Синонимия в лексиконе языковой личности и в современной речи

Синонимы в лексиконе языковой личности (по данным ассоциативных словарей)

Синонимы являются важной составляющей лексикона человека. Уже во внутренней речи осуществляется перебор синонимов, проверка их адекватности (Кубрякова, 1986, 60—62). Работа «механизмов смысловых замен» появляется в операциях уточнения смысловой близости сходных по значению лексических единиц. Синонимы используются как средство контроля за содержательно-прагматическим аспектом коммуникации (Залевская, 1990). Разнообразные психолигвистические эксперименты объективно подтверждают присутствие в языковом сознании носителей языка определенного количества синонимических средств, извлекаемых из памяти по мере необходимости (Василевич, 1987, 55—72; Лебедева, 1987; Шабес, 1989, 25—32). В синонимии как явлении находят отзвук те колебания, которые характеризуют синхронное состояние языка.

Данные ассоциативных словарей отражают естественную системность лексикона и свидетельствуют о том, что синонимам в нем принадлежит заметное место. Как пишет Ю. Н. Караулов в послесловии к «Русскому ассоциативному словарю» (далее РАС), «ассоциативно-вербальная сеть вся пронизана аналогическими отношениями, и основной закон ее организации и функционирования, как и всякой сети, — это закон подобия и сходства ее элементов; в нашем случае — подобия семантического и формального» (Караулов, 1994, 294). Ассоциативные поля, представляя язык в его предречевой готовности, отражают фрагменты вербальной памяти человека, фрагменты образов сознания, мотивов и оценок, на фоне которых «синонимическим откликам» принадлежит значительное место. Синонимы являются существенной частью того «ансамбля значений», который «явно или неявно приравнивается к некоему мыслительному комплексу, которым оперирует человек, строя высказывание и выбирая слово» (Караулов, 1987, 210). Если в качестве стимула дана доминанта синонимического ряда, то в качестве реакции чаще всего выступают следующие непосредственно за доминантой члены ряда. Так, наиболее частыми реакциями на существительное врач являются существительные доктор и лекарь (ср. синонимический ряд: врач — доктор — лекарь — эскулап).

Примечательно, что слова, занимающие периферийное положение в структуре синонимического ряда, слова с ярко выраженными коннотативными семами достаточно редко встречаются в качестве реакций, что определяется их специфической коммуникативной предназначенностью: эти слова извлекаются из памяти в связи с особыми ситуативными условиями, специальной коммуникативной установкой говорящего. Обращает на себя внимание и то, что в ассоциативных полях представлены не только системные синонимы, но и так называемые симиляры (от англ, similar — сходный) — лексические единицы, характеризующиеся близостью значения в индивидуальном лексиконе, при этом субъективная оценка близости не всегда совпадает с лингвистической трактовкой синонимии (Залевская, 1990; Лебедева, 1988).

Показателен в этом отношении синонимический ряд с доминантой ложь. В АСС он включает следующие синонимы: ложь — неправда, обман, лганье, вранье, брехня, брех. В РАС на слово-стимул ложь, кроме реакций неправда, вранье, обман, брехня, враки, даны реакции клевета, фальшь, кривда. Толкования этих слов позволяют выделить те семантические признаки, на основе которых носителем языка осуществляется синонимическое сближение лексических единиц. Так, клевета — это «порочащая кого-, что-н. ложь»; фальшь — «обман, мошенничество»; кривда (устар.) — «ложь, неправда» (по поводу последнего слова можно утверждать, что его квалификация в качестве устаревшего не является безусловной; в современной речи в противопоставлении правда — кривда оживляется внутренняя форма, что характерно для языковой игры; актуальность этого явления подтверждается РАС). Совпадение у приведенных лексических единиц ядерного семантического признака позволяет говорить о расширении пространства семантического поля.

Исключительно важное место в ассоциативных полях принадлежит эмоционально окрашенным синонимам. В «семантике этих слов закодирована информация об отношении говорящего к обозначаемому и, подобно пружине, снятой со стопора, эта информация срабатывает, когда строится высказывание» (Телия, 1986, 7). Многие из таких слов не включаются в словарях в синонимические ряды, однако они формируют реальную, живую периферию синонимического ряда, максимально приспособленную для передачи эмоционального состояния субъекта речи. В связи с этим интересны реакции на стимулы, являющиеся членами синонимического ряда лик, лицо, физиономия, рожа, морда, личность. В качестве реакций выступили также слова с яркой эмоциональной окраской: фейс, мордашка, мина, физия, фотография, личина, мордочка, рожица, хайло, гримаса, мурло, пачка, маска, рыльце, ряха. Закономерно при этом, что, чем большее место занимают коннотативные компоненты в семантике слова-стимула, тем вероятнее появление слов с ярко выраженной экспрессивностью в качестве реакций. Так, по данным РАС, на стимул лик реакция рожа единичная, на стимул лицо — ее частотность 8, на стимул физиономия — 18, на стимул морда — 21.

