Проблематика и поэтика послевоенного романа: от веркора до мориака

Герои романов рождаются от брачного союза романиста с действительностью.

Ф. Мориак

Послевоенная литература Франции, как отмечалось, представлена первоклассными поэтами, драматургами, эссеистами, моралистами и философами, а также филологами, внесшими ощутимый вклад в методологию структурализма. Впечатляют достижения в романном жанре, отмеченном богатством разновидностей и форм. Именно роман с наибольшей отчетливостью отозвался на судьбоносные события и духовные искания, переживаемые французами. Крупнейшие романисты Франции — это, как правило, высокоэрудированные мастера с философским уклоном, продолжатели национальной традиции мастерства, заботы о слове и стиле, — не удовлетворялись средствами опробованного реалистического повествования. Свидетельство того — рождение именно во Франции наряду с театром абсурда такого явления, как новый роман.

Веркор: «просто быть человеком». К писателям левых убеждений, влиятельным в первое послевоенное десятилетие, наряду с Арагоном принадлежит и Веркор (1902—1991). Его настоящее имя Жан Блюлар. Он был по профессии гравером и вообще разносторонне одаренным художником. Писателем же его сделало участие в Сопротивлении. Тогда уже в зрелом возрасте он дебютировал как прозаик, написав один из лучших антифашистских романов «Молчание моря» (1942). Тогда он и подписал его псевдонимом Веркор: так называлось плоскогорье, на котором особенно успешно действовали партизаны — «маки». Писатель позднее говорил, что всегда старался быть верен взятому имени.

Тема войны, ее ужасов, смерти, фашизма, концлагерей долго потом не оставляла Веркора. Он рассматривал ее в конкретном преломлении и в более широком морально-философском плане. Первым во французской литературе он показал ад нацистских концлагерей. В центре повести «Оружие мрака» — история мужественного бойца Сопротивления Пьера Канжа, попавшего в лапы гестапо, но не выдавшего своих товарищей подпольщиков. Его отправляют в лагерь смерти, где он должен загружать печи крематория трупами. В эти страшные часы ему кажется, что он сам сделался мертвецом. Ему уготована участь оказаться среди погребенных, но чудом удается избежать смерти. Пройдя через ад, Канж возвращается на родину.

Но, выжив, он сломлен, физически и духовно, опустошен и не в силах «интегрироваться» в нормальную жизнь. Травмы и раны, нанесенные войной и фашизмом, — неизлечимы, и Канж с горечью признается: «Я потерял качество человека».

В чем же суть человеческой личности? Подобным вопросом Веркор задается в последующих произведениях, в эссе «Мятеж человека», «Во что я верю», в книге «Более или менее человек» и, наконец, в одном из наиболее известных своих романов «Люди или животные» (1952). Он — с очевидным философским подтекстом. Критики закономерно усматривают в романе продолжение просветительской, «вольтеровской» традиции XVIII в., а также той линии А. Франса, которую воплощает его «Остров пингвинов». В основе романа — фантастический, парадоксальный сюжет.

В джунглях Новой Гвинеи английские антропологи обнаружили неизвестный доселе вид человекообразных обезьян, названных тропи. После этого ушлые австралийские промышленники используют это открытие в своих прагматических целях. Обезьян обучают бесплатно трудиться на ткацком производстве, что приносит огромное дополнительное преимущество в конкурентной промышленной войне с Британией. Англичане же заинтересованы в том, чтобы тропи юридически были приравнены к людям, а потому их эксплуатация в качестве рабочей силы подлежит запрещению.

Герой романа Темплмор, одиночка, для решения проблемы избирает парадоксальный путь. Он убивает детеныша тропи, чтобы суд приговорил его к соответствующему наказанию. Но для начала судьям следует квалифицировать, кто такие тропи, в чем их отличие от людей. С дотошной детализацией воспроизведена судебная дискуссия на данную тему. А она позволяет Веркору в сатирико-аллегорическом ключе представить и юридическую процедуру, и аргументацию политиков и юристов, неспособных прийти к конкретным выводам.

