Побочные эффекты социогуманитарных технологий

Развитие теории и практики социальных и гуманитарных технологий вызвано объективными потребностями. Достоинства технологического подхода в социогуманитарной сфере не подлежат сомнению. Это, прежде всего, развитие хорошо структурированных, научно обоснованных программ действий, позволяющих целенаправленно улучшать социальные структуры и отношения, получать желаемые гуманитарные результаты. Выверенные, рационально спланированные действия, безусловно, необходимы в сферах образования, социальной работы, управления, хозяйственной деятельности, социально-демографической политики, общественного здравоохранения, психологической помощи населению и многих других областях.

Однако существуют и немало отрицательных эффектов повсеместного распространения технологического подхода на область человеческих отношений.

На наиболее фундаментальном уровне эти издержки связаны с неким принципиальным различием между сферами материально-технической деятельности и межчеловеческими действиями и взаимоотношениями.

Лучше прояснить это несовпадение нам поможет следующее важное различие, которое ввел еще Аристотель в «Большой этике».

Аристотель разделяет такие понятия, как: 1) создание, делание (poesis); 2) исполнение, действие {praxis). Согласно Аристотелю, создавая вещи, мы делаем, а исполняя — действуем, и это не одно и то же.

Делание, поэсис, проявляется как (техническое) мастерство, или «тэхнэ». Здесь наша активность направлена на дела и создаваемые вещи (строительство, гончарное дело и т. п.). А исполнение, праксис — не имеет другой цели, кроме самого действия (например, игра на музыкальном инструменте). К этому можно добавить, что исполнение базируется на внутренних целях и ценностях, а делание имеет внешние критерии, оно овеществляемо, материализуемо.

Разовьем эту мысль дальше. Делание (поэсис) изготавливает образцы. Соответственно, эти образцы служат для объективного изучения (замеры, технические испытания), улучшения и воспроизведения (по образцам-эталонам, техническим стандартам). Исполнение (праксис) не имеет таких материальных образцов-эталонов; оно может ориентироваться только на примеры.

Это различие — образец (стандарт)/пример (подобие) — имеет принципиальный характер.

При технологизации изначально нетехнических сфер происходит как раз сведение социогуманитарных форм (деятельность, процессы, отношения) к квази-материальным, фиксируемым моделям (стандартам, измерениям, формализациям и т. п.). Например, «качество жизни» стало сегодня техническим понятием, с помощью которого из сложного и неформального представления о «хорошей жизни» получают уточненный, измеримый конструкт.

Иллюстрацией может служить также взаимодействие учащегося и педагога в процессах преподавания и обучения. Образование (в классическом смысле) как процесс длящейся «встречи» ученика и учителя — это именно исполнение-действие. Обучение в современном смысле, нацеленное на эффективность, — это «делание обученным» (с четкими задачами и целями, показателями результативности и т. п.).

Само поведение участников образовательного процесса все больше регулируется в качестве формально утвержденного образца, а не просто примера хорошей преподавательской работы. Многие современные образовательные технологии основаны на том, что преподаватель использует специальные технические приемы, а ожидаемый результат обучения четко определяется заранее (чему должен научиться учащийся, какое количество баллов должен набрать в заданной системе тестов и т. п.).

В «Никомаховой этике» Аристотель говорит также, что разумность (фроиесис) в областях, связанных с человеческими делами и принятием решений (этика, политика, законодательство), базируется на поступках. Она не имеет внешней цели, как в техническом делании (поэсис), и направлена на получение блага в самом поступке.

Иными словами, в сфере человеческого поведения на первый план выходят его основополагающие внутренние качества (ценности, мотивы, обязанности, намерения, значения и т. п.), что, в частности, и позволяет говорить о человеке как моральном субъекте в традиционном смысле. Смещение же от поступка (во всем его этическом значении) к действию- деланию несет сложные моральные следствия, где моральный субъект подменяется субъектом чисто технического действия.

