologne 2007 в Кельне), театральные декорации, выставочные и сценические пространства (например, для мирового турне группы Pet Shop Boys, 1999;2000), интерьеры (ресторан «Моондзун» в Саппоро, 1990), мебель («органическая» коллекция Dune Formation), картины и рисунки, сотрудничает с многими известными брендами (Swarovski, Dupont, Sawaya and Moroni и др.). Ее работы есть во многих музейных коллекциях, таких как МОМА, Немецкий музей архитектуры во Франкфуртена-Майне (DAM) и других. Также она читает лекции и устраивает мастер-классы по всему миру, каждый раз собирая полные аудитории…

Рис. 3. Проект идеального дома, представленный на Imm Cologne, Кельн, Гемания, 2007.

Рис. 4. Crater, 2007 (90×200 см, автомобильная краска на водной основе, чернила, желатин, хромовый полиэстер. Dibond).

Рис. 5. Научный центр Phaeno, Вольфсбург, Германия — Phaeno Science Center Wolfsburg, Deutschland.

Рис. 6. Dune Formation, коллекция «органической мебели» .

В 2004 году Заха Хадид стала первой в истории женщинойархитектором, награжденной Притцксровской премией за 29 лет существования награды. В 2005 году ее избрали лучшим дизайнером года в рамках первой выставки дизайна Design Miami 2005.

Рис. 7. Многофункциональный комплекс «Танцующие башни», Дубай, ОАЭ, 2006 — Dancing Towers, Dubai, ПАЕ, 2006.

Среди ее работ — Зона Разума под Куполом Миллениума в Лондоне (1999), выставочный комплекс LFone (Германия), терминал и автостоянка на окраине Страсбурга (2001), знаменитый лыжный трамплин и сверхсовременный фуникулер в Инсбруке (Восточные Альпы, Австрия) (2002) и многие другие. Из последних проектов — завод BMW в Лейпциге (Германия), проект застройки делового района Картель в Стамбуле, университетский городок Spiralling Tower (Спиральная башня) в Барселоне, отель Пуэрта Американа в Мадриде (в качестве одного из восьми проектировщиков), многофункциональный комплекс Dancing Towers (Танцующие башни) в Дубае (2005;2006), небоскреб Лилиум Тауэр в Варшаве (2007) и пр.

Рис. 8. Лилиум Тауэр, Варшава, Польша, 2007 — Lilium Tower, Warshaw, Poland, 2007.

Надо отметить, что планирование работ бюро Zaha Hadid Architects ведется более чем на 10 лет вперед. Нас ждет еще множество новых творений, порожденных неисчерпаемой фантазией Захи Хадид, — вестников динамичной, неповторимой и смелой архитектуры будущего.

Рис. 9. Оперный театр, Гуанчжоу, Китай, 2003 — Guangzhou Opera House, China, 2003.

Рис. 10. Паркинг, Страсбург, Франция,.

2001 — The Strasbourg Tram Station And Car Park, France, 2001

Рис. II. Завод BMW, Лейпциг, Германия, 2005 — BMW Plant, Leipzig, Germany, 2005.

Рис. 12. Музей искусства Мичиганского университета Эли и Эдит Брод. Мичиган, США, 2007 — Eli and Edythe Broad Art Museum at Michigan State University>, USA, 2007.

Puc. 13. Офисный комплекс Опус, Дубай, ОАЭ, 2007 — The Opus, Mixed-Use Commercial and Retail Development, Dubai, UAE, 2007.

Рис. 14. Здание Гражданского суда комплекса «Кампус правосудия», Мадрид, Испания, 2007 — Civil Courts of Justice, Madrid, Spain, 2007.

Puc, 15. The Louis Vuitton leone bag, 2006.

Рис. 16. Комплекс для водных видов спорта, Лондон, Великобритания, 2005.

Рис. 17. Музей дизайна Vitra Фрэнка Гери, Вайль-на-Рейне, Германия — Frank Ghery Vitra Design Museum, Weil Am Rhein, Germany.

Стиль Хадидэто устремленность в будущее, символизированная подчеркнутой акцентировкой архитектурных объектов на вертикальной оси, тотальное стилистическое единство (гомогенность) архитектурных плоскостей (опять-таки связанная с принципиальным отказом от приема декорирования) и постоянное, настойчивое подчеркивание изначальной установки на развитие технической мощи и функционализма.

В некотором смысле стиль Хадид подобен двуликому Янусу: с одной стороны, в идее такого функционализма присутствует демократическое по сути требования равного права для всех на получение максимума функциональных возможностей; с другой стороны, функционализм, предъявляя себя в качестве оптимальной и по сути единственной формы организации человеческого существования, из возможности превращается в требование: субъект должен быть ориентированным на стандарты функционализма; функционалистский рационализм в архитектуре Хадид обладает такими же диктаторскими полномочиями, какими в эпоху викторианской рациональности обладали соответствующие нормы психического здоровья. В контексте повседневного существования функционализм неизбежно конкретизируется в установках прагматизма; соответственно, быть функционалистски организованным для субъекта означает следовать прагматической линии в своих отношениях с реальностью; четкость поставленных задач, безупречное вычисление границ возможного и объема необходимого, последовательность защиты собственных интересов, — в этом и проявляется эстетика прагматизма. Быть безупречно функциональным — вот правильная линия субъектного поведения, на которой исчисляемое и эстетическое совпадают.