В последующих сочинениях Веркор неотвратимо приходит к заключению, что в человеке сосуществуют и доброе, и злое начала, каждое из которых может проявиться в зависимости от обстоятельств. Размышляя над текущей общественно-политической ситуацией, Веркор пишет эссе «Во что я верю», в котором, между прочим, рассказывает о своих расхождениях с коммунистами и движением сторонников мира. В последние годы Веркор переходит от художественной прозы к исторической.

Он пишет историко-литературный труд «Сто лет истории Франции», в центре которого видный политический деятель Аристид Бриан. В книге «Анна Болейн» главный герой английский король Генрих VIII, женившись на Анне Болейн (которую позднее отправил на плаху), идет на разрыв с Ватиканом и католицизмом и тем самым меняет ход развития Англии. Хотя исторические концепции книги уязвимы, с точки зрения научной методологии, обе они характеризуются вниманием к современности и человеческой индивидуальности как таковой.

Веркор был плодовит, трудился в разных жанрах, в том числе драматургических. Будучи универсально талантлив, он с шутливой самокритичностью отзывался о себе как о несостоявшемся рисовальщике, ораторе, моралисте, ученом и писателе. Но добавлял при этом, что «быть просто человеком достаточно для самолюбия». Всего сильнее он был в фантастико-сатирической сфере. А свою сверхзадачу определял так: «Я пишу так, чтобы разоблачать ложь и несправедливость. И для того также, чтобы помочь читателя обрести смысл жизни».

Эрве Базен: «смелее приблизиться к реальности». Посреди немалого числа маститых представителей послевоенного французского романа Эрве Базен (1911 — 1996) занимает прочное место мэтра психологической прозы. Внук известного католического писателя Рене Базена, он нес в себе явные литературные гены, но долго пробивался к признанию на ниве словесности, поскольку не сумел закончить университета и зарабатывал на жизнь в малопрестижных профессиях продавца, клерка, репортера. Но с конца 1940;х гг. все-таки нашел себя, попробовав силы в жанре семейной хроники, получившей во Франции широкое распространение (вспомним Золя, Г. Мартен дю Тара, Дюамеля и др.). И, как нередко бывало, Базен включал в повествование автобиографические мотивы. Так сложилась его трилогия «Семья Резо»у которую открыл роман «Змея в кулаке» (1948).

Герой повествования подросток Жан находится в сложных отношениях с матерью, жесткой, скаредной, деспотичной. Другие дети, страдающие от ее тяжелейшего права, называют ее Психиморой (что буквально означает безумная). В своем противостоянии со злобной родительницей Жан одинок, его не поддерживают ни запуганные братья, ни слабовольный отец подкаблучник. Между тем, окружающие видят в семье Резо лишь внешнюю благопристойность. Это вызывает в Жане пусть словесный, но протест против бесстыдного укоренившегося лицемерия и двуличия.

Во втором романе «Смерть лошадки» (1950) конфликт повзрослевшего Жана с семьей обостряется. Он начинает самостоятельную трудовую жизнь, сталкиваясь с неприкрытой враждой матери, которая даже хочет лишить его законно принадлежащей части отцовского наследства. Но Психимора встречает в сыне уже человека не робкого десятка. Использовав против родительницы компрометирующие ее письма, Жак добивается по суду возвращения принадлежащих ему денег и в итоге обретает устойчивость в материальном плане.

Базен возвращается к своему замыслу по прошествии двух десятилетий в романе «Крик совы» (1972). Жан обрел место в жизни, стал мудрее, терпимее по отношению к матери, которая уже не видится ему более лишь олицетворением злобы. И когда мать умирает, ее уход — не просто личное горе героя, это также разрыв со старым миром, против которого он когда-то протестовал. Своевольная, лишенная идеалов молодежь вызывает его неодобрение. Первая и третья части трилогии были экранизированы.

Последовавшие затем романы Базена «Супружеская жизнь», «Анатомия развода» и др. были откликом па специфические коллизии и проблемы, порожденные «обществом потребления». Эти романы позволили Базену стать одним из самых широко читаемых за рубежом современных французских авторов. Его популярность определялась добротной традиционной реалистической манерой, тщательным подбором деталей, проницательностью психолога. В этом сказалось его эстетическое кредо: «возможно смелее приблизиться к реальности». Некоторые романы Базена даже стали бестселлерами, в их авторе даже видят продолжателя бальзаковской традиции, хотя, конечно, он не берет действительность столь широко и мощно, как автор «Человеческой комедии».

