Архетипы политического действия

С политическими традициями тесно связано понятие архетипов. Архетипы политической культуры — это передаваемые от поколения к поколению типовые образцы поведения и организации политической жизни, характеризующие политический процесс в определенном обществе.

Красной нитью через все политическую историю России проходит архетип политического радикализма. Сама «политическая поэма» о «Москве — Третьем Риме» выросла на основе политического радикализма — из страстной жажды приблизиться к воплощению Царства Божия на земле. Не меньшим радикализмом отмечен и феномен сакрализации политической власти.

B. В. Зеньковский (1881—1962), русский философ и богослов, полагал, что «освящение» и «возвеличивание царской власти не было просто 'Утопией»… и выражением церковного «сервилизма», а было выражением мистического понимания истории". Если смысл истории — подготовка к Царству Божию, то «самый процесс истории, хотя и связан с ним, но связан непостижимо для человеческого ума». Царская власть становится той особой инстанцией, «в которой происходит встреча исторического бытия с волей Божией»^[1].

Предельное возвеличивание царской власти («Царь по своей должности и власти подобен всевышнему Богу» , — писал Иосиф Волоцкий), сочетается с не менее радикальным выводом о том, что неправедный царь — «не Божий слуга, но диавол». Архетип российской политической власти с самого начала формируется как бинарный, радикально амбивалентный. Если русская духовность делит мир на две ипостаси — «удел света и удел мрака», то особенно остро это ощущается в сфере политической власти.

C. С. Аверинцев пишет: «Божье и Антихристово подходят здесь к друг другу вплотную, без всякой буферной территории между ними; все, что кажется землей и земным, — на самом деле или Рай или Ад; и носитель власти стоит точно на границе обоих царств. То есть это не просто значит, что он несет перед Богом особую ответственность, — такая тривиальная истина известна всем. Нет, сама по себе власть, по крайней мере власть самодержавная, — это нечто, находящееся либо выше человеческого мира, либо ниже его, но во всяком случае в него как бы и не входящее»^[2].

С этим связана характерная особенность восприятия политического лидера одновременно в двух ипостасях: действительно декларируемой и ей же оппозиционной. Российский лидер должен быть «сам себе оппозиционером», чтобы соответствовать архетипическому народному восприятию. Умиление перед самокритикой власти, «искренним раскаянием» самодержцев нашло отражение в известной народной пословице: «За одного битого двух небитых дают». Амбивалентность российского института политического лидерства и сегодня позволяет властным структурам обновляться, не меняясь по существу.

Менталитет

Имеющиеся в обществе скрытые цели, конфликты, тревоги, центральные культурные темы порождают характерные для членов общества способы адаптации. Эти способы определяют общие для данной культуры личностные константы — «базовую» либо «модальную» личность (М. Мид, А. Уоллес) или «менталитет» (Л. Леви-Брюль).

Менталитет — это совокупность коллективных представлений, общих для членов определенной социальной группы, которые передаются из поколения в поколение и проявляются у индивидов в ответ на внешние воздействия. Формирование менталитета происходит в процессе социализации людей в каждом обществе и обусловливается детским опытом, который считает примерно одинаковым для всех в однородной культурной среде благодаря установившемуся в культуре способу ухода за детьми и методам воспитания. Менталитет также формируется в процессе индивидуального освоения доминирующих тем культуры, выделяющих социально значимые ситуации. Следовательно, разнообразие поведения людей в рамках каждой культуры выводится из общей, разделяемой всеми ее носителями базовой структуры личности и системы заученных мотиваций.

Найти ключ к пониманию русского характера, раскрыть особенности российской ментальности пытались многие известные русские философы. И. А. Ильин, Н. О. Лосский, Н. А. Бердяев, Г. П. Федотов, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. И. Солженицын отмечали, что народный характер — это не какая-то абстрактная идея долженствования, а идея-сила, «световой луч, который сердце никогда не покидает»^[3].

Ключевой архетип русской ментальности, его определяющий «световой луч» — это то, что русский человек «живет под знаком сердца», ему органически присуще состояние эмпатии, сопереживания и соучастия в бытие других людей. Развивая эту мысль, русский религиозный философ Н. О. Лосский (1870—1965) заметил: «К числу особенно ценных свойств русского народа принадлежит чуткое восприятие чужих душевных состояний»^[4].

Главная черта русских в процессе общения с другими народами — установка на эмпатию, сопереживание другому, причем в позитивно-радостном ключе. Ф. М. Достоевский называл это качество «всеоткрытостью русского духа». В своей «Записной книжке» (под заголовком «Я») он писал: «При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу». Не случайно в русском фольклоре столько пословиц о добром слове, обращенном к другому, ведь именно доброе слово способно раскрыть в человеке человека: «Доброе слово в жемчугах ходит», «Доброе слово лучше мягкого пирога», «Доброе слово ворота отопрет», «Доброе слово сказать — посошок в руки дать». Именно поэтому нам так легко общаться с людьми разных культур («Чужие в минутную встречу могут почувствовать себя близкими» , — отмечал Г. П. Федотов) и оттого так сложно вести политические переговоры, где необходимы определенная закрытость и дистанцирование от другого человека («Язык держи, а сердце в кулак сожми»).