Будущее — это торжествующая тотальность функции; аксиоматический принцип, заложенный в Послание о Будущем, написанным рукою современного западного архитектора. И если любая речь о будущем всегда несет в себе элементы пророчества, а любое пророчество имеет в себе элементы религиозности, то функционализм и есть новая религиозная заповедь культуры Запада. Функция — Бог, а архитектура — пророк Его.

Значительное количество проектов Хадид связано с Ближним Востоком; наверное, причина этого — и в восточном происхождении самого архитектора, и, что более важно, в востребованности. Ближнему Востоку нравится то, что Хадид делает. Для социальной элиты этого региона архитектура Хадид является, безусловно, западной архитектурой; это и есть образ западной культуры, данный в символической форме. Западная культура воспринимается Ближним Востоком (и шире — странами третьего мира) через призму «хадидовской» архитектурной стилистики.

В таком восприятии есть свои нюансы, вступающие в противоречие с тем, как сам Запад воспринимает свою миссию в третьем мире. Для идеологов западной культурной экспансии сама цель этой экспансии виделась «комплексно»: Западу важнее было не столько передать третьему миру новые технологии, сколько научить этот третий мир западному образу жизни. Самюэль Хаттингтон назвал такую стратегию «вестернизацией». Модернизация + вестернизация — суть глобальной программы Запада в третьем мире. И логику Запада понять можно: исходя из идеологии середины прошлого века, первое мыслится как следствие второго. И никак иначе. Отсюда — порой навя зчивая забота западных стран о развитии демократических институтов в третьем мире, борьба за права культурных меньшинств и ряд других гуманитарных забот. Задача западной экспансии принести в третий мир западную культурную традицию и сделать ск в этом мире жизнеспособной. Но архитектурный стиль Хадид принципиально антитрадиционен; послание этого стиля фактически ограничивается темой модернизации, темой новых технологий. И никакого традиционалистского содержания. И это третий мир вполне устраивает. Третий мир видит в западной культуре исключительно технологического донора; более того, третий мир вполне уверен, что овладение новыми технологиями вполне возможно без вестернизации социальной жизни. И к ужасу консервативных западных идеологов и культурологов — того же Хаттингтона в частности — третий мир, судя по всему, прав. Связка «высокие технологии — духовная культура западного типа» на данный момент фиктивна.

Сведение западной культуры к технологиям усиливает идеологемы прямо противоположного характера, — идеологемы, актуальные не для Запада, а именно для третьего мира, в частности для ислама; здесь возникает своеобразный парадокс ситуации: заимствуя объекты западной культуры (в данном случае — архитектурные), исламский Восток тем самым получает новую возможность для критики западной культуры и усиления, интенсификации антизападного идеологического пафоса. Исламская идеология уже традиционно сводит сущность современной западной культуры к чистой технологичности, противопоставляя этой культуре свою собственную, в которой, по мнению этой же идеологии, духовное измерение первично. Соответственно, и гуманитарные требования Запада интерпретируются как сугубо технологические: только здесь речь идет уже о политических технологиях — технологиях защиты исключительно материальных интересов западных стран.

Но даже если изъять идеологический пафос из интерпретаций Послания Хадид третьему миру, то объективно он в любом случае отрицает универсализм связи «тип техники = тип культуры» и, разрушая линейную модель истории, работает на полицивилизационное ее понимание.

Но Хадид транслирует Образ Будущего западной культуры не только во вне этой культуры, но и во внутрь се. Великобритания, Франция, Италия, Австрия, Испания, Венгрия, Польша, Литва, Румыния — во всех этих странах проекты Хадид либо уже осуществлены, либо осуществляются в настоящее время.

Реализовать глобальный проект в западном городском, предельно забюрократизированном пространстве означает обладать весьма серьезной поддержкой властных структур этого пространства. Иначе говоря, представления о Будущем — это нс только ее личные представления; не только представления талантливого интеллектуалаодиночки. На мой взгляд, идеи Хадид созвучны одной из ведущих современных идеологических тенденций, резко усилившейся в США после окончания холодной войны. Эта тенденция имеет достаточно много локальных модификаций, но, пожалуй, наиболее ярко она проявилась в принципах чикагского экономического неолиберализма. Экономический неолиберализм интерпретирует идеи функционализма и прагматизма средствами экономического дискурса. Согласно такой интерпретации, единственной правильной логикой частного (индивидуального) и коллективного (социального) существования является логика экономической выгоды. Будучи последовательным (а продукты американского мышления стремятся быть предельно последовательными — это их отличительный знак), такой неолиберализм интерпретирует все остальные деятельностные стимулы либо как вторичные относительно экономических, либо как заведомо неправильные, ложные. Двигаясь в фарватере идеи о наступлении эры массового потребления, неолиберализм объявляет потребление по сути единственной сущностной чертой человека как социального субъекта. Архитектурные объекты Хадид — своей мощью и функциональностью — вполне созвучны чаяниям нсолиберализма и неопрагматизма: впереди — уникальный, беспрецедентный рост технических возможностей человечества и, как следствие, беспрецедентный рост возможностей потребления.

