Место фольклора в развитии и социализации ребенка

В традиционном обществе фольклор достаточно широко использовался при организации воздействия на детей. Та или иная форма определялась прежде всего возрастом ребенка и его потребностями.

На совсем маленьких детей — от одного года до трех лет — были рассчитаны так называемые пестушки — краткие ритмизованные или рифмованные приговорки, которые сопровождали те или иные обыденные действия с детьми: мытье, кормление, утешение от плача.

Например, когда ребенок просыпался, его гладили и приговаривали:

Потягунушки, потягунушки!

Поперек толстунушки, А в ножки ходунушки, А в ручки хватунушки, А в роток говорок, А в головку разумок^[1].

Когда ребенок падал, ударялся и плакал, мать поглаживала ушибленное место и приговаривала:

У кошки боли, У собаки боли, У лошадки боли, У Ванюшки не боли^[2].

При одевании ребенка проговаривалась такая пестушка: «Тетка Агашка, сшей мне рубашку, еду прокатиться, надо нарядиться». Псстушками сопровождались поглаживащие действия взрослых, т. е. своего рода разминка ребенка (например: «С гуся, с лебедя вода, с нашего Ванюшеньки вся худоба»), или ритмичное подбрасывание ребенка (например, «Чух-чух-чух-чух, наловил дед щук. Бабка рыбку пекла, сковородка утекла»).

Значение пестушек будет попятно, если вспомнить, что у ребенка в возрасте от одного года до трех лет активно развивается речь, поэтому ему необходима речевая среда, чему способствовали пестушки. Кроме того, пестушки предполагали тактильный контакт между взрослым и ребенком, давая последнему чувство безопасности, необходимое для проявления активности при освоении окружающего мира.

Чуть позже после пестушек при взимодействии с ребенком взрослые начинали использовать потешки, т. е. песенки или стихи, сопровождающие ту или иную игру. Можно вспомнить всем известные потешки «Ладушки», «Сорокуворону» или «Козу»:

Ладушки-ладушки!

Где были? — У бабушки.

Что ели? — Кашку.

Что пили? — Бражку.

Кашка сладенька.

Бражка пьяненька;

Кашку поели, Бражку попили, Ш-ш-ш на головку!

При этом мать берет ладошки ребенка в свои руки и разводит их на определенное расстояние, затем ударяет ими друг о друга, а по окончании потешки поднимает руки ребенка к нему на голову.

Помимо обеспечения речевой среды и эмоционального контакта взрослых с ребенком потешки, как правило, содержали некоторое педагогическое наставление, например, недопустимость лени:

Этому нс дала:

Зачем дров не носил, Воды не носил?

В результате прослушивания некоторых потешек ребенок переживал легкий страх. Поскольку ситуация для малыша была игровая и безопасная, такое переживание доставляло ему радость, давало ощущение силы.

Идет коза рогатая, Идет коза бодатая За малыми ребятами, Ножками — топ, топ!

Глазками — хлоп, хлоп!

Кто каши нс сст, Кто молока не пьет, Забодает, забодает, забодает!^[3]

После двух лет детям пелись и читались прибаутки — маленькие истории с сюжетом. Прибаутки активно воздействовали на воображение ребенка. При этом они были понятны детям, поскольку отталкивались от знакомой ему бытовой основы.

Собачка на кухне Лепешки печет.

Кот в углу сухари толчет.

Кошка в окошке рубашку шьет.

Курочка в сапожках Избушку метет.

Вымела избушку, положила голичок Под порожек На бочок^[4].

Важное свойство прибауток — яркость или стремительность описываемого действия — учитывало быструю смену внимания ребенка.

Дон, дон, дон!

Загорелся кошкин дом.

Бежит курица с ведром Заливать кошкин дом^[5].

Если сюжет был сложным, для удержания внимания ребенка использовалась цепная организация сюжета. Например, у козы спрашивают:

• — Где твои рожки?
• — Под гору укатились.
• — Где гора?
• — Черви выточили.
• — Где черви?
• — В воду ушли.
• — Где вода?
• — Быки выпили.
• — Где быки?
• — В Киев ушли^[6].

За счет ритмики прибаутки достаточно хорошо запоминались детьми.

Таком образом, прибаутки с учетом возрастных возможностей ребенка воздействовали на его воображение, память, внимание.

