Типы рациональности и иррациональности

Прежде всего К. Маннгейм выделяет субстанциональную рациональность. Это рациональность, предполагающая мыслительный акт, который стремится постигнуть ситуативные события и в большей или меньшей степени достигает этой цели.

Субстанциональная иррациональность основывается на влечениях, импульсах, желаниях, чувствах, как на уровне бессознательного, так и на уровне сознательно прослеживаемого функционирования.

Функциональная рациональность предполагает действия, организованные таким образом, что они ведет к достижению заранее определенной цели, «вследствие чего каждый член таких действий обретает по занимаемому им месту функциональную ценность«^[1].

Противоположное социолог обозначает как функциональную иррациональность.

Кроме того, социолог вводит понятия саморационализации и рефлексивности.

«Под саморационализацией я понимаю систематический контроль над влечениями, который индивид должен заранее произвести, если он хочет осуществить объективную функционально рациональную систему действий или включиться в нее»^[2].

А рефлексивность предполагает обращение наблюдения или действия на самого себя с целью самопреобразования. Социолог поясняет: «Человек направляет свою рефлексию на себя и свое действие большей частью для того, чтобы изменить и преобразовать себя»^[3].

Все типы рациональности определенным образом связаны друг с другом.

Так, «действие функциональной рациональности парализует суждение». Более того, чем больше современное массовое общество рационализируется функционально, считает социолог, «гем больше в нем действует тенденция к нейтрализации субстанциальной моральности». В итоге может возникнуть парадокс утверждения толерантности, основанной на исключении идеалов или веры: «Идея толерантности, — пишет он, — не что иное, как мировоззренческая формулировка тенденции исключить из публичной дискуссии всякое субъективное или связанное с определенными группами содержание веры, т. е. субстанциональную иррациональность и утвердить оптимальное в функциональном отношении поведение»^[4].

К. Маннгейм замечает, что далеко не всегда иррациональность вредна для человека. В виде сублимаций она может действовать как мощный импульс для создания культурных ценностей или усиливать радость жизни. В этом качестве проявляются функции спорта или празднеств. Некоторые религиозные чувства и нормы могут быть по своему качеству иррациональными, но при этом они вносят свой вклад в функционирование общества в целом.

Однако если иррациональность социально не структурирована, то она дисфункциональна для общества. Такое, в частности, может происходить с проникновением иррациональности в политику, когда имеет место умаление управления. «Тогда средствами демократии достигается противоположное тому, что было первоначально смыслом демократизации». Возникает тем самым процесс «негативной демократизации»^[5].

Вместе с тем рационализация в определенных случаях может иметь дисфункциональное влияние на общество, если, например, она подавляет духовные и моральные силы.

«Демократизация, — отмечает К. Маннгейм, — подобно другим достижениям современной техники, радио и прессы в том, что она может служить в своем развитии средством усиления как позитивных, так и деструктивных сил… современные успехи демократизации могут содействовать и росту аморальных сил»^[6].

Как видно, подходы К. Маннгейма к рационализации несколько иные, чем у М. Вебера (см. главу 8).

• [1] Там же. С. 294.
• [2] Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // КарлМанхейм. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 296.
• [3] Там же. С. 297.
• [4] Там же. С. 304.
• [5] Мстхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // КарлМанхейм. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 301.
• [6] Там же. С. 307.