Культура прошлого через призму лексики и фразеологии

Любой язык сохраняет следы прошлого, в том числе различных этапов освоения природы и общества. В языке запечатлелись представления предшествующих поколений, и анализируя современный язык, можно узнать многое о том, как жили наши предки, каким они видели мир. В любом языке существует пласт лексики, который лексикологи называют историзмами^х.

Историзмы — слова, которые обозначают предметы, вышедшие из употребления. Чаще всего эти слова соотносятся с предметами материальной культуры: пищей, одеждой, средствами передвижения, постройками и т. п., а также с синкретическими сторонами жизни, которые совмещают в себе элементы материальной и духовной культуры: обрядами, обычаями, занятиями людей. Для русского языка историзмами будут, например, кафтан, зипун, кокошник, бричка, ямщик, городовой, коллежский асессор, эполеты и т. д. Мы часто не точно понимаем значения таких слов, но они еще долго живут, после того как из окружающего мира исчезли реалии, с которыми были связаны эти слова. Историзмы позволяют нам отчасти восстановить картину жизни прошлого: Ямщик сидел на облучке в новеньком зипуне и ждал барина, который говорил с гусаром в высоком кивере. Не поручимся за историческую истинность данного высказывания, однако породить и понять такое предложение мы пока в состоянии. Правда, это касается еще сравнительно недавнего времени: где-то 200—300 лет назад.^[1]

Сложнее с нематериальной культурой, с представлениями, верованиями, знаниями о мире и т. п. Многое можно узнать, анализируя устойчивые сочетания. Например, с точки зрения русского языка мир устроен следующим образом. Земля имеет края — мы говорим: на краю земли. Солнце и луна поднимаются из-за края земли, проходят по небосводу и садятся за противоположный край. Мы говорим: солнце село, взошла луна, солнце стоит высоко/низко; о том же свидетельствуют и слова восход (солнце взошло над землей) и закат (солнце закатилось за горизонт). Сверху земля накрыта куполом, небосводом (небом), на котором ночью зажигаются звезды. Мы говорим: небо здесь высокое или до звезд можно рукой достать. Следовательно, этот купол может быть поднят выше или ниже. Вспомним, например, стихотворение Владимира Маяковского:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают —.

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — кто-то хочет, чтобы они были?

Значит — кто-то называет эти илевочки жемчужиной?

С точки зрения астрономии такие рассуждения — полная бессмыслица. Вероятно, Маяковский прекрасно знал, что многие звезды больше Солнца, только расположены они далеко. Поэт использовал образность, которую ему подсказывал язык, а язык отражает старые знания о мире. Однако мы читаем стихотворение и понимаем его. О том, как это происходит, и что именно мы понимаем, — отдельный разговор. Сейчас заметим лишь, что в языке сохраняются те представления о мире, которые восходят к опыту прошлых поколений. Мы используем эти выражения, хотя наши представления изменились. Кстати, текст песни Виктора Цоя «Звезда по имени Солнце» отражает более современный взгляд на устройство мироздания.

Восстановить картину мира отдаленных эпох помогают этимология и наблюдения над лексикой родственных языков. Например, многие представления прошлого застывают в виде фразеологизмов. В. М. Мокиснко, в частности, пишет, что опираясь на истинную мотивировку идиом, добытую либо путем глубинных этимологических изысканий, либо «открытым способом», можно реконструировать в итоге целую картину русского мира, отраженную зеркалом фразеологии. В русской фразеологии запечатлились исторические события (как Мамай прошел; сирота казанская; как швед под Полтавой вот тебе, бабушка, и Юрьев день', Москва не сразу строилась); социальные отношения, занятия, характерные для прошлых эпох (бить челом; ломать шапку перед кем-то; тянуть канитель; тянуть лямку)', верования и обряды (бабушка надвое сказала; как в воду глядел; перемывать косточки] типун тебе на язык)] повседневная жизнь (дым коромыслом] хоть пруд пруды] не мытьем, так катаньем] калачом не заманишь] надоел, как горькая редька] проще пареной репы) и т. п.^[2]

Об этом подробнее Например, выражение сирота казанская восходит к XVI в., к эпохе взятия Казани войсками Ивана Грозного. Некоторые татарские князья, стремясь приспособиться к новой власти, переходили в христианство и слали царю челобитные, в которых по традиции именовали себя «сиротами». Теперь так говорят о людях, которые прикидываются несчастными, беспомощными, обиженными, чтобы разжалобить кого-либо, вызвать сострадание¹.

