Ключевые научные парадигмы

Современное россиеведение опирается на особые исследовательские установки, научные парадигмы — осознанные или неосознанные каноны политического мышления, ориентирующие исследователей на определенную картину мира политического и различные аналитические стратегии.

Научная парадигма — это совокупность норм, правил и ценностей, которые создают установку мышления видеть явления в определенном свете или исследовать их в соответствующем методологическом ключе.

Политическая парадигма является мировоззренческой системой, в рамках которой складываются формы и направления политической деятельности. Тем самым политическая парадигма призвана обеспечить ценностный и мировоззренческий фундамент для разработки и реализации российской политики.

Ключевую роль для разработки и реализации современной российской политики играют четыре научные парадигмы: социокультурная (цивилизационная), информационная, синергетическая и инновационная.

Социокультурная (цивилизационная) парадигма

Основополагающее значение для объяснения и понимания современной политики имеет социокультурная (цивилизационная) парадигма, которая предполагает рассмотрение российской политики в контексте национальной культуры и цивилизационных традиций. Цивилизационная парадигма пришла в политику из культурологии, где успешно развивалась в течение предшествующих столетий. Для методологии цивилизационного анализа ключевым является понятие цивилизации, появившееся в социально-политических исследованиях достаточно давно, в XVIII в.

Понятие «цивилизация» , как принято считать, ввели в оборот французские и английские просветители. По утверждению французского историка Люсьена Февра (1878—1958), слово «цивилизация» во французском тексте впервые было использовано в 1766 г., в английском — в 1773 г. Первоначально данное понятие означало «триумф и распространение разума не только в политической, но и моральной и религиозной области»; просвещенное общество —в противовес дикости и варварству; прогресс науки, искусства, свободы и справедливости и устранение войны, рабства и нищеты. «Цивилизация означала в первую очередь идеал и, в значительной степени, идеал моральный»^[1].

С течением времени к цивилизациям начинают относить целые страны и народы в их развитом состоянии. В 1819 г. слово «цивилизация» впервые употребляется во множественном числе, что говорит о признании многообразия в цивилизационном развитии народов. Французский историк Франсуа Гизо (1787—1874) пишет «Историю цивилизации в Европе» (1828), затем «Историю цивилизации во Франции» (1830), а Генри Томас Бокль (1821—1962) публикует двухтомную «Историю цивилизации в Англии» (1857— 1861).

В России цивилизационный анализ впервые был использован русским ученым Николаем Яковлевичем Данилевским (1822—1885) в работе «Россия и Европа», вышедшей в свет в 1869 г. Собственно, Данилевский и разработал цивилизационную парадигму как метод политического анализа, обратив внимание на то, что влияние культуры является решающим фактором в сфере формирования политики. Он объяснил, что каждая цивилизация основана на какой-то исходной духовной предпосылке, «большой идее», «сакральной ценности» или первичном символе, вокруг которых в ходе развития складываются сложные духовные системы, а вслед за этим и материальная оболочка в виде государств, государственных объединений и союзов, которые проводят свою политику. Данилевский подчеркивал, что в мире не может быть особых, привилегированных культурно-исторических типов, поскольку ни одна цивилизация не может создать «окончательные», универсальные формы общественного устройства. Прогресс состоит не в том, чтобы всем идти в одном направлении, а в том, чтобы все поприще исторической деятельности человечества исходить во всех направлениях^[2].

Заслуга Н. Я. Данилевского состоит не только в том, что он ввел в политический оборот понятие «цивилизация» в качестве единицы анализа. Он сформулировал пять основных законов развития цивилизации^[3], которые позволили подойти к пониманию основных политических закономерностей ее развития, что должно находить отражение в политике.

• 1. Любые народы, говорящие на одном языке или принадлежащие к одной языковой группе, могут стать культурно-историческим типом, если они духовно способны к историческому развитию.
• 2. Непременным условием развития цивилизации является политическая независимость.
• 3. Начала цивилизации невозможно передать от одного культурно-исторического типа к другому, возможны только взаимные влияния друг на друга.
• 4. Цивилизация достигает своего полного расцвета лишь в том случае, если ее этнографический материал разнообразен.
• 5. Каждый культурно-исторический тип проходит определенные ступени, или «фазисы», эволюции по аналогии с жизненным циклом растений, животных и человека: цивилизации и народы, их составляющие, рождаются, достигают различных ступеней развития, стареют, дряхлеют и умирают.

