Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Тоталитаристы, или Педагогика как Большая Ложь

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Немецкое рабочее движение выдвинуло ряд педагогических мыслителей, активность которых падает, в частности, на исследуемый нами исторический период: это Клара Цеткин, Карл Либкнехт, Кэте Дункер, Отто Рюле, Генрих Шульц и др. В России это были Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, П. Н. Лепешинский, В. Р. Менжинская, С. И. Мицкевич, М. Н. Покровский и др. В Италии — Дж… Читать ещё >

Тоталитаристы, или Педагогика как Большая Ложь (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Идейные предшественники самого страшного несчастья XX столетия — тоталитарных режимов, охвативших половину человечества с 1917 по 1991 гг. — развернули свою деятельность по созданию «партий нового типа» и теоретическому обоснованию своей борьбы за господство этих партий (как правило, в мировом масштабе) в конце XIX — начале XX века. Все они отводили педагогической проблематике значительное место в своих идейных конструкциях, пропаганде и практике. Все они опирались на фундамент своеобразных посылок о природе и сущности человека.

Пророки прошлого всегда предупреждали об опасностях диктатуры тоталитарного типа. Так, гуманист XVIII в. Гельдерлин в романе «Гиперион» писал об одной неудачной попытке создания свободной общины: «Это была прекрасная идея установить рай на земле с помощью шайки разбойников. Насилие всевозможных видов, обман, жестокость. Воздух, пронизанный ложью».

Но мир не услышал пророков. Разбойники на время завоевали полмира. Они явились из рабочего (так называемого социалистического) движения, объединявшего наиболее склонных к тоталитаризму, невежественных и обездоленных людей.

Вожди рабочих партий, создававшихся тогда, поняли, что психологически беспроигрышно — созвать под свои знамена «безработных, всех мрачных и блуждающий, которых освободила машина, — в гвардию своей славы и охраны…», «что на спине машины, на угрюмом горбу точной науки надо строить не свободу, а упрямую деспотию» (А. Платонов). Бывшие безработные получили «дело» — солдатчину и доносительство. А гигантскую военно-полицейскую машину, поглотившую десятки миллионов безработных, «будут кормить механизмы, огромный излишек производительных сил» (А. Платонов).

«Покой ночи и пищи был обеспечен для каждого темным могуществом их собственного количества»; «миллионы могли теперь не работать, а лишь приветствовать (вождей); кроме них были еще сонмы, которые сидели в канцеляриях и письменно, оптически, музыкально, мысленно, психически подтверждали владычество гения-спасителя… Сверх того, маршевыми колоннами ходили вооруженные армии, охраняющие славу правительства и порядок преданных ему…» (А. Платонов).

Этот «порядок» неизбежно истощался «в ужасе и остервенелой радости, а не в творчестве, и ограждал себя частоколом идолов», он самоуничтожался. И это могло стать и постепенно становилось действительностью потому, что на каждого из рабочих «приходилось по десяти человек государственной гвардии, и каждый рабочий делал в день сто лошадиных сил, чтобы они кормили, потешали и вооружали господствующую стражу. Один убогий труженик содержал десять человек торгующих господ, но эти десять господ, однако, не радовались, а жили в тревоге, сжимая оружие в руках против бедных и одиноких», — писал А. Платонов о национал-социализме во время его господства, в конце тридцатых годов; но антропологические, психологические корни тоталитаризма уходят в изучаемую эпоху — эпоху индустриальной революции конца XIX и начала XX века.

В России, Италии и Германии — странах, где государственное рабство сохранялось исторически наибольшее время, — имелись и наиболее давние традиции так называемого нигилизма, в теории и на практике осуществлявшего «переоценку ценностей», т. е. отказ от культуры, идеалов, нравственных ценностей, норм, имманентных человеческому общежитию как таковому. Заговорщики, террористы, они прокладывали фарватер для будущих спаянных железной дисициплиной преступных кланов, получивших в начале XX в. названия «рабочих партий», «фашей», «союзов». Их приход к власти означал победу бандитов над значительной частью человечества и стоил последнему неисчислимых человеческих жертв, потерь, страданий, а также разрушений в области культуры и природной среды на Земле.