Фразеологизмы любого языка сохраняют и воспроизводят культуру определенного народа, передавая ее от поколения к поколению. Стоящая за фразеологизмами образность может представлять трудность для людей, выросших в другой культуре, а может, напротив, оказаться прозрачной. Фразеологизмы европейских народов обычно нам понятны, их образная составляющая близка нашей культуре, хотя часто отражает иную историю, быт, социальные отношения. См., например, англ, to cany coals to Newcastle ‘возить уголь в Ныокасл', between the devil and the deep blue sea ‘между чертом и глубоким синим морем' (ср. меж двух огней). В русских фразеологизмах чаще упоминается лес, у англичан — море. Тут уместно вспомнить о разнообразии глаголов со значением ‘плавать' в английском языке.

Обратимся к сомалийцам, народу, который живет в совершенно других условиях. Сомалийские фразеологизмы отражают абсолютно иную природу, хозяйство и социальные отношения. См., например: Верблюд в караване идет след в след с предыдущим (ср. Куда передние колеса, туда и задние); Мало того, что ослица моих верблюдов разогнала, — она еще и фыркает (о человеке, который совершил дурной поступок и вдобавок выражает недовольство); Шакал походку изменил, а все не как пророк ходит (т.е. себя не переделаешь); Лающая гиена лучше молчащей (т.е. не так опасна); Стервятники львиную шкуру не трогают (т.е. боятся льва, даже если он мертвый).

Сразу заметим, что по своим значениям, по передаваемым смыслам сомалийские пословицы во многом сходятся с крылатыми выражениями других народов. Сами смыслы похожи, а вот образы, посредством которых они передаются, отражают жизнь, привычную именно этим людям. Вот некоторые сомалийские пословицы в дословном переводе на русский язык^[3][4]:

Облезлый верблюд, чей ты? (говорят о находящемся в плохом состоянии хозяйстве нерадивого человека).

Когда верблюды пасутся вместе, каждый из пастухов держится поближе к своим (верблюдам) (ср. Дорожка вместе, а табачок врозь).

Иногда и корова стоит верблюдицы (ср. Иногда и денежка дороже рубля).

Есть на глазах у голодного хуже, чем угнать у него верблюдов.

У кого верблюды (т.е. богатство), за того и дочь отдают.

Жених без скота — что храбрец без оружия (ср. Худ Роман, коли пуст карман).

Верблюды — очень частый образ в пословицах. Очевидно, они являлись основой хозяйства и мерилом богатства. Сомалийцы держали и других животных, но самым ценным считался верблюд.

Длительную засуху выдержать легче, чем длительный дождь (т.е. даже хорошее в избытке — плохо; ср. Горе перетерпится, а счастье с ума сведет).

Во время голода (букв, ‘засухи') вошь с муллы не снимают (так как прикосновение он может принять за приглашение к еде).

Отсюда можно сделать вывод, что сомалийцы живут в засушливых районах, где дожди редки и часты засухи, когда наступает период острой нехватки пищи и питья.

Женитьба и переход на новую стоянку (т.е. любое серьезное дело) требуют осмотрительности (букв, ‘разведки'). Если ты женишься или уходишь на новое пастбище тайком, то теряешь уважение людей, а если ты женишься или уходишь на новое пастбище на виду у всех — приобретаешь его.

Если уж кочевник спускается к морю, то не для того, чтобы шутки шутить (т.е. для этого должна быть какая-то серьезная причина; ср. Не я еду, нужда везет).

Сомалийцы — традиционно были кочевниками, они не любили море, земледелие, даже подсобное, у них отсутствовало. С этим связаны особенности их традиционного питания. Ср. такие пословицы:

Врага угощают парным молоком (т.е. принимают как дорогого гостя, стараясь усыпить его бдительность).

Бананами гостя не почуют (т.е. гостю полагается давать самую лучшую пищу).

