Эмпирические методы в истории психологии

Господствующая в настоящее время количественно-объяснительная парадигма наиболее полно реализуется в рамках инженерной, экспериментальной психологии, эргономики, психологии труда и психодиагностики.

Известно, что эксперимент в психологию был привнесен из естественнонаучной сферы изысканий как метод анализа и путь оценки дифференциации психических процессов. Из физиологии органов чувств он принес с собой физиологический характер, дополнив его элементами интроспекции и математическим оформлением. Но все же, как отмечал А. Н. Леонтьев, «хотя главные усилия были направлены на исследование элементарных сенсорных процессов, уже тогда за этими исследованиями открывалась проблема формирования предметных чувственных образов, т. е. проблема уже собственно психологическая«¹.

Экспериментальная психология как прикладная дисциплина сформировалась в середине XIX в.^[1][2] и имела общие корни, с одной стороны, с психофизикой, психофизиологией, психометрией, с другой — с психотехникой, которая изучала проблемы практической деятельности людей.

В частности, в психофизике, которая, по выражению Э. Боринга (Е. Boring)^[3], полстолетия процветала на психологическом небосклоне, предпринимались активные попытки решения проблематики чувствительности под влиянием классической интроспекции. П. Бугер (Р. Bouguer) в 1760 г. измерял дифференциальный порог яркости, полагаясь на отчет наблюдателя в момент исчезновения тени стимула на экране. Э. Вебер (Е. Weber), формулируя свой психофизический закон в 1834 г., также опирался на суждения испытуемых. Закон специфических энергий органов чувств И. Мюллера (I. Miiller) (1826 г.) исходил из различий между качеством ощущений и свойством стимулов, вызывающих эти ощущения. В 1893 г. О. Кюльпе (О. Ktilpe) доказывал (как позже выяснилось — ошибочно), что качества ощущений неотделимы от ощущений и могут изменяться независимо друг от друга. С. Стивенс, как ему казалось, решил эту проблему, обратившись к понятию инвариантности. Независимым, говорил он, является атрибут, который остается инвариантным при изменении параметров стимула в соответствии с определенной функцией^[4].

Психофизиологические эксперименты отличались ориентацией на изучение сенсорных функций. «Физиологическая оптика» Г. Гельмгольца (Н. Helmholtz) являла собой впечатляющий образец такого экспериментирования в области изучения визуальных ощущений и восприятий. Э. Геринг (Е. Hering) противопоставил гельмгольцовскому эмпиризму в физиологии «теорию нативизма, согласно которой сетчатка глаза изначально наделена способностью пространственного видения»^[5].

Теоретическое оформление экспериментальные методы получили в трудах немецких психологов В. Вундта, Г. Мюнстерберга (Н. Munsterberg), В. Штерна (W. Stern), английских психологов Ф. Гальтона (F. Galton), Дж. Кеттелла (J. Cattell), французских исследователей А. Бине (A. Binet),.

Т. Симона (Т. Simon), американских С. Холла (S. Hall), Р. Йеркса (R. Yerkes) и др.

Именно Вильгельм Вундт (1832—1920 гг.) стал признанным основателем экспериментальной психологии¹. Однако возможности эксперимента он ограничивал областью «физиологической психологии». В 1879 г. В. Вундт создал первую в мире психологическую лабораторию, которая на протяжении многих лет являлась центром развития экспериментального метода. Сотрудники лаборатории активно изучали ощущения, время реакции на раздражители, ассоциации, внимание, простейшие чувства и др. Под руководством и при участии Э. Титченера (Е. Titchener) исследовалось периферическое и бинокулярное зрение, Г. Ауберт (Н. Aubert) и А. Фолькман (A. Volkmann) изучали зрительную адаптацию, И. Крис (J. Kries) открыл различие в функциях палочек и колбочек, А. Кениг (A. Konig) — роль зрительного пурпура. В. Вундт считал, что высшие психические функции (речь, воля, мышление) недоступны для экспериментального исследования, поэтому они должны изучаться целостно в рамках культурно-исторического метода^[6][7], лежащего в основе паук о душе. Простейшие психофизиологические функции — это некие элементы, свойства которых не могут составлять свойств целого. В. Вунд в противовес психологии элементов ввел понятие принципа творческого синтеза и принципа связующего анализа. Именно в этом проявилась его попытка сконструировать «гармоничную» психологию элементов, которая была позже названа Э. Шпрангером (Е. Spranger) «постоянной ошибкой метода»^[8].

