Взаимоотношение пространства и времени

Исторически процесс формирования категории пространства происходил в тесной связи с формированием идеи времени. Однако дифференциация представлений о пространственных отношениях осуществлялась несколько раньше, чем о временных. История языка показывает, что для выражения временных отношений используются в значительной мере те же слова, что и для выражения пространственных, и что временные предлоги исторически сложились на основе пространственных. В русском языке нет, например, ни одного временного предлога, который по своему происхождению не был бы пространственным (ср. хотя бы такие предлоги, как «за», «по», «к»). И это — закон для всех языков, знающих предлоги и послеслоги. Об этом свидетельствуют исследования языков в прошлом отсталых народов. Почти все первобытные языки настолько же бедны средствами для выражения временных отношений, насколько они богаты в выражении отношений пространственных^[1]. В пользу этого обстоятельства говорят и результаты изучения словарного состава таких памятников, как «Илиада» и «Одиссея», где встречается большое количество самых разнообразных слов, обозначающих пространственные отношения и формы (расстояние, длина, высота, глубина, ширина, величина, беспредельность и т. п.), и незначительное число слов, обозначающих временные отношения.

Можно сослаться и па факты из истории умственного развития ребенка. Примерно к началу второго года жизни ребенок в состоянии приблизительно определить пространственные признаки вещей — их положение, расстояние, форму и величину — и приноравливаться к ним. Он различает близкое и далекое, большое и маленькое, круглое и угловатое, верхнее и нижнее, переднее и заднее, словом, он имеет в общем и целом восприятие пространства. В то же время большинство детей даже шестилетнего возраста не вполне ясно разбираются в значениях слов «минута», «час», «неделя», «месяц». Слова «сегодня», «завтра», «вчера» и т. д. появляются в речи ребенка примерно к трем годам, однако хотя они и выражают время, но применяются по преимуществу беспорядочно: «вчера» путается с «завтра», «завтра» — с «сегодня» и т. п. Осознание человеком понятий, которые позволяют соотносить события во времени, таких как «сейчас», «вчера», «было», «есть», «будет», требует определенного личного опыта и возникает примерно к пяти — шести годам. Это служит средством организации, упорядочивания внутреннего опыта и поведенческих актов (не только любознательные дети, но еще и средневековые ученики, изучавшие космологию Аристотеля, донимали учителей вопросами типа «А что находится вне мира?» или «А что будет, если проткнуть палкой самую крайнюю оболочку небесного свода?»).

Принципиально важно подчеркнуть, что язык, фиксируя через строй мышления строй бытия, выразил диалектику единства пространства и времени: в нем одно постоянно определяется через другое! Невидимый поток времени — в процессе генезиса — характеризуется через чувственные образы пространства. В частности, уже с самых первых дней жизни у ребенка зарождается идея будущего. Как верно отмечал французский философ Жан Мари Гюйо (1854—1888), если «дитя голодно, оно плачет и протягивает руки к своей кормилице: вот зародыш идеи будущего»^[2]. А на высоком уровне развития абстракции мы пространство выражаем через временные образы. Например, на вопрос, далеко ли, отвечаем: «десять минут хода». Имеются веские основания полагать, что характер нашего восприятия мира по самой своей сути и по общим закономерностям гораздо родственнее духу релятивистской физики, чем духу физики классической^[3]. Этот важный вопрос о необходимости адекватного понимания области применимости обыденного опыта был содержательно разобран американским физиком Дэйвидом Бомом (1917—1992)^[4].

Здесь мы сталкиваемся с поразительным фактом: релятивистское восприятие мира, ознаменовавшее революцию в физике XX столетия, — это не столько новый тип восприятия, сколько основательно забытый или неосознаваемый. Действительно, пространственно-временное восприятие мира в первобытных обществах и мифологии чрезвычайно созвучно духу релятивистской физики (В. Г. Богораз). Ребенок в восприятии мира тоже стоит ближе к Эйнштейну, чем к Ньютону. Человек в филогенетическом и онтогенетическом детстве воспринимает мир на релятивистский лад, что, конечно же, требует от нас пристального внимания к специфике первобытного и детского восприятия пространства и времени. Не следует забывать, что и восприятие взрослого человека не так уж подвластно канонам классической механики — наше визуальное пространство неевклидово^[5].

• [1] См.: Леви-Брюль, К. Первобытное мышление. — М., 1930. — С. 300.
• [2] Гюйо, М. Ж. Происхождение идеи времени. — СПб., 1899. — С. 35.
• [3] Напомним, что в релятивистской физике мир рассматривается как единое пространство-время, тогда как в классической физике пространство и время можно рассматриватьизолировано.
• [4] См.: Бом, Д. Специальная теория относительности. — М., 1967. — С. 225.
• [5] См. работы П. А. Флоренского по теории перспективы, например «Очерки философиикульта» (1918), «Иконостас» (1922), «Мнимости в геометрии» (1922).