Цивилизация — это живой организм, возникающий и развивающийся в пространстве по некоторым законам, которые важно учитывать при разработке политического курса. В частности, внешняя политика последовательно должна быть направлена на укрепление политической независимости, отстаивать цивилизационное своеобразие, исключать слепое политическое копирование чужих политических образцов, пусть даже вполне прогрессивных: у каждой цивилизации свой путь. При этом самой большой опасностью при разработке политики Данилевский считал опасность отрыва от национальных истоков. Как ни важны при обыкновенном, мирном течении жизни экономические и финансовые вопросы, торговые, колониальные или дипломатические выгоды, все они отступают на второй план, когда речь идет о духовной жизни и смерти народов, т. е. об исполнении ими исторического призвания. Для народов и государств, так же как и для частных лиц, всевластные миллионы теряют свое значение там, где встает вопрос о жизни и смерти.

Данилевский формулирует политический закон о защите российской цивилизации с помощью дисциплинированного энтузиазма. В решительные минуты, в кризисы народной жизни на первый план выступают не деньги, даже не та или другая военная организация, а два нравственных двигателя, при посредстве которых только и возможно то напряжение всех сил народных, что все сокрушает и ничем само сокрушимо быть не может: «Это — дисциплина, или дар повиновения, или энтузиазм, или беспредельная готовность к самопожертвованию»^[4].

Если талант военачальника есть дело случая или дар провидения, кои никто предусмотреть не может, то нравственный дух войск — та главная сила, что в итоге решает успехи войн, — принадлежит к постоянным, коренным народным свойствам, которые не могут быть ни приобретены, ни чем-либо заменены. Данилевский уверен: счастье и сила России в том и заключаются, что само дело ее правое — оно одно может непосредственно возбудить ее до самоотвержения, если только будет доведено до сознания народа всеми путями гласности.

С начала XVIII в. на долю России выпало бороться с тремя величайшими военными гениями новейшего времени, которые были одновременно и полководцами, и государями, а следовательно, могли располагать полной свободой действия и всеми ресурсами своих стран. Речь идет о Карле XII, Фридрихе II и Наполеоне I — из борьбы со всеми тремя Россия вышла победительницей, добавив к этому победу над Гитлером в XX в. Победу в этих войнах Россия одержала не с помощью финансовых операций, займов или военной техники: победил несокрушимый народный дух. Удержать пространство цивилизации может только сила народного единения.

Итак, цивилизационная парадигма в российской политике предполагает, что главным фактором, интегрирующим большие пространства России, является цивилизационная идентичность. Основное следствие этого закона гласит: «политическое раздробление в среде одного и того же культурно-исторического типа имеет вредную сторону, состоящую в том, что оно лишает его политической силы, а следовательно, возможности успешного противодействия внешнему насилию»^[5].

История знает немало примеров, подтверждающих действие указанных закономерностей. Так, в Древней Греции не только всякие незначительные этнографические оттенки, но часто даже случайные обстоятельства являлись основанием для образования самостоятельных геополитических единиц. Это стало одной из главных причин кратковременности независимой политической жизни античной Греции, закончившей свое развитие под чуждым игом.

Политическая система Европы, напротив, служит положительным примером действия этого закона. Европа в ее настоящих и естественных границах как культурно-исторический тип объемлет собой романо-германский мир. Понятие «европейский интерес» — не пустое слово для француза, немца и англичанина: оно наполнено смыслом, который ясен каждому из них, независимо от интересов Англии, Германии или Франции.

В XX в. выдающие европейские мыслители М. Вебер, А. Тойнби, П. А. Сорокин, О. Шпенглер подчеркивали особую роль религиозной этики в формировании цивилизационной идентичности. Они утверждали, что цивилизации представляют собой типы человеческих сообществ, создавших уникальные формы религии, архитектуры, живописи, нравов, обычаев. Эти социокультурные притяжения — вера, почва и кровь—для народов, принадлежащих к одной цивилизации, в ситуации политического выбора являются более значимыми, чем любые экономические или политические выгоды.