В рамках такой картины мира понятие «культура» фактически теряет свой смысл; культура сводится к технологиям производства и потребления. Также теряет свой смысл и понятие «субъект культуры» в его новоевропейской классической интерпретации; не индивидуальность, а стандарт потребления, не свободный акт целеполагания, а объективно предписанная потребность, одинаковая для всех, — вот что характеризует жизненную реальность такого субъекта. С этой идеей органично сочетается и игнорирование архитектором элементов европейского наследия. Здесь воспроизводится фигура понимания, уже эффективно апробированная западным мышлением в прошлом: французское Просвещение XVIII века интерпретировало средневековое наследие как форму культурной иллюзии, чье единственное качественное значение — быть препятствием на пути прогресса человечества. Функционализм Хадид эту фигуру понимания воспроизводит намного последовательнее и нагляднее. Все европейское культурное прошлое — иллюзорность, не имеющая никакого позитивного значения для будущего.

По сути та «идеология архитектуры», которая представлена в творчестве Захи Хадид, — это проявление нового витка борьбы между западными культурными центрами за перераспределение символического капитала (термин П. Бурдьё). Это американская атака на Европу, совпавшая по времени, кстати, с относительным обострением противоречий между двумя западными центрами — США и ЕЭС — в целом. Если атака будет успешной, то итогом ее должна стать — по мысли ее идеологов — «американизация» европейской культуры.

И судя по тому, что Лондон, например, весьма плотно «заселен» архитектурными объектами Хадид, «партия американистов» в том же Лондоне весьма влиятельна. Американизм сегодня — это, в том числе, и чаяние весьма значительной части европейской социальной элиты; эта социально-культурная элита приветствует трансформацию европейской культуры в американскую.

Как должна внешне выглядеть эта постевропейская культура? В некотором смысле ответ дает и архитектура Хадид, точнее, ответ дает принцип взаимоотношения этой архитектуры с ландшафтом, в который она помещается. Характер таких взаимоотношений позволяет косвенно судить и о степени влияния американизма в разных частях Европы.

Так, например, в Барселоне, известной своими «древними» по современным меркам симпатиями к модернизму, объекты Хадид, тем не менее, вписаны в ландшафт и могут восприниматься как продолжение и дополнение к этому ландшафту; т. е. здесь позиции американизма не выглядят доминирующими. В принципе то же самое можно сказать применительно к Германии и к Австрии.

И совершенно иной, противоположный тип взаимоотношений между архитектурным объектом и ландшафтом можно увидеть в Англии, Польше и, возможно, наиболее ярко в Будапеште. Здесь во всех этих случаях перед нами очевидный конфликт между объектом и ландшафтом. Объект, будучи красивым и новационным, тем не менее не вписывается в традиционный городской ландшафт. Возникает вопрос: зачем этот объект здесь? Впрочем, не стоит торопиться с выводами. Если вы построили роскошный особняк в районе, застроенном сараями, что бы вы ответили на сентенцию о том, что этот особняк не вписывается в ландшафт? Примерно следующее: не торопитесь, дайте время, и сараи будут снесены, а вокруг особняка выстроится принципиально новая архитектурная композиция. Этот пример вполне может быть перенесен и на ситуацию европейских городов. Кто сказал, что исторический Лондон должен стоять вечно? И архитектурные объекты Хадидэто не части современного Лондона или Будапешта, хоть и фиксируются они в режиме «здесь и сейчас»; это — вестники будущего, указывающего на то, что должно быть (или будет?) на том месте, которое мы наивно называли «настоящим Лондоном». Настоящего Лондона пока еще нет.

Постмодернизм Хадид использует стратегию «просачивания»: внедряясь в традиционное пространство, он ориентируется на главную, стратегическую цель — последующую радикальную, не знающую компромиссов деконструкцию (преобразование) этого пространства.

Критикуя идеологический компонент эстетики Хадид, считаю необходимым отметить и следующее: ее стиль — в своих зрелых формах — отнюдь не относится к сфере безобразного; ее архитектура — это то, чем можно и, вполне вероятно, даже нужно восхищаться. Art’s Centre в Абу-Даби или, например, Спиральная башня в Барселоне — откровенно красивы.

Будущее, часто не приемлемое по ценностным соображениям, может иметь великолепное эстетическое измерение.