Естественнонаучный и гуманитарный подходы

Только в Новое время научное мышление перестает выполнять сервилистическую функцию по отношению к религии. Но зато тут же попадает в еще более тесные объятия: начинает обслуживать инженерию. Небезынтересно отметить, что этот союз выковывался в средние века. Уже в 1120 г. Гуго Сен-Викторский в «Дидаскалионе» включил в состав философии механику, поскольку идея творения и произведения, принадлежащая Творцу, по праву передается и человеку, созданному по «его образу и подобию». Именно в конце средних веков, в начале Возрождения формируется новое понятие природы, как бесконечного источника сил и энергий (сначала божественных, потом естественных), а также замысел использования этих сил и энергий на основе научного познания устройства и законов природы. В контексте усилий, направленных на реализацию этого замысла, складывались как новый тип науки, получившей название «естественной», так и инженерия. Настоящими пионерами в этой области были Г. Галилей и X. Гюйгенс.

Галилей показал, что для использования науки в целях описания естественных процессов природы годятся не любые научные объяснения и знания, а лишь такие, которые, с одной стороны, описывают реальное поведение объектов природы, но, с другой — это описание предполагает проецирование на объекты природы научной теории. Другими словами, естественнонаучная теория должна описывать поведение идеальных объектов, но таких, которым соответствуют определенные реальные объекты. Какая же идеализация интересовала Галилея? Та, которая обеспечивала овладение природными процессами: хорошо их описывала (т.е. в соответствии с научной теорией) и позволяла ими управлять (предсказывать их характер, создавать необходимые условия, запускать практически).

Установка Галилея на построение теории и одновременно на инженерные приложения заставляет его проецировать на реальные объекты (он изучал, в частности, падающие тела) характеристики моделей и теоретических отношений, т. е. уподоблять реальный объект идеальному. Однако, поскольку они различны, Галилей расщепляет в знании (прототип мысленного эксперимента) реальный объект на две составляющие: одну — точно соответствующую, подобную идеальному объекту, и другую — отличающуюся от него (она рассматривается как идеальное поведение, искаженное влиянием разных факторов — среды, трения). Затем эта вторая составляющая реального объекта, отличающая его от идеального объекта, элиминируется теоретическим путем.

На творчество Галилея целиком опирается Гюйгенс, но интересует его другая задача — как научные знания использовать при решении технических задач. Фактически он сформировал образец принципиально новой деятельности — инженерной, опирающейся, с одной стороны, на специально построенные научные знания, а с другой — на отношения параметров реального объекта, рассчитанных с помощью этих знаний. Если Галилей показал, как приводить реальный объект в соответствие с идеальным и, наоборот, превращать этот идеальный объект в «экспериментальную модель», то Гюйгенс продемонстрировал, каким образом полученное в теории и эксперименте соответствие идеального и реального объектов использовать в технических целях. Для инженера всякий объект, относительно которого стоит техническая задача, выступает, с одной стороны, как явление природы, подчиняющееся естественным законам, а с другой — как орудие, механизм, машина, сооружение, которые необходимо построить искусственным путем («как другую природу»).

Кстати, новоевропейское понятие «существование», которое, как нам сегодня кажется, задает саму реальность, сформировалось именно под влиянием естественнонаучного идеала познания; но оно задает не реальность как таковую, а только ту реальность, которая получила название физической. Начиная с работ Галилея, Гюйгенса, Ф. Бэкона устанавливается взгляд на существование как на то, что «существует в природе» и, с одной стороны, может быть изучено в естественной науке, с другой — создано человеком в соответствии с законами природы. Впервые это новое понимание афористически заявляет Ф. Бэкон. В «Новом Органоне» он пишет: «В действии человек не может ничего другого, как только соединять и разделять тела природы. Остальное природа совершает внутри себя… Дело и цель человеческого могущества, чтобы порождать и сообщать данному телу новую природу или новые природы. Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы или истинное отличие, или производящую природу, или источники происхождения… Что в Действии наиболее полезно, то в Знании наиболее истинно» [40. С. 108, 197—198, 200].

Мы видим, что новое понимание существования неотделимо от творческой, инженерной деятельности человека, точнее, оно расположено на границе двух сфер — естественнонаучного познания и инженерной деятельности. С точки же зрения современной культурологии, нужно сказать иначе: новоевропейское понимание существования — это объективация социального опыта, обусловленного указанными двумя сферами. Исследования показывают, что античное понимание существования частично вошло в новоевропейское, ведь в естественной науке действуют большинство норм (правил) научного мышления, установленных Аристотелем.

