Политическая патопсихология. 
Политическая психология

Можно ли провести различие между политической психологией и политической патопсихологией? Политическая психология рассматривает те аспекты политики, которые связаны с психологическими проблемами людей, вовлеченных в политическую деятельность. Она имеет длительную предысторию. Уже первые движения в истории человечества были связаны с играми, культовыми действиями, разыгрыванием сцен охоты и войны, т. е. с театрализацией действительности. С давних пор многие политические деятели использовали карнавализацию реальности в собственных интересах. Во все времена появлялись диктаторы, тираны, которые манипулировали умонастроениями масс для укрепления своей власти. Политическая психология рассматривает поведение лидеров и масс как естественное содержание политических процессов.

Однако постепенно в европейской психологии и философии складывается убеждение, что те же самые феномены (выдвижение лидеров, деструктивные действия толпы, борьба за власть) можно и даже необходимо описать в терминах патологии. Шаг за шагом в стилистику политической психологии входят понятия, относящиеся преимущественно к нарушениям психологической нормы.

В политике бывает так, что тот или иной деятель стремится к власти путем насилия, к братству — посредством раздора, к истине — с помощью лжи. Возвышенная цель такого политика оказывается аморальной, потому что она основывается на зле, обмане, диктате. Когда Бердяев называл политику наростом, высасывающим кровь из людей, он, скорее всего, имел в виду негативные стороны общественной жизни, а не патопсихологию.

Пожалуй, первый вклад в создание патопсихологии был сделан Лебоном, который, как уже отмечалось, написал работу «Психология народов и масс». Однако долгие десятилетия исследования психологии толпы воспринимались как маргинальные.

Вместе с тем анализ психологии толпы показывал, что открываются значительные возможности для изучения болезненных, «смещенных» психологических процессов. Индивид, еще не инкорпорированный в толпу, способен рассуждать, демонстрировать рассудочность, обнаруживать ответственность за собственные поступки; тот же человек внутри массы утрачивает эти свойства. Умственные и нравственные опоры рушатся, заглушается даже инстинкт самосохранения.

В новейшей психологии личность противопоставляется толпе. Выстраивается типологически стройная конструкция, где масса противостоит индивиду по всем параметрам. Это рождает огромное количество ценнейших наблюдений и концептуально четких выводов. Так, был выявлен феномен «демонизирования» толпы. Возникают вопросы: отчего мыслящий человек впадает в безумие? Как сон разума рождает чудовищ? Как происходит подмена ценностей у ответственного и нравственно здорового индивида?

Э. Фромм рассматривал человека как едва ли не самое эксцентричное создание универсума.

В создании политической психопатологии огромную роль сыграл Ницше, который развил идею власти как человеческой паранойи. Не случайно В. С. Соловьев отмечал «гениальную психопатию, выраженную в увлекательной лирической прозе Ницше»^[1]. Ф. Ницше, как писал далее философ, выразил презрение к слабому и больному человечеству, обосновал языческий взгляд на силу и красоту, дал «сверхчеловеку» право навязывать свою волю как верховный закон для прочих. Аргументы Соловьева против диктатуры тиранов просты: «Разве римский аристократ и диктатор Сулла, сирийский царь Антиох и иудейский Ирод нс были заживо съедены червями?»^[2]

В начале прошлого столетия Ясперс стал проводить различие между психологией и патопсихологией. Он отмечал, что эти области знания принадлежат друг другу и дополняют друг друга. Психопатологи, по его мнению, обладают обширным материалом, который не имеет в психологии «нормальных» соответствий. «Психопатологам, — писал Ясперс, — приходится разрабатывать собственную психологию, ибо психологи не могут обеспечить им необходимую поддержку»^[3]. В психопатологических процессах психические явления возникают внезапно, совершенно непонятным нам образом. Кажется, что одно событие психической жизни следует за другим беспричинно. В чередовании событий редко удается усмотреть генетическую связь.

Свое исследование о Томасе Вудро Вильсоне, 28-м президенте США, Фрейд назвал психологическим. Однако австрийский психиатр отмечал, что наша наука давно уже отказалась от веры в резкую разграничительную черту между нормальным и анормальным в психической жизни: «Мы были вынуждены прийти к заключению, что для суждения о психических явлениях категория „нормальный — патологический“ является такой же неадекватной, как предшествующая ей всеохватывающая категория „хороший — плохой“»^[4].

