Психология желания. 
Психология и педагогика. 
Избранные труды

ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ИСТОРИИ ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИИ ЖЕЛАНИЯ

Стоит лишь просмотреть какой-либо курс психологии, чтобы убедиться с несомненностью в том, что желания в психологии занимают настолько же малое место, насколько большое место занимают они в жизни человека. История же проблемы психологии желания демонстрирует к тому же, насколько противоречивы споры и сбивчивы те выводы, к которым пришли изучавшие эту психологию. Однако это не значит, что в этих выводах нет ценного. Наоборот, обзор истории психологии желания будет весьма небесполезен.

Пожалуй, больше всего интересовались психологией желания мыслители XVII века. Это происходит от того, что для Декарта, Гоббса, Спинозы и их последователей человек как психофизиологическое существо был прежде всего существом эмоциональным, обладающим страстями, а желания они сближали со страстями и эмоциями. Человек Декарта далеко и далеко не бесстрастно относится к получаемым впечатлениям: он может быть взволнованным, может страстно относиться к ним — удивляться, любить, ненавидеть, желать, радоваться и печалиться. Желание, по Декарту, одна из основных человеческих страстей, направленная на будущее с целью достичь блага и избегнуть зла. Страсти побуждают нас к действию посредством возбуждаемого желания.

Может показаться необычным, что воля при этом оказывается как бы стоящей в стороне. Но разрыв между волей и желанием — очень давний разрыв. Особенно популярен он был в схоластике: воля сближалась не с желанием, а с разумом, и присутствовала в желании лишь поскольку оно — разумное желание. В противоположность этому Гоббс сближает волю с желанием, однако очень своеобразно. Психология Гоббса является как бы предисловием к его политике, и поэтому понятно, что человек Гоббса — человек страстей: он стремится, желает, любит, ненавидит, ра, но дуется, печалится, испытывает отвращение. Все это — основные страсти человека. Значит, Гоббс, как и Декарт, считает желание одной из основных страстей: надежда, отчаяние, вера или неверие в свои силы, доброжелательность, корыстолюбие, честолюбие, малодушие, мстительность, любознательность — лишь различные виды желания. Вся сумма желаний, отвращений, надежд и боязней, чередующихся в нашей душе вплоть до того момента, когда что-либо будет или сделано, или сочтено невозможным, прсдставляет собою процесс так называемого взвешивания (deliberatio). Последнее желание или отвращение в этом акте взвешивания, непосредственно примыкающее к действию или отказу от действия, есть то, что мы называем волей, подразумевая под этим волевой акт (а нс волю как «способность»). Стало быть, воля есть желание, проистекающее из предшествующего акта взвешивания. Воля есть последнее желание в акте взвешивания.

Локк до известной степени примиряет Декарта с Гоббсом в том смысле, что, как Декарт, Локк отделяет желание от воли и, как Гоббс, выводит волю из желания. Локк считает смешение воли с различными аффектами, особенно с желанием, причиной немалых неясностей и заблуждений; этого смешения надо избегать насколько только это возможно. В жизни нередко я хочу одного, а желание тянет меня в другую сторону, даже противоположную. Отсюда очевидно, что желание и хотение — разные акты, и воля, которая, по Локку, есть лишь сила хотения (volition), очень сильно отличается от желания. Зато Локк очень тесно сближает желание со страстью: едва ли какая-нибудь страсть может быть без желания. Где есть недовольство, там есть желание, и каждый из самонаблюдения может увидеть, что желание есть состояние недовольства. А воля? По Локку, наиболее настойчивое желание определяет волю. Воля естественно, от природы определяется к ближайшему действию самым сильным и настойчивым из желаний. Однако мы обладаем силой отсрочивать удовлетворение некоторых наших желаний, и тем самым мы можем рассматривать и сравнивать их: в этом и состоит так называемая свобода воли. Кондильяк вносит очень важную поправку в учение Локка о желании. По Локку, желание есть недовольство, есть то беспокойство, которое человек испытывает благодаря отсутствию того, что доставило бы удовлетворение, если бы было налицо. По Кондильяку же, это недовольство не есть еще желание. Отсутствие чего-либо, что мы считаем необходимым для нашего счастья, вызывает в нас то неприятное состояние, то недовольство, которое мы называем потребностью и из которого происходят желания. Таким образом, по Кондильяку, Локк смешал желание с потребностью, тогда как это — разные вещи: желания рождаются из потребностей. Как? Пока нет представления о том, что мы можем испытывать различные изменения, мы нс можем иметь желания. Только когда мы заметим, что можем перестать быть тем, чем мы есть, и можем снова стать тем, чем были раньше, то из состояния страдания, которое мы станем сравнивать с прежде испытанным состоянием удовольствия, вызываемым нашей памятью, у нас зарождаются желания. Память напоминает нам о предмете, который, по нашему мнению, может содействовать нашему счастью, и тогда деятельность всех наших способностей устремляется к этому предмету. Ее то мы и называем желанием. Таким образом, по Кондильяку, сознание возможности изменения своего неприятного состояния и память о том, что может содействовать нашему счастью, являются условиями возникновения желания.

