Перенос как специфический феномен (узкое понимание переноса)

В соответствии с взглядами А. Фрейд, узкое понимание переноса предполагает выделение специфического феномена. Для того чтобы четко очертить перенос в узком смысле, А. Фрейд и ее коллеги говорят о четырех различных типах переноса: 1) переносе привычных моделей отношений; 2) переносе текущих отношений с родительскими фигурами; 3) переносе прошлого опыта и 4) трансферном неврозе, описанном нами ранее. Границы между выделенными типами не являются жесткими, они частично совпадают между собой, действуют комплексно, но для задач клинической практики представляется важным все-таки попытаться определить тип переноса, с которым имеет дело терапевт на определенной фазе психотерапевтического процесса. Это позволяет достигнуть точности в понимании переносных манифестаций у детей. Обратимся последовательно к обозначенным типам переноса (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990).

Перенос привычных моделей отношений. В данном случае речь идет о привычных, характерных, фиксированных формах отношений пациента, которые базируются на ранних взаимоотношениях с объектами или типичных защитах против направленных на объект импульсов, которые затем начинают функционировать автономно и распространяться на мир в целом (например, тенденция задабривать или провоцировать отвержение или находиться в садомазохистических отношениях и пр.). У ряда психоаналитиков это получило также название «переноса характера». Наиболее важная техническая проблема, встающая перед терапевтом — это проблема оживления (превращения в «живую» форму, характеризующуюся эмоционально нагруженными трансферентными отношениями между психотерапевтом и пациентом) омертвевших шаблонов поведения и реагирования.

Сразу бывает нелегко увидеть, с чем аналитик имеет дело. Привычные, устоявшиеся формы отношений могут нести в себе аффект выраженной интенсивности, характеризоваться действиями, направленными в адрес аналитика. Именно поэтому отношение, являющееся актуализацией его привычных моделей, может трактоваться аналитиком как живая переносная реакция применительно к его фигуре. Например, А. Фрейд описывает это в случае ребенка, который забывает в кабинете аналитика какую-нибудь личную вещь. На первый взгляд это показатель трансферентной значимости фигуры аналитика, полноценной манифестации переноса, несущей желание остаться с терапевтом в его кабинете, быть как можно ближе к нему. Но позже оказывается, что ребенок часто забывает свои вещи в самых различных местах — в школе, в транспорте и т. п. Трудно представить себе, что везде он хотел бы остаться. В данном случае можно увидеть в этом проявления переноса в широком смысле слова, но нельзя говорить ни об аспекте трансферного невроза, ни о манифестации прошлых отношений. Речь идет об устоявшемся паттерне поведения, используемом ребенком по отношению к родителям и взрослым в целом, в отличие от особого оживления прошлого опыта вследствие аналитической работы. Впоследствии в ходе анализа вскрылось, что ребенок терял личные вещи, демонстрируя переживание потери: отсутствия внимания и любви своего отца, реального исчезновения матери, к которой он был глубоко привязан^[1].

Таким образом, перенос привычных моделей отношений может рассматриваться как перенос в расширительном смысле. Отчетливое клиническое различие между «переносом характера» и переносом в узком смысле слова возникает только в ходе аналитического лечения.

Перенос текущих отношений. Об этом переносе следует говорить, если имеется реальный объект (ы) в настоящем (например, рождение сиблинга, супружеский конфликт и т. п.), по отношению к которому ребенок проявляет озабоченность или беспокойство (т. е. имеет место конфликт). И свое отношение к этому объекту ребенок смещает на фигуру терапевта. Таким образом, речь идет не об «оживлении прошлого», но о смещении или перемещении в терапевтическую ситуацию реальных отношений с объектами из окружения ребенка в настоящем.

Но как же отличить, какой материал и откуда переносится: из прошлого или из настоящих, текущих отношений? Это реальное событие в окружении ребенка (например, внешний конфликт, связанный с семейными проблемами) или целостный паттерн из прошлого? Это не просто сделать, поскольку два указанных источника переноса у детей связаны друг с другом и взаимно переплетены. Как отмечала А. Фрейд, у детей материал из прошлого очень часто реактивируется вновь после реальных событий в настоящем, и зачастую детерминирован внешними событиями. Именно поэтому процедура детского анализа кажется менее последовательной и методичной, чем во взрослом анализе, события в настоящем «вторгаются» постоянно, заставляя вновь и вновь задумываться над уже приведенными вопросами.

Здесь недостаточно чувства субъективной подлинности происходящего, ощущения «здесь и сейчас», которое характерно для всех феноменов переноса. Для ответа на вопрос, являются ли актуализированные ребенком реакции следствием аналитической работы, связаны ли они с общим ходом терапии или представляют собой проявление в анализе текущих отношений в настоящем, необходимо также понимание движения, процесса терапии, качественных трансформаций актуализированного материала (Freud А. по: Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1980). О смещении текущих отношений в ситуацию психотерапии мы говорим и в том случае, если чувства ребенка к значимым объектам теряют свою интенсивность по мере того, как они проявляются в терапии. Это может быть ошибочно понято как манифестация невроза переноса, однако здесь важно распознать, что речь не идет о специфическом оживлении прошлого, поскольку не очевидно, что именно аналитический процесс «пробудил» появление особого аналитического материала (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990).