По мнению Фрейда, глупцы, мечтатели, страдающие от иллюзий, невротики и лунатики во все времена играли громадную роль в истории человечества: «Великие достижения столь часто совершаются людьми с психическими отклонениями, что невольно испытываешь искушение предполагать, что они неотделимы друг от друга»^[5].

В сферу политической патопсихологии стала постепенно входить новая тема — психология вождя. В 1942 г. американский психоаналитик Эриксон опубликовал сочинение «Мир образов Гитлера и немецкая молодежь» .

Размышляя о психопатологических процессах, психолог избегал привычных для политической психологии объяснений, таких как теория «козла отпущения», проекция или уклонение от истинных проблем. Изучив и проанализировав «Майн кампф», Эриксон отмечал, что этой книге присущи мифы. Миф, древний или современный, по словам психолога, не является ложью. Скорее, историческая правда и вымысел перемешаны в нем таким образом, что все выглядит вполне правдоподобно. В своей работе Эриксон учитывал как известные факты из детства и юности Гитлера, так и его явные психопатические симптомы во взрослом возрасте. Однако исследователь прекрасно понимал, что сумятица в голове одного человека не может произвольно всколыхнуть всю нацию. Струны, которые задел Гитлер, должны были найти отклик у слушателей. Так родилась продуктивная мысль: психопатологическое явление в сфере политики является обычным сплавом поведения людей и их лидеров.

Размах варварства и низменных инстинктов, связанных с приходом Гитлера, оказался настолько значительным, что объяснить это явление с помощью классических теорий политического процесса было невозможно. Психоисторики внесли крупный вклад в изучение психопатологии личности вождей. Они показали, что лидеры мессианистического типа усиливают чувство групповой сплоченности, становясь объектами идеализации.

В 1958 г. американский психолог Эриксон опубликовал работу «Молодой Лютер», в которой перечислил элементы, характерные для «припадков» всех великих и вдохновленных людей. Среди них: 1) телесные судороги; 2) определенная степень бессознательного; 3) автоматические вербальные проявления; 4) призвание изменить направление всех усилий и устремлений; 5) духовное откровение, которое воспринимается столь ясно и проникновенно, как второе рождение^[6].

Юный Лютер под влиянием пережитого во время грозы сильного страха и навеянных им размышлений, к которым его душа была «подготовлена», решил уйти в монастырь Святого Августина в Эрфурте. Когда он сообщил об этом отцу, тот впал в крайнюю ярость. Никто из этих двух упрямых людей не был готов к компромиссу. Это была первая повлиявшая на судьбу Лютера конфронтация. Он не мог уступить ни своему земному, ни небесному отцу, чтобы избежать отчаянной внутренней борьбы, ставшей затем причиной его знаменитого «припадка» .

Э. Эриксон не просто пытается объяснить и понять психопатологический конфликт одаренного молодого человека. Исследователь обращает внимание на трансформации рокового расщепления у Лютера в течение пяти лет. Кризисы идентичности, которые переживал и преодолевал Лютер, возникали снова и снова. Восстания крестьян, вспыхивавшие как ответ на его слова, настораживали его, и он вынужден был отказываться от своих прежних речей. Его гнев, ругань и состояния депрессии общеизвестны. Эмоционально он не мог справиться с кризисом своей личности.

Тайну раздвоенной личности в политике попытался разгадать Т. Адорно. В 1943—1950 гг. в США группой ученых Калифорнийского университета было предпринято первое массовое исследование авторитарности как совокупности особых личностных черт. В группу входили Д. Левинсон, Е. Френкель-Брунсвик, Р. Невитт-Сэнфорд. Руководил исследованиями известный немецкий философ, в то время политический эмигрант, Адорно. Концепция «авторитарного характера» и сегодня является одной из самых популярных в социальной психологии и социальной психиатрии.

