Презумпция невиновности в советском уголовном процессе (1917—1991)

Принцип презумпции невиновности в советском уголовном процессе: правовые основы, содержание, гарантии

Наиболее сложным периодом, характеризующимся неоднозначным отношением к презумпции невиновности в отечественных научных исследованиях и в правоприменительной практике, были первые десятилетия советской власти, когда ни УПК РСФСР 1922 и 1923 годов, ни другие законодательные акты не закрепляли правила о том, что обвиняемый считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, не содержали положений о том, что бремя доказывания лежит на стороне обвинения (в советское время — и на суде), а обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Правила толкования неустранимых сомнений в виновности лица в пользу обвиняемого и о недопустимости постановления обвинительного приговора на основе предположений также не были прямо закреплены в законе, однако УПК 1923 года устанавливал требование оправдания подсудимого при недостаточности собранных против него улик (п. «а» п. 3 ст. 326).

При этом в современных публикациях нередко встречаются односторонние, необоснованно категоричные оценки этого периода. Трудно согласиться с утверждениями о том, что «в советский период презумпция невиновности получила „ярлык“ буржуазного принципа и практически повсеместно отрицалась»¹, что «в советском уголовном процессе принцип презумпции невиновности долгое время отвергался, как неотъемлемый элемент сугубо буржуазного права»^[1][2], что «отношение к презумпции невиновности того времени можно охарактеризовать словами А. Я. Вышинского о том, что принципы и атрибуты буржуазной законности, в том числе и презумпция невиновности, «должны быть выброшены на помойку… ничего не стоят… так же как и сам, изживший себя класс»^[3]«^[4].

Напротив, презумпция невиновности, даже не будучи закрепленной в законе, широко применялась в правоприменительной деятельности и вызывала острые споры в научных исследованиях, причем преобладающей позицией было именно признание ее действия в советском уголовном процессе. В известной многократно переизданной работе А. Я. Вышинского «Теория судебных доказательств в советском праве» мы находим и другое, противоположное приведенному выше суждение: «Решительно противоречат советскому принципу о бремени доказывания попытки подменить обязанность обвинителя доказать вину обвиняемого обязанностью последнего доказывать свою невиновность. Такие попытки явно извращают природу советского уголовно-процессуального права, исходящего из принципа презумпции невиновности обвиняемого, доколе его вина не доказана»^[5].

Несмотря на длительное отсутствие законодательного закрепления презумпции невиновности, в судебной практике советского периода можно было встретить ссылки как на основное положение о том, что обвиняемый еще не есть виновный, так и на все элементы (или следствия) презумпции невиновности: освобождение обвиняемого от обязанности доказывать свою невиновность, толкование неустранимых сомнений в виновности лица в пользу обвиняемого, недопустимость постановления обвинительного приговора на основе предположений. Покажем это на конкретных примерах.

Обвиняемый считается невиновным… В определении от 18 декабря 1923 г. № 1158 В Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР указала: «Основное правило правосудия заключается в том, что обвинение должно быть доказано и (обвиняемый) виновным не предполагается. Суд из того, что подсудимый не доказал своего alibi с достаточной ясностью, не в праве был сделать вывод о виновности подсудимого, ибо всякое сомнение толкуется в пользу подсудимого, а не против него»¹.

Возложение бремени доказывания на государственные органы (включая суд) и освобождение обвиняемого от обязанности доказывать свою невиновность. Верховный Суд РСФСР и Верховный Суд СССР последовательно в своих решениях указывали на распределение бремени доказывания по уголовным делам, отменяя приговоры, в которых нижестоящие суды основывали свои выводы на том, что обвиняемый не опроверг обвинения.

