Волшебные сказки в детском чтении

СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ

1. Филологические основы рассмотрения волшебных сказок

1.1 Миф как прародитель волшебной сказки

1.2 Понятие волшебной сказки. Особенности поэтики

1.3 Центральные образы волшебных сказок

2 Роль волшебных сказок в формировании личности младшего школьника.

2.1 Влияние волшебной сказки на развитие ребенка младшего школьного возраста

2.2 Волшебные сказки в литературном развитии детей младшего школьного возраста

2.3 Изучение композиции и сюжета волшебной сказки: разработки уроков.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ ВВЕДЕНИЕ В русской фольклорной прозе есть два многожанровых вида — проза сказочная и несказочная. Отличает их то, что они выполняют разные функции: сказочная проза — функцию эстетическую (сказки рассказываются для развлечения и поучения), несказочная проза — информативную.

Сказки делят на три основные группы — сказки о животных, волшебные и бытовые. Их объединяет один признак: наличие нарочитого вымысла, игры фантазии. Сказка — самый «свободный» вид фольклора, менее всего связанный с бытовым контекстом.

Корни сказок очень разнообразны. Источниками сказок были и мифологические верования первобытных народов, и эпические формы творчества народов более высоких культур, и обычное отражение ситуаций, форм жизни отдельных племен народов, и продукты чистой фантазии изобретательных умов, отражение сновидений, и разряд известных сексуальных эмоций, и переделка готовых книжно-литературных произведений низших слоев народа, и просто элементы международных сюжетов.

Русские народные сказки представляют собой национальные версии интернациональных сюжетов, и считать их русскими по происхождению нельзя. Архетип в сказках, особенно в волшебных, выделяется путем сравнительного анализа вариантов сказочных сюжетов. Такая методика рассмотрения сказок позволяет сделать выводы об исторической, а именно мифологической основе сказочных сюжетов.

Изучение поэтики волшебной сказки в школе должно строиться на культурно-исторической основе. Такой подход следует считать актуальным, так как он соответствует эстетической природе сказки и научным изысканиям отечественных фольклористов. Несмотря на исследования, выполненные еще в 40-е годы XX века, в методике школьного анализа волшебной сказки научный подход практически не используется.

Актуальность данной работы обусловлена тем, что в младших классах детям закладываются основы восприятия окружающего мира и именно в младших классах у детей начинают формироваться социального представления о жизни. Всё это происходит посредством образного восприятия, и волшебные сказки в данном случае выполняют информативную функцию, где на простых и ярких примерах показывают ребенку черты характера человека и сущность окружающего его мира.

Объект исследования — психолого-педагогические функции русской волшебной сказки.

Предмет исследования — изучение поэтики русской волшебной сказки в начальной школе.

Цель работы — изучить поэтику русской волшебной сказки и на этой основе разработать уроки, направленные на формирование читательской компетентности младших школников.

Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1. изучение научных источников по теме исследования;

2. рассмотрение исторических корней и особенностей поэтики русской волшебной сказки;

3. рассмотреть образы героев в волшебных сказках;

4. анализ влияния волшебной сказки на развитие личности младшего школьника;

5. разработать уроки, направленные на изучение волшебных сказок в начальной школе.

Методологической базой явились труды филологов-фольклористов, психологов, педагогов, а также статьи и публикации, посвященные методике организации образовательного процесса на уроках литературного чтения.

1. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ РАССМОТРЕНИЯ ВОЛШЕБНЫХ СКАЗОК

1.1 Миф как прародитель волшебных сказок Мы редко задумываемся над тем, что стало живой основой литературного творчества. А это было «Слово». Произнесенное, «изреченное» во времена глубокой древности, оно представлялось людям знамением «свыше», знаком «богодухновенности», который следовало удерживать в памяти, передавать потомкам.

Стремление такого рода проявлялось вначале в так называемой синкретической форме — в культовых песне и танце, отражавшим взаимоотношения человека с обожествляемыми им силами природы. Постепенно, в ходе трудовой деятельности людей, освоения ими определенных природных ресурсов, в таких «действах» из неупорядоченных еще представлений об окружающем мире возникала тенденция более стройного осмысления и очеловечивания его сил — рождались мифы о богах, хотя и обладавших сверхъестественными возможностями, но весьма похожими по своим устремлениям и поступкам на самих безвестных творцов этих сказаний. Но чем меньше в процессе развития общества становилась зависимость человека от внешнего мира, тем чаще уже он сам представал в эпосе все более сильным, непобедимым — богатырем. Обычно таким персонажем выступал владыка земной, царь, — ведь теперь не только силы природы, но и вожди определяли жизнь простых людей. Так возникали мифы о героях, богатырский эпос. Эти мифы сначала запечатлевались при помощи рисунков на камнях, посуде, тканях, а с появлением письменности — в клинописной форме на глиняных табличках.

Миф рассказывает о событиях, происходящих в пространстве и во времени. В этом повествовании на языке символов выражаются философские и религиозные идеи, передаётся внутреннее состояния человека, и в этом подлинное значение мифа. Миф — не «выдумка», не «пережиток» прошлого. А некий первичный язык описания, в терминах которого человек с древнейших времен моделировал, классифицировал и интерпретировал самого себя, общество, мир.

Еще на ранних этапах истории люди не только заботились о поддержании своего существования, но и стремились сохранить свое племя, свой род. И все, что способствовало воспитанию человека смышленого, сильного, ловкого, становилось содержанием колыбельных песенок, потешек, загадок, сказок… жизненный опыт, накопленные знания об окружающем мире, мудрые выводы из всего этого взрослых в виде своеобразных поучений преподносились детям в простых и доступных их пониманию формах. О том свидетельствует фольклор. Миф — древнейший литературный памятник [Пропп 2010: 48−49].