В книге «Во что я верю» Базен пишет: «Я предпочел бы быть составной частичкой будущего человечества, а не настоящего, все еще опозоренного страстью к наживе, привкусом крови, культом иллюзий, разнузданным насилием, терпимостью к несправедливости». Базен творил в духе гуманистической традиции национальной литературы: это означало ответственность перед обществом и то, что обычно называется гражданственностью. В России выходили отдельные издания его романов, однотомник в серии «Мастера современной прозы», а также собрание сочинений в четырех томах (1988—1989).

Робер Мерль: «великая битва за свободу». Морально-философский пафос, существенная черта французской романистики и не только, — определяет творчество Робера Мерля (1908—2004), даже более популярного за рубежом в англосаксонских странах, чем у себя на родине. В его биографии встречаем факты и обстоятельства, присущие его коллегам писателям. Уроженец Алжира, он получил добротное гуманитарное образование, занимался преподаванием, а позднее писал критические исследования об О. Уальде, переводил с английского. Участвовал в войне, после катастрофы при Дюнкерке (1940) попал в плен, где провел три года. После войны соединял писательство с работой университетского профессора, читающего лекционные курсы по английской литературе.

Его первый художественный опыт — роман «Уик-энд на берегу океана» (1949), удостоенный Гонкуровской премии, вырос из личных переживаний. В нем трагические события, когда англо-французские силы, иолуокруженные под Дюнкерком, подвергались массированным бомбежкам немецкой люфтваффе, стремившейся помешать эвакуации в Англию. То, что увидел и узнал Мерль, стало олицетворением хаоса войны и беспомощности человека.

Признание ему принес роман «Остров» (1962) с его притчевым параболическим смыслом. В основе романа — реальное событие: в конце XVIII в. на корабле «Баунти» произошел бунт, моряки убили изувера-капитана и, спасаясь от неминуемой виселицы, обрели убежище на крохотном острове, затерянном в океане. О том, что на нем случилось, роман Мерля.

На острове — девять европейцев, шесть таитян, двенадцать таитянок. Их судьба — своеобразная историческая модель становления цивилизации. Микромир человечества со всеми его конфликтами и проблемами.

Ранний период «островного» образа жизни — это разрушение закрепленной корабельной иерархии. Матросы перестают подчиняться офицерам. Вопросы решаются демократическим свободным голосованием. Формируется нечто вроде республиканского правопорядка. Однако голосуют только белые. Позднее закрепляется социальное неравенство, «цветные» мужчины зачислены в низшую расу, а женщины-таитянки опущены на самое дно. Затем это микрообщество начинают раскалывать внутренние противоречия. Мэмсон, первый помощник капитана, едва спасшийся от расправы матросов, — носитель идеологии классового превосходства и застоя. Его соперник, шотландец Макмод, вожак матросов, — поборник собственническо-стяжательной морали. Таитяне также меняются и уже воспринимают белых как ненавистных поработителей. Перед лицом «цветной» угрозы антагонисты Мэмсон и Макмод заключают союз на основе защиты привилегий «белого человека».

Важен в романе еще один персонаж. Это Адам Парсел, противник насилия. Он оказывается как бы на «нейтральной» почве между противостоящими группами. В период «парламентаризма» он, исходя из понятий справедливости, пробует защитить таитян. И когда белые начинают творить жестокости, Парсел, верный принципу «не убий», не хочет призывать таитян применять силу. И все же именно он — вдохновитель бегства с острова тех, кто уцелел. Гуманистический пафос романа был оценен по достоинству, Мерлю была присуждена «Премия братства» организации «Движения против расизма, антисемитизма и за мир».

В романах Мерля наряду с притчевостыо — ярко выраженный документализм. И это позволило Мерлю найти новые подходы в разработке неизменно актуальной антифашистской темы. Это показал его знаменитый роман «Смерть мое ремесло». В его основе — жизненная история Рудольфа Ланга, прототип которого Рудольф Гесс, комендант Освенцима, профессиональный палач, закончивший после войны жизнь на виселице.

