Социальная технология. 
Классические теории через призму социологического воображения

Под «социальной технологией» К. Маннгейм понимает «совокупность методов, оказывающих влияние на поведение человека и служащих в руках правительства сильным средством социального контроля… Новая наука о человеческом поведении дает в руки правительства знание о человеческом разуме, которое можно использовать для увеличения эффективности управления»^[1].

Как и любая технология, она ни хороша и ни плоха сама, но себе, может служить добрым целям, а может господствовать над человеком — ее характер зависит от самого человека. Важно, чтобы она способствовала утверждению свободы и гуманизма. Необходимо «планирование ради свободы».

По мнению ученого, в современном обществе возникли ряд объективных факторов, которые сделали востребованным социальное планирование.

Среди них социолог отмечает следующие.

• 1. Разделение труда, как еще показал Э. Дюркгейм (см. главу 5), с неизбежностью увеличивает социальную дифференциацию. Соответственно требуются рациональные усилия для оптимизации многообразного функционирования.
• 2. Знание увеличивается количественно и качественно. Возникают принципиально разные системы знания, а с ними и проблема терпимости к иным ценностям и целям жизни. Здесь не годится ни тоталитарное навязывание мнений, ни нейтралитет. «Терпимость предполагает лишь то, — замечает социолог, — что каждый должен иметь законную возможность изложить свои доводы, и вовсе не означает, что никто не должен им верить… нужно мирное урегулирование»^[2].
• 3. Противоположные идеалы и ценности способствуют дезинтеграции человеческой личности. Причем если в традиционном обществе они принимались слепо, то «в нашем обществе создание новых ценностей и их принятие основаны на сознательной и разумной оценке»^[3].
• 4. В современном обществе люди имеют дело с множеством религиозных вероисповеданий и с плюрализмом мнений, но политическим вопросам.
• 5. Увеличение ценностей идет без развития технологии, необходимой новой системы образования, которые бы регулировали эти ценности. «Рано или поздно все станут неврастениками, поскольку затруднен разумный выбор в хаосе противоречивых и непримиримых ценностей… — отмечает К. Маннгейм. — Невозможно представить себе человека, живущего в полной неуверенности и с неограниченным выбором»^[4].
• 6. Усложняются проблемы социальной справедливости, что относится и к труду, и к досугу.
• 7. Актуальными становятся проблемы саморационализации и рефлексивности, что связано с востребованностью социального механизма, но формированию самодисциплины, самоограничения, согласия в условиях реальной конкуренции идей. «Только когда привычка к дискуссии ежедневно ведет к примирению антагонистических оценок, а привычка к сотрудничеству — их взаимному усвоению, можно надеяться на то, что парламент с его большими организованными партиями, каждая из которых преследует свои стратегические цели, сможет выработать общую политику… Согласованность — это нечто большее, чем достижение теоретической договоренности по определенным вопросам. Это общность жизненных установок»^[5].
• 8. Необходимо найти новый баланс между рациональностью и иррациональностью. «В этом случае, — отмечает социолог, — нам придется признавать и культивировать в некоторых сферах и те ценности, которые апеллируют непосредственно к чувствам и иррациональным силам в человеке, в то же время сосредоточивая наши усилия там, где это возможно на раскрытии собственно рационального проникновения»^[6].
• 9. Уменьшилась сила или исчезли архетипы (исконные образы в коллективном сознании), воздействовавшие на подсознание, которые на протяжении многих столетий регулировали человеческие отношения. К. Маннгейм называет следующие архетипы: герой, мудрец, дева, святой, кающийся; в области христианского воображения: крещение, отпущение грехов, любовь к ближнему, причастие, добрый пастырь, распятие, искупление, замечая, что «их исчезновение без замены чем-то другим ведет к дезинтеграции современного жизненного опыта и человеческого поведения»^[7].
• 10. Бесконечное стремление к повышению своего благосостояния, непомерное выпячивание комплекса силы, расточительство, бездуховность чувств и эмоций ведут к тому, что «люди ищут удовлетворение в аномальной реакции».