Ученые считают, что мифы послужили своеобразным источником для развития научных представлений, зарождения философии, литературы, живописи, скульптуры, архитектуры, музыки, театрального искусства. Самые древние сказки обнаруживают сюжетную связь с первобытными мифами. Совершенно очевидно, что миф был предшественником волшебной сказки о браке с заколдованным существом, сбросившим затем звериную оболочку и принявший человеческий облик (сюжет известной всем сказки «Аленький цветочек»), сказки о чудесной жене, которая дарит своему избраннику удачу в делах, охоте и т. д., но покидает его из-за нарушения какого-либо запрета («Царевна-лягушка»). Популярные сказки о детях, попавших во власть злого духа, чудовища, колдуна и спасшихся благодаря находчивости одного из них (Сестрица Аленушка и братец Иванушка), сказки об убийстве могучего змея, дракона (3мея Горыныча, Кощея Бессмертного) воспроизводят мотивы определенных обрядов древних людей.

С течением времени, с развитием человеческого общества дети «присвоили» большую часть этих сказок, мифов, легенд. Возможно, происходило так потому, что детское сознание в чем-то ближе тем наивным и одновременно глубоко мудрым представлениям о человеческой природе, о добре и зле, которые вырабатывали народы в пору своего младенчества и на ранних этапах своей истории В русской науке нередко употребляется термин «сказки мифологические». Он ведет начало от работ фольклористов первой половины XIX в., например от И. П. Сахарова. За ним следовали П. А. Бессонов, О. Ф. Миллер, собиратель сказок Е. Р. Романов и другие, которые называли волшебные сказки мифологическими.

Что же есть мифологического в русских волшебных сказках? Во-первых, чудеса, которые происходят в сказках по воле персонажей, обладающих волшебными способностями, или по воле чудесных животных, или при помощи волшебных предметов; во-вторых, персонажи фантастического характера, такие, как баба-Яга, кощей, многоглавый змей; в-третьих, олицетворение сил природы, например, в образе морозко, одушевление деревьев (говорящие деревья); в-четвертых, антропоморфизм — наделение животных человеческими качествами — разумом и речью (говорящие конь, серый волк).

Но все это лишь следы мифологических представлений, так как «формирование классической формы волшебной сказки завершилось далеко за историческими пределами первобытнообщинного строя, в обществе, гораздо более развитом», — пишет Е. М. Мелетинский в статье «Миф и сказка» [Черноусова И. П. 2012: 121].

Спорным остается вопрос о прямом происхождении волшебной сказки из мифа. Е. М. Мелетинский считает, что происходила трансформация мифа в сказку. На такой точке зрения стоят многие фольклористы. Но она требует еще достаточного обоснования. Правильно лишь мнение о том, что мифологическое мировоззрение дало основу поэтической форме сказки, создалась поэтическая мифология сказки. Перечисленные выше элементы мифологии, вошедшие в волшебную сказку, приобрели художественные функции.

Важным моментом является то, что сюжеты волшебных сказок, чудеса, о которых в них говорится, имеют жизненные основания. Это, во-первых, отражение особенностей труда и быта людей родового строя, их отношения к природе, часто их бессилие перед ней; во-вторых, отражение особенностей феодального строя, прежде всего раннего феодализма (царь — противник героя, борьба за наследство, получение царства и руки царевны за победу над злыми силами). Характерно, что капиталистические отношения не нашли отражения в волшебных сказках. Очевидно, ее развитие остановилось до формирования капиталистической формации.

Жизненной основой волшебных сказок была и та мечта о власти над природой, которая, по мнению М. Горького, так характерна для них.

В волшебных сказках встречаются иногда лешие, водяные, кикиморы. Они заменили настоящих персонажей чудесного повествования. Так, например, в одном из вариантов сказки «Морозко» вместо всесильного хозяина зимних стихий Мороза представлен леший, который одарил падчерицу всем, чего только могла пожелать крестьянская девушка.

Наделив колдуна и ведьму сверхъестественными способностями, люди в стремлении обезопасить себя от влияния чар и черных колдовских дел обставляли свой быт множеством магических обрядов. Магия — это то же чародейство и то же волшебство, это обряды, связанные с верой в способность человека противодействовать сверхъестественным силам и находить у них поддержку и защиту. Магия желала подчинить человеку волю других людей, покорять животных, природу, а также действовать на воображаемых хозяев, духов и богов. Рождение магических обрядов относится к первобытным временам. Появление обряда в быту стало возможно из-за незнания человеком истинных связей и отношений в реальном мире. Человек зависел от природы. Его скованное сознание искало средств защиты в борьбе со стихиями природы и общественными бедами.

Остатки обрядовой магии точно воспроизводятся в содержании многих волшебных сказок. Есть близость волшебного сказочного действия к магическим отрядам посредством указания на частое совпадение предметов, которые составляли неотъемлемую часть обрядовых действий, с теми предмета, которые наделены в волшебных сказках чудесными свойствами.

Кольцо в сказках наделено чудесным свойством. Сказка о трех царствах говорит о медном, серебряном и золотом кольцах, в каждом из которых заключено особое царство. В сказке о чудесной рубашке кольцо, надетое на палец, обращает героя в коня. Обручальное кольцо, переброшенное с руки на руку, заставляет явиться двенадцати молодцам со словами «Что прикажете?». Герой приказывает: «Перенесите меня вот с этой горы». И молодцы его перенесли. Топор во всех сказках рубит сам. Емеля-дурак говорит топору: «По щучьему веленью, а по моему прошенью, ну-ка, топор, руби-ка дрова, а вы, поленья, сами кладитесь в сани и вяжитесь!» И топор принялся за дело.

Платок в сказках обладает чудесным свойством. Достаточно бросить его или просто махнуть им, как образуется широко разлившееся вокруг озеро и даже море. «Иван-царевич услыхал шум, оглянулся — вот-вот нагонит сестра; махнул хусточкой, и стало глубокое озеро. Пока ведьма переплыла озеро, Иван-царевич далеко уехал».