Обличительная сила романа — в признаниях Ланга, выдержанных в нарочито бесстрастной протокольной манере. Мерль показывает, как воспитываются те, для которых смерть становится ремеслом. Ланг появился на свет в «патриархальные» времена и с «младых ногтей» впитал в себя идеологию пруссачества, безропотной дисциплины и бессловесного подчинения любым приказам власти. Дидерих Гесслинг в «Верноподданном» Г. Манна — это еще цветочки. Фашизм показал, как подобная педагогика убивает мысль, доведя ее до автоматизма. «Деятельность» Ланга в Освенциме — это превращение человека не просто в палача, но в машину по серийно-поточному убийству людей. Подобная страшная «работа» отмечена профессионализмом. Налажено «образцовое» производство, эффективность которого определяется цифрами убитых с помощью душегубок, виселиц и утилизацией трупов в крематориях. Такова чудовищная сущность национал-социализма.

В дальнейшем Мерль написал несколько романов «За стеклом», «Охраняемые мужчины», «Мадрапур» и др., а также цикл книг, названных «Судьба Франции». При этом он опробовал разные приемы и стили — фантастику, гротеск, аллегорию, исторический колорит. Но за всеми перипетиями жизни со всей ее сложностью он неизменно видел главное — «великую битву за свободу». И отстаивал гуманистические убеждения: «Я с нетерпимостью и бескомпромиссностью буду бороться против любого фанатизма, в какие бы одежды он ни рядился — фашизма, расизма или религиозного рвения».

Мориак: драмы души. При всем разнообразии стилевых течений французского романа XX в. и, в частности, послевоенного, необходимо выделить одно, связанное с творчеством писателей, озабоченных помимо прочего нравственно-этическими, религиозными проблемами. Среди них были такие выдающиеся художники как Жюльен Грин (1900—1994), Жорж Бернанос (1888—1948), Поль Клодель (1868—1955), каждый из которых заслуживает внимания. Заметим, что все они настаивали, чтобы их называли не католическими писателями, а писателями-католиками, пишущими романы. То же относится и к англичанам Грэму Грину и Ивлину Во.

В этом блистательном, но далеко не исчерпанном списке особое замечательное место занимает Франсуа Мориак (1885—1970). Классик не только французской, но и мировой литературы минувшего столетия. Подобный высокий статус определен не только формально присуждением Нобелевской премии (1952). Мориак — яркий пример «постбальзаковского» реализма, явивший художественную оригинальность в освещении «вечных» тем. А это дает основание говорить об особом «мориаковском» типе или жанровой разновидности романа (3. Кирнозе). В этом он достиг художественных вершин. По мысли Мориака, писателю-романисту следует быть озабоченным тремя глубинными конфликтными ситуациями — это Бог и человек', мужчина и женщина', человек и его совесть. Герои романов, по Мориаку, родятся от брачного союза с действительностью, по своеобразие этого союза, равно как и правду реальности, он понимал по-своему. А люди виделись ему «пустынными дворцами», в тайны которых надлежит проникнуть.

Мориак был выходцем из буржуазной семьи, уроженцем города Бордо. Он рано стал сочинять, а его насыщенный постоянным литературным трудом путь продолжался более шести десятилетий: первую книгу стихов выпустил за пять ле г до начала Первой мировой войны, а последнюю, мемуары «Воспоминания о внутренней жизни» (1965), за пять лет до смерти. Его взгляды за этот долгий срок, естественно, претерпевали перемены, но неколебимым оставалось его глубинное писательское начало: гуманизм и приверженность к справедливости. Поэт, эссеист, критик, историк литературы, но прежде всего романист, Мориак делал местом действия большинства своих произведений Бордо, его окрестности, Ланды, край сосен и дюн. Это была «малая родина» писателя, поистине «страна Мориака», как Нормандия — «страна Мопассана», Фландрия — «страна Верхарна», «Новая Англия» — страна Фроста.