Так, был отменен обвинительный приговор в отношении 3., поскольку «обвинение осужденного 3. в убийстве основывается на весьма слабой косвенной улике (извлеченные из раны убитой дробь и пыж оказались сходными с дробью и пыжом, извлеченными из ружья, которое временно находилось у 3.), причем суд, ссылаясь на это единственное обстоятельство в подтверждение обвинения, указывает в приговоре, что обвиняемый в опровержение этой якобы „улики“ „обратных доказательств не приводит“, что является совершенно неправильным, ибо не обвиняемый обязан доказывать свою невиновность, а суд обязан доказать виновность обвиняемого; представлять же по голословному обвинению, основанному на весьма шатких предположениях „обратные доказательства“ для привлеченного к ответственности не всегда представляется возможным, в особенности в данном случае, когда в деревне очень часто многими употребляется рубленная дробь и пыжи из сходного материала („из отрепья льна“)»^[6][7].

По другому делу частным определением Верховный Суд РСФСР указал на «совершенно недопустимый подход к обвинению, когда суд вменяет в вину подсудимому, что он „не мог документально опровергнуть обвинение“. Надо полагать, что обвинение строится на уликах и доказательствах, которые собирает суд, а вовсе не на отсутствии опровержении со стороны подсудимого»¹.

Такая же позиция изложена в определении по делу Попова и Соколова: «Подсудимый вовсе не обязан доказывать свою невиновность, а наоборот, на следствии и суде лежит прямая обязанность обосновать предъявленное подсудимым обвинение и собрать достаточные доказательства»^[8][9][10].

Как проявление формальных методов предварительного следствия и чрезвычайно низкого его качества Верховный Суд РСФСР расценил обвинительные заключения следователя Г., в которых он указывал, что «обвиняемый виновным себя не признал, но доказать своей невиновности не мог»^[11].

В отсутствие законодательного закрепления презумпции невиновности и правила о распределении бремени доказывания суд обосновывал свои выводы ссылками на общие основы советского права: «Приговор говорит, что обвиняемые С. и Л. виновными себя не признали, но и предъявленного обвинения ничем не опровергли, а потому таковое является доказанным. Подобная постановка вопроса об установленности совершения преступления абсолютно недопустима, как чуждая основам нашего права. При разборе дела не требуется, чтобы обвиняемый доказал свою непричастность к совершению преступления, а требуется определенное установление преступления судом»^[12].

Эта же позиция излагалась и в решениях Верховного Суда СССР. Например, отменяя приговор по делу К. и прекращая производство по делу, суд надзорной инстанции указал следующее: «Суд не принял во внимание объяснений К. потому, что тот „о краже стал говорить только в момент обнаружения недостачи“. Кроме того, „обвиняемый веских доказательств в свое оправдание не представил“. Никаких доказательств, которые изобличали бы К. в присвоении или растрате недостающего экстракта, в деле нет. Объяснения же К. о том, что экстракт со склада похищен, остались не расследованными. Вместе с тем суд в подтверждение виновности К. привел мотив, который совершенно извращает положение обвиняемого в уголовном процессе. Следственные органы и суд должны собрать веские доказательства виновности обвиняемого, а не обвиняемый должен представлять суду веские доказательства своей невиновности»¹.

Правило толкования неустранимых сомнений в виновности лица в пользу обвиняемого отсутствовало в законе, однако применялось в судебной практике.

Например, Н. Н. Полянский приводит извлечение из двух решений Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР от 6 мая 1924 г., в которых обращено внимание, что при сомнении в виновности (доказанности обвинения) это сомнение толкуется в пользу подсудимого^[13][14][15].

В 1929 г. И. был признан виновным в поджоге с целью получения страховой премии. По делу установлено, что от горевшего дома И. загорелось и сгорело еще около 20 разных построек. Отменяя приговор, суд надзорной инстанции указал, что «если И. действительно произвел поджог, имевший столь тяжелые последствия, с целью получения страхового вознаграждения, то как действия его, так и личность, несомненно, должны были рассматриваться как весьма опасные для общества и соответственно этому должна была быть вынесена суровая мера социальной защиты. Приговор суда (всего три месяца принудительных работ) можно объяснить лишь тем, что суд сомневался в виновности И., однако в этом случае суд обязан был оправдать И.»¹.

