Идея единого художественно-научного познания

Сегодня наука и искусство существенно отделены друг от друга. Но всегда ли так было? В прежние века связи между ними были теснее. Это особенно ярко видно на примере эпохи Возрождения. Как указывает Т. Кун, в это время живопись рассматривалась как область, где, как и в науке, происходит поступательное накопление результатов, где возможно прогрессирующее продвижение и достижение все более совершенных изображений природы. «Леонардо да Винчи был только одним из многих, кто свободно переходил от науки к искусству и наоборот, и только значительно позднее они стали категорически различаться»^[1].

В более позднее время образцом сочетания художественного и научного мышления явилось творчество Иоганна Вольфганга Гёте (1749—1832). Он был сторонником цельного постижения мира. Гёте был убежден, что художник и естествоиспытатель реализуют один и тот же проект проникновения в природные тайны, постижения ее сути. Идею единого научнохудожественного познания мира можно назвать гётевским идеалом.

Свою собственную деятельность Гёте рассматривал именно в гаком ракурсе, не считая себя «только поэтом». Как известно, оригинальный метод научно-художественного познания привел Гёте к его учению о «первофеноменах», к исследованиям цвета, открытиям в биологии.

Для сближения науки и искусства в объединяющий их проект универсального познания действительно можно найти некоторые основания. Ведь и наука, и искусство обитают в общем культурном поле, имеют дело с одной и той же реальностью. В философской литературе порой высказывается точка зрения о том, что на самом деле не существует двух разных видов познания — «художественного» и «научного», а существует одно познание, базирующееся на единых фундаментальных законах человеческого разума.

Интересны взгляды известного французского поэта и искусствоведа Поля Валери (1871 — 1945). Он развивает рационалистически ориентированное эстетическое учение, исходящее из присутствия разума в художественном творчестве. По мнению Валери, в основе и науки, и искусства лежат одни и те же закономерности понимания и образного представления вещей, некая интуиция тонких структур.

В связи с этим Валери проводит аналогию между воззрениями Леонардо да Винчи, считавшего, что пространство структурировано особыми светящимися линиями, и Майкла Фарадея, тоже наглядно представлявшего системы силовых линий поля. Как писал Дж. Максвелл, «Фарадей очами своего разума видел силовые линии, пересекающие все пространство»^[2]. Валери полагает, что существуют универсальные схемы разума, общие для любых видов познания, поэтому «между Искусством и Наукой нет разницы, но существу»^[3].

Однако, несмотря на некие глубинные взаимосвязи научного и художественного разума, в настоящее время, в современных социокультурных условиях вряд ли можно всерьез говорить о едином научно-художественном познании мира.

Итак, в общем жизненном пространстве культуры наука и искусство не только взаимопроникают, но и взаимно дополняют друг друга. Научный взгляд в силу своей специфики приводит к некоему утрированно абстрактному, безличному восприятию реальности. Художественное отношение к миру в определенной мере может компенсировать эту односторонность. Искусство предоставляет нам средства осмыслить цельное, конкретное, индивидуальное, интуитивно-образное.

Вопрос о достижении гётевского идеала, т. е. о возможности воссоединения науки и искусства и о развертывании единого проекта научно-художественного познания, остается спорным. Однако несомненно то, что научное познание включает в себя и определенные моменты художественно-творческого восприятия. Искусство дарит ученому плодотворные интуиции, обогащает его тонкими смыслами, развивает его чувствительность и способность понимания.

• [1] Кун Т. Структура научных революций. С. 212.
• [2] Валери П. Об искусстве. М., 1976. С. 64—65.
• [3] Там же. С. 516.