Вода, частая принадлежность обрядового действия, в сказках творит чудо за чудом: она возвращает зрение, дает молодость, исцеляет от болезней, оживляет, лишает силы, делает героя сильнее самых страшных чудовищ. Есть и такая вода, которая может обратить человека в зверя, птицу, но есть и другая, которая возвращает людям человеческий облик. Говоря о природе чудесного в сказках, необходимо отметить сохранение и в позднем фантастическом вымысле волшебных сказок некоторых свойств, идущих от магических обрядов. Таковы чудесные «моложавые» яблоки, которые в сказке возвращают человеку юность, силу и здоровье. Можно предположить, что проникновение этого чудесного предмета в волшебное повествование произошло не без влияния обрядово-магических представлений и понятий, живших в народе. До самых последних дореволюционных лет в некоторых русских селах сохранялся свадебный обычай: молодые по возвращении из церкви после венчания ели яблоко [Рафаева 2012: 71].

Съеденное яблоко должно было, по мысли людей, исполнявших этот обряд, обеспечить чадородие и благополучие новой семье.

Итак, исторические корни волшебных сказок уходят в первобытную мифологию. Многие их мотивы связаны с магией, с верой в сверхъестественные связи с животными — тотемизмом. Магическую силу имеют слова и предметы. Много в волшебных сказках и всякого рода превращений: ведь в мифологическом сознании не было строгой границы между человеком и природой.

В чем состоит отличие мифа, как такового, от сказки?

Обычно считают, что различие заключается в том, что, слушая сказку, мы сознаем, что в ней говорится о чем-то недействительном и «сказочном», тогда как миф есть лишь наивная форма научного объяснения, принимаемая совершенно серьезно. В этой характеристике показано различие сказки и мифа в их зрелую пору; правильно выдвигается на первый план различная установка в обоих случаях. Однако было бы ошибкой не замечать именно генетической близости сказки и мифа — и это имеет особое значение для того, чтобы войти в понимание детского мира. Миф и сказка растут из одного корня, взаимно влияют друг на друга, и их различие связано с более определенным сознанием различия мира действительности и мира фантазии.

Волшебная сказка может быть сопоставлена не только с отдельными мифологическими представлениями, но и с ритуалами. Ритуально-мифологический генезис имеют мотивы брака человека с тотемным чудесным животным — существом, временно сбросившим звериную оболочку. Чудесная жена приносит своему избраннику удачу, но покидает его вследствие нарушения запрета — табу («Царевна-лягушка»). Того же происхождения и сюжет о чудесном муже («Финист — Ясный сокол»). В таких сказках отражается не только табу, но и обычай брать жену из другого рода — вот почему герой отправляется за своей женой (героиня за своим мужем) за тридевять земель.

Ряд сказочных мотивов и символов (потерянный башмачок, запекание кольца в пирог, ряжение невесты в свиной кожух и т. д.) может быть объяснен древними брачными обычаями и обрядами и тоже имеет ритуально-мифологическую семантику.

Очень важную роль в архаическом обществе играли так называемые переходные обряды, которые связывали индивидуальную судьбу человека с его социальной группой. Главный переходный обряд — инициация (посвящение): юноша, достигший зрелости, переходил в группу взрослых мужчин и получал право жениться. Инициация предполагает символическую временную смерть и возрождение в новом качестве. Обрядовая символика временной смерти в сказках часто выражается в мотиве проглатывания новичка и последующего его выплевывания чудовищем, посещения иного мира и добывания там чудесных предметов. Посвящаемых уводили в лес, где они жили в хижине и подвергались всякого рода испытаниям, порою жестоким. Мотив посвящения юноши вводится во все мифические представления, обряды, ритуалы и приемы племени.

Обряд инициации не только нашел отражение в волшебных сказках, но и стал их композиционным стержнем. В сказках встречаются и лесной дом, и лесной учитель, а также комплекс мифологических представлений, связанных с временной смертью и посещением царства мертвых. В русских сказках это тридевятое царство с его золотой или огненной окраской. Герой непременно должен туда попасть. Продемонстрировав свое магическое умение и достав волшебные предметы, герой возвращается к живым уже в новом качестве: теперь он стал зрелым человеком.

Итак, начальная цель обряда инициации и восходящей к нему волшебной сказки — демонстрация волшебно-героических умений героя. Постепенно тема трансформируется под влиянием свадебного обряда: все эти умения нужны для того, чтобы жениться на прекрасной царевне. Трудные задачи в волшебной сказке почти всегда подаются как свадебные испытания, невеста-царевна — как «плата» за подвиг (эта «плата» часто объявляется в самом начале вместе с трудной задачей), счастливый брак является счастливым концом сказки. Непременное условие формирования жанра волшебной сказки, основанного на вымысле, — отрыв сказки от архаической мифологии и древних ритуалов. Достоверный мифологический рассказ должен был превратиться в поэтическую фикцию. Это происходило постепенно, с уходом древних мифологических представлений. Как замечает Е. М. Мелетинский, превращение собственно мифов в сказки сопровождалось ослаблением веры в истинность мифических событий и развитием сознательной выдумки, потерей этнографической конкретности, заменой мифических героев выдуманными персонажами и мифического времени сказочно-неопределенным, переносом внимания с космоса на социум.

Требовался, однако, особый толчок, который способствовал бы превращению мифа в волшебную сказку. Такой толчок был дан эпохой крушения родового строя. Появились и жертвы этого процесса: социально обездоленные, невинно гонимые. Сказка берет обездоленного под защиту и делает своим героем: это осиротевший юноша («Кот в сапогах»), падчерица («Золушка», Морозко"), осиротевшие дети («Сестрица Аленушка и братец Иванушка») [Афанасьев 2010: 219].

Кроме того, при переходе от родового строя к патриархальной семье в положении социально обездоленного оказался младший брат. Младший брат безупречен с точки зрения родовой морали: он остается в доме родителей как хранитель очага и родовой собственности. Он уважительно относится к старшим, чтит культ предков, защищает родовые начала.

Вокруг новых социально обездоленных героев начинают собираться старые мифологические рассказы о волшебных силах, порожденных мифологическим мышлением. Но теперь эти волшебные силы встают на защиту угнетенного, помогают ему и устанавливают уходящую из жизни справедливость.

Вывод: русский фольклор не мог сохранить в неприкосновенности древнейшие рассказы этой далекой поры. Под воздействием исторических обстоятельств обрядово-магические повествования во многом отошли от своих первоначальных форм. Но народная сказка традиционно сохранила сюжеты, которые, хотя и изменились, приобрели новый смысл, однако изначальным своим происхождением обязаны древнейшим эпохам в развитии фольклора.