Примером применения судом правила толкования неустранимых сомнений в виновности лица в пользу обвиняемого может служить и дело Ф., по которому Верховный Суд СССР отметил, что «оценка доказательства в пользу обвинения может иметь место лишь в том случае, если по делу устраняется возможность его оценки в пользу оправдания»^[16][17].

При наличии сомнений в виновности осужденного обвинительный приговор признавался необоснованным и подлежал отмене. Так, признан голословным и отменен приговор, постановленный исключительно на опознании потерпевшим и свидетелем личности обвиняемого, от которого потерпевший и свидетель в судебном следствии отказались^[18]. Как необоснованный отменен и приговор по делу В., поскольку он был постановлен на основе противоречивых доказательств, не позволивших устранить сомнение в том, наступила ли смерть в результате убийства или самоубийства^[19]. Отменяя приговор по делу П., Верховный Суд СССР отметил, что обвинительный приговор не может быть оставлен в силе, если он не обоснован вескими доказательствами в пользу обвинения^[20].

Правило толкования неустранимых сомнений в пользу обвиняемого применялось не только при решении вопроса о его виновности, но и, например, при установлении его классовой принадлежности, поскольку это обстоятельство подлежало установлению и учитывалось при постановлении приговора¹.

В судебной практике признавалось незаконным постановление обвинительного приговора с назначением мягкого наказания вместо вынесения оправдательного приговора. Например, по одному из дел Верховный Суд РСФСР указал, что «если суд сомневается в виновности обвиняемого в столь тяжком преступлении (убийстве трех человек, из которых двое — случайные свидетели), то смягчение наказания до минимума (до двух лет лишения свободы) не является выходом из положения, ибо в данном случае не могло быть и речи о столь мягком наказании при безусловном убеждении суда в невиновности обвиняемого, из чего следует сделать вывод, что суд, не будучи убежден в его виновности, тем не менее вынес обвинительный приговор, что в корне неправильно»^[21][22]. По другому делу суд надзорной инстанции вынес частное определение, в котором отметил, что если нет достаточных улик для осуждения обвиняемых по столь тяжкому преступлению, как убийство с заранее обдуманным намерением с целью мести, то из этого следует сделать соответствующий вывод, а не выносить мягкий приговор, пользуясь ст. 28 УК^[23].

Недопустимым было признано и оправдание подсудимых с одновременным объявлением им предостережения^[24].

В пользу обвиняемого должны были толковаться лишь неустранимые сомнения. Если же сохранялись способы для устранения сомнений в виновности обвиняемого, следовало продолжить процесс доказывания. По делу У. и Л. Верховный Суд СССР подчеркнул, что «оправдательный приговор по мотивам недоказанности преступления предполагает, что собранные по делу улики являются недостаточными для признания обвинения обоснованным, однако суд не может положить такие мотивы в основу оправдательного приговора, если в деле имеются доказательства в пользу обвинения, непроверенные и не подвергнутые судом оценке в судебном заседании»¹.

Недопустимость постановления обвинительного приговора на основе предположений. В судебной практике рассматриваемого периода имелось множество примеров отмены приговоров, основанных на предположениях.

К таковым можно отнести случаи, когда по делу не были установлены обстоятельства, имевшие значение для дела: по делу о хищении лошади — у кого похищена лошадь и была ли она похищена вообще^[25][26], по обвинению супругов Г. в скупке и последующей продаже драгоценных металлов неизвестному лицу (ст. 136 УК РСФСР 1922 г.) — была ли сдана платина в финотдел^[27], по обвинению Р. в поджоге — имел ли место поджог либо сарай загорелся изнутри, куда обвиняемый не заходил, а также каким способом он мог учинить в такой форме поджог^[28]; по обвинению лица в присвоении сданного на хранение имущества — данных, определяющих количественные и качественные признаки сданного имущества^[29]; по обвинению дорожного мастера Ц. и бригадира пути Р. в том, что, являясь ответственными за состояние пути, они допустили его неисправность, из-за чего потерпел крушение поезд, — причин крушения^[30]; по обвинению К. в хищении — имелась ли какая либо реальная недостача товаров или денег или только не хватило расчетных знаков кооператива, не представляющих никакой ценности¹; по обвинению С. в убийстве Л. — из какого оружия совершено убийство и имелось ли оно у обвиняемого^[31][32].