Немецкое рабочее движение выдвинуло ряд педагогических мыслителей, активность которых падает, в частности, на исследуемый нами исторический период: это Клара Цеткин, Карл Либкнехт, Кэте Дункер, Отто Рюле, Генрих Шульц и др. В России это были Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, П. Н. Лепешинский, В. Р. Менжинская, С. И. Мицкевич, М. Н. Покровский и др. В Италии — Дж. Джентиле, Б. Муссолини. Во Франции — Г. Лебон, Ж. Сорель и др. Человек ведущий Главный исходный пункт в трактовке природы против человека человека тоталитаристами — неравенство людей, ведомого делящихся на «гегемонов», «лучших представителей» народа, нации, и тех, кого они призваны вести за собой. Гегемоны объединяются в так называемую партию, на самом деле — сложно иерархизированную группу властвующих, среди которых в свою очередь различаются «вожди» и «ведомые», т. е. генералитет, офицеры и рядовые, связанные железной дисциплиной и внутрипартийной «этикой».

Во главе «партии» стоял главный вождь, ведущий остальных ведущих и всех ведомых. Этот вождизм основывался на вере в лидера — сверхчеловека, наиболее гениального из живущих, видящего и знающего единственно верный путь для всех и за всех. Главный ведущий поэтому обожествлялся (так называемый культ личности вождя).

Не все люди суть «настоящие», писал Джованни Джентиле, «у многих из них не чувствуется божественного дыхания (alito divino), в них видимость людей, а не их сущность» (1902). Руководители общества противостоят обществу: первые «предназначены судьбой, богатством и родительской любовью к культивированию высших человеческих идеалов». Остальные должны подчиняться первым, т. е. быть их рабами.

Тоталитаристы нащупали самые слабые, наиболее болевые и темные стороны в природе человека, чтобы эксплуатировать их в целях завоевания мирового господства и власти над своими народами.

В.Г. Короленко писал в 1920 г. А. В. Луначарскому: «…движение к социализму должно опираться на лучшие стороны человеческой природы, предполагая мужество в прямой борьбе и человечность даже к противникам. Пусть зверство и слепая несправедливость остаются целиком на долю прошлого, отжившего, не проникая в будущее».

Великий гуманист схватил главное в «антропологии» большевиков, тоталитаристов — опору на худшие стороны человеческой природы, а именно: лень, жадность, зависть, агрессивность, жестокость, фанатизм, страх, ненависть к свободе.

Вожди социализма говорили, что «человек есть грешник от рождения». И эта характеристика устраивала множество людей, поскольку полностью избавляла их от необходимости думать, принимать ответственность за себя и окружающих, жить «своим усилием и своей мыслью» (А. Платонов).

Ненависть человека к свободе едва ли не глубже всех обнажил мудрец и ясновидец, неоднократно предупреждавший человечество об опасных тенденциях, ведущих к деспотизму, Ф. М. Достоевский («Село Степанчиково и его обитатели», «Братья Карамазовы», «Бесы»).

Тоталитаристы подавляли свободу мысли, экспериментов, творчества путем прямой диктатуры господствующих и правящих групп. Самое страшное в этой установке, что она находила отклик у огромных масс людей, боящихся свободы и поэтому желающих быть ведомыми. «Вожди» и вождизм возможны только потому, что они отвечают потребности большой части людей в несвободе, в приказах.

Федор Михайлович Достоевский доказал, что ничего и никогда не было для человека невыносимее свободы, потому что свобода возлагает на человека тяжкое бремя самостоятельности и ответственности. Свободой злоупотребляет сильный, бессовестный, жадный, а также слабый, порочный, ничтожный и бунтующий. Вечно неблагодарное земное племя никак не может разделить между собой свой хлеб.

«Миллионы», т. е. массы, «толпа», жаждут именно рабства. «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться». Перед кем же? Перед тем, кто, став во главе их, согласится выносить свободу и над ними господствовать (Ф.М. Достоевский).

Необразованные, кедообразованные, дурно воспитанные люди стремятся к рабству: «Рабство — это свобода. Один — свободный — человек всегда терпит поражение… Но если он может полностью, без остатка подчиниться, если он может отказаться от себя, если он может раствориться в партии так, что он станет партией, тогда он всемогущ и бессмертен» (Д. Оруэлл). Опираясь на стремление к рабству части людей, страшащихся свободы, можно обратить в рабов и всех остальных — террором, шпионством, предательством, арестами, пытками, казнями, исчезновениями (Д. Оруэлл).