Решение этих проблем социолог видут в реализации нового идеала: «Планирование ради свободы», который осуществим с помощью социальной технологии, основанной на социологии знания. Он считает, что гуманистическое содержание как рациональности, так и иррациональности может быть сохранено, если общество научится планировать свое развитие.

По его мнению, суть всех конфликтов выражается между принципом «laissez-fair» (невмешательство; неограниченная свобода предпринимательства) и принципом регулирования: «Все плодотворные битвы современности ведутся за какуюлибо форму планируемого общества»^[8].

Социолог отмечает, что существующие формы планирования противоречат природе человека и общества. Он не приемлет диктаторское планирование, вырастающее из «негативных действующих сил массовой демократии», ибо оно осуществляется в односторонних интересах определенной социальной группы. В таком планировании нет места критике, оно навязывает населению «мнения и поведение, не свойственные истинной природе гражданина». С другой стороны, либеральный механизм вне планирования может порождать иррациональные тенденции, представляющие опасности для общества и культуры, в частности, депрессии, рост инфляции, безработицу.

К. Мангейм ратует за некое альтернативное планирование, адекватное характеру общества: «После того как сегодня мы совершенно ясно увидели, куда ведет в формировании мнения, с одной стороны, полное подавление, с другой — laissez-fair, все дело в том, чтобы найти рациональным и экспериментальным путем такое соединение того и другого, которое представляло бы собой оптимальное выражение характера общества и культуры»^[9].

Социолог выделяет ряд критериев такого планирования. Это прежде всего «способность и тенденцию к продумыванию до конца действия каузальных связей»^[10]. Оно, конечно, должно быть демократичным. Оно предполагает стратегию, основанную на реальном учете людских и материальных ресурсов. Оно осуществляется на основании социальной справедливости, включая договоренности и компромиссы социальных групп.

И главное — планирование предполагает задействовать инструментарий социологии знания, что позволит изучить и применить на практике планирующее мышление взаимозависимости. Оно имеет характер рациональности и рефлексивности, «всегда осознает свою живую функцию и постоянно контролирует себя; ведь планирование объединяет в себе жизненный процесс (стратегию) и мышление»^[11].

Социолог особо подчеркивает, что подлинной опасностью для планирующего мышления является превращение в застывшую систему, окостенелость администрирования.

Способное к рефлексивности планирующее мышление, по мнению социолога, является реальным противовесом поднимающейся и усиливающейся иррациональности и дегуманизации.

Таким образом, на пути к истине и в процессе рационализации происходит расколдование мира, что ведет к прогрессирующему исчезновению ложного сознания, идеологий, утопий.

Вместе с тем ненамеренные последствия этого процесса, подчеркивает ученый, амбивалентны — его негативное влияние проявляется в том, что люди становятся циниками и скептиками, ставят под вопрос значимость идеалов вообще. Отсюда вытекает важнейший компонент социологического воображения ученого — необходима гуманизация человеческих отношений, чему, собственно, должны способствовать социология знания и планирование развития социума на основе мышления взаимозависимости.

Достижение единства рефлексивности и планирования, по мнению социолога, является реальным противовесом поднимающейся и усиливающейся иррациональности и дегуманизации.

Из работы: К. Маннгейм. Диагноз нашего времени^[12]

• [1] Манхейм К. Диагноз нашего времени // Карл Манхейм. Диагнознашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 414—415.
• [2] Манхейм К. Диагноз нашего времени // Карл Манхейм. Диагнознашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 419.
• [3] Там же. С. 433.
• [4] Там же. С. 436.
• [5] Манхейм К. Диагноз нашего времени // Карл Манхейм. Диагнознашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 438.
• [6] Там же. С. 435.
• [7] Там же. С. 535.
• [8] Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // КарлМанхейм. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 278.
• [9] Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // КарлМанхейм. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 329.
• [10] Там же. С. 335.
• [11] Там же. С. 394.
• [12] Манхейм К. Диагноз нашего времени // Карл Манхейм. Диагнознашего времени. М.: Юрист, 1994.