Постмодернизм о моде

Постмодернисты считают, что, будучи современницей политической экономии, мода, как и рынок, представляет собой универсальный феномен. В ней взаимообмениваются всевозможные знаки, подобно тому как в рыночной игре эквивалентностей участвуют всевозможные продукты. Это, по их мнению, единственная знаковая система, допускающая универсализацию, а потому она и захватывает все остальное, подобно тому, как рынок устраняет все способы обмена.

Если же в сфере моды не обнаруживается какого-либо всеобщего эквивалента, то это потому, что мода изначально стоит на более абстрактном и формальном уровне, чем политическая экономия, на такой стадии, где даже и не нужно более чувственно ощутимого эквивалента (золота или денег), ибо здесь сохраняется одна лишь форма всеобщей эквивалентности, то есть сама мода. Или иначе: всеобщий эквивалент требуется при количественном обмене ценностей, а при обмене отличий нужны модели. Модели и служат своего рода всеобщим эквивалентом, преломляющимся через матрицы, которыми регулируются различные области моды. Они служат шифтсрами, эффекторами, диспетчерами, средствами сообщения моды, через них она без конца и воспроизводится. Мода имеет место с того момента, когда некоторая форма производства действует уже не по своим собственным детерминантам, а непосредственно по модели,то есть она вообще не производится, а всякий раз уже воспроизводится. Ее единственной референцией стала сама модель.

Мода — это не дрейф знаков, а их плавающее состояние, как нынешний плавающий курс денежных знаков. В области экономики это плавающее состояние возникло недавно: для этого нужно было, чтобы повсеместно совершилось «первоначальное накопление», чтобы пришел к своему завершению цикл мертвого труда (вслед за деньгами в состояние всеобщей относительности попадает и экономический уклад в целом).

В области знаков, утверждают постмодернисты, этот процесс состоялся уже давно. Первоначальное накопление происходило здесь раньше или даже вообще имелось изначально, и мода являет собой то, уже достигнутое состояние ускоренно-безграничной циркуляции, поточно-повторяющейся комбинаторики знаков, что соответствует сиюминутно-подвижному равновесию плавающих валют. В ней все культуры, все знаковые системы обмениваются, комбинируются, контаминируются, образуют недолговечные равновесия, чья форма быстро распадается, а смысл их не заключается ни в чем.

Мода, как пишут постмодернисты, это стадия чистой спекуляции в области знаков, где нет никакого императива когерентности или референтности, так же как у плавающих валют нет никакого устойчивого паритета или конвертируемости в золото. Для моды (а в скором будущем, вероятно, и для экономики) из такой недетерминированности вытекает характерная цикличность и повторяемость, в то время как из детерминированности (знаков или же производства) следует непрерывный линейный порядок. Так в форме моды уже угадывается будущая судьба экономики: на пути универсапьных подстановок мода идет далеко впереди денег и вообще экономики.

Мода занимает необычайно привилегированное положение, оттого, что мир в ней полностью разрешается. В знаках моды нет больше никакой внутренней детерминированности, и потому они обретают свободу безграничных подстановок и перестановок. В итоге этой небывалой эмансипации они, по-своему логично, подчиняются правилу безумно-неукоснительной повторяемости. Так обстоит дело в моде, регулирующей одежду, тело, бытовые вещи, — всю сферу «легких» знаков. В сфере «тяжелых» знаков — политике, морали, экономике, культуре, сексуальности — принцип подстановочности никогда не действует настолько вольно. Эти различные области можно разместить в порядке убывающей «симулятивности», однако, все они, пусть и в неравной степени, одновременно тяготеют к сближению с моделями симуляции, безразличной дифференциальной игры, структурной игры со смыслом. В этом значении можно сказать, что все они одержимы модой. Ведь мода может пониматься как самый поверхностный и самый глубинный из социальных механизмов — через нее код властно сообщает всем другим областям свою инвестицию.

В моде, как и в коде, означаемые ускользают, а ряды означающего более никуда не ведут. От такой целесообразности без цели, которую являет нам мода, мы и можем получать удовольствие, и одновременно же глубоко страдаем от связываемого с этим распада рациональности, когда разум попадает во власть простого, чистого чередования знаков. Мы противимся признавать, что все секторы нашей жизни оказались в сфере моды. Под властью товара все виды труда обмениваются друг на друга и теряют свою особость; под властью моды уже сами труд и досуг как таковые меняются своими знаками. Под властью товара культура продается и покупается — под властью моды все культуры вмешиваются в кучу в тотальной игре симулякторов. Под властью товара любовь превращается в проституцию. Под властью товара время копится под деньги — под властью моды оно дробится на прерывистые, вза- ь имоналагающиеся циклы.

Кто является творцом моды? Иногда дизайнеры, иногда предприниматели. Чаще известные лица, так называемые звезды. Например, известная певица Мадонна приучила Америку, а затем и весь мир носить короткие майки, из-под которых виден пупок. Также она привнесла в моду:

• ? кружевные перчатки без пальцев;
• ? висячие серьги в виде крестов;
• ? черные блузки без рукавов;
• ? мини-юбки леопардовой расцветки;
• ? лифы из золотой парчи.

Ну, и конечо, стрижку «под Мадонну», которой щеголяли десятки знаменитостей и тысячи простых смертных.