Страх перед свободой, испытываемый миллионами людей, позволяет тоталитарным деспотиям существовать и укореняться. Та часть природы человека, которую используют тоталитаристы, — это страх. И поэтому террор неотделим от социализма: террор постоянно поддерживает «ужас и трепет» людей за свою жизнь, принуждая их к «радостному и добровольному» подчинению партийной верхушке.

Некоторые люди предпочитают равнодушию жестокость по отношению к себе со стороны других. «Люди холопского звания — сущие псы иногда, чем тяжелей наказание, тем им милей господа» (Н.А. Некрасов). Вот почему жестокие казни («классовая борьба») только усиливают любовь и уважение части людей к тоталитарному режиму, репрессиям и террору. Ф. М. Достоевский писал: «Я не верил себе; я понять не мог такой дерзости, такого нахального самовластия, с одной стороны, и такого добровольного рабства — с другой».

Эту особенность человеческой природы ярко описал в свое время Ф. Ламенне. Люди не потому только терпят и поддерживают тиранию, что страшатся репрессий, но и потому, что надеются на некоторые выгоды для себя от уничтожения ближних («меня не тронут», «мне больше достанется», «я смогу поживиться имуществом уничтоженного и/или занять его место в жизни»).

«Но овладевает свободой людей тот, кто успокоит их совесть», — пророчествовал великий знаток человеческой природы Достоевский, как бы продолжая и развивая мысль А. С. Пушкина:

…совесть, Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть, Незваный гость, докучный собеседник, Заимодавец грубый, эта ведьма.

От коей меркнет месяц и могилы Смущаются и мертвых высылают…

В этом свете пронзительно ясными становятся формулы Ленина: «Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата… Мы говорим: нравственно — это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, создающего новое общество коммунистов»; Гитлера: «Немецкий народ не представляет себе, до какой степени он должен быть обманут, чтобы быть ведомым… Правильно то, что побеждает. Право всегда на стороне сильного».

«Спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла», — настаивал Ф. М. Достоевский. «Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, — эти силы: чудо, тайна и авторитет… И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар, принесший им столько муки».

Это прекрасно понимали вожди социализма, национал-социализма, фашизма и т. п., осознанно стремившиеся к господству и установлению нового рабства, рабства образца XX в. — тоталитарных обществ. Они вытесняли осознанные действия людей фанатизмом, слепой верой, иррациональными стадными инстинктами.

В 1922 г. Гитлер заявит: «Мы постигли, что политическая свобода может быть всегда только следствием силы, а сила вытекает из воли. Так мы познали, что мы как национал-социалисты, принадлежащие к немецкой рабочей партии, должны быть принципиально фанатичнейшими национал-социалистами».

Тоталитаристы опирались и на такие темные стороны природы человека, как стадность, лень, готовность к обману. В книге «Психология воспитания» (1902) Г. Лебон, анализируя поведение человека в толпе, в массе, «коллективное поведение», отмечал потерю, утрату личностного стержня, замирание сознания и «прорыв» поди бессознательного в поведение; унификацию мыслей и чувств в результате внушения и взаимного заражения аффектами; торможение критичности и отсрочки действий, поступков в результате «чувства всемогущества» и «мышления в образах»; инстинктивность и управляемость, зависимость от вождя, лидера.

Человеческая природа требует лжи, жаждет самообмана, отвергает истину — вот исходные положения всех теоретиков и практиков воспитания (пропаганды) и перевоспитания (уничтожения) людей разного возраста по убеждению и по правилам тоталитарного государства. Теорию так называемой Большой (т.е. государственной) Лжи подробно разработали в начале XX в. В. И. Ленин, в 20-е гг. — И. Геббельс и А. Розенберг.

Воспитание Теория Большой Лжи использовалась для разра;

как тотальная ботки конкретных методов пропаганды и агитации, индоктринация опиравшихся на ряд особенностей в природе мировоззрения человека в процессе его становления.

