Истина и правда

Гегель как-то сказал: «Истина есть великое слово и еще более великий предмет. Если дух и душа человека еще здоровы, то у него при звуках этого слова должна выше вздыматься грудь». Но что есть истина? На этот вопрос нет однозначного ответа, да и сам термин «истина» изначально многозначен. Древнееврейское апгеп обозначает: 1) противоположное лжи или неправде; 2) надежность, доверие верность. Древнегреческое aXr|(psia (алетейя) переводят как: 1) истинное; 2) открытое и честное; 3) подлинная реальность; 4) реальный предмет, а не его копия. Латинское verus означает: 1) истинный; 2) правдивый, а veritas — истина. Истины подразделяют на необходимые и случайные, аналитические и синтетические.

Платон в диалоге «Теэтет» говорит, что можно владеть истиной, не владея знанием. Не будучи познанной, истина как-то присутствует в мышлении. Но знание невозможно без логоса, без разумно-словесного отчета. Предельные истины должны быть истинами осознаваемыми и обозначенными именами. Изреченные мысли, по Платону, неполны и лживы, а высшие истины о бытии невыразимы. Тем не менее бытие нельзя не мыслить, даже если оно непостижимо. По Декарту, ясные истины — от Бога, по Спинозе, истина — это то, как Бог видит мир; отсюда подлинная истина есть признак полного и точного знания.

В западноевропейской философии между собой всегда конкурируют два типа философии: теоретическая и практическая. Первая ориентируется на понятие истины, причем мир истин весьма напоминает трансцендентную область платоновских идей, противоположную сфере текучих материальных явлений. Такой тип философствования М. Хайдеггер назвал эйдетическим дискурсом. Напротив, практическая философия нацелена на понятие Блага, на человеческие потребности и потому предпочитает иной — аксиологический — способ анализа.

В начале XX в. теоретическая философия жестко потребовала освободить знание, претендующее на истинность, от всякого рода ценностных формулировок. В свою очередь, философы-аксиологи ввели запрет на построение своих рассуждений по образу и подобию теоретико-научного знания. В отличие от теоретической и практической разновидностей философии, религиозный дискурс, как правило, стремится к гармонизации истины и блага — по эталону калокагатии Божественной сущности.

В восточных учениях (индуизм, буддизм, даосизм, конфуцианство) истина трактуется как спасительное знание: 1) слово Учителя, указывающее верный путь к спасению; 2) преодоление иллюзии в пользу подлинного образа действительности; 3) путь восстановления мировой гармонии (например, через почитание традиций в конфуцианстве, законов империи в легизме и др.).

В теистических вероучениях истина определяется как соответствие некоторого высказывания Божественному Откровению. Так, в иудаизме и исламе истина — это спасительный Закон, верность Заповедям Бога, переданным людям через Моисея или Мухаммада. Для христиан истина — не некая универсальная абстракция, а живая и спасительная личность Иисуса Христа, который изрёк: «Я есть путь, истина и жизнь» (Ин. 14, 6).

Ложь — антипод истины, правды и честности. В формальной логике термином «ложь» обозначают «не-истину» в самом абстрактном смысле. В философских и религиозных текстах ложь и лукавство отличают от ошибок и заблуждений и определяют их как намеренное искажение сути дела. С религиозной точки зрения ложь есть грех, моральное зло, тщетная попытка обмануть Бога. Лгущий прежде всего наносит вред самому себе, поскольку портит свои отношения с Богом. Ложь может иметь разные масштабы и степени опасности, обладает разрушительной силой, вызывает острые конфликты между людьми. «Отцом лжи» христиане считают самого отъявленного лжеца — дьявола, искушающего людей и побуждающего лгать тех, кто слаб духом. Ж. Бодрийяр расценил современную цивилизацию как продукт тотальной симуляции (сознательной или неосознанной); наша жизь наполнена симулякрами — лукавыми подделками лжи под истину, безобразия — под красоту.

В классической философии, как известно, сложились три разных трактовки истины как соответствия знания действительности:

• • теория корреспонденции исходит из принципа соответствия знания материальному миру (Аристотель пишет в «Метафизике»: «Говорить о сущем, что его нет, или о не-сущем, что оно есть, значит говорить ложное. А говорить, что сущее есть и не-сущее не есть, значит говорить истинное»);
• • эссенциалистская доктрина опирается на принцип соответствия предметов их нематериальным оригиналам — трансцендентным идеям (Платон и др.) или имманентным сущностям (Гегель);
• • теория когеренции основывается на принципе соответствия знания какой-либо форме человеческого сознания:
• — врожденным когнитивным структурам (Декарт);
• — конвенциям социальных групп (Пуанкаре).
• — целевым установкам личности (Джемс);
• — априорным формам мышления (Кант);
• — самоочевидности интуиции (Бергсон);
• — ощущениям (Юм).

Любая теория «соответствия» спотыкается о вопрос «соответствие чему?», т. е. не может точно эксплицировать тот объект, которому знание предположительно ставят в соответствие. Какому объекту соответствует, например, утверждение «У меня болит рука»? Ведь боль субъективна, не регистрируется приборами, а актер умеет вполне правдоподобно имитировать ее на сцене.