Таким образом, социокультурный анализ в политике предполагает серьезное ценностное обоснование политического курса страны с точки зрения архетипов и кодов национальной культуры, активизацию в общественном сознании древней сакральной триады веры, почвы и крови. И вот здесь необходимо обратиться к той интерпретации цивилизационной парадигмы в политике, которая вошла в современный дискурс как теория «столкновения цивилизаций» .

Модель «столкновения цивилизаций» , разработанная американским политологом Сэмюелем Хантингтоном (1927—2008), сегодня положена в основу американского внешнеполитического курса. Модель базируется на том, что международная система, которая прежде состояла из трех блоков («первого», «второго» и «третьего» миров), ныне перестраивается. Она превращается в новую систему, состоящую из восьми главных цивилизаций: китайской, японской, индуистской, исламской, православной, западной, латиноамериканской и африканской. Хантингтон был убежден, что состязающиеся силовые блоки в будущем станут отличать принадлежность к этим цивилизациям, а не к нациям и идеологиям, как было прежде. Ведь «в конечном счете для людей важна не политическая идеология или экономические интересы. Вера и семья, кровь и убеждение — это то, с чем люди себя идентифицируют и за что они будут биться и умирать… столкновение цивилизаций заменит холодную войну как главный фактор глобальной политики»^[6].

С точки зрения Хантингтона, различные цивилизации вырабатывают разные культурные ценности, которые гораздо труднее примирить, чем идеологический конфликт классов: «бархатный занавес культуры» разделяет народы значительно сильнее, чем железный занавес идеологий в период холодной войны. Хантингтон считает культурную приверженность людей первобытной, подсознательной, исконной. Фундаменталистское прочтение цивилизационной идентичности становится веским аргументом в пользу «неразрешимости» цивилизационных противоречий в современном мире. Например, западные идеи индивидуализма и демократии сталкиваются с религиозными верованиями незападных народов. Но даже если это так, возникает вопрос: почему несовместимые культурные ценности должны вызывать политические и военные столкновения? С. Хантингтон пытается убедить нас в том, что современные цивилизации представляют собой гомогенные образования, разделяющие единые исконные культурные ценности, и потому общества, которые объединились в силу исторических или идеологических причин, но разделены цивилизационно, либо распадаются, как это произошло с Советским Союзом, Югославией и Эфиопией, либо испытывают огромное напряжение. Между тем современная культурная антропология опровергает такой примитивный взгляд на проблему. Вопреки представлениям адептов «монолитности» каждая цивилизация состоит из гетерогенных начал: именно они образуют источник ее динамики. Внутреннее разнообразие выступает залогом повышенной жизнестойкости и адаптивности, способности приспосабливаться к изменениям среды.

Проблема цивилизационной самоидентификации — это проблема высокосложных, рафинированных и оттого чрезвычайно хрупких синтезов в области культуры. Мировые религии каким-то высшим нормативным кодом объединяют множество подвластных им этнокультурных локусов. При формировании этих религий в прошлом заметную роль играл межконфессиональный диалог, о чем свидетельствует современное сравнительное религиоведение. Многие цивилизации являются поликонфессиональными, их питает напряженная энергетика разных религиозных полюсов: католического и протестантского (Запад), православного и мусульманского (Россия), буддистского и конфуцианского (Тихоокеанский регион). Каждая цивилизация характеризуется устойчивым плюрализмом этнокультурных миров, что также является источником ее динамизма. Мировое сообщество сегодня состоит примерно из 180 государств и только 15 из них можно назвать нациями в том смысле, в котором большинство людей считает себя принадлежащими к этой нации, т. е. имеющими общих предков и культурную идентичность. Для государств естественно быть многонациональными, до 40% населения в таких государствах могут относиться к пяти или более четко выраженным нациям. Почти в трети случаев самая большая нация не составляет большинства в государстве. Но если это типично для многонациональных государств, то тем более характерно для цивилизаций: многие страны сегодня находятся одновременно внутри одной цивилизации и сами состоят из множества цивилизаций.

