Ошибки понимания на уровне «знак — суждение»

Как было отмечено еще в XVII в., ошибки в расшифровке смыслов исходного речевого произведения не ограничиваются непониманием только понятий, заключенных в отдельных словах или словосочетаниях. Они могут затрагивать смысл целых суждений и более сложных логических конструкций. Эти ошибки часто происходят от недостаточно внимательного отношения к синтаксической организации высказывания. Такие ошибки наиболее очевидны в философских рассуждениях автора оригинального текста.

Обратимся еще раз к роману Турнье «Лесной царь» и его переводу на русский язык. Герой, раздумывая о том, доставляет он удовлетворение женщине или нет, записывает в свой дневник образную фразу: «C’eta’it vrai. Et il est egalement vrai que Vhomme qui mange son pain ne s’inquiite pas de la satisfaction qu’eprouve, ou n 'eprouve pas, le pain a etre ainsi mange». — И это было правдой. Но, ведь правда и то, что человека, поедающего хлеб, не заботит, получает или не получает удовлетворение хлеб от того, что его съедают именно таким образом (перевод мой. — Н.Г.). В этой фразе аллюзия на мужской эгоизм в любви очевидна.

Переводчику, видимо, некогда было разбираться в премудростях философских размышлений автора, облаченных в определенную синтаксическую форму французского высказывания, поэтому он с легкостью распространяет объектное дополнение удовлетворение (la satisfaction), относящееся к слову хлеб (le pain) — подлежащему придаточного предложения, на субъект главного предложения — слово человек (Vhomme). Тем самым смысл высказывания полностью искажается: «Опять чистая правда, как и то, что, утоляя голод ломтем хлеба, мы равно не заботимся ни о собственном удовольствии, ни о том, чтобы доставить его поглощаемой пище». Для большей наглядности приведем французское высказывание и два его перевода в трех параллельных колонках:

C’ltait vrai. Et il est 6galement vrai que l’homme qui mange son pain ne s’inquifete pas de la satisfaction qu’eprouve, ou n'?prouve pas, le pain k etre ainsi mang?.

И это было правдой. Но ведь правда и то, что человека, поедающего хлеб, не заботит, получает или не получает удовлетворение хлеб от того, что его съедают таким образом.

Опять чистая правда, как и то, что, утоляя голод ломтем хлеба, мы равно не заботимся ни о собственном удовольствии, ни о том, чтобы доставить его поглощаемой пище.

Переводчика не очень беспокоит философия Турнье, поэтому он легко опускает весьма важный для понимания смысла высказывания фрагмент etre ainsi mangi — быть съеденным именно таким образом. При этом он не стесняется в пустой отсебятине и добавляет определение чистая к слову правда, создавая тем самым штамп, слово ломоть к слову хлеб. Более того, он вводит в текст идею утоления голода, которая вовсе отсутствует у автора оригинала.

Философские рассуждения оказываются трудноразрешаемой задачей для переводчика. Следующий фрагмент текста демонстрирует еще одно предательство, на этот раз обусловленное непониманием смысла высказывания в целом. Для большей точности отметим, что искажение смысла возникает в этом случае в результате комплексного непонимания как синтаксической структуры высказывания, так и некоторых из составляющих его слов.

В самом начале романа Турнье размышляет о том, что такое монстр, чудовище, в чем суть этого явления.

Le monstre est ce que l’on montre — du doigt, dans les fetes foraines, etc. Et done plus un etre est monstrueux, plus il doit etre exhibe. Монстр, пишет Турнье, это тот, на кого показывают пальцем на ярмарках, и т. п. Выходит, чем более чудовищно существо, тем более оно должно выставляться напоказ. Идея автора достаточно ясна: уродливость монстра неизбежно связана с его выставлением на всеобщее обозрение. Переводчик отделывается здесь лишенной всякого смысла фразой: «То есть это диковинка, которую выставляют на всеобщее обозрение, к примеру, на ярмарке. Таким образому существо тем более чудовищно, чем оно более диковинно».

Далее автор разъясняет, что именно это и наводит ужас на его героя:

Voila qui me fait dresser le poil, h moi qui ne рейх vivre que dans l’obscurit6 et qui suis convaincu que la foule de mes semblables ne me laisse vivre qu’en vertu d’un malentendu, parce qu’elle m' ignore.

Вот отчего волосы встают дыбом. Ведь я могу жить лишь во мраке. Я уверен, что толпа мне подобных оставляет меня в живых только по недоразумению, ведь она не знает, кто я (перевод мой. — Н.Г.).

Вот что ужасно. Я вынужден таиться от своих ближних, чтобы те не выставили меня на позорище.

Как видим, в опубликованной русской версии чудовище сокрушается совсем по иному поводу.