1.2 Понятие волшебной сказки. Особенности поэтики Что такое волшебная сказка, и какой она бывает? В работах Проппа В. Я. «Морфология сказки» и «Исторические корни волшебной сказки» дается определение волшебной сказке, основанное на исследовании ее структуры. Это жанр сказок, который обычно может начинаться с желания иметь что-либо, нанесения вреда или ущерба кому-либо, в дальнейшем сказка развивается через отправку героя из дома, встречу с дарителем, который дарит ему волшебное средство или помощника, при помощи которого предмет поисков находится. Далее следует поединок с противником и триумфальное возвращение героя домой. Таково краткое схематическое изложение композиционного стержня, лежащею в основе очень многих и разнообразных сюжетов. Сказки, в которых присутствует подобная схема, называются волшебными.

В книге «Морфология волшебной сказки» В. Я Пропп отводит вопросу о классификации сказок целую главу «К истории вопроса», где описывает несколько различных классификаций волшебных сказок, находит в них плюсы и минусы и приходи к выводу, что совершенной классификации не существует, т.к. очень сложно среди такого огромного количества волшебных сказок выделить что-то общее для каждых, которое могло бы в последствии объединить их в группы. Тем не менее, хотелось бы привести в пример классификацию Аарне, основателя так называемой финской школы, который ввел подразряды сказок, чтобы получить примерное представление о сказках в целом. Волшебные же сказки охватывают следующие категории:

1) чудесный противник

2) чудесный супруг (супруга)

3) чудесная задача

4) чудесный помощник

5) чудесный предмет

6) чудесная сила или уменье

7) прочие чудесные мотивы.

Специфика сказочного вымысла в волшебной сказке заключается в наличии такого важного художественного компонента, как хронотоп (неотделимые друг от друга пространство и время — основные категории картины мира). Во всех сказках хронотоп общий. Характеризуется он тем, что содержание сказок не вписано в реальное историческое время и в реальное географическое пространство. Оно сказочное. Художественный мир сказки — вне реальности, поэтому его можно называть замкнутым.

Из этого следует, что сказки соединены с действительностью своими глубокими историческими корнями. Многое из того, что стало восприниматься в них как вымысел, на самом деле отражает архаичный быт и древнее мировоззрение людей. Одновременно сказка всегда устремлена в реальное будущее, которое, по мнению народа, должно быть лучше реального настоящего. Сказка соответствует действительности по противоположности. Это означает, что, реагируя на те или иные жизненные проблемы, сказка предлагала их утопическое разрешение.

Однако главные проблемы, связывающие сказку с жизнью, были морально-нравственными. К примеру, все народы создали сказку о сироте, которую обижает злая мачеха («Золушка», «Морозко», «Чудесная корова»). Сказка не знает причин данного явления, не видит реальных путей ее преодоления — она только говорит людям: это несправедливо, так быть не должно. И в своем «замкнутом» мире с помощью своего особого, сказочного вымысла «исправляет» эту несправедливость. Следовательно, эстетика сказок выступала в единстве с народной этикой. Развлекательный характер сказок не мешал их идейной устремленности, которая, в предельно обобщенном виде, представляет собой сочувствие беззащитным и невинно гонимым.

Благодаря «замкнутости» художественного мира сказки, каждый ее сюжет мог философски восприниматься в качестве своеобразной метафоры реальных человеческих отношений и, следовательно, обретал жизненные аналогии. Люди, которые в жизни были несправедливо обижены или лишены чего-то необходимого (а такие всегда составляют большинство), получали от сказки утешение и надежду. Сказка была необходима людям потому, что помогала им жить.

Наконец, сказки связаны с жизнью еще и тем, что в процессе естественного исполнения они наполнялись правдивыми бытовыми деталями, окрашивались своеобразным «стихийным реализмом». Этот факт чрезвычайно важен для работы над сказкой с учащимися, так как помогают усвоить местную традицию рассказывания, которую также следует учитывать при знакомстве со сказками края.

" Нет сказки без правды" , — утверждает пословица. И это так. Правда и вымысел, эти два противоположных начала диалектически соединились в сказке в одно художественное целое [Пропп 2012: 322].

Сказки обладают национальным и даже местным колоритом. Они отражают исторические и природные условия жизни каждого народа, окружающую его флору и фауну, его быт. Однако сюжетный состав сказок, представая в своих национальных трактовках и версиях, в основном является международным. По этой причине некоторые сказки переходили от одного народа к другому, то есть происходили процессы заимствования. Всемирное сходство сказок позволило создать международные указатели сюжетов, что значительно облегчает поиск сюжета, его аналогов. А при работе над сказкой помогает обозначить сравнительную базу мотивов и сюжетов.

Универсальное единство сказок проявилось в общих для них поэтических приемах. В основе сказки всегда лежит антитеза между мечтой и действительностью, которая получает полное, но утопическое разрешение. Персонажи контрастно распределяются по полюсам добра и зла (их эстетическим выражением становится прекрасное и безобразное). Сюжет последователен, однолинеен, развивается вокруг главного героя, победа которого обязательна.

Русская народная волшебная сказка отличается особой стилистикой, так называемой сказочной образностью.

Специфична композиция сказки, сказочный мир. Сказочный мир делится на «этот мир» и «иной мир». Разделяет их либо дремучий лес, либо огненная река, либо море-океан, либо колоссальное пространство, которое герой преодолевает с помощью волшебной птицы. Иной мир может находиться под землей (и герой попадает туда обычно через колодец или пещеру), реже — под водой. Этот мир не является в сказках «иной действительностью»: там все, как «у нас»: растут дубы, пасутся кони, текут ручьи. И все же это иной мир: не просто царства, а медное, серебряное и золотое. Если мир подземный, то герой погружается сначала во тьму и лишь потом привыкает к его особому свету. Там нет загробной жизни и со своими предками герой не встречается. Но это именно царство мертвых, и обитают там иные существа: Баба-яга, Кощей Бессмертный. Наконец, там и только там герой проходит основное испытание и встречает свою суженую.