Своего предела новоевропейское понимание существования достигло в конце XIX — начале XX столетия, когда в работах Г. Риккерта, В. Виндельбанда, В. Дильтея, М. Вебера был развит подход, альтернативный естественнонаучному, он, как известно, уже в наше время получил название «гуманитарного». Гуманитарное научное познание отвечает основным требованиям рассмотренного выше античного научного идеала, но имеет ряд специфических черт.

Прежде всего, это, как правило, оппозиция негуманитарным явлениям (естественной науке, первой природе, технической культуре и т. д.). В норме гуманитарного ученого интересуют другие, нетехнические области употребления научных знаний, а именно те, которые позволяют понять другого человека (человека иной культуры, личность художника, ученого, политика и т. д.), объяснить определенный культурный или духовный феномен (без установки на его улучшение или перевоссоздание), внести новый смысл в определенную область культуры либо деятельности (т.е. задать новый культурный процесс или повлиять на существующий). Во всех этих и сходных с ними случаях гуманитарная наука ориентируется не на технику, а на другие, если так можно сказать, гуманитарные виды деятельности и практику (педагогику, критику, политику, художественное творчество, образование, самообразование и т. д.). Итак, гуманитарный подход (парадигма) задает иное, чем естественнонаучное понимание назначения знания и теории.

Если для естественнонаучного подхода характерна единая точка зрения на природу мышления и возможность использования теоретических знаний, то гуманитарий, как в свое время писал Дильтей, обнаруживает в своем объекте изучения «нечто такое, что есть в самом познающем субъекте». Другими словами, для него природа изучаемого объекта и понимание характера использования знаний соотносимы с его собственной личностью, идеями, методологией или, как писал Вебер, с его ценностями. Следовательно, во-первых, допускаются много разных подходов в изучении, во-вторых, не только точка зрения и активность познаваемого объекта, но и активность и позиция познающего, причем, так как познающие субъекты различны, не совпадают и соответствующие их позиции. А это влечет за собой разные варианты гуманитарного знания и теорий, объясняющих «один и тот же эмпирический материал и факты».

Важным для гуманитарного познания является различение двух планов познания: истолкования (интерпретаций) текстов и построения объяснений и теорий. В естественных науках исследователю дан (и то не всегда) реальный объект, например, газ, лучи света и т. п., и он формирует процедуры измерения и манипулирования (так, газ можно изолировать в объеме, сжимать, нагревать). В гуманитарных науках исследователь имеет дело прежде всего с проявлениями изучаемого явления, которые он рассматривает как тексты.

Приступая к изучению своего объекта, исследователь прежде всего формирует способы описания и истолкования этих текстов. Далее, в контексте этих истолкований, в частности, как их необходимое условие, он создает идеальные объекты, приписываемые изучаемому явлению. Очевидно, эти два этапа — типичны при создании идеальных объектов гуманитарных наук. Например, в рассмотренном выше примере Плугин, приступая к исследованию мировоззрения Рублева, обнаруживает в тексте иконы «Воскрешение Лазаря» резкое нарушение канона и другие непонятные художественные новации. Иначе говоря, сначала Плугин создает новое истолкование текста Рублева. Затем на основе представлений культурологии и психологии творчества он конструирует особый идеальный объект — «творчество Рублева как выражающего в иконописи идеи исихазма». Как я уже отмечал, этот объект именно конструируется и относится не к эмпирической плоскости, а к особой идеальной действительности — русской культурной ситуации конца XTV — начала XV столетия, а также к творчеству художника, не столько решающего художественные задачи, сколько пропагандирующего на русской почве новые эзотерические идеи. Анализ работ Плугина, Бахтина и других гуманитарно ориентированных исследователей показывают, что новые истолкования текстов предполагают активное отношение исследователя к существующим точкам зрения в культурной коммуникации. Как правило, эти исследователи начинают с полемики (диалога) относительно других концепций, точек зрения, истолкований. В ходе такой полемики артикулируются собственные ценности и видение, разъясняется новизна и особенности авторского подхода, высказываются первые предположения о природе изучаемого объекта.

Итак, важно различать два взаимосвязанных контекста гуманитарного познания мышления: истолкование текстов и построение идеальных объектов, репрезентирующих в теории изучаемое явление. При этом к уже построенным идеальным объектам в гуманитарной науке применяются обычные стандартные процедуры: сведения новых случаев к уже изученным; преобразования (разложения сложных идеальных объектов на элементы и более простые идеальные объекты, а также обратный синтез); промежуточного изучения, позволяющего получить новые теоретические знания; моделирования (уже за пределами теории); систематизации и др.