Нередко приговоры отменялись вследствие того, что вывод суда о виновности лица был основан на предположениях и догадках, высказанных потерпевшими и свидетелями. Например, был отменен приговор, которым обвиняемые признаны виновными в совершении преступления, предусмотренного ст. 17,19 и 58^[33] УК (преследование члена сельсовета 3.), так как в его основе лежали лишь предположения свидетелей и потерпевшей о том, что обвиняемые «давно питали злобу на 3.», «неоднократно издевались и насмехались над ней как над общественницей» и «даже были с их стороны угрозы по адресу З.»^[34]. На недопустимость обоснования приговора мнениями и предположениями, высказанными свидетелями, обращалось внимание и по другим делам^{[35][36][37][38]}.

Имелись случаи отмены приговоров, основанных на предположительном заключении эксперта. Например, голословным признан вывод экспертов о том, что трещина на оси для колесной пары не была обнаружена при ее ремонте подсудимым Ф.: данный вывод ничем технически не был обоснован, а трещина могла появиться и после выпуска оси из ремонта во время эксплуатации паровоза¹. В деле по обвинению П. и др. в присвоении денежных средств облпотребсоюза выводы суда были основаны на заключении судебно-бухгалтерской экспертизы, при производстве которой часть документов, имевших существенное значение для дела, осталась не проверенной, а ряд выводов экспертов был основан исключительно на предположениях^[39][40][41]. В обоих случаях приговор был отменен.

Недопустимым признавалось постановление обвинительного приговора лишь на основе предположений и умозаключений, связанных с близостью нахождения лица к месту совершения преступления и возможностью его совершения. Например, необоснованным признан вывод суда о виновности машиниста Б. в контрабанде продуктов питания и предметов одежды лишь на том основании, что они перевозились в подполье тендера и в баке в привязанном виде на паровозе, в то время как контрабанду могли положить туда незаметно помощник (кочегар), иное лицо, обслуживавшее поезд, либо посторонние лица^[42]. По другому делу вывод суда о присвоении денежных сумм за проданный товар заведующим лавкой ЦРК № 14 М. и приказчиком 3. был основан лишь на том, что М. «покупал нередко ценные вещи», а 3. «был замечен пьяным» и «имел возможность деньги присваивать себе». Верховный Суд РСФСР указал, что «такой вывод суда, основанный лишь на предположениях, не подкрепленный твердым убеждением самого суда, не может иметь силу судебного приговора, ибо в последнем должны быть изложены конкретные факты, вмененные в вину подсудимого, подкрепленные твердым убеждением суда»¹. Отменен приговор, которым подсудимый признан виновным в хищении лишь вследствие факта нахождения его вблизи места совершения хищения при отсутствии данных о том, что обнаруженное у обвиняемого имущество принадлежало потерпевшему^[43][44]. Необоснованным признан вывод суда о виновности подсудимых в растрате как основанный исключительно на предположении: имеется недостача и никто кроме обвиняемых не мог ее совершить, поскольку обвиняемые обязаны недостачу погасить, значит они и совершили ее^[45]. Недоказанным признано совершение А. систематического хищения овса, данного ему для лошадей, поскольку обвинение основано лишь на предположении, что А. мог совершить кражу как возчик фуража, но никаких конкретных данных о совершении им краж материалы дела не содержат^[46].

Подлежали отмене и приговоры, в которых выводы суда основывались на предположениях, вытекавших из поведения обвиняемого во время предварительного следствия и на суде^[47], либо связанных с оценкой личности обвиняемого^[48].