Сухотра Свами поясняет указанную гносеологическую трудность древней индийской притчей о повесе, аскете и бездомном псе: каждый из них видит одно и то же — женщину. Однако каждый видит ее по-своему: как объект наслаждения, комок плоти и пищу.

«Если соответствие является истиной, то чьей истине соответствует предложение „Вот женщина“? Повеса, аскет и бездомный пес, глядя на наглядный образец женщины, обратят внимание на разные свойства, отношения и аспекты определяемого объекта. Каждый будет понимать слово „женщина“ и его значение по-своему»^[1].

Как правило, научные и вненаучные истины не отвергают, а дополняют друг друга. Д. А. Цыплаков поясняет это правило следующим примером. «Мы видим студента, бегущего на остановку вслед за автобусом. На вопрос „почему он бежит?“ можно дать два ответа: „потому, что у него сокращаются мышцы“ и „потому, что он опаздывает на лекцию“. Оба эти ответа будут истиной, и они не противоречат, а дополняют друг другу. Так и истины религиозные говорят о добре и красоте, нравственной правде, а истины науки описывают мир практически»^[2].

Действительно ли истина объективна? На этот вопрос подчас отвечают афоризмом: «Мы терпимо относимся к чужим мнениям, пока не имеем своего собственного». С XX в. в философии усиливается иррационализм в понимании истины. Ницше увязывает истину с идеями вечного возвращения и переоценки ценностей. Экзистенциализм противопоставляет объективной истине представление о личной истине как интуитивной явленное™ индивиду подлинного бытия. Сартр усматривает сущность истины в свободе. Ж. Маритен и Н. Гартман объявляют истину особым идеальным объектом в составе трансцендентного бытия. Теоретики постмодернизма говорят о познании как процессе вечной и неудачной «погони» за истиной. По мнению М. Хайдеггера, продолжающего античную традицию, чтобы узнать истину, нужно прибегнуть к «про-из-ведению» — вывести ее из потаенности при помощи техники; причем сама техника предстает видом истинствования. В неклассической философии истине уже не приписывается свойство объективности. Ее отождествляют либо со специфическими состояниями души (С. Кьеркегор), либо с ценностью (Г. Риккерт), либо с языковой интерпретацией (X. Г. Гадамер).

Истина и ценность становятся все более тесно связанными. Понятие ценности стало утверждаться в гносеологии во второй половине XIX в. Его ввел в философию Р. Г. Лотце, полагавший, что ценность возникает исключительно в ситуации ее значимости для субъекта, но не является продуктом его произвола; ценность объективна как общезначимая форма воления и поведения человека. В постнеклассической философии проблема истины превращается в один из аспектов игры по правилам, произвольно выбранным субъектом (М. Фуко).

Русский язык отмечает в слове «истина» онтологический момент — истое, подлинное, реальное. В русской духовноакадемической философии XIX в. различены два рода истин: истина онтологическая (имеет объективный характер и заключена в самом бытии) и истина логическая (подчинена онтологической истине, субъективна и выражена в человеческих суждениях о бытии). Суждение считается истинным, когда оно соответствует сотворенным Богом вещам. В Боге совпадают познание и бытие, онтологическая и логическая истины. Главным критерием истины православная гносеология считает Божественный Разум^[3].

В частности, В. Д. Кудрявцев-Платонов (1828−1891) доказывал, что во всяком познаваемом предмете есть две противоположных стороны — идеальная, обладающая более истинным бытием, и феноменальная, обусловленная случайными видоизменениями. Идеальный мир — это объективное содержание истины. Вершина иерархии идей — абсолютная идея, суммирующая в себе все свойства идеального бытия и обладающая абсолютной истиной. Эта идея совершенна и индивидуально-конкретна по форме своего бытия. Она неисчерпаемая, ею обладает Бог, человеку же не дано познавать ее полностью. По Кудрявцеву-Платонову, установление истины предмета связано с отнесением его к ценностям-образцам:

«эмпирию» предмета следует сопоставлять с тем, каким предмет должен быть^[4].

И. Кантом доказано: чтобы познавать, надо действовать, а действование преображает познаваемое; в итоге человек познает не то, что первозданно существовало, а то, что воссоздано им по схемам его понятий и творческого воображения. По Г. В. Ф. Гегелю, там, где происходит взаимное отражение субъекта и объекта, для измерения силы творчества нужно особое понятие истины как меры соответствия реального с идеальным. Поэтому Гегель часто определял истину как соответствие вещи ее понятию.

• [1] Сухотра С вами. Тень и реальность. М., 1998. С. 60−61.
• [2] Цыплаков Д. А. Религиозная и научная истина: аспекты секуляризации //Религиоведение. 2011. № 1. С. 71.
• [3] См.: Цвык И. В. Проблема истины в русской духовно-акадсмичсской философии XIX века // Вести. Моек, ун-та. Сер. 7, Философия. 2004. № 2. С. 14−30.
• [4] 51 См.: Кудрявцев-Платонов В. Д. Сочинения: в 3 т. Сергиев Посад, 1892−1894.Т. 1, ч. 1.