Это мы видим и в политической сфере. Здесь стоит вспомнить, что известный философ XX в. X. Арендт придавала фундаментальное значение политическому началу человеческой деятельности, считая его выражением человеческой свободы. Эта свобода способна создавать совершенно новое, до этого не существовавшее. И она как раз реализуется (должна реализовываться) в межчеловеческих отношениях и действиях подобно исполнению в аристотелевском смысле. Однако сегодня политическая деятельность все более сдвигается к образцам, задаваемым технической нормативностью («эффективная политика», «политическая рациональность» и т. п.).

Склонность к технологическим решениям чуть ли не во всех проблемных областях человеческой деятельности чревата многими подводными камнями. Технологическое решение может быть лишь частичным, подменять собой решение целой проблемы. В этом случае мы получаем просто некий суррогат, грубое приближение или даже имитацию решения. Например, отработанные схемы социальной политики (социальная защита, борьба с бедностью, трудоустройство и т. п.), выраженные в терминах «охвата», «мероприятий», «новых учреждений», «отчетных данных» и т. п., могут создавать лишь видимость социальной пользы и скрывать глубокие нерешенные проблемы.

Любые технологии имеют ограничения. В тех задачах, где применение технологии по-настоящему обосновано, она обнаруживает такие достоинства, как: явная эффективность, высокая вероятность (или даже гарантия) успешного результата, хорошая контролируемость ситуации, надежность управления, однозначность и простота решения проблемы, стандартизированное™ действий, высокая скорость решения и т. п.

Однако в сложных, многоаспектных ситуациях оказывается трудно добиться этого. Напротив, здесь мы можем столкнуться с такими преобладающими ситуационными свойствами, как значительная неопределенность, уникальность и разнообразие, невозможность (или даже ненужность) прямого контроля ситуации, постепенность изменений, необходимость взаимной согласованности действий многих участников и др.

Недостаточность технологических решений в сложных человеческих проблемах может состоять также в том, что они могут оказаться односторонними, излишне жесткими (или даже форсированными), краткосрочными, необратимыми. В многофакторной ситуации искусственное приведение ее к единственному предлагаемому способу решения может быть в действительности псевдорешением и лишь искажать всю исходную проблему.

Так, в сложных проблемах, включающих психологические, социальные, культурные и другие моменты, технологическое решение, устраняя более естественные способы действий, может разрушить то, что было наиболее ценно как раз для человеческого действия: свободу, самостоятельный поиск решении и преодоление трудностей, креативность, спонтанность, неформальность и т. п.

Разрастание технологической рациональности в социогуманитарную сферу заменяет естественное «сделанным», «изготовленным»; замещает разнообразие унификацией и стандартизацией. Вторжение понятий технической нормативности разрушает или подрывает другие системы ценностей.

Пожалуй, наиболее фундаментальная опасность технологизации человеческих отношений — это развитие инструментального взгляда на человека вообще. Иными словами, чем шире разрастается сфера мапипулятивного воздействия на человека, тем больше размывается сама основа морального отношения к человеку. Согласно категорическому императиву И. Канта (см. параграф 03), человек должен рассматриваться как цель сам по себе, а не как средство. Как раз это и нарушается при технологизации человеческих отношений, где моральная нормативность уступает место технизированным нормам.

Технологический императив в сфере человеческих отношений

Проникновение технологического подхода во все сферы жизни и человеческих отношений — это гораздо более фундаментальное явление, чем просто приход в общественную жизнь все новых технологических разработок. Если развитие конкретных технологий можно контролировать различными мерами (оценка, регулирование, запреты), то универсальное влияние самой технологической рациональности неудержимо — в том числе в социогуманитарной сфере.

Повсюду растет стремление к технологическому решению различных сложных проблем: личностных, семейных, социальных, политических, культурных и др. Поэтому тезис «технологического императива» («что может быть сделано, то должно быть сделано») можно переформулировать в более общем виде. К чему возможно подойти технологически — к тому обязательно подойдут технологически — таков более глубокий и универсальный смысл этого всеохватывающего устремления технологической рациональности.