Был признан необоснованным и отменен приговор, которым суд признал недостоверным утверждение подсудимого А. о наличии у него алиби (нахождение в городе К., в 140 верстах от места преступления) только из-за предположения, что А. мог доехать туда за одну ночь на лошади^[49].

В качестве конкретного примера постановления обвинительного приговора на основе предположений можно привести дело С., осужденного к высшей мере социальной защиты — расстрелу. Данные, положенные в основание обвинительного приговора, впоследствии были признаны неубедительными, а выводы суда — основанными на предположениях: «Как мотив, подтверждающий виновность С. в поджоге, суд привел то обстоятельство, что С. первый разбудил своих домашних на пожар и что в этот момент он был сильно взволнован. Вполне понятно, что если дом его находился против горевшего дома, то у С. было достаточно основания для волнения. А то, что он, проснувшись от зарева, разбудил остальных, логически должно приводить к выводу, что разбудивший поднимал спящих, желая прекратить пожар. Если отбросить эти явно несущественные мотивы, то остается две важных обвинительных улики: 1) потерпевший Н. задевал при хлебозаготовках С. и 2) обнаружение в сарае у С. холщовой тряпки со „свежим“ надрывом. Как видно из дела, хлебозаготовками было задето значительное количество лиц в деревне. Что касается обнаруженной тряпки, то вывод суда о том, что поджог был совершен при помощи „курушки“ (скрученного мотка тряпки) и что тряпка для курушки была оторвана от тряпки, обнаруженной у С., является совершенно голословным и основанным на предположении. Таким образом, улики, приведенные судом в приговоре, являются предположениями. Между тем при возникновении дела потерпевший определенно указывал, что поджог совершен его зятем из-за платежа алиментов. В этом направлении дело почти не исследовалось. Кроме того, С. доказывает, что он в течение трех или четырех часов до пожара находился дома, о чем имеются в деле серьезные объективные данные. Об этом в приговоре ничего не упоминается и отмечается лишь, что через некоторое время после прихода с улицы С. возник пожар. По делу же видно, что это „некоторое время“ равно трем-четырем часам. Приговор, вынесенный при таком отношении к уликам, не может быть оставлен в силе, как явно неправильный. Дело обращено к новому рассмотрению со стадии предварительного следствия»^[50].

Обоснование приговора предположениями, не подкрепленными доказательствами, имело место и во многих других случаях^[51].

Таким образом, даже в отсутствие закрепления презумпции невиновности в законодательстве в первые десятилетия советской власти ее отдельные элементы (следствия) применялись в правоприменительной практике со ссылкой на основы советского права.

В то же время в отсутствие прямого законодательного закрепления презумпции невиновности в судебной практике встречались (хотя и чрезвычайно редко) и противоположные примеры. Например, в Инструктивном письме Верховного Суда РСФСР 1925 г. № 2^[52] приведен обвинительный приговор в отношении Осиповой, в котором говорилось, что подсудимая, «несмотря на целый ряд улик, упорно запирается, что она в силу этого является упорным преступником». Данный приговор иллюстрировал доказывание при наличии лишь косвенных доказательств, однако Верховный Суд РСФСР никак не отметил, что отказ подсудимой от признания себя виновной не может свидетельствовать о том, что она является «упорным преступником».

Начиная с конца 1950;х гг. началось постепенное включение в советское законодательство отдельных элементов (следствий) презумпции невиновности: в Основах уголовного судопроизводства 1958 года содержались положения о том, что никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию, иначе как по приговору суда (ст. 7), что обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и должен постановляться лишь при условии, если в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления доказана (ч. 4 ст. 43), установлен запрет перелагать обязанность доказывания на обвиняемого (ст. 14). Указанные положения были закреплены и в УПК 1960 года (ст. 13, ч. 2 ст. 20, ч. 2 ст. 309 УПК).

