Время человеческого бытия

И все-таки не биологические и космические ритмы определяют человеческое время! Вернемся на минуту к теории относительности. Вспомним наблюдателя, движущегося по мировой линии в будущее со своими индивидуальными часами. Если время действительно есть характеристика, необходимым образом связанная с тем телом отсчета, к какому она относится, то истинное решение проблемы времени заключается уже не в том, что «сосуд» нашего физического мира однажды установлен в некотором положении и «просыпающемуся» не дано по своему произволу перевернуть его или положить набок^[1]. Следовательно, время человеческого бытия, или время в его человечески значимом определении, зависит от того «тела отсчета», каким являемся мы сами, люди, живущие в этом мире и так или иначе действующие в нем. В этом случае время зависит от способов и форм человеческого бытия, человеческой деятельности: если не от человеческой воли или человеческого произвола, то от вольных или невольных человеческих действий, результатом которых в некотором окончательном смысле является человеческое бытие и такое общее его условие, как время.

Если дело обстоит так, как это утверждает теория относительности, — а у нас нет пока никаких оснований отвергать ее решение, — то уже не время как некая надмировая сущность владеет человеком и подводит его бытие под общее свое определение. Не оно навязывает человеку чуждую свою власть, свои длительности, последовательности и ритмы, но сами эти длительности, сами способы и формы движения данной реальности (т.е. способы и формы человеческого ее движения, или движения реальности в формах человеческого бытия) задают времени (в самом наиреальнейшем смысле этих слов) его действительное определение, сообщают ему если не его общую со всем миром форму, то специфически человеческий характер наполнения этой общей формы. Время, существующее объективно и независимо от человека, его жизнедеятельности в качестве «общего понятия» и общей физической характеристики мира самого по себе, оказывается существенным образом зависимым от человеческой деятельности в качестве особенной формы этой общности, в качестве «особенного понятия», конкретной характеристики временной реальности человеческого бытия, характеристики того «тела отсчета», каким является сам человек.

Человек может осознать себя как становящееся существо. Если время физической длительности самой по себе есть время как бы горизонтального распространения и протяженности, то истинно человеческое время есть время развития, время человеческого становления, время восхождения. Оно есть время снятой горизонтальной длительности и время поставленной, вернее, вставшей на ее место вертикальной длительности, т. е. время человеческого исторического восхождения. Это измерение имеет принципиально иной порядок. Оно имеет, конечно, отношение к длительности как таковой, но не только к ней, а и к величине напряжения, к усилию преодоления, качеству восхождения. И если человек есть существо этого мира, а не гость в нем и не пришелец из какого-то другого мира; если сам этот мир не есть один только мир веществ, элементарных и прочих физических частиц и их взаимодействий, то реальное человеческое время, а в конечном счете и реальное время мира самого по себе, есть время осуществления и самоосуществления мира, или, если говорить о времени людей, время человеческого его осуществления и самоосуществления. Так, мы приходим к идее о том, что не в горизонтальном как таковом, не в физическом и не в пространственном, но в историческом и исторически стремящемся заключается истинная сущность человеческого; что устремленной вверх является структура исторической последовательности человеческого становления; что горизонтальна лишь плоскость подошв человеческой ноги, ног, которыми он опирается о землю, и вертикальны, по сути, не одна только физическая организация человеческого тела, его строение, его костяк и положение его головы, но и сама духовная его сущность.

Потребность в понятиях, способных раскрыть истинную сущность человеческого «путешествия по времени» и вывести человеческую «идею времени» за пределы простой физической длительности, «дурной бесконечности» чисто физического описания и «дурной конечности» физического существования человека в последовательность и связь исторического восхождения, в целостность человеческого самоосуществления; в понятиях, способных если не «преодолеть» время, то диалектически снять односторонности конечного и бесконечного в более глубоком и более истинном содержании — эта потребность лежит сейчас в основании собственно философского интереса к проблеме времени. Недостаточностью понятий, способных раскрыть эту истинную сущность временного определения, задается наша неспособность осмыслить не одну только зависимость человека от времени, но также и заметно более важную для нас зависимость времени от человека, временных характеристик его бытия от способа и форм человеческого осуществления жизни. В абсолютизации физического измерения кроется неумение осмыслить эту вторую зависимость, способную раскрыть истинную сущность временного и определить «истинно человеческое время». Отсутствием таких понятий определяется и невозможность составить более или менее верное представление о временной целостности, т. е. завершенности, полноте, окончательной истинности временного определения.

Понятие осуществления выводит нас за пределы простой длительности существования. Идея осуществления жизни встает на место идеи существования жизни. Формы осуществления надстраиваются над формами существования как таковыми. Структуры осуществления задают структурам существования иное временное определение и раскрывают возможность не одного только претерпевания времени, но и создания времени, возможность иного наполнения, а значит, и иного исполнения времени. Понятие осуществления вводит нас в восходящие структуры развития, в составе которых время оказывается не только общим условием существования, но и результатом человеческого осуществления жизни, где оно определяется уже не как чуждая, над человеком стоящая сила и власть, образованная извечным круговращением светил по своим орбитам, но как по-человечески определенная и человеческим содержанием наполненная форма человеческого бытия.

Человеческое осуществление жизни, т. е. нечто сугубо историческое в своей основе, сугубо социальное по своей сущности и личное, но своей форме, обнаруживает сверхиндивидуальный, сверхличный характер. Оно оказывается формой преобразования физического порядка существования в порядок исторического осуществления; порядка длительности в порядок восхождения; порядка реальности как таковой в порядок реализации. Мы приходим к историческому и художественному времени, даже времени в истории духа.

• [1] В данном параграфе мы используем материал работы Н. Н. Трубникова «Время человеческого бытия» (М., 1989. — С. 243—248). Сам Трубников здесь следует августинской традиции.