Чувства, относящиеся к личности

Переходя далее к чувствам, связанным с личностью, приходится отметить, что эти чувства могут возникнуть лишь в том случае, когда представление о своем «я» у человека уже обособилось и может быть противопоставлено другим представлениям и связанным с ними чувствам. У животных и у маленьких детей чувственные влечения бывают зачастую настолько сильны, что они всецело находятся во власти этих влечений; тем не менее сознательного эгоизма, в том смысле, в каком мы этот термин прилагаем ко взрослому человеку, у них нет. Этим обусловливается то обстоятельство, что мы не относимся к эгоистическим поступкам животного и маленького ребенка с тем безусловным осуждением, какое вызвали бы в нас аналогичные поступки взрослого человека. У животного и у маленького ребенка еще нет достаточно ясного представления о своем «я* и о противоположности интересов этого «я» с интересами других живых существ. Ребенок и животное в этом отношении действуют полусознательно, стремясь к непосредственному удовлетворению своих инстинктов. Между тем взрослый эгоист, отнимающий, например, у другого средства к жизни, прекрасно сознает, в силу своего жизненного опыта, чего именно он лишает потерпевшего, знает, что, удовлетворяя в широких размерах свои потребности, он в то же время прямо нарушает потребности другого человека и тем не менее идет на это не колеблясь. Эта именно большая сознательность и заставляет нас провести резкую границу между чувственными влечениями ребенка и животного, с одной стороны, и эгоистическими влечениями взрослого человека — с другой. Интересно, что таким образом сознательный эгоизм, стоящий в психологическом отношении выше, чем непосредственные чувственные влечения (большая сложность и идейность), вызывает в нас более суровую моральную оценку: один из довольно частых случаев несовпадения психологической и этической точек зрения.

Поднимаясь дальше по лестнице эгоистических чувствований, мы видим, что элементы представлений все более и более выдвигаются в них на первый план. Человек начинает ценить не столько сами по себе чувственные наслаждения, сколько все то, что делает личность более сильной, могущественной и вообще ставит ее в более благоприятные жизненные условия. Таким путем возникают самолюбие, властолюбие, тщеславие, а также скупость, алчность и т. п. Вообще, дальнейшее повышение уровня чувств, связанных с личностью, тесно связано с расширением представления о своем «я». В одних случаях это представление сосредоточивается главным образом на чисто чувственных элементах здоровья, насыщения, удовлетворения органических потребностей; в других — оно включает в себя мысль о превосходстве над другими, о социальном положении данного человека, о той славе, которою он пользуется среди других людей.* Наконец, представление человека о своей личности может получить еще более идейный ** характер: под личностью своей человек может подразумевать те высшие принципы, которые руководят его деятельностью, те высшие чувства и способности, которые ему доступны. Высокоразвитый человек может именно эти свои склонности или способности считать ядром своей личности и, заботясь о своем благе, он может именно удовлетворение и развитие этих склонностей считать наилучшим удовлетворением потребностей своего «я». В этих случаях приходится говорить уже не об эгоизме в обычном смысле этого слова, а, скорее, об эгоцентризме, о сосредоточении всех интересов на своей личности, хотя бы эти интересы были высшего порядка. Такого рода люди заботятся прежде всего о своем собственном развитии и не жертвуют своим «я* в угоду известным социальным потребностям и запросам, как бы высоки эти последние ни были. Человек эгоцентрического склада не отдает свою душу за своих ближних, потому что свою душу он также любит, и ее запросы и потребности он высоко ценит. Тем не менее это не мешает ему совершать целый ряд высокосоциальных поступков, только рассматривая их с точки зрения интересов своего высшего, идейного «я». Одним из основных мотивов, заставивших Л. Толстого так круто изменить свое миросозерцание и приведших его к проповеди любви и всепрощения, был именно страх смерти, ужас перед неизбежным и полным уничтожением своего «я*. Или возьмем какого-нибудь отшельникааскета, который уходит в пустыню для того, чтобы в уединении, путем всяческих лишений и отречения от чувственных наслаждений спасти свою душу. Такой аскет асоциален, так как он не заботится о других людях; он эгоцентрист, так как заботится только о своем «я». Тем не менее эти заботы носят настолько одухотворенный характер, что трудно сказать, что является более высоким — удовлетворение различных социальных требований, связанное зачастую с достижением и своих собственных целей и удовольствий, или же такого рода одухотворенный эгоцентризм.

И здесь, следовательно, опять подтверждается, как трудно бывает установить резкую границу между высшими и низшими чувствованиями.