Важными этапами признания и законодательного закрепления презумпции невиновности стали ратификация Советским Союзом в 1973 г. Международного пакта о гражданских и политических правах, принятого 16 декабря 1966 г. (ст. 14 которого предусматривает рассматриваемый принцип), принятие в 1977 г. Конституции СССР, ст. 160 которого установила, что никто не может быть признан виновным в совершении преступления иначе как по приговору суда и в соответствии с законом, включение развернутой формулировки презумпции невиновности в текст постановления Пленума Верховного Суда СССР от 16 июня 1978 г. «О практике применения судами законов, обеспечивающих обвиняемому право на защиту» («В целях обеспечения обвиняемому (подсудимому) права на защиту суды должны строго соблюдать конституционный принцип, согласно которому обвиняемый (подсудимый) считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлено вступившим в законную силу приговором суда»¹).

В законодательстве основное содержание данного принципа было закреплено значительно позднее: оно было включено первоначально в Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве, принятые Съездом народных депутатов СССР 13 ноября 1989 г. (ч. 2 ст. 14), затем — Законом РСФСР от 21 апреля 1992 г. № 2708−1 в Конституцию РСФСР (ч. 1 ст. 65)^[53][54], и впоследствии — в ст. 49 Конституции РФ и ст. 14 УПК РФ, где получили закрепление не только основное содержание презумпции невиновности, но и ряд вытекающих из нее следствий.

Указанные изменения позволили судам при применении презумпции невиновности опираться не на общие принципы советского права, а на нормы закона.