Становление концепции происходило в период формирования и распространения фашистской идеологии. Эрих Фромм и Вильгельм Райх независимо друг от друга выявили тип личности, поддающейся фашистской пропаганде и названной «негативным индивидом», для которого было характерно чувство одиночества и подавленности. Причем, как правило, тяжело переносимые чувства вытеснялись из сознания при помощи компульсивной «взрывной» реакции.

Далее появился ряд терминов для определения подобного типа личности — аномия, садистско-мазохистский тип, ригидная личность и т. д. Наиболее употребительным стал термин «авторитарная личность». Не случайно Адорно назвал свою работу «Авторитарная личность». «Люди с предрассудками, кто они?» — так озаглавлено предисловие книги. «Цель исследования, — отмечено в предисловии, — найти те социально-психологические факторы, благодаря которым авторитарный тип личности — новая концепция „антропологического человека“ — подавил собой индивидуалистический и демократический тип, превалировавший на прошлых этапах истории человечества. Другая цель исследования — найти силы, способные обуздать развитие авторитарного типа»^[7]. Исследуя разрушительный микроб авторитарности, книга внесла свой вклад в политическую патопсихологию.

Вывод, к которому пришел Адорно, поразил его. Шкала, дававшая возможность суммировать результаты, представляла как интеллектуалов, так и обывателей. Прежде всего обнаружилось, что те и другие не имеют реального представления о политической и экономической жизни страны. Как подчеркивал Адорно, степень их невежества превзошла ожидания даже самых закоренелых скептиков. Причем невежество и путаница в политических представлениях совершенно не зависели от информированности людей, а возникали как при отсутствии информации, так и при ее избыточности.

Т. Адорно писал, что неосведомленный человек все равно пытается «иметь мнение», в результате чего в общественном сознании господствуют предрассудки, критичность мышления утрачивается. Люди не хотят думать, и это нежелание стимулируется всей системой образования с его недоверием к абстракциям и всякого рода спекуляциям, с его пафосом «фактов и цифр», т. е. информацией, не дающей определенного импульса к размышлениям.

Несмотря на то что в проведенном Адорно эмпирическом исследовании были определенные просчеты, его общий вклад в политическую патопсихологию очевиден. Ученый требовал от опрошенных таких суждений, которые по своему содержанию совпадали бы с мнением политического эксперта. Разумеется, суждения рядового гражданина по всем вопросам политической жизни не могут иметь форму развернутых, методически последовательных размышлений. В реальной жизни действуют не эксперты, а обыкновенные люди, оценивающие события с позиции своего социального опыта. В связи с этим мнение индивида по тому или иному вопросу включает в себя не только основательно продуманные суждения, но и стихийно переживаемые формы согласия или несогласия с конкретными ценностями и установками, всевозможные реакции на внешнее влияние в виде настроений, эмоционально окрашенные образы и т. д.

На пути к нормальному взвешенному мнению нередко происходят своеобразные срывы, когда индивид оставляет последовательную логику, замещая ее общей эмоциональной оценкой, апелляцией к повседневному опыту. Процесс размышления при этом подменяется голым результатом. «Соскользнув» со стези логических операций, человек в данном случае демонстрирует «здравомыслие»: это правильно, потому что так думают все.

Некоторые образы, обрисованные Адорно, дают яркую клиническую картину. Так, например, «мятежник и психопат» имеют в своей структуре Эдипов комплекс. Ребенок не принимает отцовского авторитета и восстает против него. В результате этого в процессе происходящего в сфере бессознательного в сознании человека утверждается ненависть к любому авторитету. Люди подобного типа крайне склонны подвергаться любой пропаганде, направленной против социальных институтов.

Следующий психологический тип носит название «чужак». К нему относятся людей с параноидальной психикой, которым свойственна субъективная картина мира, возникающая обычно в результате несовпадения бессознательных фантазмов и сознательных мечтаний с конкретной реальностью. Эта субъективная картина мира, насыщенная предрассудками, вызывает агрессивные импульсы.

Представление о мире со временем растет, усложняется и возникает сложная символика, поэтому люди данного типа имеют обыкновение обособляться в секты. Они обычно проявляют большой фанатизм в своих взглядах. Однако, с другой стороны, именно благодаря этим предрассудкам «чужаки» могут легко контактировать с другими авторитарными группами. «Чужаки», как правило, полуобразованные и встречаются в различных слоях общества. Они часто являются фанатичными приверженцами расистских теорий и их пропагандистами.