Так, по Лебону (1908), поскольку каждый человек — специалист лишь в узком круге своей профессии, значит он носитель только небольшого числа своих непосредственных связей с миром, так как обо всем остальном он знает понаслышке. Именно поэтому он может поверить в любую мировоззренческую теорию, если ее внедрение в его сознание будет отвечать следующим условиям.

Первое. Она должна быть человеку выгодна — сулить, например, обогащение или просто спокойную и сытую жизнь.

Второе. Эта теория должна отличаться четким схематизмом и давать его носителю удовлетворение от как можно более простого объяснения картины мира.

Третье. Она должна четко формулироваться в чеканных лозунгах и призывах, которые постоянно и регулярно повторяются.

При соблюдении этих условий человек будет счастлив любой ложной идеологией, и его сознанием может манипулировать любой вождь, обладающий энергией, настойчивостью и волей к власти.

Теория Большой Лжи стала, как мы знаем, практикой оболванивания огромного числа людей в России,'Италии, Германии и многих других странах, где власть захватывали преступные группы тоталитаристов.

Все они требовали формирования в «школьных общинах» работящих и преданных «социализму» людей. Главную роль здесь призваны были играть трудовое воспитание, эстетическое воздействие, спорт, игры, особым образом препарированная история, общественные обязанности и единообразие в содержании и формах жизни. Все подчеркивали роль агитации и пропаганды в воспитании взрослых. Все требовали формирования ненависти к «врагу» (враги могли быть разными — капиталисты, кулаки, мещане и т. д.). Все образование и воспитание должно быть политизировано, т. е. нацелено на воспитание ненависти к «врагу» и любви к «Партии».

«Враги» национал-социалистов — расовые. Теоретические предтечи нацистской рабочей партии Германии (НСРПГ) — П. де Лагард («религия германства»), Ю. Лангбен («романтика крови и почвы»), Ф. Ницше («власть сверхчеловека над толпой»), Б. Отто («народоорганическое мышление»), П. Наторп («воспитание к общности») и др. — настаивали на враге расовом и обосновывали идею этнически чистой нации. Позднее В. Гартнаке, Э. Крик и А. Гитлер прибавят к расовым врагам своих соперников и конкурентов — коммунистов, но на некоторых этапах своего политического развития они подружатся с большевиками и объединят с ними свои усилия по завоеванию мира.

Обожествленное государство, т. е. аппарат принуждения, насилия, воплощающий в жизнь волю господствующих и правящих групп, разумеется, целиком должно было подчинить себе воспитание. Строгой цензуре государства подлежало все, что оказывает воспитательное влияние на людей, — искусство, церковь, объявления и реклама, одежда, нравы, праздники, школы и т. д.

Любой конкурент государства в области идеологии, т. е. ложного сознания, внедряемого с помощью Большой Машины Пропаганды, подлежал подавлению. Запрещение ожидало любые партии, а профсоюзы, конфессии, печать и иные средства массовой «информации», детское и юношеское движение, спорт ставились под жесткий контроль государства Для облегчения такого контроля вводилась унификация и стандартизация всех норм, всего, что поддается приведению к однообразию.

Из культуры прошлого отбиралось только то, что помогало воспитанию, нужному государству. Так, у Фихте бралась только идея национального воспитания, акцентирующего сильный характер (волю), и отметалось все, связанное с идеей свободы мысли. Из Гегеля бралась идея «государства как шествия Бога в мире» и отбрасывалось все, связанное с культурой мышления. В Чернышевском подчеркивалась «рахметовщина» и замалчивалась идея прогресса как просвещения («правильно понять Канта значит не быть кантианцем»).

«Аполитичность», под коей понималась любая попытка уйти от бдительного государственного ока, сурово осуждалась В. В. Воровским, В. И. Лениным. Политизации образования требовали также К. Либкнехт, К. Цеткин и др.

«Секрет итальянской метаморфозы (т.е. перехода к фашизму. — Б.Б.) в том, чтобы направить свои каждодневные усилия на образование и воспитание, начиная с раннего детства и до зрелого возраста… Надобно взять маленького итальянца с его самых юных лет, чтобы ковать его мысль и душу в соответствии с великим идеалом отечества, формируя одновременно и очень рано также и его тело путем военных упражнений». В этом высказывании Бенито Муссолини сконцентрирована программа воспитания, абсолютно идентичная любому другому плану тоталитарного государства.