Дебютировав стихотворной книгой, Мориак становится литераторомпрофессионалом после публикации романа «Дитя под бременем цепей» (1913). В нем налицо «бальзаковская» тема: молодой человек Жан Поль Жоане приезжает в Париж исполненный надежд, но ощущает себя одиноким, ненужным, полагая свою жизнь бесполезной. Он пробует защититься от враждебного ему города, укрывшись в своей каморке, зарывшись в книги. Но в конце концов обретает спасение в любви и обращении к Богу.

Затем следует еще несколько романов Мориака: «Родительница», «Огненный поток», «Пустыня любви», отмеченные несомненным психологическим мастерством. Его мастерство крепнет, появляется его шедевр «Тереза Дескейру» (1927), по праву входящая в мориаковский «канон». В безжалостном исследовании внутреннего мира героини заметно усвоение Мориаком опыта Достоевского. И хотя в центре женщина-преступница, перед нами роман не криминальный, а социально-психологический.

Юная Тереза Дескейру воспитывается в удушливой, тяжелой ханжеской атмосфере глухого провинциального городка. От природы она чиста, живет своей внутренней жизнью, тянется к тем, «кто все хочет познать и понять». Но писатель не забывает напомнить, что у героини «в крови всегда было чувство собственности», т. е. понятия и цели той заскорузлой среды, к которой она принадлежала по рождению. Героиня унижена тем, что ее выдали замуж за дельца, самодовольного и узколобого, интересы которого зациклены исключительно на наживе. Подобная ситуация давно обыграна в классике. Она хорошо знакома по романам Бальзака, Толстого, Диккенса, Голсуорси. Об этом состоянии Жорж Санд отозвалась лаконично: «Брак без любви — каторга».

Мориак отнюдь не упрощает ситуацию. Тереза — и жертва, и преступница одновременно. И может быть, условно, конечно, сопоставлена с Клайдом Гриффитсом из романа Драйзера «Американская трагедия» (1925), появившегося за год до «Терезы Дескейру» и вызвавшего всемирный резонанс. Но героиней Мориака движут не материальные, а скорее моральные соображения. Ее мстительная ненависть — это выплеск обиды за загубленную жизнь, за неосуществившуюся любовь. В течение долгого времени Тереза методично отравляет своего мужа. И хотя на суде она оправдана «из-за недостатка улик», для читателя очевидно — это она виновата. Близких Терезы страшит не ее злодеяние, а угроза того, что в результате разгоревшегося скандала будет брошена тень на семью, подпорчена репутация.

Мориак написал продолжение этого романа иод многозначительным названием «Конец ночи» (1935). Так сложилась дилогия о Терезе Дескейру, теперь уже состарившейся и одинокой. Но и теперь «грешница» источает зло даже вопреки своей воле. Она желает искупить свой грех и помогает дочери выйти замуж за молодого человека Жоржа, к которому сама неровно дышит. Но брак этот, как когда-то ее собственный, несчастен. А жизнь дочери столь же беспросветна, как и у Терезы.

«Клубок змей»: приговор стяжательству. Второй шедевр Мориака — роман «Клубок змей» (1932), заголовок которого уже предлагает метафорическое определение его темы. Она также классическая — о стяжательстве, разъедающем семью. Ее осваивали и Мольер («Скупой»), и Бальзак («Евгения Гранде»). У Мориака алчность обуревает всех членов одной семьи: деда, отца, детей, внуков, мужчин и женщин, юных и старых. Страсти кипят вокруг наследства, сейфа с ценными бумагами. И здесь неотразимая достоверность, ибо герой-рассказчик — это глава семьи, старый адвокат, исповедальный монолог которого воспроизводит этапы его долгой жизни. Его юность прошла в бедности, а разбогатев, он убедился, что близкие хитрят, подличают, лгут в неуемной жажде как можно больше для себя урвать. Как и в обрисовке Терезы Дескейру, Мориак отнюдь не превращает героя в жертву. Он даже привлекает своей откровенностью, потому что, по его признанию, деньги — также и его страсть. Он делит общество на имущих и неимущих, а симпатии его отданы первым.

Герои Бальзака — и Гобсек, и Гранде — наделены энергией и внутренней силой, ибо, как писал Бодлер, их создатель вложил в них какие-то стороны своей неуемной натуры. Персонажи Мориака — мельче, заурядней. Романист переносит центр тяжести на изучение их психологических глубин, тех «змеиных» импульсов алчности и взаимной ненависти, которые их поработили.