С. Хантингтон хочет убедить нас в том, что традиционные ценности каждой культуры неизменны и незыблемы, а люди привержены им первобытно и подсознательно. Однако современные антропологи рассматривают культурные традиции и ценности как перманентно развивающиеся явления, которые постоянно включены в процесс социального и культурного цивилизационного строительства. Культурные ценности и традиции развиваются в соответствии со сложными условиями исторической практики. Культурный материал цивилизаций настолько богат, многообразен и противоречив, что может быть использован в разных исторических условиях для создания широкого разнообразия альтернативных ценностей. Процесс образования культурных ценностей обусловлен не столько традициями, сколько потребностями времени и условиями, в которых развивается культура. Американский антрополог Найджел Харрис в книге «Вера в обществе» подчеркивает, что «…культура — это не какая-то внешняя смирительная рубашка, это многослойная одежда, и отдельные ее слои человек может сбросить и сбрасывает, если они начинают мешать движению»^[7].

Любое политическое определение культурных ценностей отражает выбор, сделанный современными политическими лидерами в ответ на возникшие проблемы. Например, феномен современного исламизма — это в значительной степени явление XX в. Конечно, исламисты используют культурный материал, относящийся ко времени пророка Мохаммеда. Но те обычаи и традиции, которые отбираются исламистами для оживления национальной культуры, зависят не от диктата древних устоев, а от понимания роли и значения этих традиций в современных условиях. Другая часть культурного материала — совершенно новая, она отражает сегодняшние достижения исламского мира: огромные доходы нефтяных компаний, экономические, политические, военные реалии исламского мира.

Сырой материал культурных традиций всегда использовался и впредь будет использоваться политиками для обоснования своих целей, поэтому процесс формирования культурных ценностей продолжается и сегодня, как тысячелетия назад. Вопрос о том, грозит ли нам «столкновение цивилизаций» , — во многом вопрос осознанного выбора политическими лидерами и элитами своего ответа на вызов других культур. Современная политическая конфликтология справедливо считает, что конфликты на почве чисто культурных ценностей разрешаются значительно легче, чем экономические или идеологические противоречия. Хантингтон ошибочно настаивает на их неразрешимости. Взаимное уверение и признание, терпимость значительно легче продемонстрировать, чем поступиться материальными интересами.

Культурные противоречия обостряются, когда в рамках существующей политической системы невозможно удовлетворить основные человеческие потребности для всех, когда начинается борьба за индивидуальное и коллективное выживание. Многие современные конфликтологи (Дж. Бартон, П. Сайтес, Р. Рубинштейн и Ф. Крокер) полагают, что наиболее серьезные политические конфликты генерируются не столкновением ценностей, а неспособностью существующих систем удовлетворить основные потребности людей. Ни для кого не секрет, что в современном мире основные сражения происходят не вокруг культурных идеалов, а из-за экономических интересов: идет борьба за рынки сбыта и источники сырья.

В целом концепция С. Хантингтона очевидно направлена на то, чтобы доказать мировой общественности, что центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между Западом и другими цивилизациями. «Запад против остального мира» — этот красноречивый заголовок одного из разделов статьи Хантингтона весьма подходит и для названий всей работы в целом, и для американского внешнеполитического курса. Идеологический подтекст выступления автора очевиден: сплотить западный мир, дать ему новую консолидирующую идею.

Культурные ценности вполне могут стать основой для политической мобилизации масс. Чаще всего это происходит в ответ на действия экзогенных факторов, когда существует агрессивный вызов других культур. Проблема заключается в том, чтобы не создавать подобных ситуаций. Сегодня, как и столетия назад, мир на планете во многом зависит от доброй воли и усилий разных народов и их политических лидеров. Концепция «столкновения цивилизаций» уводит политиков от перспективы разрешения международных конфликтов в сторону однозначной конкуренции и противостояния. Опасность такого подхода очевидна. Вопрос необходимо перевести в принципиально иную плоскость: цивилизационный анализ в политике должен стать основой для диалога цивилизаций. Политика современной России направлена именно по такому пути.

• [1] Февр Л. Цивилизация: эволюция слова и группы идей // Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991. С. 242—247.
• [2] См.: Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. С. 109.
• [3] См.: Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 91—92.
• [4] Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 458
• [5] Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 102.
• [6] Huntington S. If Not Civilizations, What? // Foreign Affairs. 1993. Nov. — Dec.Vol. 72. № 5. P.187.
• [7] Цит. по: Rubenstein R. Е._} Crocker J. Challenging Huntington // Foreign Policy. 1994. № 96. P. 118.