В каждом финике есть косточка (т.е. в каждой хорошей вещи есть плохая часть).

Нельзя и (дома) сидеть (т.е. бездельничать), и миндальным супом лакомиться (за миндальными орехами отправляются в отдаленные труднодоступные места).

Самым лучшим угощением является парное, т. е. самое свежее, молоко. Очевидно, у сомалийцев преобладала мясомолочная диета, а продукты растительного происхождения (бананы, финики, миндаль) добывались собирательством.

Сомалийцы — мусульмане, хотя они верили в джиннов и других мифологических существ:

Дней (букв, ‘утр') больше, чем строк в Коране, уча в день по строке, выучишь весь Коран (т.е. любую работу можно выполнить; ср. Дорогу осилит идущий).

Только тот загон стоит, который Аллах ставит (т.е. если строительство угодно Аллаху).

Кто джинна (т.е. беду) привел, тот его и увести должен (ср. Кто кашу заварил, тот и расхлебывай).

Основу сомалийского общества в самом недавнем прошлом составляли племена и союзы племен¹. Единственным представителем власти, упоминаемым в пословицах, является шейх^[5][6]. Сомалийцам традиционно свойственны многие черты, характерные для родового общественного строя: кровная месть, кодекс чести воина. Как и многие кочевые животноводы, сомалийцы были воинственны, они совершали набеги на соседей и высоко ценили в людях храбрость, воинскую доблесть и верность слову:

За пять дней шейхом не станешь.

Кто путешествовал только раз и кто в набеге был только раз, тот больше всех (об этом) говорит.

Кто не мстит за оскорбление, тот не сын своего отца.

Слово мужчины — что кора, упавшая с дерева (кора не возвращается на свое место, а мужчина не берет назад свое слово).

В большинстве случаев образная основа пословиц нам понятна, хотя встречаются и неожиданные образы (например, слова человека — кора дерева). Вот еще примеры такого рода:

И стоячему жезлу вровень, и лежащему жезлу вровень (т.е. в одной и той же ситуации человек ведет себя по-разному: когда речь идет о чужих интересах, он делает одно, а когда о своих — другое).

Козы цепляются за колючки собственными ногами (т.е. каждый в своих несчастьях виноват сам).

Ум (букв, ‘живот') мужчины подобен руслу реки в сезон хага (т.е. может неожиданно оказаться глубоким).

Последний фразеологизм указывает на то, что сомалийцы считают вместилищем ума не голову, а живот: такое представление широко распространено в Африке.

Важно отметить также те образы, которые в сомалийских пословицах никогда не используются, хотя характерны для фразеологизмов многих других народов: лес и деревья, деньги и денежный обмен, города, рынок и торговля, письменность, цари, короли и другие правители, обработка земли, мореплавание и вообще плавание, шитье и ткачество. Такой список очень показателен для картины общества, отраженного в приведенных выше фразеологизмах. Однако следует отметить, что этого общества и в Сомали давно уже не существует. Современные сомалийцы — вовсе не те кочевники, которые не знали денег и измеряли богатство количеством верблюдов^[7], но фразеологизмы дают нам возможность представить себе прошлое этого народа.

• [1] Историзмы не следует путать с архаизмами, под которыми понимаются устаревшие, вышедшие из употребления слова, заменившиеся в современном языке другими словами, например: око, выя, ланиты вместо глаз, шея, щеки.
• [2] 2 См.: Мокиенко В. М. Образы русской речи. Историко-этимологические и этнолингвистические очерки фразеологии. Л., 1986. С. 55.
• [3] См.: Мокиенко В. М. Образы русской речи. С. 33.
• [4] Приводится по: Сомалийские пословицы и поговорки. Па сомалийском и русскомязыках с русскими соответствиями / сост., пер., предисл. и примеч. Г. Л. Капчица. М., 2009.
• [5] Родоплеменная организация общества у сомалийцев остается важной и в наши дни.
• [6] Шейх — у арабских кочевников предводитель рода, племени или союза племен.
• [7] Сомалийцы в последнее время прославились пиратством, что показывает, насколькодалеко они ушли от тех кочевников, которые боялись моря и не знали цену деньгам.