Еще один сильный архетип русского характера, ярко проявляющийся в процессе общения, — установка на консенсус, стремление к примирению («Худой мир лучше доброй ссоры»), Ф. М. Достоевский сформулировал русский идеал как «всецелость, всепримиримость и всечеловечность». Не случайно российская дипломатия всегда выступала посредником на самых сложных переговорах между Востоком и Западом.

В. С. Соловьев (1853—1900) в своей знаменитой речи в память Ф. М. Достоевского подчеркивал, что тот представлял Россию, используя видение Иоанна Богослова о «жене, облеченной в солнце и в мучениях хотящей родить сына: жена — это Россия, а рождаемое ею слово есть то новое Слово, которое Россия должна сказать миру. Это Слово — примирение для Востока и для Запада»^[5]. Таков был главный архетип русского национального характера в представлении Достоевского.

И. А. Ильин (1883—1954) при этом образно сравнивал русский характер в период опасности с пробудившимся от спячки медведем. Если медведя крепко донять и разозлить, он встанет на задние лапы, и тогда оказывается, что он два метра в высоту и полтора в ширину: «случится такое — держись!»^[6] Вспомним, как напугала западных аналитиков Мюнхенская речь Владимира Путина: многие комментаторы пришли к выводу, что «Россия вновь стала ощущать себя как великая нация»^[7], а В. В. Путин с тех пор входит в число самых влиятельных людей мира.

Важно отметить, что национальный характер формируется и определяется культурой. Если предположить, что люди обучаются культуре как индивиды, то конечный локус культуры должен находиться внутри индивидов, а не внутри групп. Задача теории культуры — объяснить, в каком смысле следует говорить, что культура разделяется людьми или может быть групповой собственностью, и что представляют собой процессы, благодаря которым культура становится разделяемой всеми.

Принято выделять несколько основных уровней, характеризующих когнитивную значимость текстов культуры. Уровни культуры шаг за шагом формируют национальный менталитет.

• 1. Знакомство с культурными традициями: в ходе обычного процесса инкультурации каждый человек узнает о существовании определенных правил поведения в обществе.
• 2. Проникновение в сущность культурных традиций: человек постепенно начинает понимать их внутренний смысл и значение, ориентируясь при этом на предлагаемые культурой авторитетные источники.
• 3. Восприятие традиций в качестве личных установок и верований: обладая пониманием традиционных смыслов, человек постепенно начинает признавать их истинными, правильными и справедливыми.
• 4. В качестве культурно конституированных установок традиции становятся частью поведенческой среды для определенного круга людей: именно усвоенные традиции направляют действия большинства людей в обществе.
• 5. Культурно конституированные установки приобретают способность не только направлять, но и вызывать определенные действия: на самом глубинном уровне для большинства членов общества эти установки приобретают не только когнитивную, но и эмоциональную значимость.

Вальтер Шубарт (1897—1942) в своей книге «Европа и душа Востока» разработал четыре модели базовой структуры личности, или базовые типы менталитета, характерные для человеческой истории (табл. 3.1). Эонические архетипы Шубарта превосходят рамки наций и рас, могут охватывать целые континенты. Отдельная личность вынуждена ориентироваться на этот архетип: она может либо воплотить его, либо воспротивиться ему, но не может его игнорировать.

Таблица 3.1. Базовые типы менталитета по В. Шубарту^[8]

Окончание табл. 3.1

• [1] См.: Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 1. 4. 1. Париж: YMCA-PRESS, 1948. С. 49—50.
• [2] Аверинцев С. С. Указ. соч. С. 234—235.
• [3] Ильин И. А. О России и русской душе // Ильин И. А. Собр. соч.: в 10 т. Т. 6. Кн. 3. М.: Рус. книга, 1997. С. 29.
• [4] Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М.: Политиздат, 1991. С. 258
• [5] Соловьев В. С. Третья речь в память Достоевского // Соловьев В. С. О Великом Инквизиторе: Достоевский и последующие. М.: Молодая Гвардия, 1991. С. 68.
• [6] См.: Ильин И. А. О России и русской душе // Ильин И. А. Собр. соч. Т. 6. Кн. 3. С. 188
• [7] Делор Ж. Многие страны скатываются к национализму // Россия в глобальной политике. 2007. Т. 5. № 1. С. 98.
• [8] См.: Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: Русская идея, 1997. С. 10—11.