Уже в 1933 г. Мориака избирают в члены Французской академии, т. е. приобщают к клану «бессмертных». А спустя шесть лет появляется его очередной романный шедевр «Дорога в никуда» (1939). В ней — развитие и углубление тех мотивов и коллизий, известных по прежним романам. Перед нами все то же общество, отравленное узколобым практицизмом. Его подлинный герой, как и у Бальзака, — деньги. Они — всесильны. Ломают судьбы и калечат чувства. Отравляют отношения родителей и детей. «Я ненавижу деньги, потому что они меня закабалили», — признается один из героев романа. И если главные события происходят в масштабах семьи, то она — микромир, вобравший в себя проблемы и конфликты «большого мира».

А конфликты эти — трагичны. Любовница разоряет нотариуса Оскара Ревоно, который, страдая от позора банкротства, накладывает на себя руки. Госпожа Костадо фактически обворовывает госпожу Ревоно, заставляя ее подписать денежный документ, могущий обеспечить достойную жизнь ее сыновьям. Ее дочь Роз Ревоно брошена женихом, узнавшим о том, что она потеряла богатство, а следовательно, не может «украшать» светское общество. Подобная ситуация удручает романиста. И когда один из героев полагает, что из этого тупика есть только два выхода — революция или Бог, он, а вместе с ним и романист, выбирает второе. Мориак, и в этом его нравственная позиция, возлагает надежды на христианское милосердие и самоотречение.

В годы Сопротивления маститый писатель, мэтр Мориак как истинный патриот осуждает националистов правого толка, которые были повинны в катастрофе 1940 г. (книга «Черная тетрадь»). Среди его лучших произведений, изданных в послевоенный период, повесть «Обезьянка» (1951). Ее героиня госпожа де Серке_у озлобленная на весь мир за свою загубленную молодость (и в этом она напоминает Терезу Дескейру), выплескивает свою агрессию на ребенка, развитие которого приобретает уродливый характер. Помимо художественных сочинений Мориака, чрезвычайно важны религиозные эссе, еще не изученные в полной мере.

Мастерство Мориака. Автора романа «Дорога в никуда» такой мастер слова как И. А. Бунин, живший последние десятилетия в Париже, полагал лучшим из современных прозаиков. В своей концепции литературы Мориак исходил из особой ценности ее нравственного, этического потенциала. Писателю не следует поддаваться модным настроениям упадка и отчаянья, но, напротив, напоминать о способности человека к героике и самопожертвованию. В прошлом его идеал — Жанна д’Арк. В настоящем — лидер «Свободной Франции», а позднее — президент, покончивший с войной в Алжире, Шарль де Голль. Он посвятил ему специальную книгу. Мориак неизменно был поборником свободы: и в 1930;е гг., когда осуждал Франко и фашизм, и позднее, когда критиковал политику США во Вьетнаме, а также преследования диссидентов в СССР.

Его художественные характеристики жизненных явлений — взвешенные и гибкие. Для него человек — тайна. Он несет в себе «драму души», — а потому далеко не всегда прозрачен, открыт и поддается четкой оценке. В этом Мориак близок к нашему Чехову. Вообще Мориак созвучен русским писателям в особом внимании к проблемам совести, нравственности, ответственности. Он убежден: тот, у кого черствеет сердце, не может сострадать и оказывается способен на преступление. Его огорчает то, что машинная цивилизация и разлитый в воздухе прагматизм обедняют мир человеческих чувств.

Мориак насыщает повествование деталями, нередко исполненными символической значимости, убедителен в передаче тяжкой атмосферы бездуховного буржуазно-мещанского бытия. Искусен он и в воссоздании подтекста и полутонов. Его герои фатально разобщены. Пребывают в «тюрьме без решеток». Жизнь — пустыня, а дороги ведут в никуда.

Но подобный невеселый взгляд Мориака смягчается тем, что жизненному аду противостоят вера, надежда и любовь. А потому цель художника — «не придерживаться той или иной системы», т. е. не стать заложником какой-то идеологии, но «открывать новое знание реального человека».