Принципиально важно, что уже на первом этапе ассоциативного эксперимента составителями РАС, кроме 700 исходных слов, в качестве стимулов было введено несколько рядов идеографических и стилистических синонимов, что связано с поставленной исследовательской задачей установить реальные синонимические ряды, существующие в языковом сознании носителя русского языка. В этом отношении интересно ассоциативное поле со стимулом балбес. Данный стимул является членом следующего синонимического ряда: бездельник, лентяй (разг.), лодырь (разг., пренебр.), лоботряс (прост., презр.), балбес (прост., презр. и бран.), шалопай (разг.), шалопут (прост.), повеса (устар.), шалбер (устар. и обл.), шалберник (устар. и обл.). Слово-стимул балбес ассоциируется у современного носителя русского языка (а у студентов, явившихся испытуемыми в ассоциативном эксперименте, — особенно) не только с человеком, проводящим время в безделье, но и с человеком, который не способен учиться или делает это плохо, поэтому приведенный экспрессивный синонимический ряд притягивает не менее экспрессивные ряды с доминантами дурак и слабоумный. При этом активизируются словообразовательные возможности экспрессивных слов: дурак, идиот, тупой, бестолковый, глупый, двоечник, безмозглый, кретин, оболтус, остолоп, бестолочь, придурок, разгильдяй, болван, глупец, дуб, дубина, дуралей, дурачок, недоросль, непутевый, неумный, растяпа, балда, дерево, дебил, дубовый, лапоть, Митрофанушка, недотепа, недоучка, неуч, олух, тормоз, тугодум, тунеядец, тупица. Активизацию возможностей экспрессивных слов можно наблюдать и в ассоциативном поле к стимулу безмозглый: дурак, болван, осел, баран, идиот, тупица, чурбан, дуб, кретин, глупец, дурень, балбес, бездарь, валенок, дебил, дуралей, органчик, тупарь. Пересекающиеся синонимические ряды сплетни, пересуды, суды да (и) пересуды, толки, перетолки, трезвон, звон и толки, разговоры, пересуды также расширяются в ассоциативном поле за счет большого количества эмоционально окрашенных синонимов: базар, болтовня, вздор, бред, враки, дрязги, склоки, треп, чушь, бредни, ерунда, брехня, чепуха, басни, говорильня, ересь, наговоры, кривотолки, россказни, склоки.

Таким образом, очевидно, что арсенал экспрессивных синонимических средств в лексиконе языковой личности значительно шире, чем синонимические средства, зафиксированные в словарях синонимов.

Приведенные материалы позволяют говорить и о психолингвистической реальности межчастеречных синонимических соответствий, связанных с расширением синонимических связей за счет производных слов других частей речи (см. гл. 1).

Как отмечает Ю. Н. Караулов, основная часть реакций — это нейтрально окрашенная литературно-разговорная лексика. «Однако, отражая живое бытование языка в усредненной ассоциативно-вербальной сети среднестатистического носителя, словарь не может не содержать лексические элементы разных стилей, которые в отдельные моменты бывают не чужды речи индивидуума любого социально-культурного слоя и ранга и, соответственно, находят место в его АВС (ассоциативновербальной сети. —В. Ч.)» (Караулов, 1994,211). В связи с этим границы «синонимического поля» существенно расширяются и за счет нестандартных (не соответствующих литературной норме) синонимических реакций, например жаргонизмов. Так, слово-стимул брехня вызывает следующие реакции: фигня, чешуя, чухня, лабуда, лапша; слово-стимул ребята — реакцию братва; стимул ходить — реакцию таскаться; стимул физиономия — хайло; стимул балбес — тормоз; стимул безразличие — пофигизм; стимул блаженство — кайф, клево. Очевидна активизация в ассоциативном поле субстандартных (жаргонных и грубо-просторечных) лексических единиц, отражающих реальные очертания арсенала синонимических средств нашего молодого современника.

Если устаревшие лексические единицы в ассоциативновербальной сети среднего носителя языка явление достаточно редкое, то новые слова представлены широко. Эти слова также существенно расширяют границы реальных синонимических рядов. Например, высокочастотной реакцией на стимул бродяга является слово бомж. Данное слово впервые зафиксировано в «Толковом словаре русского языка конца XX века» под ред. Г. Н. Скляревской (СПб., 1996) и толкуется с помощью уже существующих синонимов: бомж (раза.) — «тот, кто не имеет постоянного места жительства, прописки, определенных занятий; бездомный; бродяга». В словарях последнего десятилетия зафиксировано слово бабки (жарг. деньги). Это новообразование — высокочастотная реакция на слово деньги, свидетельствующая об актуальном расширении соответствующего синонимического ряда.

Таким образом, центральные единицы синонимических рядов (доминанта и ближайшие к ней члены ряда), являясь наиболее употребительными, нейтральными стилистически, коммуникативно активными, обладая наиболее широкой сочетаемостью, оказываются заметными и стабильными узлами в ассоциативно-вербальной сети. Можно с уверенностью утверждать, что доминанта (опорное слово) синонимического ряда является абсолютной психолингвистической реальностью.

Как показывают приведенные фрагменты ассоциативных полей, для ассоциативно-вербальной сети современной языковой личности характерно расширение поля отрицательных эмоции. Увеличение периферии синонимического ряда за счет положительно окрашенных слов — явление более редкое. Можно, например, отметить возвращение в актив таких слов, как милосердие, милость, участие, которые явно пополняют синонимический ряд жалость, сочувствие, сострадание, сожаление.

Таким образом, в особой лексикографической форме «Русский ассоциативный словарь» представляет изменения в языковом сознании носителя русского языка, которыми ознаменованы конец 80-х — 90-е годы XX в.; отражая живое бытование языка в усредненной ассоциативно-вербальной сети, он позволяет более точно определить реальные очертания синонимических рядов, существующих в языковом сознании носителей русского языка, открывает богатые возможности для изучения русской синонимики как динамичного пласта русской лексики.