Следует также помнить, что первоначально на ранних стадиях терапии переносные проявления, увиденные как манифестация текущих отношений, по мере развития терапии иногда приобретают иной смысл. Например, в случае мальчика (три года два мес.) (Bolland J., Sandler J., 1965) так и случилось. Его отец, устроившись на новую работу, вынужден был отсутствовать все выходные. В пятницу (накануне отсутствия отца) ребенок становился гневным и злобным по отношению к терапевту, говорил, что «терапевт ему не нравится». Это было понято как гнев на отсутствующего отца, смещенный в терапию. Но ситуация оказывается гораздо сложнее. То, что на одном этапе терапевтического лечения видится как перенос текущих отношений, по мере движения терапии приобретает иной смысл. Например, гнев на отсутствующего отца покрывает более ранние чувства «из прошлого», в частности гнев на оставляющую ребенка в одиночестве мать. Или же чувства ребенка отсылают не к событиям в его текущей жизни, но являются защитой от гнева по отношению к отцу, который смещается на терапевта (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990).

Итак, необходимо определить, происходят ли замеченные изменения в поведении и реагировании ребенка под воздействием каких-либо обстоятельств (в психотерапии или же дома) и насколько тотальны замеченные проявления. Если эти изменения проявляются в отношениях с любыми людьми и в любых ситуациях, то это следует понимать скорее как перенос привычных отношений или манифестацию регрессии. Если эти изменения связаны с конфликтами в ближайшем окружении ребенка, то, скорее всего, речь идет о переносе текущих отношений. Ситуация осложняется тем, что у детей проявления регрессии, возникающие дома, могут включать оживление прошлого и затем смещаться в аналитическую ситуацию или на личность психотерапевта. И это положение дел отличается от возникновения регрессивных проявлений в связи с ходом аналитической работы.

Кроме того, важно понимать на каком этапе психосексуального развития находится ребенок. Например, если он находится на эдипальной фазе, то характерные для нее проявляющиеся в анализе конфликты и переживания рассматриваются как текущие эдиповые отношения с родителями, перемещенные в аналитическую ситуацию (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990).

Перенос прошлого опыта и переживаний из прошлого. Манифестации данного вида переноса рассматриваются как дериваты вытесненного содержания, проявляющиеся по отношению к терапевту вследствие аналитической работы. Здесь наблюдается сложное переплетение текущей реальности, включающей и личность терапевта, с выражениями оживших из прошлого желаний, воспоминаний или фантазий, часто прегенитального характера, к примеру фантазии об эксклюзивном обладании терапевтом. Перенос прошлого опыта отличается от переноса привычных моделей отношений тем, что он возникает постепенно в ходе лечения и под давлением внутреннего принуждения к повторению. Перенос привычных моделей отношений или перенос характера более глобален, выражается по отношению ко многим людям и проявляется, как правило, с первых сессий терапии (Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1990).

Вслед за А. Фрейд (1965/1999, т. 2) в данном контексте следует понимать различие между понятиями «фиксация» и «точка фиксации». Фиксация понимается как особый уровень, на котором в данный момент своего развития функционирует ребенок. По мере развития ребенка фиксация меняется. Точка фиксации — это точка в развитии, к которой ребенок стремится регрессировать, если конфликт или переживаемая боль носят невыносимый характер или же присутствует излишнее удовлетворение на любых уровнях. Точки фиксации могут быть на аутоэротизме и нарциссизме, на ранних стадиях отношения между матерью и ребенком, предэдиповой и эдиповой зависимости, оральном удовольствии и оральном садизме, на анально-садистских или пассивно-мазохистских отношениях, фаллической мастурбации, эксгибиционизме, эгоцентризме и т. д. Они имеют стабильный и прочный характер, не исчезают и не трансформируются по мере развития ребенка, бывают в различной степени осознаны или вытеснены. Регрессия возвращает индивида к его точкам фиксации, поэтому они непосредственно связаны друг с другом.

Для психотерапевта значим также и выбор защиты, к которой прибегнет ребенок при соприкосновении с реактивированными чувствами и переживаниями из прошлого. Эта защита бывает иной по сравнению с защитой, имевшей место в прошлом. Таким образом, необходимо решить, текущая ли это защита против чувств из прошлого, оживших в переносе (т. е. скорее «защита против переноса»), или же повтор защиты против тех же самых чувств, которые были испытаны в прошлом («перенос защиты»). Здесь нужно представлять себе в общих чертах хронологию возникновения защитных механизмов, что позволит психотерапевту не попасть в ловушку, интерпретируя ту или иную защиту как бывшую часть реконструируемого и когда-то реально переживаемого ребенком подлинного опыта, в то время как она является более поздним образованием (Фрейд А., 1937/1999, т. 1; Sandler J., Kennedy Н., Tyson R., 1980).

• [1] Тематика «потери» разрабатывалась А. Фрейд вслед за работами 3. Фрейда. Известна трактовка термина «страх обнищания», данная А. Фрейд, в соответствиис которой этот страх понимается как возврат либидо от материальных вещей с последующим страхом потери. Особенный интерес в ее исследованиях вызывает процесс идентификации потерявшего человека с потерянным объектом. Если речь идет о ребенке, то он может выступать и в качестве потерянного объекта и в качестве того, кто потерялобъект. В последнем случае А. Фрейд (Freud А., 1960) подчеркивала специфичность детских реакций в отличие от реакций на потерю значимых объектов во взрослом возрасте. Эта точка зрения полемизирует со взглядами Дж. Боулби (Bowlbi J., 1960), согласнокоторым детские реакции переживания потери и горя идентичны реакциям у взрослых. Позиция А. Фрейд получила свое творческое преломление и дальнейшее развитиев исследованиях X. Нагеры (Naqcra М., 1966, 1980 и др.).