Самым опасным из авторитарных типов личности является, по мнению Адорно и его соавторов, тип «манипулятора». К «манипуляторам» следует отнести деловых людей, менеджеров, организаторов производства, бизнесменов. В своей работе они сосредоточены лишь на непосредственной деятельности и к моральной стороне вопроса в конечном счете глубоко равнодушны. Поведение «манипуляторов» характеризуется, с одной стороны, сдержанностью, рассудительностью, организованностью, а с другой — низкой эмоциональной реакцией. В связи с этим окружающий мир представляется для не знающего вдохновения «манипулятора» бесцветным полем для управления, пустой схемой. Зловещим примером «манипулятора», действовавшего во времена фашизма в Германии, может быть Гиммлер, для которого массовый геноцид являлся средством управления и организации.

Своеобразной классикой политической патопсихологии стали психологические экспертизы Гитлера и Сталина, осуществленные в работе Фромма «Анатомия человеческой деструктивности». Американский исследователь трактует жизнь и деятельность Гитлера как носителя некрофильской ориентации и подчеркивает, что для установления диагноза «некрофильская личность» недостаточно обнаружения одной или двух черт характера. Может случиться, что определенное поведение, которое напоминает симптоматику некрофилии, обусловлено не личностными чертами, а традициями или обычаями конкретной культурной среды. Кроме того, для установления диагноза, по мнению Фромма, не обязательно иметь налицо все характерологические признаки некрофилии^[8].

Э. Фромм рассматривает некрофильский характер как проявление патопсихологии. Он отмечает, что люди с такой патологией встречаются сравнительно редко. Вместе с тем это утверждение американского исследователя вступает в противоречие с его собственными рассуждениями о том, что патологические некрофильские личности представляют собой серьезную опасность для окружающих. Это человеконенавистники, поджигатели войны, расисты, убийцы, потрошители. Сегодня мы могли бы добавить к этому ряду еще и террористов. Эти люди, как считает Фромм, опасны не только потому, что занимают посты политических лидеров, но и как потенциальная когорта будущих диктаторов. Из их рядов выходят деспоты, палачи и убийцы.

Несомненно, что и менее ярко выраженные некрофилы играют свою роль в политике. Возможно, они не относятся к главным адептам террористического режима, но обязательно выступают за его сохранение, даже когда находятся не в большинстве. Обычно некрофилы не составляют большинства, но все же они достаточно сильны, чтобы прийти к власти и удерживать ее. По мнению Фромма, для Гитлера объектами деструктивности были города и люди. Архитектор, с воодушевлением планировавший переустройство Вены, Линца, Мюнхена и Берлина, в то же время был человеком, который намеревался разрушить Париж и в конечном счете уничтожить всю Германию.

Достоинство работы Фромма состоит в том, что в ней дается целостный портрет некрофильской личности. Автор характеризует Гитлера как садомазохистский характер, авторитарный тип личности. Тремя другими чертами характера Гитлера, тесно связанными между собой, Фромм считает нарциссизм, уход от реальности и абсолютное отсутствие способности любить, дарить тепло и сопереживать. Нагляднее всего проявился нарциссизм: Гитлер интересовался только собой, своими желаниями, своими мыслями и мог до бесконечности рассуждать о своих идеях, своем прошлом, своих планах.

Значительный вклад в развитие политической патопсихологии внес американский психоаналитик А. Лоуэн. Его описание патопсихологической личности, разумеется, имеет отношение не только к политике. Такие черты, как безлюбость, стремление сохранить тотальный контроль над всем, утилитарное отношение к людям, сохраняют свое значение для современных исследований патологии политической личности.