Что же касается «нашего» мира, таковым его можно назвать лишь условно: действие волшебной сказки протекает в крайне неопределенном пространстве. Иногда сказочник хочет как будто уточнить, что же это за «некоторое царство, некоторое государство», но обычно уточнение носит ироническую окраску: «на гладком месте, как на бороне», «против неба на земле». Это делает сказочный мир ирреальным, не привязанным к определенной географии.

Подобно формулам «белых» и «черных» заговоров, сказочные формулы могли образовывать внутри одного текста «зеркальные» пары: «Скоро родила двух близнецов, волосы у них жемчугом перенизаны, в голове у них ясный месяц, в темячке ясное солнышко; на правых-то руках у них стрелы каленые, на левых-то руках копья долгомерные» [Афанасьева А. Н. 2011:205].

Формулы подвергались варьированию. Например: «У моря лукомория стоит дуб, на том дубу золотые цепи, и по тем цепям ходит кот: вверх идет — сказки сказывает, вниз идет — песни поет»; «У меня диво есть в лесу: стоит береза, а на березке ходит кот с самогудом, вверх и вниз ходит, песни поет»; Приведенная формула, изображающая кота-баюна из сказки «Чудесные дети», могла отрываться от своего произведения и в виде присказки прикрепляться к другим сюжетам.

Стилистика сказки подчиняется общефольклорным законам. Здесь много так называемых формул — традиционных словосочетаний, часто повторяющихся поэтических штампов. Часть этих формул составляет обрамление сказки. Среди них — присказка, которая привлекает внимание слушателей, став визитной карточкой сказочника, свидетельством его мастерства: «На море на океане, на острове на Буяне стоит дуб зеленый, а под дубом бык печеный, у него в заду чеснок толченый; с одного боку бери да режь, а с другого макай да ешь! Это еще не сказка — только присказка» .

Фольклорную присказку про ученого кота использовал А. С. Пушкин во вступлении к поэме «Руслан и Людмила» .

Присказки — это особые тексты, крошечные шутливые небылицы, не закрепленные за конкретными сказочными сюжетами. Присказка вводит в сказочный мир. Задача присказки состоит в том, чтобы подготовить душу слушателя, вызвать в ней верную сказочную установку. Она вызывает слушателя из его обыденного мышления. Пример присказки: «Когда свиньи пили вино, а мартышки табак жевали, а куры его клевали» (тувинская сказка). Эта формула задает повествованию особый сказочно-ирреальный тон.

Много в сказке и срединных, медиальных формул: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается», «Ехали близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли». Они служат мостиками от одного эпизода к другому. Эти традиционные портретно-описательные формулы описывают, например, коня («Конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит») или богатырскую поездку: «Ударил своего доброго коня, бил его по крутым бедрам, пробивал кожу до мяса, бил мясо до кости, кости проломал до мозгу — его добрый конь горы-долы перепрыгивал, темны леса между ног пускал»; либо Бабу — Ягу: «Вдруг закрутилося — замутилося, становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня Баба-яга — костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет» .

Но особенно много в мировом сказочном фольклоре традиционных формул женской красоты (это именно формулы: индивидуальных характеристик сказка не знает). Вот, к примеру, формула женской красоты из туркменской сказки: «Кожа ее была так прозрачна, что выпитая ею вода виднелась сквозь ее горло, съеденная ею морковь виднелась сквозь бок». Столь же изнеженна красавица и в русской сказке: «За тридевять земель в тридесятом государстве сидит в башне Василиса Кирбитьевна — из косточки в косточку мозжечок переливается» .

Однако чаще говорится о впечатлении, которое произвела красавица на героя, — он попросту теряет сознание: «Там на стене висел портрет одной прекрасной девушки. Решит, увидев его, упал и голову свою об пол чуть не разбил» (абхазская сказка); «И была она так красива, что ни в сказке сказать, ни пером описать» (русская сказка); «Она была так красива, что жаль было коснуться ее немытыми руками» (туркменская сказка).

Многие сказочные формулы древнего происхождения и сохраняют в схематическом виде ритуально-магические элементы.

Таковы, например, формулы, употребляемые в эпизоде посещения героем избушки Яги. Во-первых, герой произносит заклинательную формулу, чтобы остановить непрерывно крутящуюся избушку: «Избушка-избушка, встань к лесу задом, ко мне передом, дай мне выйти, мне не век вековать, одну ночь ночевать!» Во-вторых, формулой же отвечает герой на ворчание Яги, встречающей героя формулой: «Фу-фу-фу, русским духом пахнет!» Древность этой формулы подтверждается тем, что ее можно найти в сказках индоевропейских народов: страж царства мертвых поражен запахом живого человека. Важнейшие действия сказочных персонажей, их реплики также облекаются в формулы. Так, героиня всегда утешает своего избранника одинаково: «Ложись спать — утро вечера мудренее!» .

Другая формула обрамления — концовка. Обычно она тоже бывает шутливой и возвращает слушателя из сказочного мира в мир реальный: «Свадьбу сыграли, долго пировали, и я там был, мед-пиво пил, по губам текло, да в рот не попало. Да на окошке оставил я ложку; кто легок на ножку, тот сбегай по ложку» .

Финальных формул в волшебной сказке больше, чем инициальных. Чаще всего сообщается о присутствии рассказчика на сказочном пиру. Но присутствие это окрашено в шутливые, пародийные тона: был-то был, а в рот ничего не попало. И что это за пир, если он относится к временам сказочно-неопределенным? Это не только пир, на котором в рот ничего не попадает, это и полученные на пиру подарки, от которых ровным счетом ничего не остается. Сказка окончена. Заключительная формула звучит так: «Вот вам сказка, а мне бубликов связка», «Тут сказке конец, а мне водочки корец». Такая формула дает повод думать, что когда-то сказку рассказывали профессионалы — бахари и скоморохи.