Особое место среди детского фольклора занимали небывальщины — вид прибауток, который использует принцип перевернутого изображения действительности. В основе небывальщины — навязывание предметам несвойственных признаков:

Стучит-бренчит по улице, Фома едет на курице, Тимошка на кошке —.

Туды ж по дорожке^[7].

Облоухая свинья На дубу гнездо свила, Поросила поросят Ровным счетом шестьдесят.

Распустила поросят Все по маленьким сучкам.

Поросята визжат —.

Полететь они хотят^[8].

Небывальщины за счет несообразностей, в них представленных, вызывали смех и радость у детей, уже усвоивших взаимосвязь между словом как знаком и предметом и соответственно гордящихся имеющимися умениями.

Для иллюстрации данного явления приведем такой пример: «Святослав (три года) рассматривает кубики с нарисованными картинками сказочных персонажей. Прекрасно знает названия всех персонажей, сначала называет правильно, но потом начинает нарочно путаться. На картинку с Пятачком говорит: „Это Пух, нет, это Иа, нет, это Бабаяга“. При этом радостно хохочет».

Еще один вид фольклора, созданный уже не взрослыми, а детьми, — это дразнилки и считали. Дразнилками в большинстве случаев становились рифмованные прибавления к имени без всякой связи с реальной жизнью ребенка, например: «Архип — старый гриб»; «Алеха, Алексей, полна пазуха мышей». Однако нередко в прозвище отражалось то или иное негативное качество ребенка: жадность, обидчивость и т. д. Как представляется, дразнилки не только позволяли отреагировать на агрессию между детьми вербально, без драки, но и содействовали усилению «Я» ребенка, а иногда позволяли ему приобрести позитивные изменения.

Считалки представляли собой короткий ритмизированный счет с четким выделением слогов и слов.

Шел баран По крутым горам, Вырвал травку, Положил на лавку.

Кто ее возьмет, Тот и вон пойдет^[9].

Есть мнение, что считалка имеет древнюю основу и пришла к детям из быта взрослых, т. е. из ритуального счета, который предшествовал большому делу. В детских играх считалка имела большое значение: она позволяла договориться друг с другом, избежать конфликтов.

Некоторые исследователи полагают, что не только считалка, но и остальной детский фольклор имеет в качестве первоосновы обрядовые тексты взрослых. Так, В. А. Коршунков доказывает через рассмотрение сходства между концовками детских потешек с обрядовым приговором встречи весны, что в детском фольклоре отражаются старинные обряды взрослых.

Итак, мы рассмотрели виды фольклора, которые использовались при организации воздействия на ребенка. Однако маленькие дети могли выступать не только как объекты воздействий, но и как суб’ьекты — исполнители тех или иных фольклорных текстов, участники обрядовых действий. Остановимся на этом подробнее.

Прежде всего следует отметить, что дети могли принимать участие в обрядах, связанных с метеорологической магией, т. е. направленных на вызывание дождя, солнца. Так, у славян были приняты такие призывы: «Радуга-дуга, не давай дождя, давай солнышка — колоколнышка»; «Солнышко-ведрышко, выгляни в окошко, твои детки плачут, пить, есть хотят». В Африке девочки вызывали ветер свистом и словами: «Ветер, я схвачу твоего ребенка и посажу его на колени».

В некоторых культурах присутствовали достаточно разработанные обряды, в которых центральными участниками были дети.

Так, в Румынии для предотвращения засухи и получения обильного урожая существовал обычай собирать девочек пяти-шести лет в третий вторник после пасхи. Они лепили из глины антропоморфную фигурку, которая называлась «калояиул». На нее надевали крестьянскую одежду, укладывали в маленький гробик и закапывали где-нибудь в поле или на берегу реки в тайном месте. На третий день после «погребения» девочки опять собирались. Выкапывали фигурку и, прочтя подобающий заговор, несли ее в село, где бросали в колодец. Иногда ее разламывали на кусочки, которые потом разбрасывали по колодцам, озерам, рекам или болотам. Если же засуха уже случалась, практиковался другой обряд. Девочку (гораздо реже мальчика) обряжали в одеяние, сплетенное из древесных листьев. Затем к девочке присоединялись ее сверстники в обычной одежде, составляя тем самым целую процессию. Дети обходили дома, где их обливали водой. Папаруда (девочка) при этом исполняла скачкообразный танец, хлопала в ладоши и пела песню-заговор, призывавшую дождь. Потом, пожелав хозяевам счастливой жизни, она получала монеты, яйца, миски с зерном, мотки шерсти, старую одежду.