Идеал интеллектуала, мыслителя, ученого вытеснялся идеалом активного, реалистичного, самодисциплинирующегося, ответственного «гражданина», т. е. человека, целиком подчиняющего свои интересы государству.

Еще в 1899 г. Н. К. Крупская писала" «…социалисты хотят общественного воспитания детей… забота о содержании детей будет снята с родителей».

«Из детского сада дети будут переходить в школу. Школа в социалистическом обществе, конечно, не будет похожа на теперешнюю школу. Главное, школа будет не только учить, она будет развивать в учениках все силы, духовные и физические, будет воспитывать из них полезных энергичных граждан» («Женщина — работница»).

Поэтому Крупская активно выступала против частных школ (1916).

И.В. Сталин требовал «всеми силами поднять культурный уровень отсталых народов», чтобы «развить устную и печатную агитацию на языке, понятном и родном для окружающего трудового населения».

Педагогические выступления А. Гитлера звучали в унисон с остальными тоталитаристами: «Наряд)' с освобождением от политической отравы нашей общественной жизни национал-социалистическое правительство добивается глубоко морального оздоровления всего нашего народа. Вся система народного образования в целом — театр, кино, литература, печать, радио — рассматривается как средство для достижения этой цели…

Вопрос о создании из народа нации в первую очередь есть вопрос создания здоровых социальных условий как фундамента для возможности воспитания каждого человека. Ибо только тот, кто благодаря воспитанию и школе научится понимать культурное, экономическое и, прежде всего, политическое величие собственного отечества, сможет достигнуть гордого сознания иметь право принадлежать к такому народу. И бороться могу я за то, что я люблю, любить могу только то, что я уважаю или, по меньшей мере, знаю.

Это решение обязывает к благодарному удивлению перед нашим великим прошлым. Во всех областях культурной жизни знание традиций должно прокладывать мосты к будущему. Благоговение перед немецкими великими людьми должно быть внушено юношеству…".

«Интеллектуальный снобизм» преследовался, интеллигенция была под большим подозрением, особенно у В. И. Ленина и А. Гитлера. Интеллигент был терпим только как верноподданный и активный слуга государства, Партии, Вождя.

Воспитание при тоталитаризме мыслится теоретиками конца XIX — начала XX в. как подготовка к «вечному бою». Воспитание милитаризовано во всех смыслах: оно должно включать в себя собственно военную подготовку и одновременно взращивать боевой дух, направленность к борьбе с врагами. У социалистов-большевиков вражда была классовой («вся история есть история борьбы классов»), у националсоциалистов вражда была расовой («вся история есть история борьбы рас»). Во всех случаях борьба требовала бдительности, доносительства и жестокости.

Воспитание масс нацеливалось на добровольное подчинение человека воле вождей, «сознательность», убежденность в своей правоте, коллективистский дух, конформность. Все это несло в себе скаутское движение (Р. Бейден-Поуэлл, с 1908 г.) и движение «перелетных птиц» (К. Фишер, с 1896 г.). В 20-х гг. возникли их преемники и конкуренты (а во многих отношениях и антиподы) — пионерское движение в России, фашистской молодежи в Италии и гитлер-югенд в Германии.

Формирование нужного Партии человека мыслилось с помощью «всестороннего», т. е. не оставляющего в растущем человеке ничего вне контроля воспитателя, «развития» — мировоззрения, отношений, системы ценностей и т. д. В. И. Ленин («Перлы народнического прожектерства», 1897; «Что делать?», 1902) обосновал идею воспитания и образования как важнейших форм классовой борьбы. Ленин первым в истории тоталитаризма сделал воспитание составной частью программы создания государства как всеобщего и всестороннего эксплуататора народных масс в интересах «партийной» верхушки, то есть узкой касты правящих и господствующих групп. И Муссолини, и Гитлер пошли по пути, проложенному Лениным.

В свете последующей большевистской практики идея «всестороннего» воспитания предстает как идея всестороннего, тотального контроля над мыслями, чувствами и поведением людей.