Исследование высших психических функций в форме возможности опытной проверки речевых ассоциаций^[9], известных еще со времен Т. Гоббса (Т. Hobbes) и Д. Гартли (D. Hartley) и трактовавшихся как элементы ассоциативных реакций, определяющие поведение человека, получило развитие в опытах Ф. Гальтона в 70-х гг. XIX в.

Однако в недрах вундтовской традиции формировалось и иное психологическое течение. Так, К. Штумпф (С. Stumpf), исследуя проблематику восприятия музыкальных звуков, вывел некую новую переменную сознания — реальную деятельность личности, что явилось причиной его столкновений с В. Вундтом. Работы Л. Ланге (L. Lange) также стали объектом споров в кругах психологической общественности, когда он выявил «детерминационную роль предварительной установки испытуемого, выражающуюся во внимании»^[10].

Истинно «психологическим» экспериментальный метод становится у Германа Эббингауза (Н. Ebbinghaus) в исследовании памяти («О памяти», 1855 г.). Устранив интроспекцию, он вернул эксперименту объективность, но уже на психологической почве. Вклад Г. Эббингауза в теорию эксперимента Э. Титченер сравнивал с уровнем влияния на науку в целом идей Аристотеля. А его «бессмысленные слоги» открыли путь экспериментальному исследованию научения. Продолжателями разработки экспериментальных перспектив, намеченных Г. Эббингаузом, были Г. Мюллер (G. Muller) («Экспериментальные материалы к исследованиям памяти», 1878 г.) и американские исследователи В. Брайан (W. Bryan), Н. Хартер (N. Harter) и Дж. Кеттелл.

Таким образом, Эббингауз и его последователи разработали новое, отличное от линии Вундта, направление исследований в психологии, в котором предметом являлись объективные особенности человеческой деятельности¹.

Интенсивная исследовательская работа велась в России И. М. Сеченовым, М. М. Троицким, К. Д. Кавелиным, Н. Я. Гротом, П. Ф. Лесгафтом, В. М. Бехтеревым, С. С. Корсаковым, А. А. Токарским, А. И. Сикорским, Н. Н. Ланге, Г. И. Челпановым и др.

В 1870-х гг. русская психология стала выходить из летаргии, где она находилась в 1850-е и большую часть 1860-х гг. Это пробуждение настало после удара, который постиг ее из-за правительственного решения 1850 г. о прекращении преподавания эмпирической психологии в университетах «ввиду предосудительного развития этой науки современными германскими учеными (левыми гегельянцами) и передачи чтения логики и опытной психологии профессорам богословия»^[11][12]. Только в 1863 г. были восстановлены кафедры философии, на которых читался курс психологии. Исследования И. М. Сеченова («Рефлексы головного мозга», 1863 г.), М. М. Троицкого («Немецкая психология в текущем столетии», 1867 г.^[13]) и К. Д. Кавелина («Задачи психологии», 1872 г.) положили начало дальнейшему развитию психологических изысканий в России.

Большое значение для становления экспериментального метода в России имела дискуссия о предмете психологических исследований, развернувшаяся между Кавелиным и Сеченовым на страницах «Вестника Европы» в 1872—1874 гг.^[14] Признавая, что все психическое обусловлено в конце концов материальным (телесным), Кавелин доказывал, что оно в то же время есть и «модификация материи», и «обнаружение новых свойств того же начала, откуда берет свое существование и материя»^[15]. Оно, утверждал Кавелин, представляет собой сложнейший, целостный идеальный механизм. Современники высоко оценивали силу и глубину его исследовательского таланта, а «Задачи психологии» по их метафизическому содержанию называли «одним из самых любопытных памятников» научной литературы 1850-х гг.

Аргументы И. М. Сеченова в этой дискуссии сводились к отрицанию возможности построения «метафизики души». Он доказывал, что «субъективный анализ духа не может быть положительной наукой; что изучение духа историческое, при помощи сравнительного метода, может быть только вспомогательным, а отнюдь не главным орудием анализа психических фактов; а так как затем нс остается никакого другого объективного анализа психических явлений, кроме физиологического, то физиологический анализ и должен быть признан основанием всей науки о духе»¹.

