Философские основания русского интеллектуализма

На каком же философском языке заговорила пробудившаяся русская мысль? Специфика российского Просвещения сделала именно европейскую философию питательной почвой для формирования собственного мира идей. Декабристское поколение образованного дворянства воспитывалось на социальных концепциях французских просветителей: Монтескье, Вольтер, Руссо, Дидро, Локк и др. Во второй четверти XIX в. интеллектуальные приоритеты стали меняться. Сначала англомания потеснила прежнее увлечение всем французским. А в 40—50-е гг. наибольший интерес вызывала немецкая философия, которая в эти десятилетия переживала небывалый расцвет. В университетской среде зачитывались Ф.-В. Шеллингом, Г.-В.-Ф. Гегелем, Ф.- Л. Фейербахом, причем именно в таком порядке. В первой половине XIX в. несомненным лидером влияния на российские умы был Шеллинг. Его система трансцендентального идеализма с ее открытиями процессуальное™, стремлением соединить дух и природу, материальное и идеальное лучше всего подходила к стилю русской мысли. Шеллинг очень поэтично говорил о философских предметах, высоко ценил искусство, утверждал целостность мира, человека, целостность знания. Этим объясняется многосторонность влияния шеллингианства — не только на философию, но и на русское искусство, на все областа научного знания. Характерно, что в России первые крупные шеллингианцы были не гуманитариями, а естественниками: петербургский профессор Д. М. Велланский и московский профессор М. Г. Павлов. Они и стали родоначальниками русской натурфилософии.

М.Г. Павлов, не совершив крупных открытой в своей области, стал главным проводником шеллингианской философии в Московском университете. Кафедра философии была закрыта еще в 1828 г., и слушатели-гуманитарии могли получить сведения о новейших течениях в западной мысли только от М. Г. Павлова, который вместо физики и сельского хозяйства читал введение в философию. К тому же это был талантливый педагог и вдумчивый человек. А. И. Герцен вспоминал, как он умел с первой лекции приковать внимание к философии вопросами: «Ты хочешь знать природу? Но что такое природа? И что такое — знать?» Прежде чем читать физику на естественном факультете, М. Г. Павлов излагал шеллингианскую теорию познания. Слушать же лекции Павлова ходили студенты всех факультетов: до 50-х гг. не велось философской подготовки. И это на фоне расцвета философии в Европе!

М.Г. Павлов организовал университетский журнал «Антей», в котором публиковал свои статьи теоретического характера. А основы шеллингианской философии и способы применения этого метода в науках он объединил в своих печатных трудах с «невинными» названиями: «Основания физики», «Земледельческая химия» и др.

В.Ф. Одоевский (кружок «Любомудры») говорил, что для России начала XIX в. Шеллинг был своего рода Колумбом, открыв неизвестную область для русской мысли. Все бросились осваивать новую поэтическую страну, «кто ради науки, кто из любопытства, кто для поживы. Одни вынесли оттуда много сокровищ, другие лишь обезьян да попугаев, но многое и потонуло». Среди последовательных шелленгианцев в России были А. С. Хомяков, В. Ф. Одоевский, И. В. Киреевский, А. А. Григорьев.

В 40—50-е гг. любители высокой логики увлеклись философией Гегеля. Впервые его труды появились в России еще в 20-е гг. В Берлинском университете лекции немецкого философа слушали И. В. Киреевский, А. И. Тургенев, будущие профессора Московского университета Н. И. Крылов, П. Г. Редкин. В 30-е — начале 40-х гг. многие преподаватели и студенты из России стажировались в германских университетах, хватало и вольных слушателей из числа интеллектуальной элиты (М.М. Лунин, Т. Н. Грановский, Н. И. Пирогов, Н. В. Станкевич, И. С. Тургенев, М. Н. Катков, М. А. Бакунин, Н. П. Огарев и множество менее известных лиц). Немецкая историческая школа, гегельянская философия, шеллингианство становились обычным интеллектуальным багажом русской профессуры.

Рассадником гегельянства также оказался Московский университет. Молодые профессора Т. Н. Грановский, П. Г. Редкин, Д. Л. Крюков, возглавлявшие ведущие кафедры всеобщей истории, права, римской словесности, в своих лекциях опирались на гегелевскую философию.

Вдохновленные Гегелем М. А. Бакунин и В. П. Боткин обучили новой философии не знавшего немецкого языка В. Г. Белинского.

На основании гегелевской формулы «что действительно, то разумно» новообращенный критик некоторое время даже пытался оправдать действия русского самодержавия. Гегельянцами были и «младшие славянофилы» К. С. Аксаков и Ю. Ф. Самарин. Журнал «Московский наблюдатель» усилиями тех же М. А. Бакунина и В. П. Боткина в 1838—1839 годах стал настоящим органом русских гегельянцев.

В то же время в отечественной мысли был накоплен интеллектуальный потенциал размышлений, в первую очередь о судьбах России, о соотношении народного и национального в ее развитии. Содержание понятия «народность» в интеллигентской среде существенно отличалось от официальной его трактовки. Предписанный сверху «патриотизм» не приживался в среде интеллигенции. Освоение темы народа начиналось с внимания к народному быту, подробностям народной жизни, речи. Пушкинская поэма «Руслан и Людмила» была поэтическим открытием мира русской сказки. В 20—30-е гг. сосланный на Кавказ А. А. Бестужев (Марлинский) присылал оттуда издателю Н. А. Полевому солдатские сказки и песни. В эти же годы взошла звезда поэта А. В. Кольцова. В иное время вряд ли поэт-самоучка мог вызвать благосклонность публики. Искренность и крестьянская мелодика его бесхитростных стихов привлекли внимание А. С. Пушкина, В. Г. Белинского, и при содействии Н. В. Станкевича стихи А. В. Кольцова с 1830 г. стали появляться в толстых столичных журналах.

Почти одновременно в начале 30-х гт. в литературе появились и гоголевские образы малороссийских крестьян. Из печати вышли его сборники «Миргород» и «Вечера на хуторе близ Диканьки», полные народного юмора, очаровывавшие природной поэзией речи. Интеллигенция в столицах, которая с восторгом встретила эти повести, могла найти в них уже нечто большее, чем просто бытовые картинки, — сам дух народа. Даже проправительственная «Северная пчела» по поводу второго издания «Вечеров» в 1836 г. писала весьма одобрительно о Н. В. Гоголе. Ранние повести писателя свидетельствовали о том, что в интеллектуальной среде осознавалась проблема соотношения понятий «народный» и «национальный». Обсуждение этих понятий означало работу общественной мысли в магистральном направлении русской идеи — выяснении национального содержания.

Во второй четверти XIX в. сложились и основные факторы формирования русской идеи: система образования и просвещения; специфический слой интеллектуалов и развитие способов интеллектуального общения; достаточно разнообразные идеи, обсуждаемые в обществе.