Интересно, что на Балканах в подобной процессии принимали участие только девочки. Причем одна из них должна была быть нагая. В Болгарии и Греции для совершения этого обряда также выбирали девочку, причем сироту, если же сироты не было, то первого или последнего (по поверьям, более благополучного) ребенка в семье. Ее также обнажали и украшали травами и цветами. В процессии помимо других девочек принимали участие молодые женщины.

Помимо пеперуды на севере Балкан для вызывания дождя использовался обряд «Герман». Исполняли его также девочки, изредка — пожилые женщины. «Основной реквизит обряда — глиняный человечек ростом 30—50 см, со скрещенными руками (Герман „умер“ от засухи и голода) и большим фаллосом (символом плодородия). Его хоронили по всем правилам погребального обряда: с возжиганием свечей, причитаниями, отпеванием и поминками. В причитаниях содержалась мольба о дожде. Через один, девять или 40 дней (варианты разные) германа выкапывали, разламывали и бросали в реку (пруд, морс, лужу), ожидая после этого дождя»^[10].

В традиционной культуре считалось, что дети могут успешно воздействовать нс только на погоду, но и на животный и растительный мир, поэтому нередко они принимали участие в соответствующих обрядах. Иногда при этом использовалось ритуальное обнажение. «В Белоруссии и южнорусских губерниях в чистый четверг или другие праздничные даты весны или лета совершался очистительный обряд выметания дома, призванный очистить жилище от блох. Дом обычно мели… девочка 3—4 лет или мальчик 10 лет»^[11]. Этому обряду также предшествовало обнажение.

У славян дети принимали участие в призывании богатого урожая.

Пошел колос на ниву, На белую пшеницу.

Уродися на лето Рожь с дикушей, Со пшеницей^[12].

Дети не только прямо воздействовали на окружающий мир, но и являлись непременными участниками календарных праздников, сопровождавшихся заклинаниями, благопожеланиями.

Так, у татар во время праздника янгер яу, который проводился ранней весной, дети отправлялись по домам собирать крупу, масло, яйца. Своими заклинками они выражали хозяевам благоножелания и требовали угощения! Из собранных продуктов на улице или в помещении при помощи одной-двух пожилых женщин дети варили в большущем котле кашу. Каждый приносил с собой тарелку и ложку. После такого пиршества дети и фал и, обливались водой. Особенно им нравилось принимать участие в празднике кызыл йоморка — дне сбора крашеных яиц. Жителей села о таком дне предупреждали заранее, и хозяйки с вечера красили яйца, чаще всего в отваре луковой шелухи. Яйца получались разноцветными: от золотисто-желтых до темно-коричневых, а в отваре березовых листьев — различных оттенков зеленого цвета. Кроме того, в каждом доме пекли особые тестяные шарики (маленькие булочки, крендели), а также покупали конфеты. Для детей матери специально шили мешочки для сбора яиц. Рано утром мальчики и девочки начинали обход домов. Заходящий первым заносил щепки и разбрасывал их на полу — чтобы «двор не был пустым», т. е. чтобы много на нем было живности. Дети давали хозяевам шуточные пожелания, например: «Кыт-кытыйк, кыт-кытыйк, дед с бабкой дома ли? Дадут ли яичко? Пусть будет у вас много кур, пусть топчут их петухи. Если не дадите яичко, перед домом вашим озеро, там утонете!» Сбор яиц продолжался дватри часа и проходил очень весело. Потом дети собирались в одном месте на улице и играли в разные игры.

У русских в некоторых областях на масленицу дети ходили с поздравлениями, пели песню:

Тинка-тинка, Подай блинка Последний кусок, Мочальный усок!

После чего хозяйки давали им блины.

В Калужской области мать, начиная печь блины, посылала кого-нибудь из своих детей встречать Масленицу. Она давала ребенку блин. Он ездил с ним по огороду на ухвате или кочерге и кричал:

Прощай, зима сопливая, Приходи, весна красивая, Соху, борону, Пахать пойду.

Дети также принимали участие в обряде встречи весны, известном у многих индоевропейских народов. К посвященному этому празднику пекли обрядовое печенье, как правило, в виде птиц. Ему давали различные птичьи названия: жаворонки, кулики, грачики. Дети сначала играли с печеньем, а потом рассаживали его на палках, заборе и распевали короткие песенки-заклички.