Обрамление — необязательный элемент композиции сказки. Чаще сказка начинается сообщением о героях, для этого используются специальные композиционные формулы. Они фиксируют действие во времени и пространстве (фиксация может быть пародийной: «Под номером седьмым, где мы сидим»), или указывают на героя («Жили-были», «В некотором царстве, некотором государстве»), или вводят абсурдные обстоятельства, например: «Когда рога козла упирались в небо, а короткий хвост верблюда по земле тащился…» [Лазарев А. И. 2011:62].

Каждый сказочный жанр имеет свои характерные мотивы. Мотив — это простейшая повествовательная единица, элементарный сюжет или составная часть сложного сюжета. В качестве простейшего мотива Веселовский привел формулу a+b: «злая старуха не любит красавицу — и задает ей опасную для жизни задачу». В мотиве заложена возможность приращения, развития. Так, задач может быть несколько, тогда формула усложняется: a + b+b и так далее. Как отметил Веселовский, художественные формы сюжетности исторически развивались. Происходило это по-разному: например, путем усложнения элементарных (одномотивных) сюжетов.

Волшебная сказка знает и такие мотивы, как похищение невесты, чудесное рождение, чудесное обещание и его выполнение, смерть и чудесное оживление героя, чудесное бегство, нарушения запрета, чудесное похищение (или исчезновение), подмена невесты (жены), узнавание по чудесному признаку, чудесная смерть противника. В разных сказках мотивы конкретизируются (например, чудесная смерть противника может быть в яйце, в огненной реке). Чем сложнее сюжет, тем большее число мотивов он включает в себя.

Простейший способ усложнения мотива — повтор (неоднократное использование какого-либо элемента фольклорного текста). Сказка широко использовала это художественное средство. В композиции сказок повтор бывает разных типов: нанизывание — a+b+c… («Набитый дурак»); кумуляция — a+(a+b)+(a+b+c)…(«Терем мухи»); кольцевой повтор — an: конец произведения переходит в его начало, повторяется одно и тоже («У попа была собака…»); маятниковый повтор — a-b («Журавль и цапля»). В более сложных сюжетах волшебных сказок возникает иерархия: образуется низший повествовательный уровень (мотив) и высший (сюжет). Мотивы имеют здесь разное содержание и располагаются в порядке, позволяющем выразить общую идею сюжета. Главный структурный признак такого сюжета — центральный мотив, соответствующий кульминации (например, бой со змеем). Другие мотивы являются по отношению к сюжету закрепленными, слабо закрепленными или свободными. Мотивы могут излагаться как лаконично, так и в развернутом виде; могут трижды повторяться в сюжете с нарастанием какого-то важного признака (бой с трех-, шести -, девятиглавым змеем) [Аникин 2012: 383].

В.Я. Пропп в книге «Морфология сказки» разложил мотив на составляющие его элементы, особо выделив сюжетно необходимые действия сказочных персонажей и определив их термином «функции». Он пришел к выводу, что сюжеты волшебных сказок основаны на одинаковом наборе и одинаковой последовательности функций. Получается цепочка функций. В выявленную В. Я. Проппом схему «вписывается» весь репертуар волшебных сказок.

Для обнаружения мотива в сказке необходимо учитывать функции действующих персонажей, а также такие элементы, как субъект (производитель действия), объект (персонаж, на который направлено действие), место действия, обстоятельства, ему сопутствующие, его результат. Как уже отмечалось, сказочные мотивы часто подвергаются утроению: три задачи, три поездки, три встречи и так далее. Это создает размеренный эпический ритм, философскую тональность, сдерживает динамическую стремительность сюжетного действия. Но главное — утроения служат выявлению общей идеи сюжета. К примеру, возрастающее количество голов трех змеев подчеркивает значение подвига змееборца; увеличивающаяся ценность очередной добычи героя — тяжесть его испытаний. «Красна песня ладом, а сказка — складом» , — говорится в пословице, которая воздает должное сказочной композиции.

Последовательность функций действующих лиц приводит к однообразному построению сказок, а устойчивость функций — к единообразию сказочных образов. Это является отличительным жанровым признаком волшебной сказки.

1.3 Центральные образы волшебных сказок волшебный сказка развитие школьник Герои волшебных сказок — внутренне статичные образы-типы. Сказку не интересует педагогика: мир типических переживаний русского человека, во всех его оттенках, талантливо отобразила богатейшая фольклорная лирика. В сказке же перед нами предстают не характеры, а типы, то есть носители какой-то главной идеи, определяющей образ. Они внутренне статичны, и это может подчеркиваться повторяющимся прозвищем, портретом, изображением жилища. Однако внутренняя неизменяемость сказочных образов-типов сочетается с присущим им внешним динамизмом.

Для волшебных сказок характерна устойчивая повторяемость однотипных персонажей в разных произведениях, но только в пределах своего жанра. Благодаря этому сказочные сюжеты могли соединиться в одном повествовании, то есть происходила контаминация. Контаминация (от лат. — смешение, соединение) — объединение в одном художественном произведении двух и более самостоятельных произведений или их частей. Выявление контаминированных сюжетов обозначает и основные пути анализа сказок. Например, известно, что в русских сказках типическая черта лисы — хитрая, коварная, обманщица, плутовка. Оттого, что в сказках о лисе всегда сохранялся один и тот же тип образа (хотя и приобретал в разных сюжетах дополнительные оттенки: лиса-повитуха, плачея, даже «исповедница»), то есть вследствие типизации данного персонажа все сказки о лисе можно свести к одному повествованию. В устной традиции некоторые из этих сказок превратились в устойчивые контаминации, то есть обычно рассказываются вместе: «Лиса крадет рыбу с воза» + «Волк у проруби» + «Битый небитого везет». Контаминации сказочных сюжетов известны всем народам.

Число персонажей в сказке не соответствует числу действующих лиц, поскольку одной функцией наделяются различные персонажи. Так, в роли вредителя выступают змей, Кощей, мужичок с ноготок, баба-яга и другие, в роли дарителя — бабушка-задворенка, чудесные птицы и т. д. В волшебных сказках другие персонажи. Зло представлено в них фантастическими, отвратительными чудовищами. Это, прежде всего, Кощей Бессмертный — страшный, сильный старичище, похищающий женщин — как правило, мать, жену или невесту героя сказки. Это и Баба Яга — «костяная нога, сама на ступе, нос в потолок, одна нога в правый угол, а другая — в левый». Это Змей Горыныч, пышущий огнем, о трех, шести, девяти или двенадцати головах. Это может быть и «мужичок с ноготок — борода с локоток» и др. Эти чудовища несут гибель людям и царствам. Они необыкновенно сильны и агрессивны. Но злое начало воплощают в себе и человеческие персонажи. Это ненавидящая детей мужа мачеха, это старшие братья героя и т. д. [Зуева 2010: 107].

