Акциденция и субстанция

Случайность — это непосредственная действительность. В движении с телом что-то случается, но это движение в той или иной форме продолжается. Поэтому движение тела не только обусловлено, но и самообусловлено.

Тело в его случайной, внешней обусловленности рассматривается как акциденция (лат. accidentia — «неожиданно появляющееся») — случайный привходящий признак (свойство). Акцидентализм рассматривает происходящее как интерференцию случайностей, результат наложения и взаимодействия эффектов.

Польский писатель Станислав Лем в одном из своих рассказов описывает необычный мир, в котором звезда квадратная, а все существа являются причудливыми комбинациями различных тел. Приведем диалог из этого рассказа.

• — Миллиард лет назад мы были обычной цивилизацией, — ответил голос. — Верили в кибсрангслов, в мистическую обратную связь всех созданий с Великим Программистом и все такое прочее. Но потом появились скептики, эмпирики и акцидснталисты, которые через девять веков пришли к тому, что Никого нет и все возможно, однако не из высших резонов, а просто так.
• — То есть как это «просто так»? — удивившись, осмелился вставить я.
• — Как ты знаешь, бывают горбатые роботы, — ответил мне глас из махины. — Если тебе досаждают горб и кривобокость, но в то же время ты веришь, что ты гаков, каков есть, ибо таким сотворил тебя Предвечный, и что план твоей кривобокости пребывал в туманности Его замыслов еще до сотворения мира, то ты легко примиришься со своим состоянием. Но если скажут тебе, что все это лишь следствие нестыковки нескольких атомов, не попавших на свое место, что тебе остается, кроме как выть по ночам?
• — Остается, кое-что остается, — уверенно воскликнул я. — Ведь горб можно выпрямить, кривобокость — раскривобочить, были бы только высочайшие знания!
• — Знаю! — хмуро согласилась машина. — Действительно, так оно и представляется простакам…
• — А что, разве это не гак? — в один голос удивились мы с Клаиауцием.
• — Когда приходит пора выпрямленья горбов, — отвечала машина, — возможности уже безграничны и безжалостны! Можно нс только горбы выпрямлять, но и штопать прорехи в разуме, солнца делать квадратными, планетам приделывать ноги, штамповать синтетические судьбы, несравненно сладчайшие против натуральных; начинается это невинно, с обтесываиья кремней, а кончается построением всемогуторов и онтогениусов!^[1]

Тело в его самообусловленности и самодвижении рассматривается как субстанция (лат. substantia — «под-лежащее», «лежащее в основе») — то, что существует самостоятельно, само по себе. Соответственно, субстанционализм пытается объяснить происходящее как внутренне необходимую модификацию субстанции.

Византийский философ Иоанн Дамаскин (675—753) так писал о соотношении субстанции и акциденций: «Сущее есть общее имя всего, что есть, и оно подразделяется на субстанцию и акциденцию. Субстанция есть более важное начало, ибо имеет свое существование в себе самой, а не в другом. Акциденция же есть то, что не способно существовать в себе самом, а созерцается в субстанции. Субстанция есть под-лежащее, как бы материя вещей… Так, медь и воск — субстанция, а фигура, форма и цвет — акциденция. Тело есть субстанция, цвет его — акциденция, ибо не тело находится в цвете, а цвет в теле; не душа в знании, а знание в душе… Не говорят „тело цвета“, а „цвет тела“, не „душа знания“, а „знание души“, не „воск формы“, а „форма воска“. Притом же цвет, знание и форма изменяются, а тело, душа и воск пребывают теми же самыми, ибо субстанция не меняется… Потому определение субстанции таково: субстанция есть вещь самосущая и не нуждающаяся для своего бытия в другом. Акциденция же есть то, что не может существовать в самом себе, а имеет свое бытие в другом»^[2].

Декарт считал, что в строгом смысле слова субстанцией можно считать лишь Бога, который «вечен, всемогущ, источник всякого блага и истины, Творец всех вещей…»^[3]. Остальные вещи он полагал субстанциями, существующими только при постоянном содействии Бога.

Необходимость постоянного содействия субстанциям для продолжения их существования означает, что и сверхсубстанция нуждается, испытывает необходимость в их существовании. Следовательно, сверхсубстанция также обусловлена, нуждается в содействии и существует во взаимодействии с другими единичными субстанциями.

Поскольку необусловленного сущего нет, то субстанция должна быть самообусловлена, т. е. быть — причиной самого себя, как определил ее Барух Спиноза (1632—1677), последователь Декарта. Если последний учил о двух основных субстанциях — res cogitans (мышление) и res extensa (протяженность), го Спиноза считал их частными атрибутами Природы (и Бога) как единой субстанции. Отдельные вещи Спиноза трактовал как модусы, модификации единой субстанции.

Но самообусловленность фиксируется в инерционном движении. Причинность может трактоваться как связь состояний: состояние тела в некоторый момент времени стало рассматриваться как причина его последующих состояний. Кроме того, круговой, циклический характер причинности ведет к тому, что причина выступает собственным следствием, и наоборот, т. е. причина является причиной самой себя (causa sui), собственной предпосылкой.

Две субстанции Учение Спинозы о субстанции По Гегелю, понятие субстанции позволяет снять уходящее в бесконечность причинное объяснение: «Так, например, в исторических исследованиях раньше всего рассматривается вопрос, являются ли характер и нравы определенного народа причиной его государственного устройства и его законов или, наоборот, их действием, и затем приходят к пониманию этих двух факторов: характера и нравов, с одной стороны, и государственного устройства и законов — с другой, с точки зрения взаимодействия, так что причина в том же отношении, в каком она есть причина, есть вместе с тем действие, и действие в том же отношении, в каком оно есть действие, есть вместе с тем и причина… Если мы, например, рассматриваем нравы спартанского народа как действие его государственного устройства и, наоборот, государственное устройство как действие нравов, то этот способ рассмотрения может быть и правилен, однако он все же не дает окончательного удовлетворения, потому что на самом деле мы не поняли ни государственного устройства, ни нравов этого народа. Удовлетворение получается лишь тогда, когда мы познаем, что эти две стороны, а также и все остальные стороны, которые обнаруживают нам жизнь и история спартанского народа, имеют своим основанием понятие»¹. Иначе говоря, выясняется, что эти моменты не чужды друг другу, а суть лишь модусы единой субстанции целого, т. е. каждый из которых в отношении с другим остается у себя и соединяется с самим собой.

Поэтому преступник, как пишет Гегель, должен рассматривать постигающее его наказание не как ограничение своей свободы и чуждую силу, которой он подчиняется, а как проявление его собственных деяний, и, признавая это, он ведет себя как свободный человек. И человек, ведущий себя нравственно, осознает свое поведение как нечто необходимое, имеющее силу в себе и для себя. Благодаря этому его свобода становится действительной и наполненной в отличие от произвола — бессодержательной и лишь возможной свободой.

• [1] Лем С. Альтруизин, или правдивое повествование о том, как отшельник Добриций космос пожелал осчастливить и что из этого вышло //Лем С. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 6.Кибериада. М., 1993. С. 320−321.
• [2] Иоанн Дамаскин. Источник знания. М., 2002. С. 58—59.
• [3] Декарт Р. Первоначала философии //Декарт Р. Сочинения: в 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 323.