• [1] Химичева О. В., Химичева Г. П. О совершенствовании принципов уголовного судопроизводства // Актуальные проблемы российского права. 2014.№ 4. С. 628.
• [2] Мурашкин И. Ю. Эволюция принципа презумпции невиновности в Российском и международном праве // История государства и права. 2014. № 13.С. 27.
• [3] Вышинский А. Я. Революционная законность и задачи советской защиты.Испр. и доп. стенограмма доклада на собрании Московской коллегии защитников 21 декабря 1933 г. М.: РИС Мособлисполкома, 1934. С. 18.
• [4] Кирьянов А. Ю. Презумпция невиновности в современном уголовномпроцессе России и актуальные проблемы ее реализации / под ред. В. А. Лазаревой. Самара: Самарский гос. ун-т, 2009. С. 32.
• [5] Вышинский А. Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М. :Юрид. Изд-во НКЮ СССР, 1941. С. 168.
• [6] Полянский Н. Н. Принципиальные вопросы в кассационной практикеВерховного Суда РСФСР // Право и Жизнь. М., 1925. Кн. 2—3. С. 89.
• [7] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 213 932 // Сборник определений уголовной кассационной О
• [8] О коллегии Верховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. I (январь — июнь). М.:Юрид. изд-во Наркомюста РСФСР, 1925—1926. С. 163.
• [9] Частное определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного СудаРСФСР по делу № 215 229 // Сборник определений уголовной кассационнойколлегии Верховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. II (июль — декабрь). М. :Юрид. изд-во Наркомюста РСФСР, 1925—1926. С. 243.
• [10] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 211 830 // Судебная практика. 1927. № 2 С. 19.
• [11] Постановление Президиума Верховного Суда РСФСР от 13 сентября1934 г. «О привлечении к ответственности в Прокопьевском р-не Западносибирского края специалистов и хозяйственников по делам о технике безопасности». Протокол № 43 // Советская юстиция. 1934. № 27. С. 22.
• [12] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 25 800 // Определения Уголовной Кассационной Коллегии О
• [13] 3 Верхсуда РСФСР за 1926 год. Часть I (январь — апрель). М.: Юрид. изд-воНаркомюста РСФСР, 1926. С. 151.
• [14] Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного СудаСССР от 16 января 1940 г. по делу Кузнецова // Советская юстиция. 1940.№ 11. С. 40—41. Такая же позиция изложена в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 27 декабря 1946 г. по делу К. // Судебная практикаВерховного Суда СССР. 1946. Вып. X (XXXIV) / под ред. И. Т. Голякова. М. :Юриздат, 1947. С. 17.
• [15] Полянский Н. Н. Принципиальные вопросы в кассационной практикеВерховного Суда РСФСР. С. 89.
• [16] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 306 // Судебная практика. 1929. № 15. С. 11.
• [17] Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 29 марта 1944 г. по делу Ф. // Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР. 1944 год. М.: Юриздат, 1948. С. 160.
• [18] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 26 276 // Сборник определений уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. I. С. 182.
• [19] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда СССРот 18 апреля 1942 г. по делу В. // Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР. 1942 год. М.: Юриздат, 1947. С. 122.
• [20] Определение Военной Воднотранспортной коллегии Верховного СудаСССР от 7 апреля 1944 г. по делу П. // Сборник постановлений Пленумаи определений коллегий Верховного Суда СССР. 1944 год. С. 160.
• [21] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 24 760 // Судебная практика. 1929. № 17. С. 13; Определениеобластного суда Центрально-Черноземной области // Судебная практика.1930. № 4. С. 23.
• [22] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 210 417 // Сборник определений Уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1924 год. М.: Юрид. изд-во Наркомюста РСФСР, 1925. С. 106.
• [23] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 29 256 // Сборник определений уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. И. С. 237.
• [24] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 21 037 // Судебная практика. 1929. № 5. С. 11.
• [25] Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 13 сентября 1940 г. по делу // Вопросы уголовного процесса в практикеВерховного суда СССР. М.: Юрид. изд-во Министерства юстиции СССР, 1948.С. 103.
• [26] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 27 922 // Сборник определений Уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1924 год. С. 74.
• [27] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 28 978 // Сборник определений уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. II. С. 204.
• [28] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 23 791// Судебная практика. 1931. № 1. С. 13.
• [29] Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 23 сентября 1942 г. по делу А. // Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР. 1942 год. М.: Юриздат, 1947. С. 110.
• [30] Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 26 декабря 1939 г. по делу Разыграева и Цветкова // Советская юстиция. 1940. № 4. С. 37.
• [31] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 2357 // Судебная практика. 1930. № 4. С. 16.
• [32] Определение Кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР по делу№ 23 098 // Советская юстиция. 1934. № 31. С. 22—23.
• [33] 1940. С. 108; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного СудаСССР от 4 июня 1939 г. по делу Т. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 171; Определение Уголовно-судебной коллегииВерховного Суда СССР от 24 декабря 1941 г. по делу Д. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 185; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 10 марта 1945 г. по делуМ. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 193;Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСРпо делу С. // Сборник постановлений Президиума и определений Судебнойколлегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 1957—1959 гг. / подред. А. Т. Рубичева. М.: Госюриздат, 1960. С. 329; Постановление ПленумаВерховного Суда СССР от 19 февраля 1958 г. по делу С. // Бюллетень Верховного Суда СССР 1958. № 4. С. 34; Определение Судебной коллегии ВерховногоСуда РСФСР от 31 июля 1959 г. по делу С. // Советская юстиция. 1960. № 5.С. 91.