Со всеми ними ведут борьбу не на жизнь, а на смерть главные герои волшебных сказок — Иван-царевич, Иван-дурак, Иван Быкович. Их отличают скромность, трудолюбие, верность, доброта, готовность прийти на помощь, бескорыстие. Все это вызывает у нас восхищение. Мы сочувствуем им в трудную минуту, радуемся их победам. Все вместе они воплощают неписаный моральный кодекс народа. Иван Быкович, не задумываясь, идет защищать народ от Змея; Иван-царевич отправляется на поиски матери, которую внезапно похитил Кощей; Иван-дурак беспрекословно выполняет просьбу умершего родителя приходить к нему на могилу.

Волшебные сказки утверждают: тот выйдет победителем в борьбе с врагом, кто любит свой народ, почитает родителей, уважает старших, хранит верность любимому человеку, кто добр и справедлив, скромен и честен.

При всем сюжетном различии волшебные сказки обладают единством поэтической структуры. Это выражается в строгой соотнесенности мотивов, образующих последовательно развивающееся действие от завязки через развитие действия — к кульминации, ведущей к развязке. Действие сказки строится по принципу нарастания: каждый предшествующий мотив поясняет последующий, подготавливая события основного, кульминационного, который передает наиболее драматический момент сюжетного действия: Иван-царевич побеждает Кощея, выполняет трудные поручения морского царя, Ивашка сжигает ведьму, царь раскрывает козни ведьмы и возвращает жене, обращенной в рысь, облик красавицы царицы, Кульминационный, или, иначе, центральный, мотив специфичен для каждого сюжета. Остальные могут варьироваться, т. е. подменяться сходными по содержанию мотивами в рамках данного сюжета.

Конфликтность, выражающаяся в резком противопоставлении основных действующих лиц, непременное условие сюжетного действия. В волшебной сказке она всегда мотивирована. Традиционными мотивировками, определяющими поступки героев, являются женитьба, желание получить чудесные предметы, уничтожение противника, наносящего герою (его семье или людям вообще) какой-то вред, например уничтожение посева, похищение царевны и т. п. Одна сказка может содержать две мотивировки (например, Иван-царевич побеждает змея и одновременно находит в подземном царстве себе жену). В зависимости от направленности сюжета мотивировки могут получать героическую, бытовую или социальную окраску. Композиция волшебной сказки по-своему проста, но эта простота — ясность сложного, результат многовековой шлифовки сказки в процессе ее бытования. Падчерица вежливо отвечает Морозке и он награждает ее, дочери мачехи грубят Морозке и погибают.

При учете сюжетных различий, авторских интерпретаций сказочные персонажи предстают широкой галереей типических образов. Среди них образ героя особенно важен, ибо он во многом определяет идейно-художественное содержание волшебных сказок, воплощая в себе народные представления о справедливости, доброте, истинной красоте; в нем как бы сконцентрированы все лучшие качества человека, благодаря чему образ героя становится художественным выражением идеала. Высокие моральные качества героев раскрываются через их поступки. Однако в сказках можно обнаружить элементы различного характера, попытки передать внутренний мир героев, их душевную жизнь: они любят, радуются, огорчаются, гордятся победой, переживают измену и неверность, ищут выход из сложных ситуаций, подчас ошибаются. То есть в сказке мы уже находим наметки изображения личности.

И все же говорить об индивидуализации образов можно с известной долей условности, так как многие черты, присущие герою одного сюжета, будут повторены в героях других сказок. Поэтому справедливо мнение об изображении в сказках единого народного характера. Этот народный характер нашел воплощение в разных типах героев — мужских и женских образах.

Сказочный герой по существу безымянен. Имя Иван допускает любые замены — Василий, Фрол, Иван крестьянский сын, Иван Медведко и другие.

В начале сказки он называется среди прочих действующих лиц: «Жил-был царь, у него было три сына» — таково типичное начало большинства волшебных сказок. Чтобы выделить героя среди второстепенных персонажей, сказка вводит ряд традиционных положений и ситуаций, связанных только с героем. Он молод, среди братьев он всегда младший и поэтому ему не доверяют. Определение «младший» может быть не только возрастным, но и социальным: Иван-дурак презираем старшими братьями, его лишают наследства, Иван крестьянский сын, как младший, противопоставляется царским сыновьям.

Не редко героя отличает чудесное рождение: царица съедает горошину, выпивает воды из колодца или ручья — у нее рождаются сыновья-близнецы. Иван Медведко родится от брака человека и медведя, чудесную рыбу съедают царица, служанка и корова, у каждой из них рождается сын, но сын коровы (Иван Быкович) проявляет в будущем черты героя.

Эти мотивы, начинающие сказку, в силу своей традиционности, являются как бы сигнальными ситуациями, которые обращают внимание слушателей на героя и соответственно определяют отношение к другим персонажам. Такая предвзятость усиливает эмоциональное восприятие.

В большинстве волшебных сказок герой в отличие от других персонажей наделяется необычайной силой. Богатырство его обнаруживается уже в детстве, он «растет не по дням, а по часам», «выйдет на улицу, кого за руку схватит — рука прочь, кого за ногу схватит — нога прочь». Ему по силе лишь чудесный конь, который ожидает ездока по себе в подземелье, прикованный двенадцатью цепями. Отправляясь в путь, царевич заказывает себе палицу в двенадцать пудов. Та же сила скрыта и в Иване-дураке («Сивка-Бурка»): «…Ухватил клячу за хвост, содрал с нее шкуру и закричал: «Эй, слетайтесь, галки, карги и сороки! Вот вам батюшка корму прислал».