Нуждаются в переосмыслении и такие требования Ленина, как «воспитание в молодежи коммунистической морали»: патриотизма, гуманизма, коллективизма, коммунистического отношения к труду, общественной собственности и дисциплинированности. «Патриотизм» надо понимать как мессианство, агрессивность и «беспощадную борьбу с внутренней контрреволюцией». «Гуманизм» — как понимание «интересов классовой борьбы пролетариата». «Коллективизм» — как подчинение личности государству и вождю («все за одного и один за всех»). «Коммунистическое отношение к труду» — как согласие отдавать почти весь продукт труда партийной верхушке. «Дисциплинированность» — как готовность подчиняться приказам начальников под страхом наказания.

Как и национал-социалисты, Сталин рассматривал трудовую повинность как «моральную» категорию. Наука, интеллигенция («рабочекрестьянская») должны были «обслуживать народ (читай — партию, тоталитарное государство. — Б.Б.) не по принуждению, а добровольно, с охотой».

Все «трудящиеся», т. е. трудовые армии и колонии рабского труда, обязаны были, по Сталину, обладать двумя основными чертами «морально-нравственного характера»: 1) духом непримиримой борьбы с врагами рабочего класса и всех трудящихся; 2) духом неколебимой борьбы за полную победу коммунизма. Отсюда — необходимость «принципиальности», «бдительности», «железной воли, настойчивости и твердости характера», «оптимизма, глубокой веры в победу социализма», «бесстрашия в борьбе с врагами и со всеми трудностями и препятствиями» и т. д.

Д. Джентиле, теоретик и практик, официальный философ итальянского фашизма, еще в 1909 г. требовал пропасти между средней школой для «избранных», для «вождей», и начальной школой. «При приеме в среднюю школу должен производиться строгий отбор путем экзаменов и высокой платы за обучение».

Абсолютно единодушны все тоталитаристы в осуждении свободной школы. «Если государство обучает, оно знает, чему оно, должно обучать» (Джентиле). Большевики и нацисты также полностью отрицали самую возможность выбора учебных предметов школьниками и свободу учителя в выборе программ обучения.

В 1910 г. Н. К. Крупская писала: «Я знаю, что сторонники свободной школы в теории считаются с человеческой личностью ребенка, но… эти сторонники не озаботились привлечением на свою сторону юного подрастающего поколения (начиная с 10−12-летнего возраста)». Поэтому свободная школа недопустима.

Тоталитаристы политизировали воспитание под маскирующим лозунгом «связи школы с жизнью». Джентиле заявлял: «Фашизм не боится, чтобы политика вошла в школу». Борьба с «аполитизмом» образования стоит у всех тоталитаристов на первом месте вместе с воспитанием преданности и верноподданнического служения Партии.

Важная составная часть тоталитаристской пропаганды — мессианство, вера людей в их роль «воинов, которым вручена судьба всего мира и спасение человечества». Рациональному обоснованию вера в «спасение человечества» не подлежала. Она совпадала с верой харизматической — в сверхчеловеческое величие вождя, не способного ошибаться никогда и ни в чем.

В Германии П. де Лагард, Ф. Ницше, Ю. Лангбен, во Франции Г. Лебон, Ж. Сорель, в России В. И. Ленин, в Италии Д. Джентиле развивали идеи мессианства. Та или иная «отдельно взятая страна» — Германия или Россия — призвана была «освободить», осчастливить все человечество, принести в мир очищение и свободу от всяческой скверны. Мессианство эксплуатировало те неотъемлемые свойства человеческой природы, которые вызывают к жизни человеческую активность, — неистребимое желание самоутверждения. Тоталитаристы давали человеку простой, легкий, ясный способ самоутверждения — принадлежать к какой-либо «расе» или «классу» и уничтожать или подчинять себе все остальное. Поэтому тоталитаризм очень быстро нашел свою социальную опору в среде преступников, профессиональных убийц, грабителей, в среде социальных аутсайдеров и маргиналов, из числа коих вербовались члены преступных групп («партии», «фаши», «движения»), стремившихся к узурпации всей полноты власти.

Вместо свободы тоталитаристы потчевали народы лестью.