Еще одну важную поправку вносит Кондильяк в психологию желания. Что мы делаем, когда желаем? Мы думаем, что нам необходимо пользоваться известным благом, и тотчас наше размышление начинает заниматься исключительно этим предметом. Еслигон налицо, мы устремляем на него взор, протягиваем руки схватить его. Если его нет, воображение воспроизводит его и ярко рисует удовольствие от пользования им. Таким образом, желание есть не что иное, как деятельность тех способностей, которые мы приписываем разуму. Желание, по Кондильяку, есть интеллектуальная деятельность. Наоборот, страсти, любовь, ненависть, надежда, страх, воля — все это, по мнению Кондильяка, рождается из желания.

Но и до Кондильяка еще Спиноза указывал на значение памяти для желания. Основное понятие психологии Спинозы — попытка (conatus) самосохранения. Эта попытка, поскольку речь идет о человеке, как психофизическом существе, называется стремлением (appetitus). Одни из стремлений не сопровождаются сознанием, другие — страстные стремления (cupiditas), — сопровождаются. Как и у Гоббса, у Спинозы психология тесно связана с политикой, и потому человек Спинозы менее всего бесстрастное существо: наоборот, по словам Спинозы, сознательное стремление (cupiditas) есть самая сущность человека. Одним из видов этого стремления является желание. Значит, у Спинозы желание всегда сопровождается сознанием, всегда сознательно. При этом в желании основную роль играет память: по определению Спинозы, желание есть сознательное страстное стремление к овладению какой-нибудь вещью, поддерживаемое памятью об этой вещи и вместе с тем сдерживаемое памятью о других вещах, исключающих существование той вещи, к которой мы стремимся. Итак, память поддерживает и сдерживает желание.

Со времен школьной психологии Вольфа живой человек с его страстями и желаниями, надолго почти исчезает со страниц психологии, и его место занимает человек-головастик. Из того весьма немногого, что писала психология XIX века о желаниях, пожалуй, наиболее интересное мы находим у Бэна. ПоБэну, желание — это такое состояние сознания, когда имеется мотив для действия в виде того или другого удовольствия или страдания (реального или представляемого), но нет возможности выполнить действие. В этом конфликте между мотивом для действия и невозможностью выполнить самое действие Бэн видит специфику желания. При желании, как при любом конфликте, имеется неприятное чувство, хотя иногда оно нейтрализуется чувством удовольствия и хотя есть много способов избегать внутренней борьбы и беспокойства, например, посредством отвлечения мыслей новым объектом, или исхода желания в воображаемое действие, или обуздания желания волей (в результате чего получаются состояния выносливости, покорности, мужества, терпения, нетребовательности). Так как во всяком желании есть чувство, то Бэн понимает, почему многие психологи включали желание в число чувствований, но сам он относит желание к воле, так как все наши удовольствия и страдания имеют волевой характер, т. е. побуждают к действию. Вообще отнесение желания к воле так же характерно для психологии XIX века, как отнесение желания к страстям — для психологии XVII века.

Психология XX века мало что изменила по сравнению с психологией XIX века: как и для той, для нее типично чрезвычайно малое внимание, уделяемое психологии желания, а также причисление желания к волевым явлениям, прочно вошедшее в школьные курсы психологии. Только в психопатологии замечаем мы некоторое продвижение, например, в учении о Begehrungsvorstellungen психопатов или в учении о Wunschtraume. В этих учениях желания настолько сближены с представлениями, что оказываются, пожалуй, не только влияющими на ход и характер представлений, но чуть ли даже не самими представлениями: ряд мыслей и образов расшифровывается как желания.

В общем, обзор истории проблемы психологии желания дает картину, полную противоречий. Что же такое, наконец, желание — страсть ли, как думали Декарт, Спиноза и Гоббс, или волевое явление, как думает новая психология с Бэном во главе, или интеллектуальная деятельность, как полагал Кондильяк? Если страсть, то из основных ли, как у Декарта и Гоббса, или из производных, как у Спинозы? Если интеллектуальный процесс, то что в нем играет главную роль — память, воображение или мышление? Если желание связано с волей, то воля ли происходит из желания, или она воздействует на желание, есть ли воля всего лишь последнее желание или она совершенно обособлена от желания? Словом, противоречий тьма. Дело усложняется еще то произвольными необоснованными дефинициями, то, наоборот, отсутствием определений, то небрежной терминологией, то чрезмерными терминологическими тонкостями, превращающими психологический трактат в толкование синонимов.

Однако было бы несправедливо отнестись к истории проблемы психологии желания как к бесплодному топтанию на одном месте. Наоборот, она на многое раскрывает глаза, и если сейчас мы до известной степени в состоянии построить ряд отделов из психологии желания, то только потому, что уже имеются сделанные ранее крупнейшие вклады в эту психологию. В ряде отдельных проблем на нашу долю остается, пожалуй, лишь комбинировать то, что уже было открыто до нас. В первую очередь это относится к проблеме генезиса желания.