• [34] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 24 140 // Судебная практика. 1929. № 18. С. 12.
• [35] Определения Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делам № 213 895 и № 213 895 // Сборник определений уголовной касса
• [36] ционной коллегии Верховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. I. С. 128; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 10 января
• [37] 1939 г. по делу М. и С. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 168; Определение Уголовно-судебной коллегии ВерховногоСуда СССР от 28 января 1939 г. по делу К. // Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда Союза ССР (1938 г. и первое
• [38] полугодие 1939 г.) / под ред. И. T. Голякова. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР,
• [39] Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 19 февраля 1958 г. по делу С. // Бюллетень Верховного Суда СССР 1958. № 4. С. 34.
• [40] Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 25 декабря 1939 г. по делу Фомина // Советская юстиция. 1940. № 3. С. 40.
• [41] Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного СудаСССР от 22 марта 1940 г. по делу П. и др. // Советская юстиция. 1940. № 11.С. 38.
• [42] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 29 503 // Сборник определений Уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1924 год. С. 107.
• [43] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 213 334 // Определения Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР за 1926 г. Ч. И. С. 117.
• [44] Определение ВЖДК Верховного Суда СССР от 15 октября 1943 г. по делуМ. // Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховногосуда СССР. 1943 год. М.: Юриздат, 1948. С. 140.
• [45] Из практики судебной коллегии Верховного Суда СССР по уголовнымделам. Д. Коротковой, Крейсмана и Ромашкова // Советская юстиция. 1938.№ 18. С. 50.
• [46] Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРпо делу Александрова //Советская юстиция. 1937. № 9. С. 45.
• [47] Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 9 октября 1943 г. по делу Г. // Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР. 1943 год. С. 138.
• [48] Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 24 октября 1945 г. по делу Г. // Судебная практика Верховного Суда СССР.1946. Вып. I (XXV) / под ред. И. Т. Голякова. М.: Юриздат, 1947. С. 15.
• [49] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 214 402 // Сборник определений уголовной кассационной коллегииВерховного Суда РСФСР за 1925 год. Вып. И. С. 230.
• [50] Определение Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСРпо делу № 2143 // Судебная практика. 1930. № 4. С. 12.
• [51] Определение Верховного Суда РСФСР по делу № 82 787 в отношенииМ. // Советская юстиция. 1934. № 31. С. 21; Определение Уголовно-судебнойколлегии Верховного Суда СССР от 16 июня 1939 г. по делу С. // Вопросыуголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 94; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 10 июля 1939 г. по делу X. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР.С. 238; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 4 сентября 1939 г. по делу К. и др. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 95; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 27 октября 1942 г. по делу Р. и Г. // Вопросыуголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 118; ОпределениеУголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 19 февраля 1944 г. по делу Н. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР.С. 129; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССРот 21 апреля 1945 г. по делу Р. и др. // Вопросы уголовного процесса в практике Верховного суда СССР. С. 139; Определение Уголовно-судебной коллегии Верховного Суда СССР от 1 декабря 1948 г. по делу Г. // СП СССР 1949.№ 2. С. 42; Определение Судебной коллегии по уголовным делам ВерховногоСуда СССР от 13 июня 1953 г. по делу 3. // Сборник постановлений Пленумаи определений Коллегией Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса 1946—1962 гг. / под ред. Л. Н. Смирнова. М.: Юрид. лит., 1964. С. 67;Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССРот 2 февраля 1955 г. по делу Б. // Сборник постановлений Пленума и определений Коллегией Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса1946—1962 гг. С. 227; Определение Судебной коллегии по уголовным деламВерховного Суда СССР от 27 августа 1955 г. по делу А. // Сборник постановлений Пленума и определений Коллегией Верховного Суда СССР по вопросамуголовного процесса 1946—1962 гг. С. 221; Определение Судебной коллегиипо уголовным делам Верховного Суда СССР от 19 ноября 1955 г. по делу А. //Судебная практика Верховного Суда СССР. 1956. № 1. С. 24; ОпределениеСудебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 12 апреля1958 г. по делу Г. // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1958. № 4. С. 40;Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССРот 27 июня 1959 г. по делу Ш. и П. // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1960.№ 5. С. 25; Определение Судебной коллегии по уголовным делам ВерховногоСуда РСФСР от 4 февраля 1960 г. по делу К. // Советская юстиция. 1960. № 4.С. 90.
• [52] Еженедельник советской юстиции. 1925. № 31 и 32.
• [53] Бюллетень Верховного Суда СССР. 1978. № 4. С. 9.
• [54] Соответствующее предложение ранее содержалось в Концепции судебной реформы, утвержденной Постановлением Верховного Совета РСФСРот 24 октября 1991 г. № 1801−1 «О Концепции судебной реформы в РСФСР».