В ходе этого научного спора Кавелин и Сеченов блестяще, убедительно и всесторонне осветили многие теоретические и методические проблемы соотношения телесного и психологического, психологии и физиологии, научного метода и др.^[16][17]

Результаты дискуссии существенно повлияли на процесс становления отечественной психологии. Так, в частности, Н. Я. Грот писал, что в основе психологического анализа фактов действительности (психологических фактов) лежат «две стороны нашего сознания — внешняя и внутренняя, эмпирическая и метафизическая… Экспериментальная психология… занимает нейтральную зону между метафизикой и феноменализмом. Она имеет дело не с субстанциями и не с явлениями: она исследует реальные факты душевной жизни, одинаково доступные и эмпирическому наблюдению и метафизической оценке»^[18]. Соглашаясь с популярным в то время представлением о том, что основной формой психологического метода должно быть самонаблюдение, он говорил о необходимости «коллективного самонаблюдения», причем обеспеченного «научными гарантиями достоверности» и основанного на теоретическом принципе, который мог бы связать психологию с «другими точными науками и дал бы психологу путеводную нить в лабиринте изменчивых психологических явлений»^[19]. Грот отмечал, что такой теоретической основой может стать гомеостатический подход, который он называл «законом сохранения психологической энергии», или «энергетическим балансом». «Человек получает от своего организма и среды столько же психической энергии, сколько отдает им, и отдает столько же, сколько получает. Вместе с организмом и окружающей средой он составляет психофизическую систему, в которой общая сумма психических и физических энергий при всех возможных превращениях их друг в друга сохраняется неизменной. Вот методологическая гипотеза, которая должна лечь в основу экспериментальной психологии»^[20].

Следует подчеркнуть, что во второй половине XIX в. русская психология уже на этапе становления как самостоятельной науки занимала достойное место в мировой системе экспериментальных познаний. Достаточно взглянуть на состав Психологического общества при Московском университете и Санкт-Петербургского философского общества, чтобы увидеть среди почетных и действительных членов имена видных исследователей того времени: И. М. Сеченова, В. Вундта, У. Джемса (W. James), Т. Рибо.

(T. Ribot), В. М. Бехтерева, А. Ф. Лазурского, Н. Н. Ланге, Г. И. Россолимо, Вл. С. Соловьева, А. А. Токарского, Г. И. Челпанова и др.

В российской экспериментальной психологии к концу XIX в. четко сформировались два соперничающих между собой направления. К одному из них относились ученики и приверженцы сеченовской идеи о рефлекторной природе психики (В. М. Бехтерев), к другому — сторонники вундтовской программы (Г. И. Челпанов). Бихевиористская схема «S—R» «стимул — реакция» трактовалась представителями сеченовского направления по-новому. Под стимулом понимался воспринимаемый объект, а под реакцией — акт приспособительного характера, имеющий сложную историю в жизни организма. Понимание стимула как объекта реакции привело к экспериментальному анализу структуры построения образа этого объекта, т. е. структуры операционного состава процесса восприятия. В частности, Н. Н. Ланге, излагая итоги своих опытов («Психологические исследования», 1893 г.), опосредованно извещал мировую психологическую общественность о крупнейшем продвижении исследований в русской психологии со времени провозглашения В. Вундтом первой экспериментальной программы. Н. Н. Ланге и его соратники в рамках эксперимента попытались преодолеть разрыв между «низшими» и «высшими» психическими функциями человека, который считал аксиомой В. Вундт. Результаты исследований русской психологии сеченовского направления оказали влияние на западноевропейскую психологическую мысль. Так, в частности, Т. Рибо выдвинул вслед за Н. Н. Ланге моторную теорию внимания.

Вундтовская модель психологического эксперимента, основанная на психофизиологическом фундаменте, полностью исчерпала себя и не могла обеспечить адекватность изучения более сложных психических форм деятельности человека¹. Выйдя из методологического лона психофизиологии, в начале XX в. эксперимент стал активно внедряться в другие области психологической науки.

В 1903 г. Дж. Б. Уотсоном (J. В. Watson) («Обучение животных», 1903 г.) была опубликована оригинальная трактовка учения об условных рефлексах И. П. Павлова, где родоначальник бихевиоризма нанес удар по интроспективной традиции тем, что определил приоритет объективности результатов исследований над самосознанием. Дж. Б. Уотсон отмечал, что психические состояния не могут являться объектом экспериментального метода и что сознание есть иллюзия, «есть что-то ложное в самих предпосылках и проблемах, которые из них вытекают»^[21][22]. Бихевиоризм он назвал объективной экспериментальной областью психологии. В своих работах Дж. Б. Уотсон прогнозировал создание в будущем психологической службы, которая, занимаясь широкими научно-экспериментальными обобщениями, приведет к возможности управления поведением людей. Определяя основные направления деятельности психологической службы, он отмечал, что «экспериментальная психология рекламы, юридическая психология, тестология, психопатология достигли сейчас большого развития»¹.

Ыеобихевиорист Э. Толмен (Е. Tolman) в 1930;е гг., исследуя проблемы научения, выдвинул гипотезу о системе внутренних процессов, вклинивающихся внутрь схемы «S—R» и детерминирующих поведение субъекта. Один из основателей гешталътпсихологии В. Келер (W. Kohler) в 1910;е гг. активно использовал психологический эксперимент в качестве основного инструмента исследования интеллекта обезьян. Э. Крепелин (Е. Kraepelin) перенес экспериментальные методы в психиатрическую клинику и активно усовершенствовал с целью выявления индивидуальных признаков и их структуризации в виде целостной картины душевной жизни людей. В данном случае экспериментальный метод стал инструментом для определения признаков индивидуальных различий, приобретя статус основного средства измерения в рамках дифференциальной психологии. В этот же период в статье французских психологов А. Вине и В. Анри (В. Henry) также обсуждались проблемы индивидуальной психологии^[23][24]. И именно в данном пункте психологический эксперимент начал преобразовываться в форму психодиагностики — области психологии, разрабатывающей методы выявления и оценки индивидуальных особенностей людей, науки и практики постановки психологического диагноза^[25].

В 1897 г. вышла в свет статья А. Ф. Лазурского «Современное состояние индивидуальной психологии», в которой молодой русский врачпсихолог изложил гипотезу типологии личности на основе концепции эндои экзопсихики. Этот подход он развил в своих последующих трудах («Очерк науки о характерах», 1909 г.; «Общая и экспериментальная психология», 1912 г.).

Термин «дифференциальная психология» впервые появился в работе В. Штерна «О психологии индивидуальных различий (идеи о дифференциальной психологии)» в 1900 г. Работы по дифференциальной психологии послужили толчком и основой развития тестологии — отрасли психологии, занимающейся проблематикой разработки и использования тестов в целях выявления и оценки индивидуальных особенностей людей^[26].

Основа тестового метода — констатирующий эксперимент, сам процесс измерения интересующих психолога переменных. Если эксперимент позволяет психологу выявлять общие психологические закономерности, то тест фиксирует индивидуальные «отклонения» от нормативных значений. Практика применения экспериментальных методов связана с развитием необходимости оценки качеств людей, их индивидуальных особенностей, уровня развития их способностей по выполнению тех или иных профессиональных или творческих задач.

Здесь важно проследить историю развития оценивания психологии людей. Исторические корни этого оценивания уходят в глубокую древность. Уже в III тысячелетии до н.э. в Древнем Вавилоне проводились испытания выпускников школ писцов, в Древнем Египте — молодых жрецов. Пифагор в свою школу отбирал учеников, способных преодолеть целую серию различных тестов. Существовала система диагностики определенных способностей чиновников в Древнем Китае¹ (Приложение 1), в средневековом Вьетнаме, в системе медицинского образования государства чжурчжэней^[27][28] на Дальнем Востоке. Психодиагностические испытания активно применялись для определения предрасположенности человека к специфической религиозной деятельности.

Исторические данные донаучного использования экспериментальнопсихологических процедур подтверждают их важность для оценки индивидуальных качеств людей как неотъемлемой части общественной жизни многих цивилизованных народов^[29].

На рубеже XIX и XX вв. социальная практика выдвинула научную проблему изучения преобладающих способностей и индивидуальных различий. Примерно с 1884 г. начинается эпоха практической психологии с использованием тестов. Родоначальником тестологии по праву считается Ф. Гальтон. Он начал свои исследования на обширной экспериментальной выборке. В результате этой работы были получены эмпирические данные по 17 показателям физических, физиологических возможностей организма и психических свойств. По меткому выражению Дж. Кеттелла, психология стала «действительной и точной наукой». В 1885 г. он увидел в тестах средство измерения «неизмеряемых свойств человеческой психики» и, преодолевая определенное противодействие В. Вундта, уже в 1890 г. предложил к использованию 50 лабораторных тестов^[30].

Противники психологического исследования при помощи тестов указывали (и, видимо, вполне обоснованно) на их крупные недостатки (прежде всего — на низкую концептуальную и содержательную валидность тестов), что, по их мнению, привело практическую психологию впоследствии к тестомании. Однако сторонники метода тестов, невзирая на различные противодействия, достойно влились в исследования и практику жизненных проблем. Также распространилось применение методов математической статистики в процессе обработки и интерпретации эмпирических данных. Появилась наука психометрия (психометрика).

Необходимость разрешения социально-экономических проблем создала условия преобразования психологической тестологии в психотехнику.

В 1891 г. немецкий психолог Г. Мюнстерберг предложил серию тестов для отбора вагоновожатых трамваев. Бурное развитие получила тестология и в школе. Особое внимание тестам определения умственного развития детей уделялось в США. В 1894 г. здесь функционировали 27 лабораторий для изучения детей, издавалось четыре специализированных журнала. Во Франции в 1904 г. была создана комиссия для отсева умственно отсталых детей. А. Бине и Т. Симон разработали набор тестов (30 заданий) для дифференциации детей по уровню умственного развития. В 1908 г. они предложили шкалу определения «коэффициента интеллектуальности» (/0, которую позже усовершенствовал В. Штерн, заменив абсолютную меру интеллекта (разность) относительной^[31].

Большие усилия по распространению в США шкалы Бине — Симона приложил американский психолог С. Холл. Он выявил сильную статистическую связь между эффективностью педагогической практики и результатами исследований интеллекта учащихся.

Значительное распространение психотехнические изыскания получили в армии. В 1917 г. в период Первой мировой войны в США создается «Комитет помощи войне» (впоследствии — Американская психологическая ассоциация), где успешно работали Р. Йеркс, Э. Боринг, А. Отис (A. Otis) и другие психотехники. В этот период разрабатываются невербальные батареи психологических тестов для отбора новобранцев в армию («Армия Альфа», «Армия Бета»), при помощи которых было обследовано более 2 млн человек. Наряду с тестами интеллекта, составляющими основу оценочных комплексов, применялись тесты способностей и тесты достижений.

Работы по созданию тестов способностей начинают свою историю с исследований Ч. Спирмена, продолженные американскими психологами Т. Килли (Т. КПП) и Л. Тэрстоуном (L. Thurstone). В основе тестов способностей была положена парадигма факторного анализа о взаимосвязи признаков как целостного конструкта, на базе которой позже были разработаны тестовые батареи оценки способностей к определенной деятельности. Идея факторного анализа в психологическом исследовании состояла в том, что отдельные психические функции, которые измеряются в конкретной ситуации или деятельности, представляют собой жестко связанный и взаимодействующий «узел». Он и является в математическом смысле фактором. Отсюда вытекало предположение о том, что успешность психических действий в измеряемой ситуации определяется не конкретным единичным качеством, чертой, психической функцией, а целостным фактором — способностью. Такой подход распространен и в настоящее время во многих школах современной психотехники.

В историю экспериментальной психологии одна из ярких страниц была вписана Э. Торндайком (Е. Thorndike), который сформулировал один из видов процедур использования и стандартизации принципов тестирования элементов научения. Приблизительно с 1845 г. начинается применение стандартизированных тестов достижений, в которых, но оценке их авторов, во многом нейтрализовался субъективизм диагностических оценок. С 1872 г. стандартизированные тесты достижений стали активно применяться в практике психологической оценки государственных служащих¹.

Особо следует отметить влияние на генезис психотехнических исследований российской психологии начала XX в. Одним из основоположников этого направления практической психологии в России был В. М. Бехтерев. В частности, им заложены фундаментальные принципы рефлексологии, на основе которых была разработана методика оценки некоторых психофизиологических качеств человека. В 1909 г. в Военном ведомстве были подготовлены «Указания по проведению медицинского освидетельствования лиц, поступающих в воздухоплавательные команды», а позже и для офицеров и нижних чинов подводного флота, где уделялось пристальное внимание оценке нервно-эмоциональной устойчивости и интеллектуального развития.

Значительный вклад в развитие экспериментальной психологии внес Г. И. Россолимо (1910 г.). Решая задачу количественной оценки психических процессов применительно к норме и патологии, он разработал графическую систему представления измерений психологического профиля.

Наибольший экспериментально-теоретический подъем в России наблюдался в 1920;е и 1930;е гг.^[32][33] Хотя некоторые советские психологи отмечали относительно низкую валидность тестовых процедур, все же экстенсивное развитие практико-ориентированного психологического эксперимента дало свои плоды. Именно в это время определился широкий круг русских исследователей, получивших мировое признание: Л. А. Орбели, Л. С. Выготский, А. А. Ухтомский, Б. М. Теплов и др. Ими и их соратниками были заложены основные, фундаментальные блоки отечественной экспериментальной психологической мысли.

Определенный интерес с точки зрения развития новых форм тестирования в России представляла разработанная в свое время А. П. Болтуновым (1928 г.) «измерительная шкала ума». Несмотря на известную аналогию со шкалой Бине — Симона, методика Болтунова имела ряд специфических особенностей, состоящих из разработки новых оригинальных субтестов оценки умственного развития человека. Была разработана новая инструкция, изменен хронометраж, применена групповая форма использования теста, а также определены возрастные ступени его применения^[34].

Особое место в истории отечественной экспериментальной психологии занимают работы М. Ю. Сыркина (1929 г.), в которых опытно подтверждена гипотеза А. Бине о наличии линейной, относительно стабильнои, статистическом связи между показателями тестов и социальными признаками людей (развитие речи, положение в социальной и классовой структуре общества и пр.). Также выявлена проблема противоречивости и неоднозначности интерпретации тестовых показателей в рамках психологии индивидуальных различий¹.

Задачи восстановления экономики, укрепления государственности и обороноспособности России в 1920—1930;е гг. послужили мощным толчком к развитию науки в целом и психотехники в частности.

Зарождение и развитие психологии труда и психотехники в России неразрывно связано с именем И. М. Сеченова, уделявшего в свое время большое внимание прикладным аспектам психологии. К основоположникам психотехники и психологии труда в полной мере можно отнести отечественных ученых А. Ф. Лазурского, В. М. Бехтерева, П. М. Керженцева, Л. С. Выготского, В. Н. Мясищева, Н. А. Бернштейна, А. К. Гастева, С. Г. Геллерштейна, И. Н. Шпильрейна и др.

В этот период было основано более 12 научно-исследовательских институтов, около 150 лабораторий, но экспериментальной психологии и проблематике психологии и организации труда, издавалась обширная методическая литература. Была принята программа научно-исследовательской и практической работы, в которой отмечались три основных направления исследований: изучение человека («субъективный момент труда»); изучение и приспособление орудий труда и «материальной обстановки труда»; изучение рациональных методов организации труда^[35][36].

В середине 30-х гг. XX в. стало ясно, что зарубежные психотехнические наработки «носят архибуржуазный характер»^[37], так как известная формула «все имеют равные возможности» подверглась научно обоснованной критике со стороны психологов. Нейтральность и объективность, внеклассовость и внепартийность психологии поставили психотехнику, психологию труда и в целом экспериментальную психологию в очень трудное положение. Критики практической психологии активно подчеркивали, что «тестологическая процедура становилась орудием расовой дискриминации»^[38] и возложила на себя функцию социального регулирования, основываясь на ложной идее «о том, что наука может стать над обществом, его процессами, нормами и установлениями»^[39]. Это, видимо, и послужило причиной принятия в 1936 г. памятного документа ЦК ВКП (б) «О педологических извращениях в системе наркомпросов». Вследствие этого в короткий срок были закрыты все лаборатории по промышленной психотехнике и психофизиологии труда, значительно свертывается работа ЦИТа¹ и местных институтов труда. В это же время уничтожается или сдается в закрытые фонды архивов психотехническая литература. Немногочисленные труды ученых-психотехников 20—30-х гг. XX в. и поныне сохранились лишь в личных библиотеках и труднодоступны для широкого круга читателей. Молодое поколение психологов «знает о них лишь понаслышке, а иногда и вообще находится в неведении об их существовании»^[40][41].

В 40-е гг. XX в., с началом Великой Отечественной войны, психологические исследования естественно переместились в военную сферу. В сотрудничестве с К. X. Кекчеевым в 1941 г. А. Н. Леонтьев исследовал проблему адаптации зрительного анализатора. Позже, в 1942 г., аналогичная задача ими решалась в пограничных войсках. В 1945 г. увидела свет книга «Восстановление движения. Психофизиологическое исследование восстановления функций руки после ранения», где были подведены итоги работ по данной теме А. Н. Леонтьева и А. В. Запорожца за годы войны. Для периода 1940—1950;х гг. характерны экспериментальные наработки в области анализа отдельных высших психических функций, а именно мышления, речи, эмоций^[42], также наметился значительный прогресс в исследовании проблем детской психологии^[43].

Только к концу 1950;х гг. российская психология вновь вышла на научно-исследовательскую ниву. В частности, в 1958 г. под руководством К. К. Платонова началась первая научно-исследовательская работа по психотехнической проблематике.

Вторая половина XX в. отмечена бурным ростом количества и качества психологических исследований. Появляется и становится на ноги компьютерная, или «адаптивная», психодиагностика^[44], где ключевое место занимают компьютер и математические методы. Психологическое экспериментирование насыщается электронно-вычислительной техникой, превращается в пробы искусственного интеллекта. Между философами, психологами и кибернетиками разгорается дискуссия о возможности создания «искусственного интеллекта», подобного «естественному»^[45]. Формализованные компьютерные психологические методики все громче и отчетливее заявляют о себе.