Весна-красна, На чем пришла?

На сошечке.

На бороночке!

На овсяном снопочку, На ржаном колосочку!^[13]

Интересно отметить, что нередко печеные птички подкрашивались красным. Как отмечает В. А. Коршунков, такое значение красного цвета при встрече весны объясняется тем, что красный цвет в народной культуре издавна ассоциировался со смертью и потусторонним миром. По его мнению, и прилетающие весной птицы, и сама весна воспринимались двойственно: с одной стороны, как несущие болезни, предвещающие смерть, с другой — как исцеляющие, несущие благополучие.

Можно предположить, что участие в этом обряде и ему подобных, помимо всего прочего, прививало ребенку дуальное восприятие тех или иных явлений: «Нет явлений хороших и плохих, если что-то уходит, то что-то приходит».

Важной была роль детей и при организации гаданий. Правда, они участвовали в гаданиях несколько иным образом, чем взрослые.

Нередко то или иное игровое поведение детей расценивалось взрослыми как предпосылки определенных событий.

Например, коми считали: если дети играют в похороны и закапывают с причитаниями на углу чьего-то дома, значит, в этом доме скоро кто-то умрет. Если дети роют в прибрежпом песке колодец, значит, тоже кто-то скоро умрет. Если дети играют в свадьбу, значит, скоро будет свадьба. Если дети в своей игре искали зерно и находили его, значит, год будет урожайным, если не находили — наоборот.

У некоторых народов существовали специальные обрядовые гадания, главными исполнителями которых были дети. Так, в Болгарии ранним утром девушки наряжали маленькую девочку. Ее одевали в мужскую рубаху, рукава которой свисали до пят ребенка. На головку надевали венок. Девочку ставили на плечи одной из девушек, затем, сцепившись за руки, приплясывающим шагом под обрядовую песню девушки проходили по селу, обходили поля и посещали овечьи кошары. Девочка (енева буля, т. е. молодая жена Ешо) при этом махала накрест перед собой руками. Процессия обходила все колодцы, переходила речку (если она была), и у воды ребенку задавался вопрос, сытным ли будет этот год. Она отвечала. Булю весь день не спускали на землю, под ноги девушке, которая ее несла, бросали цветы и травы. Последние потом сохранялись как лекарства. По возвращении на сельской площади при стечении всего народа устраивалось гадание. Енева буля вынимала меченые предметы под песни, загадки или шуточные куплеты символического содержания, определяя будущего супруга девушек. Праздник кончался торжественным хороводом, во время которого женщины старались подержать девочку на руках^[14].

У многих народов, в частности у южноамериканцев, за детьми признавалась возможность колдовать. В других местах считалось, что ребенок обладает некоторой защитной силой против колдовства.

Как можно увидеть, в традиционной культуре почти повсеместно присутствовало представление об особой силе детей. Можно предположить, что это основывалось на признании взаимосвязи между детской чистотой и невинностью и возможностью воздействия на окружающий мир.

Для детей же такое участие в обрядовой жизни общества было очень важным, поскольку они принимали посильное участие в делах взрослых. Это способствовало формированию положительной Я-концепции, уверенности в себе, своих возможностях.

• [1] Аникин В. П., Круглов Ю. Г. Русское народное поэтическое творчество. С. 355—356.
• [2] Никитина А. В. Русская традиционная культура. С. 27.
• [3] Никитина А. В. Русская традиционная культура. С. 27.
• [4] Там же. С. 30.
• [5] Русский фольклор / сост. и прим. В. Аникина. М.: Художественнаялитература, 1985. С. 357.
• [6] Никитина А. В. Русская традиционная культура. С. 357.
• [7] Там же. С. 32.
• [8] Никитина А. В. Русская традиционная культура. С. 358.
• [9] Там же. С. 41.
• [10] Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы: летнеосенние праздники. М" 1978. С. 226.
• [11] Агапкина Т. А. Этнографические связи календарных несен. Встречавесны в обрядах и фольклоре восточных славян. М.: Индрик, 2000. С. 19.
• [12] Никитина А. В. Русская традиционная культура. С. 38.
• [13] Никитина А. В. Русская традиционная культура. С. 35.
• [14] Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы: летнеосенние праздники. С. 231.