Следует отметить, что любое качество героя сказка дает не как щадит животных; Иван-дурак на последние деньги выкупает собаку и кошку, освобождает журавля, попавшего в силки; охотник, терпя нужду, три года кормит орла. Таким же проявлением идеальных качеств становится выполнение долга, почитание старших, следование мудрым советам. Обычно советы исходят от стариков и женщин, которые воплощают в себе жизненный опыт, умение предвидеть события. Эти персонажи часто выступают в функции чудесных помощников. В сказке о трех царствах Иван-царевич, отправляясь на поиски похищенной матери, побеждает многоголового змея, следуя ее наказу «не бить оружием дважды» или переставить бочки с «сильной и бессильной водой». Сюжет «Поди туда, не знаю куда» весь строится па выполнении стрельцом мудрых советов своей жены. Невыполнение наказа, нарушение данного слова расцениваются как провинность и несут за собой тяжелые последствия: у Ивана-царевича похищают чудесные предметы, невесту.

Особую убедительность правильным поступкам придает начальное ошибочное поведение. Иван-царевич думает, где достать богатырского коня. На вопрос встречной бабушки-задворенки, о чем он задумался, отвечает грубостью, но затем одумывается, просит у старушки прощения и получает нужный совет.

Личность героя проявляется в поступках, в его реакции на внешний мир. Сюжетное действие (ситуации, в которые поставлен герой) служит раскрытием и доказательством истинно положительных качеств человека, правильности его поступков, как соответствующих нормам поведения человека в обществе. За каждый добрый поступок герой награждается волшебными предметами: шапкой-невидимкой, скатертью-самобранкой, чудесными животными — богатырским конем, зверями-помощниками. Награда может быть в виде совета — где найти коня, как отыскать дорогу к суженой, одолеть змея [Пропп 2010: 219].

Волшебная сказка знает два основных типа героев: Ивана-царевича — героя волшебно-героических сюжетов («Три царства», «Кащей Бессмертный», «Молодильные яблоки» и др.) и Ивана-дурака — героя сказок «Сивка-Бурка», «Волшебное кольцо», «Чудесные дары», «Конек-горбунок» и др. Существование различных типов героев находит свою историческую и эстетическую обусловленность, последняя определяется стремлением всесторонне раскрыть общенародный идеал. Цель героя в разных сюжетах различна: возвратить людям свет, который проглотил змей, избавить от чудовища мать и найти братьев, вернуть зрение и здоровье старика, обращает царицу в белую утку, а потом пытается погубить и ее детей.

Раскрывая образы своих героев, сказка передает народные представления о людях, их взаимоотношениях, утверждает доброту и верность. Образ героя раскрывается в сложной системе сюжетных противопоставлений. Антитеза — это художественный прием, с помощью которого центральный образ получает углубленную характеристику. Противопоставление героя его противнику (вредителю) имеет особенное значение, так как взаимоотношения этих персонажей являются выражением различных жизненных принципов и таким образом становятся средством раскрытия идейного содержания сказок.

Основным типам героев — активному (Иван-царевич) и пассивному (Иван-дурак, падчерица) — соответствуют и типы противников. Условно их можно разделить па две группы: чудовищных противников «иного» царства-змей, Кащей, баба-яга и другие и противников «своего» царства — царь, царевна, братья и пр. [Прусс И. 2013:47].

Чудовищные противники — персонажи героических сюжетов. Народная фантазия рисует их фантастическими чудовищами. Намеренно изображая героев внешне обычными людьмидобрым молодцем, красной девицей, сказка прибегает к гиперболе при описании врагов: девятиглавый змей, мужичок с ноготок — борода с локоток. Все они агрессивны, несут людям гибель и разрушение: похищают женщин, детей, сжигают царства. Но чем чудовищней противник, тем большей решимостью и мужеством должен обладать герой.

Антагонистические отношения героя и его противника составляют сюжетную основу всех волшебных сказок. Но при общем сходстве сюжетной фабулы ни одна сказка тем не менее не повторяет другую. Это различие кроется, в частности, в сюжетном многообразии, которое во многом обусловлено многочисленностью образов противников. Каждому из них присуща конкретная традиционная функция в сюжете, отсюда различия в облике, атрибутах, свойствах, порождающих особые формы борьбы с ними. Число противников героя еще более увеличится, если принять во внимание, что за одним именем могут скрываться различные персонажи.

Таким образом, помимо основных действующих лиц — героя и его противника — в сказке немало и других персонажей, каждому из которых присуще свое назначение в сюжетном действии; среди них особенно многочисленна группа персонажей, дарящих чудесных помощников, и самих чудесных помощников. Это персонажи только волшебной сказки.

В волшебных сказках домашние и дикие животные всегда стоят на стороне героя: конь помогает победить змея, корова Буренушка выполняет за падчерицу трудную работу, кошка и. собака возвращают похищенное царевной кольцо, медведь, волк, заяц помогают царевичу достать смерть Кащея или разделаться с колдуном — любовником сестры.

Издавна, желая избавить себя от болезней и случайных опасностей, стремясь обеспечить удачу во всех делах, народное воображение наделяло магической функцией хлеб, воду, огонь, а также множество самых разнообразных предметов: огниво, полотенце, иголку, зеркало, кольцо, нож и др. Эта вера находит подтверждение в многочисленных обрядах и обычаях, она своеобразно отразилась и в сказке о чудодейственных свойствах отдельных предметов, с помощью которых герой выполняет трудные поручения, избегает опасности. Чудесные предметы в сказке — это, как правило, внешне обычные бытовые предметы — гребень, щетка, полотенце. Чудесные свойства заключены в их действии: скатерть кормит всех голодных, полотенце расстилается рекой, гребень превращается в непроходимый лес.

Один из самых популярных отрицательных героев русской волшебной сказки является Змей Горыныч. Анкетирование среди студентов, которое состояло всего лишь из одного вопроса: «Назовите наиболее популярных отрицательных героев русских волшебных сказок в порядке убывания», показало, что наиболее «популярными» отрицательными героями русских народных сказок являются: Кощей Бессмертный, Баба Яга, Змей Горыныч, Водяной, Леший.