И здесь «срабатывала» идея мессианства. О ней прекрасно сказано В. Г. Короленко: «Народ… который приступает к устройству социальной справедливости через индивидуальные грабежи, который начинает царство справедливости допущением массовых бессудных расстрелов, длящихся уже годы, такой народ еще далек от того, чтобы стать во главе лучших стремлений человечества. Ему нужно еще учиться самому, а не учить других» (сентябрь 1920 г.).

В результате тотальной индоктринации детей и взрослых начался быстро протекающий процесс «происхождения животных из людей» (А. Платонов). Государственным преступлением, караемым смертью или пожизненной каторгой, стала любая самостоятельная мысль. «Самое опасное в человеке — мысль: она бродит обязательно там, где в ней совсем не нуждаются, и отдается лишь тому, кто ей ничего не платит!» (А. Платонов).

Против мысли должны были выступить исподволь, внутри рабочих партий готовившиеся полицейские, политические жандармы, соглядатаи, доносчики, деятельность которых глубоко проанализирована Джорджем Оруэллом, — «полиция мыслей» в антиутопии «1984», карающая «мыслепреступления», т. е. просто мысль как таковую вместе с человеком, в чью голову она пришла.

А.П. Платонов очень убедительно показал, что националсоциализм, как и всякая тирания, уничтожает как раз то, чего ей самой недостает и без чего она погибнет неминуемо, если даже ее оставить в покое, — все умное, непонятное ей и потому подозрительно опасное.

Социалистическое тоталитарное государство должно было стать диктатурой «идиотов» — «этот человеческий образ существует давно, он был и до фашизма, но тогда он не был государством» (А. Платонов).

Опираясь на феноменологию Гуссерля и экзистенциализм Хайдеггера, официальный философ и педагог национал-социалистов Э. Крик разделял их недоверие к рассудочному мировоззрению, противопоставлял им иррациональное, интуитивное миропонимание людей, принадлежащих к одной «общности», и объявлял критерием истинности личное переживание субъекта, Э. Крик утверждал, что сознание должно быть единым для всех людей, принадлежащих к одной общности. «Интуитивное» миропонимание, по его мнению, не допускает вариаций, и поэтому задачей воспитания является ассимиляция, уподобление личности среде, в которой она находится.

Таким образом, Э. Крик снимал вопрос о свободном развитии личности в зависимости от индивидуально-психологических ее особенностей, провозглашая идею формирования человека по единому образцу. Педагогика как Последовательные тоталитаристы скептически «приводной относились к педагогике как науке. Д. Джентиле опремень» партии ределял педагогику как «философскую» дисциплину, изучающую развитие человеческого духа и указующую пути воспитания. Педагогика должна сводиться к постановке и решению теоретических проблем саморазвития духа и в этом ей смогут помочь не вспомогательные науки, на которые она часто «ложно» опирается — антропология, психология и этика, — а одна лишь философия. «Педагогика — не техника, а интуиция и творчество духа».

Вся эта риторика относительно «нетехнологичности» педагогики вела только к одному результату — исключению педагогической антропологии, психологии и этики из фундаментальных посылок педагогики. Открывался неограниченный простор для волюнтаризма, насилия над человеческой природой под камуфляжем «бдительной любви учителя, ведущей его интуицию».

Эрнст Крик в 1935 г., став официальным философом и педагогом национал-социализма, так же, как и Джентиле, как и Сталин, запретивший педологию (науку о детях), делал педагогику независимой от других наук, сводя ее к чистой идеологии, диктуемой «сверху» — Партией.

Крик писал: «Науку о воспитании, основанную только на идее воспитания, называют „автономной“. Это означает не что иное, как только факт, что она (как и любая другая наука) самостоятельна и покоится только на своих собственных принципах. Она не нуждается в так называемых фундаментальных науках (Grundwissenschaften)».

Таким образом, тоталитаристы — единственные из педагогов всех времен и народов осознанно и последовательно отказывались выводить науку воспитания из человекознания или даже соотносить ее с ним. Конечно, в действительности они как раз именно это и делали — опирались на человекознание, но эта идеологема была нужна им, чтобы диктовать педагогике цели и задачи с высот партийного «Олимпа». Никакие ссылки на «объективные законы» развития человека не должны были мешать исполнению приказов, напротив, задания Партии предполагали возможность и желательность постепенного подчинения воле Партии и самих законов человеческой природы.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой