Стилистическая оценка деепричастия
При трансформации текста, если заменить личные формы глаголов деепричастиями, и наоборот (Ростов, сдерживая лошадь, отыскивал… Офицер, одною ногою прыгал на земле, другою зацепился в стремени и т. д.), картина детализированного описания действия в основных чертах не изменится. Но эстетическая обусловленность употребления именно деепричастий в каждом конкретном случае заключается в стремлении… Читать ещё >
Стилистическая оценка деепричастия (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Деепричастия несовершенного вида с суффиксамиа, -я (дыша, читая) и совершенного вида типа узнав, прочитав широко используются в книжной речи, в отличие от форм совершенного вида с суффиксами -вши, -ши (узнавши, прочитавши), выделяющихся разговорно-просторечной стилистической окраской (исключения — глаголы, которые не употребляются без постфиксася: улыбнувшись, оглянувшись, — они нейтральны).
Деепричастия, в сравнении с причастиями, обладают большей глагольностью, что обусловлено их семантико-синтаксической связью с глаголом-сказуемым. Обозначая добавочное действие, деепричастия придают речи особую живость, наглядность: — Надоел я вам, — вскочил вдруг Петр Степанович, схватывая свою совсем новую шляпу и как бы уходя, а между тем еще оставаясь и продолжая говорить беспрерывно, хотя и стоя, иногда шагая по комнате и в одушевленных местах разговора ударяя себя шляпой по коленке (Ф. М. Достоевский). Попробуйте в этом предложении заменить деепричастия спрягаемыми формами глагола и вместо динамического описания получите обычное повествование. И напротив, стоит ввести деепричастия в то или иное описание действия — и картина сразу оживится.
Уместно вспомнить эпизод, о котором рассказал Ф. М. Григорович, рисуя литературный портрет Ф. М. Достоевского: «Он (Достоевский), по-видимому, остался доволен моим очерком… ему не понравилось только одно выражение. У меня было написано так: ''Когда шарманка перестает играть, чиновник из окна бросает пятак, который падает к ногам шарманщика». «Не то, не то, — раздраженно заговорил вдруг Достоевский, — совсем не то! У тебя выходит слишком сухо: пятак упал к ногам… Надо было сказать: пятак упал на мостовую, звеня и подпрыгивая.» Замечание это — помню очень хорошо — было для меня целым откровением. Да, действительно, звеня и подпрыгивая выходит гораздо живописнее, дорисовывает движение… Этих двух слов было для меня довольно, чтобы понять разницу между сухим выражением и живым художественно-литературным приемом"[1].
Изучение рукописей русских писателей показывает, что в процессе авторедактирования они порой вводят в текст деепричастия, выполняющие эстетическую функцию в речи. Например, известные строки М. Ю. Лермонтова из стихотворения «Выхожу один я на дорогу» претерпели такую стилистическую правку (окончательная редакция справа):
День и ночь, чтоб голос мне отрадный. | Чтоб всю ночь, весь день мой слух. лелея |
Про любовь рассказывал и пел. | Про любовь мне сладкий голос пел,. |
И чтоб дуб, зеленый и прохладный,. | Надо мной чтоб, вечно зеленея, |
Надо мной склонялся и шумел. | Темный дуб склонялся и шумел. |
В первой редакции совсем не было деепричастий, но поэт изменил лексический состав строфы, вычеркнув ряд прилагательных и вставив выразительные глагольные формы.
В. Г. Короленко, редактируя рассказ начинающего автора, заменил глагол деепричастием: Молодой парень подтаскивает их [бревна] к козлам, низко (гнется) сгибаясь под тяжестью лиственниц[2]. Деепричастие сгибаясь придает описанию особую наглядность. Деепричастия, образно рисующие действие, часто выполняют роль тропов. Как и наречия, они могут указывать на признак действия:
Люблю грозу в начале мая, Когда весенний, первый гром, Как бырезвяся и играя, Грохочет в небе голубом.
(Ф. И. Тютчев) Однако экспрессивная функция деепричастий не ограничивается применением их как тропов, потому что эти неспрягаемые формы глаголов, наряду с личными, постоянно используются литераторами как яркое средство образной конкретизации при «глагольном сюжетоведении». В этом отношении стилистическое использование глаголов и деепричастий одинаково, например:
Ростов сдержал лошадь, отыскивая глазами своего врага, чтоб увидеть, кого он победил. Драгунский французский офицер одною ногою прыгая на земле, а другою зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду новою удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова (Л. Н. Толстой).
При трансформации текста, если заменить личные формы глаголов деепричастиями, и наоборот (Ростов, сдерживая лошадь, отыскивал… Офицер, одною ногою прыгал на земле, другою зацепился в стремени и т. д.), картина детализированного описания действия в основных чертах не изменится. Но эстетическая обусловленность употребления именно деепричастий в каждом конкретном случае заключается в стремлении автора дорисовать главное действие, уточнить его указанием на сопутствующие движения и жесты. Например, в последнем предложении цитированного отрывка главное, к чему приковано внимание, это момент, когда поверженный враг взглянул в лицо своему возможному убийце. Но указание на него было бы не так весомо, если бы писатель не воспроизвел сопутствующих действий, отражающих душевное состояние обреченного: щурясь, сморщившись. Именно такое («дробное») изображение критического эпизода делает читателя живым свидетелем описываемого и вскрывает мотивы поведения Ростова, пощадившего врага: Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, было не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Для художника, изображающего действия, конечно, небезразлично, какое из них представить как главное, а какое — как сопутствующее.