• [1] Леонтьев A. II. Предисловие // Фресс П. у Пиаже Ж. Экспериментальная психология.М.: Прогресс, 1978. С. 5.
• [2] Психология: биографический библиографический словарь: пер. с англ. СПб.: Евразия, 1999. С. 9. Авторы отмечают официальную дату возникновения психологической науки —1850 г.
• [3] Борииг Э. Г. История интроспекции // История психологии (10-е — 30-е гг. Периодоткрытого кризиса). Екатеринбург: Деловая книга, 1999. С. 45.
• [4] См.: Боринг Э. Г. Указ. соч. С. 47.
• [5] Цит. по: Ярошевскии М. Г. История психологии. М.: Мысль, 1985. С. 247.
• [6] Ланге Н. Н. Психология // Итоги науки. М., 1914. Т. VIII. С. 47; Цит. по: История психологии (10-е — 30-е гг. Период открытого кризиса).
• [7] Психология: словарь. М.: Политиздат, 1990. С. 70.
• [8] Шпрапгер Э. Два вида психологии // История психологии (10-е — 30-е гг. Периодоткрытого кризиса). С. 452.
• [9] См.: Ярошевский М. Г. История психологии. С. 254.
• [10] См.: Там же. С. 249.
• [11] См.: Ярошевский М. Г. История психологии. С. 259.
• [12] Ивановский В. Н. Очерк о жизни и деятельности Н. Я. Грота // Вопросы философиии психологии. 1900. Т. 51 (I).
• [13] М. М. Троицкий был ортодоксальным приверженцем английской психологии и, по свидетельству Вл. С. Соловьева, с нескрываемым презрением относился к другим психологическим течениям и отводил им в своих лекциях ничтожное место (из выступления на 21-мсобрании Санкт-Петербургского философского общества 2 декабря 1899 г.).
• [14] Вестник Европы. 1872. № 11; 1873. № 4; 1874. № 3—6.
• [15] Троицкий М. М. К. Д. Кавелин// Русская мысль. 1885. № 11.
• [16] Троицкий М. М. Указ. соч. С. 182.
• [17] См.: Каганов В. М. Философские воззрения И. М. Сеченова // Из истории русскойфилософии: сб. статей. М.: ГИПЛ, 1949. С. 560—563.
• [18] Цит. по: Соколов П. П. II. Я. Грот как мыслитель. Речь, сказанная в публичном заседании Психологического общества 6 ноября 1899 г. // Вопросы философии и психологии.1900. Т. 51 (I). С. 91.
• [19] См.: Соколов П. П. Указ. соч. С. 90—93.
• [20] Цит. по: Там же. С. 92.
• [21] Ярошевский М. Г. История психологии. С. 251.
• [22] Уотсон Дж. Б. Психология с точки зрения бихевиориста. Цит. по: История психологии.(10-е — 30-е гг. Период открытого кризиса). С. 108.
• [23] Уотсон Дж. В. Психология сточки зрения бихевиориста. Цит. по: История психологии.(10-е — 30-е гг. Период открытого кризиса). С. 114.
• [24] Термин «индивидуальная психология» здесь употребляется в смысле психологии индивидуальных различий в отличие от аналогичного термина, обозначающего одно из направлений психоанализа.
• [25] Общая психодиагностика: учеб, пособие. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 23—24.
• [26] См.: Шмелев А. Г. Практическая тестология. Тестирование в образовании, прикладнойпсихологии и управлении персоналом. М.: Маска, 2013.
• [27] См. Долин А., Попов Г. Традиции у-шу. Красноярск: Прометеи, 1990. С. 104—106.
• [28] Воробьев М. В. Культура чжурчжэней и государства Цзинь. М.: Наука, 1983.
• [29] Общая психодиагностика: учеб, пособие. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 23—26.
• [30] См.: CatteU D., Farrand /. Phisical and mental measurement of the students of ColumbiaUniversity // Psvchol. rev. 1896. Vol. 3. № 6. Цит. по: Общая психодиагностика: учеб, пособие. С. 28.
• [31] Психологическая диагностика: проблемы и исследования / под ред. К. М. Гуревича. М.:Педагогика, 1981. С. 41.
• [32] Психологическая диагностика: проблемы и исследования. С. 43—44.
• [33] См.: Бурлачу к Л. Ф. Психодиагностика на рубеже веков // Психологическая газета.1999. № 4 (43). Апрель. С. 6.
• [34] См.: Болтунов А. П. Обследование профучебной пригодности // Профессиональнаяориентация в школе. Л., 1934. С. 83—95.
• [35] Психологическая диагностика: проблемы и исследования. С. 46—48.
• [36] Мунипов В. М. Предисловие // История советской психологии труда. (20—30-е гг. XX в.) / под ред. В. П. Зинченко, В. М. Мунипова, О. Г. Носковой. М.: Изд-во МГУ, 1983.С. 11. Вызывает недоумение опубликованное мнение о том, что в те годы, во-первых, исследование социально-психологических аспектов организации труда не получило должного развития (см.: Регуляция социально-психологического климата трудового коллектива. Л., 1986.С. 18), во-вторых, буквально до 80-х гг. XX в. лишь меньшая часть психологов занималасьприкладными разработками (см.: Дружинин В. Н. Экспериментальная психология: учеб, пособие. М.: ИНФРА-М, 1977. С. 5).
• [37] См.: История советской психологии труда. С. 45.
• [38] Ярошевский М. Г. Психология в XX столетии. Теоретические проблемы развития психологической науки. М.: Политиздат, 1974. С. 172.
• [39] Там же. С. 173.
• [40] ЦИТ — Центральный институт труда, сотрудники которого активно разрабатывалипсихотехническую тематику научной организации труда работников.
• [41] История советской психологии труда. С. 9—10.
• [42] См.: Леонтьев А. Н. Опыт экспериментального исследования мышления // Докладына Всесоюзном совещании по психологии. М., 1954.
• [43] См.: Леонтьев А. //. Умственное развитие ребенка. М., 1950.
• [44] См.: Анастази А., Урбина С. Психологическое тестирование. СПб.: Питер, 2001. ;Дюк В. А. Компьютерная психодиагностика. СПб.: Братство, 1994.
• [45] Дискуссия на страницах журнала «Вопросы философии» 1979 г.