В отечественной культуре Арон Исаакович Белкин был, пожалуй, первым психоаналитиком, который обратился к анализу политической практики. Автору данного учебника была знакома эта тема, поскольку в 1991 г. нами была издана книга «Приключения имиджа», где анализировалась природа стереотипов и образов, однако совершенно не рассматривались политические проблемы. Спустя несколько лет Белкин отметил глубокий и обостренный интерес политологов к психологии: «Они исследуют природу политических направлений и движений, опираясь на интересы и настроения различных социальных групп. Они дают характеристики множеству действующих на политической арене лиц, выстраивая конструкции их личности. Сама классификация явлений, к которым они прибегают, создавая систему своих представлений, покоится на понятиях и терминах из арсенала психологии»^[9].

А. И. Белкин подчеркивал, что очевиден интерес Фрейда к титанам, людям могучего таланта и неординарной судьбы, которым человечество обязано огромными прорывами в своем духовном развитии. Эти исследования требовали такого же титанического труда от самого Фрейда. Ведь он не мог расспрашивать Ф. М. Достоевского или Леонардо да Винчи, как расспрашивали своих пациентов. Однако персонажами Белкина оказались люди отнюдь не исторического масштаба. Развернувшаяся в нашей стране борьба за власть стала для всех новым феноменом. Постепенно складывалась психопатология власти, и это явление было своевременно истолковано Белкиным.

В то время, как внутри отечественной политики начал развиваться пиар, невозможный без информационной войны, Белкин последовательно, логично выстраивал в прикладном психоанализе некую теорию политической психопатологии. Но почему именно патологии? Может быть, проще назвать это политической психологией? А. И. Белкин показывает: добиться успеха в политике без деструкции личностных качеств невозможно. Политика захватывает все человеческое существо без остатка, деформирует индивидуальные свойства, заряжает сверхценными идеями.

Диагноз политической психопатологии, поставленный Белкиным, разносторонен. Почему политик становится искривленной личностью? Первая реакция психики на наркотик — снижение критики. От эйфории, от ощущения собственного величия, всемогущества, безграничности своих прав, которыми человек упивается на пике опьянения, невозможно, наверное, полностью вернуться назад, к трезвой и нельстивой самооценке. Соответственно накапливается и недоброжелательность к другим, недоверчивость, подозрительность: если я, такой прекрасный, не получаю тех рукоплесканий, которых достоин, то кто же вокруг меня, как не заклятые враги? Обостренная обидчивость, уязвимость приводят к бессмысленной растрате сил. Психика регрессирует — но тоже по-особому — на более примитивный, инфантильный уровень. Вывод Белкина: политический наркоман бесплоден.

А. И. Белкин менее всего был расположен к изобличительной интонации, к критике политиканов. Он, прежде всего, попытался привить интерес к психоистории в целом.

Первая проблема, с которой пришлось столкнуться отечественным психоаналитикам, была связана с тем, что в политике участвуют не реальные люди, а их имиджи. Понятие «имидж» (синонимичное термину «персонификация», по более обобщенное, включающее не только естественные свойства личности, но и специально выработанные, созданные) связано как с внешним обликом, так и с внутренним содержанием человека, его психологическим типом, черты которого отвечают запросам времени и общества.

Требуется спокойный, уравновешенный человек, которого в любой момент не покидает выдержка… Или яростный, категоричный, любитель дискуссий, готовый опровергать любые аксиомы… Или простодушный и мягкий, весельчак и скептик, оптимист и желчный ироник. Имидж культивируется, закрепляется, грозя превратиться в маску, стать второй натурой, но все время остается на грани превращения. (Вспомним телефильм «Театр, театр» по С. Моэму. Сын знаменитой актрисы во время откровенной беседы с матерью задает ей вопрос: «Ты сейчас говоришь как мать или как актриса?»).

• [1] Соловьев В. С. Собр. соч.: в 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 825.
• [2] Соловьев В. С. Собр. соч.: в 2 т. С. 88.
• [3] Ясперс К. Общая психопатология. М., 1997. С. 27.
• [4] Фрейд З., Буллит У. Томас Вудро Вильсон. 28-й президент США. М., 1992. С. 20.
• [5] Там же. С. 22.
• [6] Эриксон Э. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование. М., 1996.
• [7] Адорно Т. Исследование авторитарной личности / под общ. ред. В. П. Култыгина. М., 2001. С. 5.
• [8] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1998. С. 483.
• [9] Белкин А. Судьба и власть, или В ожидании Моисея. М., 1996. С. 4.