Поскольку знания гуманитарных наук активно относятся к своему объекту, задавая для него «тип и образ существования», гуманитарий, как это отмечал в своих ранних работах Бахтин, становится «сплошь ответственен», не может уже самим фактом изучения не влиять на свой объект. Направление этого влияния вполне определенное: способствовать культуре, духовности, расширять возможности человека, ставить «преграды» всему тому, что разрушает или снижает культурные или духовные потенции человека.

Как можно теперь сформулировать гуманитарное понимание существования? Это такой тип существования, который соотнесен с опытом самого исследователя, его ценностями. Не нужно специально доказывать, что в гуманитарной науке субъект познания — это не один «логический субъект», а много разных, по сути, выражающих те или иные культурные традиции и позиции. Отсюда одной из важных особенностей гуманитарного познания (науки) является множественность точек зрения на один и тот же материал, множество разных интерпретаций текстов и фактов, представленных в культуре. Многообразие культуры (явлений культуры) и подходов к ней человека обусловливают и множество несовпадающих теоретических объяснений, имеющих место в гуманитарной науке, а также диалогический характер ее знаний и суждений.

Поэтому в гуманитарной науке недопустима монополия одной, даже очень обоснованной и очень утвердившейся, авторитетной теоретической платформы. Напротив, например, каждая достаточно отчетливая культурологическая позиция должна иметь право на свое выражение и манифестацию, право защиты своей точки зрения, право на публикацию (точно так же как и противоположные теоретические позиции должны иметь право на критику данной точки зрения). Еще одной особенностью гуманитарной науки является ее «понимающий характер», тесная связь с живыми проблемами культурной жизни, сплошная ответственность гуманитарного ученого перед жизнью культуры. В связи с этим в гуманитарной науке происходит непрерывное изменение проблематики, более часто, чем в естественной науке, обновляются теоретические подходы и проблемы, а «вечные проблемы и вопросы» ставятся заново и иначе.

Итак, выбранная исследователем точка зрения на объект изучения, а также интенция на его понимание, образуют ту исходную рамку и условия, в которых разворачивается гуманитарное познание. Оно содержит три связанных момента: истолкование текстов, построение идеальных объектов, создание теории.

В заключение отметим, что оппозиция естественнонаучного и гуманитарного подходов в нашей цивилизации опирается на противостояние двух своеобразных культур — технической и гуманитарной. Представители технической культуры исходят из убеждения, что мир подчиняется законам природы, которые можно познать, а познав, затем поставить на службу человеку. Они убеждены, что в мире действуют рациональные отношения, что все (не исключая и самого человека) можно спроектировать, построить, что явления объективны и «прозрачны» (в том смысле, что их природа и строение рано или поздно могут быть постигнуты человеком). Подобными идеями в конечном счете вдохновляются и специалисты генной инженерии, и проектировщики больших систем, и политики, обещающие человечеству непрерывный научно-технический прогресс и рост благосостояния, наконец, обычные потребители, убежденные, что природа нашей планеты существует именно для того, чтобы жить в комфорте и изобилии и потому, ее нужно как можно скорее превратить в заводы, города, машины и сооружения. В современной цивилизации техническая культура, безусловно, является наиболее массовой, ведущей (она на наших глазах буквально меняет облик нашей планеты). Тем не менее, гуманитарно ориентированный человек отказывается признавать научно-инженерную обусловленность и причинность, не вообще, а в отношении жизни самого человека, общества или природы. Он убежден, что и человек, и природа — суть духовные образования, к которым нельзя подходить с мерками технической культуры. Для него все это — живые субъекты, их важно понять, услышать, с ними можно говорить (отсюда роль языка), но ими нельзя манипулировать, их нельзя превращать в средства. Гуманитарно-ориентированный человек ценит прошлое, полноценно живет в нем, для него другие люди и общение не социально-психологические феномены, а стихия его жизни, окружающий его мир и явления не объективны и «прозрачны», а загадочны, пронизаны тайной духа. Глубокая специализация и социализация в этих двух культурах в конечном счете приводит к тому, что, действительно, формируются два разных типа людей, с разным видением, пониманием всего, образом жизни. Для инженера гуманитарий нередко выглядит и ведет себя как марсианин (поскольку, живя в мире технической цивилизации, он не хочет признавать этот мир), для гуманитария технически ориентированный человек не менее странен (технический человек и технический мир напоминают рациональное устройство, устрашающую или, напротив, удобную машину).